Тьма, что приносит свет

Эта ночь оказалась для Фло весьма изматывающей. Но он знал, что результат не заставит себя долго ждать... или, по крайней мере, надеялся на это. И вот, утро опять начало подавать первые признаки своего наступления, пробиваясь первыми лучиками солнца в окно кухни, где находился Флоран, и будто намекая музыканту, что ночь приблизилась к своему завершению. А ведь мужчина ещё ни разу не сомкнул глаз. — Ну вот, закончил, — с гордостью заявил он, когда от ночной тьмы за окном уже не осталось и следа. Из-за всей этой спешки Флоран умудрился запамятовать, куда повесил свой фрак, который предварительно снял, дабы тот не сковывал движения и не испачкался при уборке. Локонте вот-вот должен был проснуться, а Фло, уже вошедший во вкус, хотел выглядеть в глазах «юнца Моцарта» идеально, поэтому он отправился на поиски фрака по всей квартире. Осмотрев все кресла, в которых тот мог находиться, ни в одном из них музыкант не обнаружил вещь, которая сделала бы его образ законченным. Дальше мужчина решил посмотреть в шкафу, но и это не привело его к успеху. Тем временем завтрак, который Мот готовил для своего отдыхающего друга, начал подгорать. Мужчина сразу же учуял характерный запах, сопровождающийся шипением, и быстро побежал на кухню. Фло впервые сделал что-то, что касалось домашних дел, не в совершенстве. Обычно артист никогда не отвлекался на какие-либо мелочи, памятуя о золотой пословице «On ne peut etre la fois au four et au moulin*», но мысль о том, что «Моцарт» может проснуться и увидеть его в помятой рубашке, заставила Флорана (который в глубине души был ярым перфекционистом) нервничать. Подбегая к двери, француз случайно сбил стоящую в коридоре вешалку на длинной ножке, с которой и упал его фрак. Музыкант остановился, поднял упавшую одежду, осмотрел её и улыбнулся краешком губ, укорив себя за такую невнимательность. Закинув фрак на плечо, мужчина быстрым шагом вошёл на кухню и выключил огонь под стоящей на плите сковороде, в которой весело шкварчала яичница, не успевшая, к счастью, сгореть, а только приобретшая слегка потемневшую хрустящую корочку по краям. Микеле любил вот такие блюда «с дымком», поэтому Мот не счёл нужным переделывать блюдо. Но оно было незаконченным, ведь какой завтрак из яичницы без бекона? Флоран сам не понимал, как мог забыть об этом, поэтому решил тут же исправить ситуацию. Он накинул фрак на плечи, вышел в коридор, тихонько обулся и, взяв ключи, отправился в ближайший продуктовый магазин. Вернулся Фло меньше чем через полчаса с двумя большими пакетами. Музыкант планировал купить только бекон, но, немного увлёкшись, купил ещё и огромное количество всевозможных сладостей, овощей и ещё кучу продуктов, которые планировал использовать, например, для каких-нибудь салатов. Не забыл он и об оливковом масле, так как для приготовления яичницы использовал все остатки масла, что были у Мике в холодильнике. Микеле всё ещё спал, как убитый, и не слышал ни шороха пакетов, ни стука шагов Мота в квартире. Флоран снял верхнюю одежду и отправился раскладывать все продукты по своим местам. Закончив это дело, он вспомнил, что хотел поджарить бекон. Яичница успела остыть, и Фло решил, что разогревать её не стоит — лучше приготовить заново, а уже готовое блюдо съесть самому. Подкрепившись, мужчина опять налил масло на чистую, предварительно разогретую сковородку, кинул туда кусочки бекона и разбил четыре яйца, добавил немного соли и специй, которые так обожал Локонте, и размышляя обо всём, что успел сделать за сегодняшнюю ночь и утро, поймал себя на странной мысли. «Всегда бы так, — подумал музыкант, осмотревшись по сторонам, и едва заметно улыбнулся. — Я бы с радостью готовил и убирался для Микеле...». Флоран внутренне содрогнулся, осознав, о чём именно думает. Жить в одном доме вместе с мужчиной, тем более с Микеле, показалось Моту одной из самых глупых идей, которые только могли посетить нормального человека. Он с некоторой долей возмущения припомнил те времена, когда он приютил Микеле у себя на пару дней. Вечно расхаживающий в его халате итальянец, который съедал его завтраки, забывал ставить его шампунь на место и пил молоко прямо из пакета, постоянно выводил певца из себя. Флоран тогда пообещал себе, что если этот нахал не найдёт себе «ту самую» квартиру и не съедет через несколько дней, то он сам его выгонит. И сейчас вдруг у Фло проскочила безумная мысль о том, чтобы вновь добровольно подписаться на эту нервотрёпку… Ощущая сильную усталость, из-за которой, как он думал, и возникают подобные мысли, француз решил, что нуждается хотя бы в пятиминутном отдыхе. Потому он как можно скорее покончил с приготовлением завтрака, не желая, чтобы всё опять начало подгорать. Стараясь отогнать от себя странные мысли, Мот накрыл сковородку крышкой, оставив маленькую щель, чтобы вкусный запах сразу же поманил «Моцарта» на кухню, как он только проснётся, а сам ушёл в гостиную, захватив свой фрак, и опустился в то же кресло, в котором сидел вчера, когда услышал тот ужасный, так испугавший его звук разбившегося стекла. «Ах, как прекрасна тишина, — подумал «Сальери» и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. — Посижу так минутку. Всё равно ведь услышу, как Микеле проснётся». Фло размышлял о том, что же он будет делать с Локонте, который либо восхитительно играл с ним, либо искренне считал себя Моцартом. Может быть, сладкий и крепкий сон приведёт Микеле в его привычное состояние? Но как в таком случае Флоран объяснит своё присутствие в его доме, да ещё и в таком странном виде? Мужчина прикрыл глаза, углубившись в свои мысли, и, как часто бывает, задремал. Его голова, что была откинута назад, медленно наклонилась вбок, из-за чего чёлка стала спадать вниз, практически полностью закрывая правую сторону лица. Во сне многие люди улыбаются, однако Мот не был одним из них. На его уставшем лице не было видно ни единого признака сновидений, колени были сведены вместе, а на них лежал тот самый чёрный фрак, без которого француз так не хотел показываться своему персональному «Моцарту». Он сжимал мягкую ткань левой рукой, а поверх неё положил правую. Весь его вид говорил о том, что мужчина невероятно устал. Он уже не первый раз изматывал себя до такой степени, а его способность засыпать где угодно и как угодно можно было смело назвать талантом. Однажды француз умудрился заснуть стоя, прислонившись к шкафу в собственной гримёрке. А ещё, прошлой зимой произошёл весьма забавный случай, который Микеле всегда вспоминал с улыбкой. Друзья тогда поехали отдыхать на горнолыжный курорт. Они поселились в номерах, находившихся рядом и в которых, к тому же, была дверь из одного номера в другой. Локонте помнил, как он зашёл в комнату, поставил лыжи у стенки и, заглянув к Фло, увидел того спящим на коврике у камина. Еле сдерживая смех, он сфотографировал его и по сегодняшний день показывал Моту эту фотографию, каждый раз придумывая к ней новый комментарий. Флоран постоянно ворчал и отвечал одной и той же фразой: «Ну упал я с дивана во сне, и что?». И каждый раз Микеле смеялся в ответ, не понимая, как можно упасть с полуметровой высоты и продолжить спать. Флорану в такие моменты всегда хотелось дать наглецу подзатыльник... что, собственно, иногда и происходило, так как Локонте подтрунивал над ним не только из-за этого случая. В его запасе было ещё около сотни фотографий, запечатлевших различные ситуации, очень интересные и смешные, на его взгляд, но за которые Моту было весьма стыдно. Микеле любил напоминать музыканту об их совместных приключениях, о которых никто, кроме них самих, не знал. Такой дружбе можно было позавидовать: скромный, но обаятельный француз, обладающий невероятным шармом, и энергичный, временами даже чересчур, немного кокетливый итальянец. Тишина в квартире длилась недолго. Стоило только запаху приготовленного завтрака достигнуть комнаты Микеле, как тот сразу же проснулся. — Утра доброго! — пожелал он сам себе. Мужчина наконец-то смог выспаться и чувствовал себя наилучшим образом. Улыбаясь, он приподнялся и сделал небольшую разминку, не вставая с кровати. Казалось, всё пришло в норму. Мике осмотрелся по сторонам, увидел отдраенную до блеска комнату, но не придал этому большого значения. Он повернулся спиной к стене, сел, ещё раз сладко потянулся и встал с кровати. Но не успел Локонте подняться, как сразу же рухнул обратно на постель с криком: «Ай!». Мужчина сначала не сообразил, что сейчас произошло, но через минуту всё встало на свои места. Он ещё раз осмотрел комнату, наконец-то заметил, что в ней что-то поменялось, но всё ещё не мог понять, что именно. Блондин приложил руку к своей правой лодыжке и почувствовал довольно туго повязанный на ней бинт. — Шарлатан. Обещал ведь, что останется только царапина, — сказал тихо «Моцарт» и легко улыбнулся. Музыкант был в отличном расположении духа (хотя сложно найти человека, который, выспавшись, просыпается недовольным). Не забывая о своей ране, он аккуратно встал и, ковыляя, пошёл в ванную. Всё с той же жизнерадостной улыбкой и игривыми искорками в глазах, мужчина умылся, почистил зубы и даже расчесался. Сейчас он был уже больше похож на солнечного, вечно радостного человека, смотря на которого, и другие чувствуют, как поднимается настроение. Локонте вышел в коридор и пошёл в сторону кухни, откуда доносился столь приятный запах утреннего кофе и яичницы. Под ногами не было ни единого кусочка бумаги, ни фантика, не валялась разбросанная одежда... Мужчина озирался по сторонам и не мог понять, отчего же так преобразился его дом. Вдруг взгляд его упал на дверь в гостиную, мимо которой нужно было пройти, чтобы попасть на кухню. Ему захотелось заглянуть в комнату и посмотреть — может быть, и в ней что-то изменилось? — Сальери? — удивлённо произнёс «Моцарт», заметив сидящего в кресле мужчину. Удивившись, что тот не откликнулся, музыкант подошёл ближе. Француз совершенно не двигался, и Локонте подумал, что с мужчиной что-то не так. Руки Флорана были холодными — «Вольфганг» почувствовал это сразу, как только притронулся к его кисти, чтобы нащупать пульс и убедиться, что его знакомый жив. Но Мот вдруг шумно вздохнул во сне, и Мике с облегчением выдохнул, решив не будить своего гостя. Он прикрыл «спящего красавца», чтобы тот не замёрз, его же фраком. Правда, вытащить его из-под руки композитора, да ещё и так, чтобы не разбудить его, оказалось непростой задачей. «Антонио» был сейчас таким же, каким и помнил его «Моцарт» — спокойным, тихим, безэмоциональным и даже умиротворённым. Микеле решил больше не беспокоить музыканта, но ему стало интересно рассмотреть этого обычно мрачного мужчину повнимательней, ведь другого шанса у «Вольфганга» могло и не оказаться. «Моцарт» любил заигрывать с женщинами, целовать их, радовать, но особенно он обожал рассматривать их красивые лица, изучать их, постоянно открывая для себя что-то новое в одной и той же представительнице прекрасного пола. Смотреть так на мужчин музыкант себе не позволял. «Сальери» был необычной личностью, и блондин решился сделать исключение для музыканта, что сейчас дремал перед ним в кресле. «Возможно, это серьёзное и отрешённое выражение лица, которое вы постоянно делаете, Антонио, существует лишь для того, чтобы отдалиться от людей? А сейчас вы так прекрасны...» — подумал мужчина. Удовлетворив своё любопытство, Микеле прошёл на кухню, где обнаружил сковородку, в которой была ещё горячая аппетитная яичница с кусочками отлично прожаренного бекона (которого ещё вчера у музыканта не было в холодильнике). Не долго думая, Мике принялся за свой завтрак. «То, что приготовлено для тебя другим человеком, всегда приносит особое наслаждение и придаёт любому, даже самому обычному блюду своеобразную изюминку или «перчинку», — рассуждал Локонте, уплетая завтрак и радуясь обильному количеству специй в яичнице. — Тем более что для меня готовил сам придворный капельмейстер!». После завтрака музыкант вдруг вспомнил о своей любимой рубашке, которую вчера его гость небрежно швырнул в угол. Тогда Микеле отправился в гостиную, где всё ещё спал Мот, уставший после ночной уборки. «Рубашки нет, странно. Он точно кинул её сюда», — подумал Локонте, оглянувшись на друга через плечо. — «Антонио, неужели ты?..». И тут Микеле наконец-то понял, что именно поменялось в его доме. Мужчина с любопытством обошёл всю квартиру, осознав вдруг, насколько она стала чиста и ухожена (кажется, последний раз он видел её такой в тот день, когда заселился). Все книги располагались на книжных полках и даже были оригинально расставлены по цветам (а те, что были изданы в нескольких томах, — и по частям); все окна пропускали свет, а тяжёлые шторы были аккуратно и красиво подвязаны; пол во всём доме был идеально чистый, и от него всё ещё исходил нежный аромат лаванды, что подсказывало о том, что вымыт он был совсем недавно. Все краски, которыми рисовал мужчина, находились в одном месте — в большой картонной коробке на столе. Микеле сначала подумал, что музыкант прикупил ему новые наборы, но, присмотревшись, понял, что тюбики были просто вымыты (хотя всё равно казалось, что ими ещё никто не пользовался). Кисточки, стоявшие в стакане, что находился в той же коробке, так же выглядели новёхонько. Заглянув в шкаф, «Моцарт» увидел аккуратно сложенное постельное бельё. «Да ладно, серьёзно?» — подумал удивлённый музыкант. Он перевёл взгляд на соседнюю полку, на которой хранил одежду для повседневной носки. Там всё лежало так же идеально: футболки к футболкам, брюки к брюкам. «Странная одежда у меня, однако, — задумался Моцарт и подошёл к соседнему шкафу-купе, в котором обычно находились яркие и красочные эстрадные костюмы. — Да он сумасшедший!». Своей любимой рубашки мужчина не нашёл даже среди всех этих вещей. Кинув быстрый взгляд в сторону балкона, Локонте заметил несколько вещей, висящих на бельевой верёвке, среди которых была и та рубашка, что он так упорно разыскивал. Оказывается, француз не только убрался во всей квартире, но и постирал грязные вещи и даже успел развесить их для просушки. «Вольфганг» вспомнил о разномастном мусоре, который раньше валялся под ногами, и мужчина прекрасно понимал, что его было просто немерено в этом доме. По крайней мере, уж несколько пакетов точно были бы забиты им. Но Микеле не нашёл намёка ни на мусор, ни на мешки, в которых он мог бы храниться. Весьма удивлённый подобными переменами в своём скромном жилище, он отправился к Флорану. Опустившись напротив кресла, в котором дремал мужчина, итальянец стал просто рассматривать черты лица своего «соперника». Никто ещё не заботился так о «Моцарте» с тех самых пор, когда он стал жить самостоятельно, и мужчине отчего-то было чертовски приятно смотреть на этого соню. Микеле хотел отплатить ему как-нибудь, но он даже не представлял, каким образом может это сделать. Да, сегодня «Антонио» показался ему в новом свете. Он был, определённо, не тем тёмным и мрачным человеком, как обычно, и уже не казался эгоистичной сволочью, которая думает только о себе и своём успехе. Мужчина понимал, насколько его друг вымотался. И зная «Сальери», можно было с уверенностью сказать, что он вряд ли поведал бы Мике о своей ночной уборке. Наверняка он предпочтёт солгать о том, что вызывал уборщицу, которой заплатил немалые деньги из-за столь крупномасштабного беспорядка в доме. Именно поэтому француз так хотел дождаться пробуждения музыканта. Но этот план в одно мгновение испортила всесильная усталость, из-за которой Мот заснул крепким, хотя и чутким, как всегда, сном. — Вы даже мусор вынесли... — тихонько сказал «Вольфганг», улыбнувшись. — Я даже в магазин за продуктами сходил, — медленно открыв глаза, ответил Флоран, проснувшись. — Ты уже Локонте? — Я вас не понимаю... Так всё-таки это всё сделали вы? — Я всего лишь купил вам немного бекона к завтраку, — выкрутился «Сальери», удобнее усаживаясь в кресле. — Как ваша нога? Давайте я осмотрю её. — Всё ещё болит. Хотя вы обещали, что сегодня от моей раны останется только царапина! — произнёс итальянец, ближе подойдя к мужчине. — Отнюдь. Не «сегодня», а «завтра», — начал говорить Мот, но Локонте перебил его. — Но ведь уже «сегодня»! — Если вы запамятовали, то напомню, что на тот момент, когда я к вам пришёл, была уже поздняя ночь, поэтому под «завтра» я действительно имел в виду «завтра», — Фло встал и уступил своё место музыканту. — Кстати, завтра ведь начинаются выходные. — Да? И что с того? — ответил «Моцарт», усаживаясь в кресло на тёпленькое местечко и не сводя взгляда с мужчины. — Будем приводить вас в чувство, мсье! Завтра отправляемся на прогулку. В двенадцать я буду у Вас, поэтому будьте готовы к этому времени. Подождите секунду, — сказал Флоран и вышел из комнаты. Меньше чем через минуту он вернулся со стулом, который забрал с кухни, и с бутылочкой дезинфицирующего средства. — Какая прогулка? Моя нога... Я ведь еле хожу по дому! — Не волнуйтесь, завтра будете уже бегать, — слегка улыбнувшись, ответил Фло, усаживаясь на стул напротив кресла. Он устроил пятку страдальца на своём колене и, обхватив одной рукой его ступню, нежно провёл свободной ладонью по голени. Этот жест со стороны Фло показался Локонте, мягко говоря, странным, но перечить французу не хотелось. Его довольное лицо отчего-то весьма удивило и одновременно смутило Мике. — Кстати, спасибо за завтрак! Совершенно забыл поблагодарить Вас, — попытался поддержать разговор Микеле, наблюдая лёгкую задумчивую улыбку на губах Мота. — Не за что... — сняв повязку, ответил музыкант и принялся обрабатывать ранку антисептиком. — Ай! — дёрнул ногой Локонте, когда Мот довольно ощутимо задел и без того болезненную ранку, и из-за этого Флоран случайно пролил на себя немного жидкости, после чего он отпустил ногу музыканта и резко поднялся. — вам лучше так не делать! Чёрт… Мне пора, — отставив стул в сторону, мужчина принялся стряхивать капли антисептика, которые попали на его рубашку. — Извините. Вы уже уходите? — спросил Мике и тоже поднялся из кресла. — Ухожу. Ах, да, чуть было не забыл... — повернувшись к итальянцу, начал Фло, но, заметив испуг в глазах Локонте, замер. — Что с вами? Итальянец схватился левой рукой за жабо, будто хотел прикрыться и отступил на несколько шагов назад. Флорану очень не понравился этот жест, и мужчине стало не по себе, так как он понятия не имел, чего именно испугался Микеле. Было абсолютно непонятно, о чём вообще думает Локонте, но Мот решил воздержаться от прямого вопроса. Мике же всё стоял и смотрел на него испуганным взглядом. — Локонте?! — рявкнул Фло, не выдержав. — Мот... — откликнулся Мике, сделав ещё один шаг назад. — Неужели этот цирк окончен! — радостно воскликнул Флоран и сразу же двинулся в сторону Микеле, но тот, заметив, как певец шагнул к нему, вздрогнул и отступил ещё, упёршись спиной о шкаф. — Микеланджело, я сделаю вид, что ничего этого не было, только прекрати! — Я... Я не понимаю, — растерянно пролепетал Локонте. — Микеле! — воскликнул француз, схватив за плечо мужчину. — Ты только что назвал меня Мотом! Хватит придуриваться! — Я Вольфганг Амадей Моцарт! — столь испуганный голос невозможно было подделать, хотя Мике и был потрясающим актёром. — А я Антонио Сальери. Это мы уже проходили! — Флоран твёрдо стоял на своём, подозревая, что мужчина притворяется, но раздувать скандал он не желал, хотя ох как хотелось влепить затрещину нахалу, что мотал ему нервы. — Отойдите от меня! — выкрикнул Микеле, не выдержав такого психологического давления, и оттолкнул Флорана. — Да что вы себе позволяете! — И кто же из нас ещё более упёртый баран… — пробормотал Мот себе под нос. — Посмотрим, чем это всё закончится. — Извиниться не хотите? — отойдя от шкафа, спросил Локонте и упёр одну руку в бок. — Простите. Сам не знаю, что на меня нашло, — слегка поклонившись, ответил Мот, усмиряя свою гордыню и вживаясь обратно в свой образ. — Садитесь обратно в кресло, я забинтую ранку. Ему не нравилась вся эта история, а после этого «Мот» он и вовсе запутался. — Не стоит! вы, кажется, собирались уходить, — отрезал «Моцарт». — Да и чёрт с тобой, — ответил тихо Мот, так, чтобы Микеле его не расслышал, и пошёл на выход. Что за странное «Мот» сорвалось с губ несколько минут назад, Локонте и сам не понимал, но был уверен в том, что где-то уже слышал это слово... хотя больше ничего не мог вспомнить. Мужчина серьёзно задумался и, пока француз одевался, пытался проанализировать всё сказанное. Накинув фрак, Мот достал из аптечки нужный крем, зашёл в спальню и положил его вместе с пластырем на полочку книжного шкафа, рядом с зеркалом. Дав указания о том, что Микеле необходимо принять душ и помазать ранку этим средством, он посмотрел на Локонте, который лишь кивнул в знак согласия, продолжая, впрочем, думать о своём. — Мсье, вы меня поняли? Пожалуйста, не забудьте, — сказал Фло, заметив, как равнодушно смотрит на него Локонте. Тот лишь недовольно сказал: «Ага», и внимательно осмотрел своего «Сальери». Флорану отчего-то неприятно было ощутить на себе этот оценивающий взгляд. Микеле начинал уже не на шутку раздражать его своими странностями. Поняв, что не добьётся ничего внятного от своего друга, Мот молча хлопнул дверью, что-то пробормотав себе под нос. На этот громкий звук Мике совершенно не отреагировал. Он тихо и спокойно отправился в ванную. Душ был лучшим местом для размышлений, поэтому около сорока минут музыкант нежился под струями горячей воды, постоянно прокручивая в голове это столь знакомое слово из трёх букв. «Мот... Что это? Фамилия? Кличка? Город? Чёрт, я должен знать! Это однозначно что-то хорошее!» — всё время думал он. Совсем распарившись, он вышел из ванны, закутанный в любимый махровый халат, и, прошлёпав босыми ногами по полу, сел на кровать в своей спальне. Взгляд упал на препараты, которые оставил Флоран. Итальянец наклеил пластырь на свою рану и взял в руки заживляющий крем. «Идиот...» — подумал Микеле и рассмеялся над собой. Он отклеил пластырь и обработал ранку, после чего задумался о том, чем бы теперь заклеить её. Мужчина окинул взглядом комнату и вдруг заметил, что под рамой зеркала торчит какой-то клочок бумаги. Итальянец поднялся с кровати и подошёл ближе. При близком рассмотрении музыкант понял, что это точно такой же пластырь, что он держал в руках несколько минут назад. Он взял пластырь, осмотрел со всех сторон, ехидно хмыкнул и качнул головой, вновь подумав о Флоране. Заклеив ранку, Локонте отправился в кровать и с головой укрылся одеялом. Микеле закрыл глаза и начал мурлыкать про себя что-то нежно-красивое, начинавшееся со слов «Dors, mon ange...», после чего беспечно уснул до следующего утра.

***

— Что, чёрт побери, происходит? — вскрикнул Флоран, когда, наконец, добрался до своего дома, и швырнул куда подальше надоевший за эти сутки фрак. «Я просто хотел прибраться. Что же это было за странное чувство?..» — не решившись произнести это вслух, подумал мужчина. Музыкант быстро переоделся в свою любимую белую футболку, которую носил как дома, так и на концертах, считая, что та приносит ему удачу, и надел вместо осточертевших строгих брюк первые попавшиеся под руку старые потёртые джинсы. Флоран пошёл в ванную и смыл всю косметику с лица, всё ещё раздражённо бормоча: — Да я в собственном доме так хорошо не убираюсь, как убрался у этого наглеца! Вот, взять, к примеру, этот шкаф, — продолжил психовать он и быстрым шагом подошёл к шкафу. Стоило Моту открыть дверцу, как с полки тут же выпала куча мятой одежды. — А если взглянуть на кухню? Эта тарелка лежит грязной уже четвёртый день! Какого чёрта?.. Мужчина замер, вновь поймав себя на мысли, которая ужаснула его. Однако музыкант решил сразу же отвлечься и принять горячую ванну, так как то, о чём он подумал, действительно походило на бред сумасшедшего. Он пустил воду, налил пену для ванны с чудным горьковато-терпким запахом чёрного шоколада, повесил халат на крючок, что был на двери ванной, и стал ждать. Когда уровень пены достиг самого верха ванны, мужчина перекрыл воду и залез в неё, откинув голову назад на бортик и прикрыв глаза от удовольствия. «Когда я в последний раз так отдыхал? Уже и не помню, кажется, с Мерили... Да, верно. Частенько принимал у неё ванну, а она злилась, что я пропадаю надолго. Это было забавно: подойду, поцелую, обниму, скажу, что на секунду в душ и сразу к ней, а сам вот так засяду на час и играю с пеной... Какой там у неё был гель для душа? С запахом лаванды, точно! Как я мог забыть... Любил я за ней ухаживать, очень любил. Приходил порой: дверь открыта, Мери в кровати дрыхнет посреди груды одеял, а в комнате беспорядок. Я часто ругал её за безалаберность, но этой мадам достаточно было посмотреть на меня своими солнечными глазками, и я таял, готовый совершить ради неё всё что угодно... Хотя это «всё» и оборачивалось для меня обычной уборкой. Я выносил мусор на лестничную клетку и отправлял его в мусоропровод, а когда я возвращался, она меня уже ждала, закутанная в простыню. Весёлые времена были, но прошло много лет. Я уже не тот юный мальчик, которого можно было легко и просто соблазнить, например, красивым бельём... Да и серьёзных отношений у меня последние несколько лет не было. Приводил девчонок домой и соблазнял их просто для быстрого, ничем не обязывающего секса, а не из-за каких-либо глубоких чувств. Интересно, отчего я стал таким? Точно не после разрыва с Мерили, ведь после неё я влюблялся ещё несколько раз. Но все последующие отношения были какими-то никчёмными... Ах да, это всё начало происходить после того, как меня взяли в проект «Mozart»! Я постоянно проводил время на репетициях, а после них отправлялся на отдых вместе с ребятами. А после премьеры все стали слегка замкнутыми...По крайней мере, по отношению ко мне. Лишь один Микеле всегда был весел, улыбчив и добр, и я отплатил ему за это крепкой дружбой. Последние пару месяцев... да каких там месяцев — практически, весь последний год мы постоянно общаемся, проводим почти всё свободное время друг с другом. И сейчас я обязан помочь Мике и поддержать его. Чёрт подери, напомнить ему, кто он такой! Но эта уборка... И почему я сейчас вспоминал о Мери и улыбался, как дурак? Почему мне было так приятно заботиться о Локонте? Заботиться так же, как о Мери... Нет, этого не может быть! Я брежу! Пора вылезать отсюда...». Флоран мигом выскочил из ванны, вытерся полотенцем и надел на себя свой синий халат в чёрную полоску. Затем музыкант подошёл к зеркалу, осмотрел себя и умылся холодной водой, чтобы выгнать из головы те безумные мысли, которые вновь посетили его. Он вышел из комнаты и отправился на кухню, чтобы приготовить себе обед. У Мота не было настроения придумывать какие-либо замысловатые блюда, поэтому он решил обойтись обычным поп-корном, который быстро приготовился в микроволновке. Фло любил вкусно и плотно поесть, но предпочитал, чтобы для него готовили в каком-нибудь дорогом ресторане. Дождавшись, когда его «обед» приготовится, мужчина пересыпал поп-корн в глубокую чашку и, пройдя в гостиную, устроился на диване. Он включил какую-то юмористическую передачу и попытался выкинуть абсолютно все мысли из своей головы. Мот решил, что если не сумеет привести завтра друга в нормально состояние сам, то в этом случае отведёт его к врачу. И плевать, что Локонте отказывается видеть кого-либо, кроме Антонио Сальери. «Главное, чтобы за сумасшедшего не приняли меня», — улыбнулся он про себя и нажал на кнопку пульта, чтобы выбрать другой канал. Досмотрев передачу, Флоран лёг со своим ноутбуком в кровать и посидел немного в интернете, после чего заснул со спокойной душой. Он знал, что с его другом всё будет в порядке, Мике жив и здоров (ну, почти здоров)... и не заметил, что дисплей его телефона, лежащего на соседней подушке, засветился от уведомлений о нескольких непрочитанных сообщениях.