Cave amantem

Вечер начался незаметно. В семь еще было светло, и только тени будто вырвались на свободу, чернильными полосами разрезав цвета современного акрополя. Вспыхивающие вывески становились все ярче по приближении к набережной, фонари золотистыми точками пытались разогнать эту теплую черноту. Набережная уходила в китайский квартал, становясь скопищем деревянных настилов и пристаней, латаных-перелатаных руками гостей-полукровок. Здесь сильнее чувствовался акцент, стиралась грань между социальными слоями, здесь пахло специями и запахами восточных забегаловок - жареные овощи, лапша, соевые продукты и мясо горного кита. Лавочки, еще открытые, призывно манили яркими плакатами с непонятными иероглифами, витыми воротами с типичными восточными узорами и красивыми безделушками, что выглядывали с витрин узкими влажными глазами. Артур не мог насытиться этими новыми ощущениями. Каждая новая сцена, каждое движение врезалось ему в память - а потом ловилось в объектив камеры, которую он, по настоянию Мерлина, взял с собой. Эмрис был единственным, что его продолжало напрягать: Артур никак не мог прогнать из памяти тот взгляд и выразительное фырканье, объяснившее разом все его отношение к фотографам. И все же Артур очень увлекся импровизированной съемкой с подачи Мерлина, так что его беспокойство уязвленного самолюбия металось где-то на задворках сознания. Тем более что Мерлин улыбался. Смотрел на него почти с умилением и поднимал уголки губ, будто удивляясь самому себе от своей улыбки. Прогулка вдоль набережной плавно перешла в посиделки в одной из тех "дрянных забегаловок", из которых приятно пахло китайской стряпней. Они взяли по картонной коробке с лапшой и спешно рассчитались, стремясь выбраться из кумара восточного кафе. Позже, сидя на пристани и наслаждаясь ужином, вкусным, хотя и весьма сомнительного происхождения, они и начали более-менее конструктивный диалог. - Что же ты такой молчун? - спросил Артур, с трудом орудуя палочками. - Иногда я более разговорчивый, - хмыкнул Мерлин, - не люблю, когда меня перебивают. Если хочешь, можешь даже услышать. - Что ты имеешь в виду? Мерлин пожал плечами. - Узнаешь. Могу прислать адрес. - Место, - Артур качнул головой, - произносишь спич? - Что-то вроде того, - тихо засмеялся Эмрис, вертя палочки в руках. Вода шумно шелестела волнами под их ногами, всего в паре футов пустоты от них. Артур чувствовал себя невесомым, словно перышко. Возможно, в этом был повинен смех Эмриса. Его бледное лицо выделялось светлым сияющим абрисом на фоне вечерней темноты, а отсветы набережных фонарей ложились на его волосы, будто акварель. - Мне казалось, ты не любишь фотографов, - Артур очнулся, затронув больную тему. - Я не люблю "фотографов", - уточнил Эмрис, нарочито подчеркивая свои слова движениями пальцев, - тех людей современного искусства, которые больше выпендриваются, чем думают красиво. Или - что, ты думал, я тебя мгновенно возненавижу? Волновался? Артур признался себе, что примерно так дело и обстояло, однако вслух этого не сказал. Мерлин догадался об этом, судя по мягкому смешку и по этим озорным искоркам в глазах. - Если хочешь, можешь и меня сфотографировать. Я смотрел, как ты все снимаешь - это не похоже на работу. Я знал, что тебе понравится жизнь. Артур незамедлительно отставил коробку с едой и достал из сумки камеру. Сумеречные тени и оранжевые отсветы контрастировали между собой, выделяя каждую черточку лица Мерлина. Он засмеялся, даже не думая замирать или позировать, видимо, его очень веселило, как быстро Артур отреагировал на его просьбу. Такой он и получился - с очаровательными ямочками на щеках, со смешинками, со взъерошенными волосами, растрепанными уже почти теплым весенним ветром, со вкусом ночи на темных красивых губах, таким безумно живым и невероятно... волшебным? Фонари на пристани были розовыми, алыми, оранжевыми, синими, зелеными. Их свет разбавлял густую тень газовой сажи искрами мадженты, кармина, марса, кобальта и желтоватой окиси хрома. Они ложились на щеки и волосы Мерлина мазками краски, как легкие лепестки цветов, с каждой минутой становясь все тяжелее и толще. - Я люблю преданных поклонников искусства, - продолжил Мерлин, - все, что красиво - я люблю. Он стал немного серьезнее и будто старше. - Мерлин.. Сколько же тебе лет? - А что? - дернул плечами Эмрис, отворачиваясь. - Слишком таинственный. Далековато ты от простых смертных. - А мне кажется, ближе некуда, - Мерлин снова засмеялся. - Что за имена ты выдумываешь? Разве Мерлин - твое настоящее имя? - А почему нет? - Оно такое... Не английское. - Может, я валлиец или шотландец, - Эмрис склонил голову набок. - Может быть. То есть, не англичанин? Ты из Уэльса? - Или Ирландия, или Дания, или Финляндия, или США, - продолжил перечислять Мерлин. Артур окликнул его: - Джетро! - Что? - засмеялся Мерлин. - Нет, Артур! Меня нельзя так ловить. Так ты ничего не добьешься! - Да как же! - раззадоренный, воскликнул Артур, - почему бы и нет, а? - В запале не наобещай лишнего, - усмехнулся Мерлин и достал сигареты. Артур подумал, что сейчас это будет уже слишком. Маленький огонек будто выпорхнул из пальцев, губы обхватили никотиновую палочку и... Струйка белого дыма растворилась в темноте. - А! Прости. Ты возражаешь? - Мерлин качнул сигаретой, зажатой меж пальцев. Артур сглотнул и отрицательно покачал головой. Нет, он совсем не возражал. Снова достал камеру, затвор защелкал снова, и снова Мерлин смеялся. Потом он начал делать какие-то фокусы - колечки, спирали, шары, цифры и буквы. - Не знал, что такое возможно, - Артур цокнул языком. Он помнил, как сам во времена отрочества покуривал, и без экспериментов с фигурами дымом не обошлось, однако это было провалом - ничего не вышло. Ему не очень нравилось, что Мерлин курил, хотя само зрелище было завораживающим. Своими руками, губами, глазами - Мерлин будто поставил себе цель свести Артура с ума. Пендрагон положил камеру в сумку. - Мне вообще нельзя есть это, - хмыкнул он весело, сминая коробку с остатками своего ужина и метким броском отправляя ее в мусорку. - Но один разочек можно, - Мерлин издал смешок, проказливо щурясь. - Поэтому я пойду и куплю стакан с чаем, - бросил Артур, поднимаясь с причала, - ужасно хочу пить. И немного продрог. Он отошел от Мерлина, обернулся - тот сидел, подняв голову и смотря в небо. Руки, затянутые в черную ткань водолазки, узкими ладонями упирались в деревянный настил, острые лопатки были видны через одежду. Пендрагон украдкой достал камеру и заснял и эту сцену. В кривых улочках он нашел ту забегаловку, где они покупали лапшу. Горячий зеленый чай горчил и грел немного озябшие руки. Когда Артур вернулся обратно, он нашел Мерлина все там же и в той же позе, будто он отсутствовал всего мгновение. Артур опустил картонный стакан рядом с Мерлином и похлопал его по плечу. - Держи. Я тебе тоже взял. - О, спасибо. Артур отхлебнул от ужасно горячего чая немного больше и обнаружил, что он не только терпкий, крепкий и обжигающий, но еще и весьма сладкий. Видимо, китайцы (или это были корейцы?) решили, что традиции уже далеко не так привлекают посетителей. - Он такой приторный, - тут же отозвался Мерлин. - О-ох, - Артур улегся прямо на пристань, глядя прямо в сизо-фиолетовую темноту неба с парой-тройкой городских звездных гостий. - Сладкое? - ухмыльнулся Мерлин, оторвавшись от стакана. - Да, и это тоже. - Соблюдая все правила жизни, лишаешь себя стольких удовольствий, - Мерлин произнес эту цитату с таким удовольствием, будто смаковал какое-то неведомое лакомство. - Один раз, - засмеялся Артур, - один разочек! - Один разочек, - небесные путницы зажигаются в глазах Мерлина. Один раз, сказал себе Артур, взъерошивая волосы прильнувшего к нему, как кошка, Мерлину, и целуя его губы. Дважды за день эти мягкие касания, наполовину страстные, наполовину нежные, и будто несерьезные. По крайней мере, Артуру казалось (он надеялся), что Мерлин воспринимает это именно так. Руки Артура скользнули по спине, по ложбинке между лопатками Эмриса, отчего тот мелко задрожал, и, оторвавшись от него, зажмурился. - Один раз, - слова Мерлина на этот раз звучали не то как вопрос, не то как укор. - Это ведь мне не навредит, - пробормотал Артур. - Модель, - фыркнул Мерлин и прижался губами к уголку рта Пендрагона. Тот обхватил его лицо ладонями и вспоминал вечер, наслаждаясь сигаретной горечью губ Мерлина. И перед глазами Артура являлось красивое лицо Фрейи, сменившееся лицом Морганы. - Что ты думаешь о Франции? - задумчиво спросил Пендрагон, допивая свой чуть остывший чай. Приятное тепло разливалось по телу - не то от горячего напитка, не то от тепла яликов, остывавших после рабочего дня. А может, в этом были виновны горячие губы Мерлина или его теплый взгляд. Это уже слишком, подумал Артур. Все выскальзывает из рук и идет вовсе не так, как ему хотелось бы. Но кто мог бы подумать, что поражение бывает таким приятным. Он пребывал в состоянии сладкой тревоги: так бывает, когда ты берешь от жизни все в последний ее день. Потому что между ними царила неопределенность. А Артур не любил неопределенность. - Среда, - сказал Мерлин. - Нет. - Вторник-четверг? - Вторник. - Я тебе кое-что хочу показать. Приноси камеру, - теплое касание губ, как аванс, почти невинно. В голове Артура успели промелькнуть все нехорошие и неприличные мысли, на которые он был способен. - Тебя можно найти в сети? - шепотом спросил Артур, - я тебе пришлю фотографии, - он быстро нашел оправдание своему интересу. - Можно, - ухмыльнулся Мерлин. - Я тебе пришлю сообщение, если ты хочешь знать. Это лучше, чем если сейчас ты начнешь копаться в заметках своего телефона, записывая под диктовку. Не беспокойся, Пендрагон. Его фамилию Мерлин выговорил со странной интонацией, протянув последнюю гласную и чуть ли не выстонав несчастную букву "н", и получилось что-то вроде "Пендраго-он-н-м..." так, что у Артура появилось стойкое ощущение, что Мерлин сейчас добавит какой-нибудь "ах!" и запрокинет голову назад, оттягивая ворот футболки, будто ему жарко. Но Мерлин этого не сделал. - Значит, вторник, - сказал Артур, - но это для работы. А для прогулки у тебя свободного дня не будет? Мерлин сверкнул улыбкой, как бы говоря "да". - Думаю, это тоже можно обсудить по смс, - пробормотал Артур, - по домам? Завтра мне рано вставать, и я... - Чшш... - перебил его Мерлин и толкнул в грудь. Артур послушно улегся на деревянный настил, как уже делал раньше. Мерлин улегся рядом; свою голову Артур устроил у него на плече, близко, и было даже едва-едва слышно, как бьется сердце Эмриса. Как - ровно. - Еще несколько минут, Артур. Взгляд устремился в небо. Все так же оно плыло сизо-малиновыми пятнами, путаясь огнями над городом, и едва была заметна пара звезд. Солнце уже село и наступила настоящая темнота, однако городское небо не могло похвастать красотой вида. Рука Мерлина описала круг, будто отсекая свет фонарей от неба. - Смотри вверх. Сейчас ты видишь только багровое марево, верно? Артур кивнул, забыв, что Мерлин его не видит. - Не отводи взгляд от звезды, на которую ты смотришь. Ладонь Мерлина резко опустилась, будто отрубив кусок неба. - Не отрывай взгляда. Постарайся не моргать. Периферия твоего зрения затемняется, не так ли? Стало темнее. Глаза немного защипало, но Артур не моргал. На краю зрения больше не было огней. Небо словно отодвинулось на тысячи световых лет от них, и эти тысячи, миллиарды, триллионы миль заполнились сияющими сгустками света. Они мерцали и пролетали друг мимо друга, жгли и сгорали сами, неслись с воем и воплем, с треском пламени и льда. И в этой мешанине хаоса и страха Артур чувствовал себя совсем маленьким. Глаза заслезились, но он смотрел, и видел себя не букашкой на планете, но скорее капитаном шаттла, который мчался к пропасти среди обломков камня, железа и льда. К пропасти? Просто неизвестно, куда, ведь нет ни низа, ни верха, ничего. Они на огромной корабле, что с огромной скоростью несется сквозь черноту, сквозь мириады горячих искр, рядом с одной из легиона подобных, и мог наблюдать этот пейзаж Вселенной, вдруг раздвинувшийся перед ним так, как будто он стоял на капитанском мостике. Артур моргнул, и это пугающее ощущение исчезло. Он больше не падал и не летел. Но увиденное жуткое великолепие громадины жизни еще стояло перед его внутренним взором. Он закрыл уставшие глаза, дал им отдохнуть и снова взглянул на ставшее близким и багряным небо, на звезды, те немногие осколки хрустального множества, что напоминали о Дамокловом мече, вечно зависшим над человечеством, как топор палача. Они пробивались сквозь тонкий бумажный щит, и ими уже нельзя было любоваться - они устрашали, как и сама темнота. - Тебе это нравится, - шепнул Мерлин, - и тебя это пугает. Немного жалеешь, что объектив это не найдет? Признаться, Артур вообще позабыл о камере. Он раз за разом воскрешал воспоминания, еще совсем свежие, вместе с ним и возвращая удивительное чувство полета. - Ты не думаешь, что есть нечто большее, чем летящий кусок воды, земли и мяса? - насмешливый шепот Мерлина все больше приводил его в чувство. - Как забавны люди, когда говорят, что чего-то не существует! Любая идея, что когда-либо приходила в голову человека, обретает себя, пусть бесплотная, но она есть. Перед нами лежит гигантское, колоссальное, и, что самое главное, неизмеримое и необъятное пространство... А мы даже не закончили изучать свой кусок земли, на котором живем, а уже с уверенностью утверждаем, что единорогов не существует. Если бы я сказал что-то нелепое, например, про призраков или вампиров, ты бы мне поверил? Хотя чего спрашивать, скорее всего, нет. Но ведь что-то мы принимаем на веру, например, когда нам говорят, что Джомолунгма - самая высокая гора на свете, мы верим, и нам больше нечего предпринять, кроме как положиться на авторитет ученых. Хотя сами мы никогда не были на Эвересте... И, наверное, умрем, так никогда и не проверив, может быть, это мачта нашего, Артур, корабля - самая высокая и самая важная. Но это так, когда мы говорим, что что-то есть. А кто мы такие, чтобы утверждать, что чего-то не существует? Достаточно найти парочку новых видов, например, тех же единорогов, посмотреть на их, без сомнения, великолепный генетический код, убедиться в том, что это открытие нового вида и... Представляешь, сколько людей остаются в дураках? Наверное, это очень глупое чувство, рад, что никогда его не испытывал. - Ты так красноречив, когда начинаешь говорить о чем-то, что тебя волнует, - удивился Артур. Мерлин недовольно отмахнулся. - Вообще-то я пытался с тобой поделиться своей точкой зрения. - Юху, прости, что задел твои чувства, маленький маг, - буркнул Артур. Плечо под его головой заходило ходуном - Мерлин скорчился от смеха. Артур снова сел, наблюдая за ним. Возникло сильное искушение спихнуть Эмриса в воду - он удачно подставил бок, только толкнуть, и маленький маг полетит в ледяную речку, пропитанную машинным маслом и мусорными водами, а потом, скорее всего, простынет и будет очень сердиться. - Тебе завтра рано вставать? - спросил Мерлин, утихомирившись. Артур кивнул. Эмрис сел, обнял его за плечи и шепнул: - Пойдем ко мне?.. М? Перед глазами мелькнуло лицо Фрейи, потом цветовые пятна, сложившиеся в лица Мерлина и Морганы, с глазами и ртами, словно черные прорези, что сливались друг с другом. На плечах лежали теплые красивые руки, и их обладатель чуть сжимал пальцы. Сжимал-разжимал... Артур прикрыл глаза и выдохнул. - Пойдем. Мерлин, ободренный ощущением вседозволенности, помог ему подняться, и они направились к дому Артура. Ехать на машине нужно было минут двадцать, но они добрались сюда на общественном транспорте, поэтому сейчас, в спад пикового часа, когда последние работяги подтягивались домой, а ночные сменщики еще не выдвинулись на работу, было комфортнее всего. В автобусе, который шел до улицы, где обосновался Мерлин, почти не было свободных мест, только где-то совсем сзади два сиденья оказались незанятыми - словно как раз для них двоих. Заплатив за проезд, они устроились на местах, и Мерлин почти тут же прилип к окну, созерцая просыпающийся ночной народ. Призраки, выходившие после дневной спячки, медленно отходили. маячили группами там и сям, однолико одетые в толстовки и джинсы - юноши и девушки, в руках сигареты, марки которых сливались в одну популярную марку, с бутылкой пива на десять человек одной, и с какой-то деталью, выделявшей его или ее среди других - яркий цвет волос, пирсинг или татуировка, одно из трех без взаимоисключений, что позволяло определить их к одной культуре неформальной серой массы. Все едино, все одно и то же. Мерлин начертил пальцем на запотевшем стекле окошко и протер квадратики, сделав прозрачную дыру в конденсате. С шипением открывалась и закрывалась дверь, ровный женский голос объявлял остановки. Артур подумал, как же давно он не ездил на автобусах. К дому Мерлина они добрались уже ближе к десяти. Холод пробирался под одежду и руки мерзли. До своего дома Артур добирался бы еще долго, и был благодарен Мерлина за возможность переночевать. Ему наконец было позволено перешагнуть за пределы рабочего пространства Мерлина, в дебри его жилища. Видимо, Мерлин оккупировал для себя аж половину дома, хотя Пендрагон не представлял, как Эмрис с этим управляется. В свою мансарду Мерлин Артура не пустил, отчего последний почувствовал себя несколько уязвленным. Художник отвел тому довольно просторную комнатку под скошенной крышей, с окнами, выходившими в сад. Артур кивнул, думая, что здесь можно хорошо отдохнуть, даже эмоционально. Новое место казалось таким уютным - вроде чердаков в старых домах. Мерлин подвесил здесь к потолку у стены нитки с бусами, ловцов снов и мешочки с сушеными цветами - получалась шаманская завеса, отгораживавшая шкафы с книгами. На скошенном потолке висела старая карта, где моря кишели чудищами и лефиатанами, а горы были увиты кольцами хвостов вивернов и линдвормов. Искаженные очертания континентов кое-где расплывались, прочерченные на крафте черной тушью, а названия были почти стерты. Ступни по щиколотку утопали в черном мягком ковре, а кровать была настоящим гнездом - большой матрас, заваленный подушками, словно это была детская для маленького ребенка, который мог упасть, ушибиться или пораниться. А может быть, для психа. - Я могу воспользоваться твоим душем? - спросил Артур. Мерлин кивнул. - Я принесу тебе полотенце. Эмрис оставил его, жестом предложив располагаться, и Артур прошел к окну, а потом упал на постель, выдохнув. День прошел удивительно быстро - пролетел. Карта, перевернутая вверх тормашками, стала еще более непонятной, а перья и бусинки рябили перед глазами. Завтра нужно будет поехать к себе, чтобы забрать документы. В комнату неслышно зашел Мерлин, положил сверток с полотенцем на постель и сел рядом с Артуром. Прохладная ладонь коснулась виска. - Устал? - непривычно равнодушно спросил Мерлин. Артур кивнул. Мерлин качнул головой. - Иди в душ, иначе потом и не заставишь себя. Пендрагон послушался совета и, прихватив полотенце, отправился в ванную комнату. Вместе одеждой будто снялись и заботы, и тревожные мысли, а вода немного взбодрила, теперь он не чувствовал себя квелым и сонным. Зачесав назад влажные волосы и наскоро вытеревшись, он поспешил обратно, не желая мерзнуть. В доме царил ненавязчивый хвойный запах. Мерлин уже ушел, верно, тоже отправился умываться, и Артур немного задержался, осматривая живопись на новом кусочке открытой территории. Коридор в его комнату напоминал то бамбуковую рощу, то друидский лес, то скопище лиан. Видимо, Мерлин любил природу. Артур коснулся пальцами синей пичужки, нарисованной на стене, которая выглядела совсем точно живая. Мазки кисточки ощущались словно гладкие перья. Страшно подумать, сколько на все это ушло времени - все было выполнено с такой точностью и живостью. Он вернулся снова к себе в комнату и расстелил постель, отправив половину подушек на ковер. На телефоне значилось несколько непрочитанных сообщений, пара от Морганы, один от Гавейна, и еще один по поводу его роли и завтрашней работы. Артур отослал ответы и подумал о том, что он становится совершенно безответственным. Уха достигла приятная простая мелодия. Артур поднялся, словно принюхиваясь, как будто почуявший след зверь. В комнату вплыл Мерлин. Под его головой поблескивал белой струной волоса скользивший туда-сюда смычок, пальцами левой руки он зажимал струны маленькой скрипки. Передвигаясь плавно, будто боясь спутать мелодию, Мерлин, как призрак, оказался рядом с Артуром. Взгляд полуприкрытых глаз скользнул по обнаженным плечам так жадно, что Артур почти смутился, но потом вспомнил, что он уже был перед Эмрисом обнаженным. Это даже несколько разочаровало его - не было той сакральной таинственности первого обнажения, хотя Пендрагон не был уверен, что Мерлин воспринимает происходящее не иначе. Печальный перелив смолк, Мерлин сорвал последний стон смычком и отложил инструмент в сторону, устроив голову на скрещенных пальцах: - Тебе нравится? Артур понял, что Эмрис перед ним красовался, пытаясь произвести впечатление. И у него это вполне получилось. - Я никогда не был музыкантом, - произнес Артур, - но я люблю музыку. - Любишь музыку? - эхом отозвался Мерлин, и вдруг с ногами забрался на постель, оказавшись перед Артуром, - бесподобно. Он был настолько близко, что Артур мог разглядеть прожилки этих синих глаз. Но настолько далеко, что Артур почти не понимал, что творится в душе Мерлина. Есть ли она вообще у него? Опьяненный близостью и одиночеством, разделенным на двоих, Артур подался вперед, и слишком медленно понял, что все быстрее сходит с ума. Губы соприкоснулись, и Мерлин пробормотал в поцелуй что-то про то, как он хочет Артура, но тот и сам понимал, что эти брачные пляски были не просто так. К счастью, он хоть что-то понимал, только опасался, что понимание не ушло далеко от животного. Пальцы с силой сжали бледную кожу бедер, Мерлин отвернулся, закусив ладонь и прижимая локти к телу, всхлипнул и как-то особенно беззащитно и одновременно угрожающе взглянул на Артура, будто он был пугливым беженцем на последнем своем рубеже. Артур обхватил его возбуждение пальцами и парой движений сорвал еще один невнятный звук, отвлекая Эмриса, после чего отнял руку последнего от сжимающих ее зубов и поцеловал - сначала ладонь, потом губы. Мерлин отдался ему, и Артур опьянел. В темноте ночи он видел натянутую струну его тела, как светлый очерк, и его влажные волосы, змеившиеся прядями по шее и острым скулам, как разводы туши на влажной рисовой бумаге. Вокруг них разворачивались крыльями золотые лепестки, но в этот момент Артур видел только его - изгиб шеи, выступающие тени ключиц, белые зубы за зацелованными воротами рая его темных губ, прикрытые глаза и слипшиеся от влажности глаз ресницы, румянец вожделения на лице и тонкие пальцы, упирающиеся в его грудь. Он чувствовал только безумие и волны накатывавшего наслаждения, которое, наверное, никогда не кончалось, скольжение чужой кожи по его, что воспринимала каждая его клеточка и чем дышали фибры души. Он слышал только резкие вздохи, такие непохожие на стоны страсти. И, наверное, звон в ушах, если то не был звук упавшей на ковер скрипки. Засыпая в каморке под крышей, он не отпустил Мерлина прочь. Они засыпали под начавшийся дождь, и он прижимал человека с красивым именем и лицом к себе, повторяя себе и лицам в своих мыслях слово "Мой". Но после этого слова еще кривоватой нелепой колючкой стоял знак вопроса.