Silent Hill ost - promise Michael Kamen – Political Death (The Dead Zone OST) Marc Shaiman – Open House (Misery OST)
Клинок указывал в грудь вершиной гнутого лезвия. Наруто глазами находит глаза Омои и отшатывается, ужаленный холодным, острым взглядом. Тело рефлекторно делает шаг назад, в попытке то ли сбежать, то ли просто увеличить дистанцию, но Омои негромко произносит, пресекая попытки даже вдохнуть без разрешения: - Не двигайтесь. Его голос спокоен и собран. Тело Наруто против воли хозяина слушается приказа, застывает, тяжелое - словно форма, залитая чугуном. Он уже чувствовал похожее давление: наверху, в спальне. Так давил Мист, хотя ощущение от воздействия Омои несколько иные - не леденящие цепи, а гибкие, проворные лианы. "Что делать?" - спрашивает Наруто, но Голос внутри молчит. Его нет и помощи ждать тоже неоткуда. - Я хочу поговорить с Вами, господин, - вежливо произносит мулат и Наруто бы с удовольствием ему поверил, не будь острый клинок жалом направлен ему в сердце. То, что именно в сердце Узумаки ощущал наверняка - от него распространялись теплые волны освобождающей магии. Освобождающей от темных чар, одной из которой считался Мист. Юноша остался один на один со слугой и сложившаяся ситуация его нисколечко не радовала. - Не слишком комфортная обстановка для разговора, да, Шон? - облизнув пересохшие губы спросил Наруто. Омои посмотрел на него с непонятным выражением, которое можно было принять за... разочарование? - Боюсь, что выбор не велик. А мне необходимо поговорить именно с Вами, без Вашего советника. То, как Омои указывал на Голос, Наруто решительно не нравилось. Впрочем, Итачи тоже был не подарком и высказывался в адрес слуг ничуть не дружелюбнее. Секунды бессловесной борьбы взглядов тянулись как мед. Юноше становилось все труднее и труднее дышать - отсутствие под сердцем Миста с непривычки вызывало тянущее чувство пустоты. Почти болезненное, странное и страшное - от него хотелось избавиться немедленно. - Какая у него цель, как Вы думаете? У Итачи Учихи? Наруто снова смочил языком губы - тихий голос Омои, все пережитое и спящий вокруг особняк давили невыносимой тяжестью, иссушая тело в щепку. - Остановить демона, - уверенно говорит Узумаки, и сам заряжается собственной убежденностью. По крайней мере, пытается. Врать мулату бесполезно - черные глаза видят насквозь. Омои смотрит так внимательно, словно желает заглянуть в душу, за маску лица и рассмотреть правдивый ответ там. Но - не получается. Наруто говорит честно. - А что, если все не так? - спрашивает мулат и немного меняет положение тела: от этого по лезвию криса пробегает лунный всполох, - что, если у него совсем иные цели? Наруто думал об этом. Пожалуй, с самого начала. Но неизменно натыкался мыслями на преграды: Голос его спас. Защитил, помог скрыться. Ему не было причин обманывать касательно своих целей. Важно то, что Голос помог. Поддержал, когда все делали вид, будто Наруто сумасшедший, заставляя верить в это и самого Наруто. Так юноша и сказал, неотрывно глядя в черные глаза напротив: - Я ему верю. Он спас меня, тогда, когда ты с сестрой ратовал за мое заключение в лечебнице. Омои мог бы ответить: я хотел Вас защитить. Мог ответить: в моих действиях не было ошибки. Мог заверить: Вам бы помогли. Мог оправдаться: я действовал по приказу. Мог... Да только все эти слова и пафосные речи лишь оправдания для захворавшей совести и гниющих в могилах тел тех, кто отдал приказ. Что они значат сейчас, кому повелевают? Кости без сердца, черепа без души - вот кто обязал Омои сделать все, чтобы защитить Наруто. Вот, кто заставил Каруи пойти на такое... Омои сильнее сжал в руке нагревающуюся рукоять. Это его собственный жар дарит металлу тепло или отблеск яростной сопротивляющейся силы оказался мощнее, чем представлялось раньше? В отражении на клинке мелькнули злые черные глаза, обещая страшную кару, но иллюзия исчезла раньше, чем мулат сумел бы испугаться. - Почему ты меня не отпускаешь? - тихо спросил Наруто. - Приказ, - так же тихо и честно ответил мулат. - Чей? Омои молчал. Сказать правду, значило признаться в слепом следовании приказам догнивающих мертвецов. Отвечать было нечего, оправдываться не перед кем. Единственный живой потомок Узумаки смотрит на него сейчас своими невозможными глазами. Единственный Узумаки, чье мнение Омои должен не учитывать. Единственный, чье мнение действительно важно. Насмешка судьбы, ведь других господинов уже не осталось. Так почему приказы трупов дороже приказов людей? - Семья Узумаки, - наконец говорит мулат очевидное. Произнесенное не стало неожиданностью, но на секунду оглушило непоколебимостью тона и хладнокровием, граничащим с ледяной неприязнью. - Согласно распоряжению вашей семьи, мы имеем право применять любые меры для вашей защиты. Согласно подписанным вашим дедом документам, разрешено так же медикаментозное воздействие, чтобы удержать Вас... от опасной тропы, - Омои говорит спокойно, словно бы не рассказывает сейчас господину и другу о том, что имеет полное разрешение, одобрение и право превратить Наруто в овощ при сомнительной необходимости. - Путь, что выбрала Каруи, - горько произносит Наруто. Словно в душу плюнули. Откровение... На вкус мерзкое, как дёготь и кислое, как сок лимона. - Правильный путь, - говорит Омои и делает шаг вперед. Наруто пытается дернуться, выпутаться из паутины невидимых лиан, но лишь сильнее увязает в расстеленной покрывалом магии. Мулат приближается, шаг за шагом, пока крис не прижимает хлопковую ткань сорочки к груди. Наруто чувствует - глубокий вдох и голубое лезвие прорежет кожу, испьет крови. - У вас приказ в психушку меня сплавить, а не убивать, - процеживает сквозь зубы он, с неприязнью глядя на Омои. - Тот приказ отдали трупы, а я не специализируюсь но разговорах с мертвыми, - произносит Омои, вблизи рассматривая выбеленное темнотой лицо, решительно сжатые губы. И глаза. В них нет ведьмачьего огня Каруи, нет ледяного спокойствия Омои. Нет даже темной силы колдовских черных глаз, на секунду отразившихся в крисе. В них нечто иное, и это иное носит не наследие семьи Узумаки, не страшный подарок судьбы Намикадзе. Нечто... совершенно другое. - ...Поэтому, отдайте мне новый и убедите ему следовать, - продолжает мулат, цепко держа глазами взгляд. У Наруто ощущение, что его умоляют. У Омои - что он умоляет. Может быть и правда стоит молить, чтобы разрешили не делать то, о чем пожалеют, чтобы не предавать друга, чтобы спасти сестру... Наруто нервно касается губы кончиком языка, не в силах ответить. Сказать, что "отпусти меня, я помогу и вернусь" - глупо и по-детски. Добавить, что все станет как раньше? Нет, понимает Наруто, сказать подобного он не может - кого он хочет убедить? Слугу или себя? Обоим ясно, что ничего как раньше не будет, не будет безграничного доверия и ненавязчивой опеки, не вернуть ушедшей тайны. Мир изменился безвозвратно, и либо Наруто безумец и жить ему в лечебнице душ, либо придется принимать условия нового мира. Омои понимает несказанное, но точно так же делает вид, словно еще возможно повернуть время вспять. - Отдайте мне приказ. Наруто вдыхает сквозь сжатые зубы. Приказать Омои сейчас означает поставить жирный крест на всем прошлом, что их связывает - вот к чему ведет мулат. Наруто и Омои канут в лету, если кто-то и будет жить дальше, то господин Узумаки и слуга Шон. Люди, которых уже не будет связывать дружба и товарищество.***
Каруи почти бегом спустилась по лестнице, перепрыгивая по две ступени за шаг. Нечто неумолимо тянуло ее на улицу, заставляя суматошно искать глазами выход. Самое страшное, что Каруи догадывалась о происхождении этой ненормальной тяги - и виной ей была вовсе не необходимость отыскать молодого господина, пока тот не натворил глупостей со своим... А, собственно, с кем? Как назвать ту тварь, что поселилась в Узумаки и не собиралась оставлять господина в покое? Это не ведьмак - ему удалось избежать ведьмачьей слабости. Ни пения, ни отвары не взяли эту нелюдь. Каруи буквально вынесло в прихожую - девушка еле-еле успевала переставлять ноги. Попытка вырваться из объятий удерживающей силы потерпела крах - то, что тянуло ее как рыбешку на крючке, не искало иной добычи и не удовлетворилась бы ни чем другим. Сопротивление бесполезно - кому как ни Каруи это понимать? Распахнувшаяся дверь устроила сквозняк и в лицо мулатке ударил поток прохладного воздуха, принесший запах можжевельника. Жестокая насмешка над не справившейся со своей обязанностью защитницей. Неведомая власть тянула ее к заднему двору, в узкий проход под сенью низеньких осин. Трава под ногами превратилась в шипы и Каруи тихонько ругалась на обжигающую боль в ступнях - словно по углям шагала, неспособная идти дальше, но и остановиться не в силах. Девушка не удержалась, упав на колени и только чудо помогло ей вовремя сжать зубы и не завопить от огревшей все тело резкой боли - колени словно разворотило, в тонкую кожу подошвы ног будто загнали раскаленные добела гвозди. А сила продолжала волочь по земле, заставляла подтягивать тело вперед, цепляясь скрюченными пальцами за лезвия-травинки, изрезая руки в кровь, а тело в алые лоскуты чистой агонии. И вдруг все прекратилось. Ушло с легким ветром, всколыхнувшим монетки осиновых листьев, растворилось в тихих отдаленных звуках. Каруи обессиленно упала лицом на мягкую теперь траву, вдыхая запах измочаленных зеленых телец. В горло будто песка насыпали - и он забился в нос и слезотоки. - Омои, - тихо, хрипло позвала она. И оказалась права - брат действительно был рядом. Он опустился на корточки подле нее. Рука легко коснулась налившихся ярко-красным волос, пальцы ласково перебрали пряди. - Поднимайся, - сказал Омои, осторожно, но крепко обхватывая хрупкие девичьи плечи. Так она сама однажды поднимала расшибшего колени брата в детстве, когда-то давным давно, в другом мире и другой жизни. - Не могу, - шепотом ответила Каруи, у которой от облегчения на глаза навернулись слезы. - Там крис... Красивый клинок, привезенный семьей Узумаки вместе с двумя детьми с Явы был безжалостен к любой тьме. Особенно, произрастающей с той же земли, что и он сам. Каруи знала, что отступничество древний кинжал не простит. Гнутое его тело столько лет хранилось под порогом и, в отличии от других схожих реликвий, своей силы не теряло, а наоборот, накапливало ее, черпая прямо из земли. Крис гнал девушку прочь, на задний двор, туда, где у колодца помирала нечисть. Каруи приподнялась и обхватила брата дрожащими руками: - Я думала, что смогу уйти, понимаешь? Думала, он примет меня за свою... Омои дышал у ее уха, но молчал. - Я бы на все пошла, чтобы выполнить долг. На все, - убежденно шептала она, - И на это тоже. Господина надо спасти. Надо. Тело затрясло - так странно сказывалось отсутствие страшной боли. Каруи не боялась такой реакции - еще немного и его захлестнет вновь обретенная сила, сущность переменится. Можно будет последовать за господином, не опасаясь ночных тварей. Омои чуть отстранился, заглянул в лицо сестры. Поправил растрепавшиеся волосы осторожным движением, посмотрел в глаза. В ясно-янтарные радужки, закатным солнцем сверкающие даже в сгустившейся тьме. Вокруг с легким шелестом оседал туман - к Каруи дымка не могла даже приблизиться. - Что же ты наделала? - горько, с сожалением сказал Омои. Каруи непонимающе смотрела на него. В темноте ночи, высеребренной лунным светом, ее глаза сияли двумя кострам. Раньше они лишь сверкали мистическими отблесками, теперь же сила лилась из них бурной рекой. Рекой, которую ей не проконтролировать. - То, что не решился сделать ты, брат, - так же тихо ответила она. И добавила: - Ради господина. Ради приказа можно пожертвовать многим. Ради защиты подопечного- еще большим. Но ради спасения самого важного можно отдать все. Иногда Каруи хотелось взять кухонный нож, прийти ночью в господскую спальню и навсегда избавить молодого Узумаки от страшной судьбы. Так... было бы проще, ведь в обычной смерти нет ничего страшного. А своевольный господин не принял даже того варианта, где ему позволялось жить. Да, в лечебнице. Но жить, дышать, а не гнить в могиле, оставшись памятью в сердцах своих слуг. Лучший выход. Ради его исполнения можно и... Омои покачал головой из стороны в сторону: - Ради себя, - как приговор сказал он. - Ты сделала это только ради себя. И поднялся, отстраняясь. Омои славился своей способностью продумывать собственные шаги и анализировать ситуацию. И еще ни разу в жизни ему не было так больно от своей особенности. Каруи такой способностью не обладала. Импульсивная, яростная, она шла на поводу сиюминутных нужд и вместе с вдумчивым братом образовывала великолепный тандем. Она действовала, когда Омои терялся в рассуждениях. Она решительно брала на себя ответственность за общие ошибки и отстаивала интересы брата перед всеми. А еще она могла продать собственную душу, чтобы стать яростным злым леяком* и продолжить выполнять свой долг. Омои знал, что нуждается в ней, как и она в нем. Омои знал, что без решительной сестры потеряет все свои хваленые способности и никогда впредь не станет цельным. Но он уже проанализировал ситуацию. И сделал выбор, как поступить. Впервые так скоро и без мысленного совета с сестрой. Наверное, Каруи что-то почувствовала. Наверное, она даже могла это предотвратить. Наверное, она все еще слишком верила своему дорогому названному брату. Наверное, она ошиблась. Крис оказался не у порога, а в смуглой руке мулата. Вынырнувший из зеленой ткани и очерченный лунным серебром, он смотрел на немо взвывшую от боли Каруи. Властная сила вновь сковала ее, подавляя все приобретенные способности и вынуждая ползти по травяным лезвиям к колодцу. К тому самому, где умирает нечисть. К тому самому, где сегодня должна умереть новорожденная леяка.***
Омои догнал две вяло передвигающиеся фигуры на выходе со двора. - Стойте, - прикрикнул он. Те остановились как вкопанные. Сердце Фрэнки тревожно заныло - мулаты сегодняшней ночью не предвещали ничего хорошего. Конкретно этот полу-нигер обошел двух обнявшихся мужчин, заглянул в пустые глаза одного и остановил взгляд на другом - смотрящем испуганно и непроизвольно сглатывающем. Брат сучки, а это был именно он, задал свой вопрос спокойным, нейтральным голосом: - Что вы с ней сделали? Пояснять кто именно и с кем конкретно не потребовалось - Фрэнки смекнул, что вопрос задавался именно ему. И отвечать совершенно не хотелось. К своему ужасу мужчина углядел в руках парня клинок - какой-то гнутый и, наверняка, ритуальный. После сегодняшних событий, санитар вполне мог поверить, что его хотят принести в жертву, а сердце скормить товарищу или собакам. Омои проследил взглядом за глазами мужчины и понял, что того смутило: - Кинжала не бойтесь, - сказал он. - Я не собираюсь вас убивать. Что вы сделали с моей сестрой? Приказ говорить, которого нельзя ослушаться, но что-то держит челюсти сомкнутым. Но, кажется, что мулату не нужны объяснения, он говорит сам: - Пытались изнасиловать? Пожалуй, Фрэнки ожидал любой реакции: злости, сопливой несдержанности или обвинений. Однако голос Омои был спокойным, словно он спрашивал о погоде. Как ни пытался санитар унюхать в речи приближающиеся неприятности - их следа там не было. "Вы пытались изнасиловать мою сестру?" звучало так же, как "сколько сейчас времени?" или "Цены на оливковое масло снова подросли". - Понятно, - добавляет мулат спустя полминуты. Кажется, вопрос был риторическим. Небрежное движение смуглой руки и Фрэнки ощущает, как его челюсти разжимаются. Напряжение на всех мышцах спадает, а боль в сломанных конечностях словно бы облегчается. Боб рядом вздрагивает и моргает слепыми глазами. - Вы сейчас уйдете и никогда не вспомните о сегодняшней ночи, - голос мулата такой же спокойный, а ночной взгляд не выражает ни малейших беспокойств. Сволочь бездушная. Зато оба мужчины ощущают, что тела начали их слушаться. Неуверенно, запинаясь в собственных реакциях - словно с непривычки. Но слушаться. Мулат не обладал той подавляющей силой, что его сестра. Фрэнк чувствовал, что при желании может ослушаться, но все же не стал искушать судьбу. - Уходим, - быстро шепнул санитар товарищу, грузно облокачиваясь на него. Не до конца пришедший в сознание Боб даже не обратил внимание на сломанную ногу дружка, впрочем продолжая его поддерживать как и раньше. Богиня ведь сказала - не оставлять одного. Почему-то это было важно, хотя от чего и почему мужчина не знал. Фрэнки понимал, что надо выйти за границы чертового особняка, не то ведьма доберется до него... Сучка драная. Уже отойдя на безопасное, как ему казалось, расстояние, Фрэнк приоткрыл губы и, убедившись, что тело его полостью слушается, выдал: - Мы придем за тобой, нигер сраный. Сотню раз пожалеешь, что дал мне сегодня уйти. Ты, и твоя шлюха-сестра! Да, думал санитар, они еще вернутся. Благо, друзей полный Аркхэм, и редкий откажется набить рожу нигеру. А сестру его, негритоску, всей толпой отделают так, что сидеть потом месяц не сможет. Ведьма пугала только когда с ней наедине был, а при поддержке компании, пусть даже только в воображении, страх перед таинственной силой бабы утихал. Омои на выпады внимания не обратил. Лишь сказал, чтобы убирались, пока он не передумал и Фрэнки взаправду убрался. Нигер, конечно трус, раз испугался бить морду за сестру, хотя мужчина и сам не хотел драки - со сломанным-то запястьем и голенью костями наружу... Но все же, было неожиданно. Может, нигер надеялся, что если отпустит санитаров, то избежит неприятностей. Да, скорее всего, так и есть. Тогда Фрэнки собирался серьезно его разочаровать. Омои проследил, как мужчины залазят в машину и заводят мотор. Как бы эти дураки не думали, вырваться из власти Каруи им так и не удалось... Зато, за пределами Френч Хилл сила леяки оставит их в одиночестве.***
- Боже, Фрэнк, какого хера? - крикнул Боб, резко сбросивший наваждение и теперь тупо пялившийся на разорвавший плоть обломок кости. Эта острая, розово-белая штука, торчащая из ноги приятеля, вызывала рвотные позывы и желание оказаться от нее как можно дальше. К сожалению, собственная машина не позволяла такого простора движениям. Мужчины как раз выехали со Френч Хилла, когда в добавок к резкому пробуждению Боба, что заставило того экстренно затормозить, прибавилась вновь проснувшаяся боль в развороченной конечности и невозможность вновь завести машину после остановки. Фрэнки закусывал губу, щеку, сжимал кулаки, но облегчения боли никак не наступало - лишь во рту поселился металлический привкус. Болтовня Боба тем временем вливалась в уши безостановочным жужжанием, усиливая пряную агонию. Фрэнк в коротких матерных выражениях поставил товарищу задачу - завести машину, чем Боб тут же и занялся. Омои не мог проследить за машиной, когда она тронулась с места и уж тем более, когда она минула барьер Френч Хилла. В это время он уже стоял у черного хода, столкнувшись с юным господином. Он не мог видеть, но точно знал, что произойдет. Вышедший на улицу Боб раскрыл капот, откуда вырвался клуб пушистого белесого пара. К удивлению видавшего виды санитара, внутренности машины были покрыты изморозью, а пар почти сразу же осел на землю ледяной дымкой. Омои не мог видеть, а Боб не сумел почувствовать, как от тени здания отделились пара клочков и потянули лапки в сторону копающегося в железном брюхе машины мужчины. В эту ночь чудовища вновь заполонили город. _________________________ Леяки - демоны-оборотни, родом с Явы как и Каруи с Омои.