"Аппассионата"

Как часто люди совершают ошибки, о которых порой жалеют всю жизнь… Случилось ли это случайно или намеренно – не суть важно. Сделанного не воротишь, ведь так? Именно такими словами успокаивал себя в своё время Иван Брагинский, вновь и вновь глотая слёзы горечи и унижения. Тогда он был невероятно слаб и раним, но слаб не физически, а скорее морально. Бывали дни, когда он шёл в лобовую атаку на последнем дыхании, истекая кровью и еле дыша. И побеждал вопреки всему. И так же бывало время, когда он мог дать достойный отпор, но не хватало силы духа. Примерно так и было в случае с Ордой. Улус Джучи был первым, кто смог сломить его дух. Для России это было, пожалуй, хуже смерти. Да, он мог дать отпор, мог сопротивляться… Мог, в конце концов, позвать Александра, который до этого избавил его от Дании, Швеции и Тевтонского ордена. Но он так и не сделал этого. Сколько десятилетий он терпел, сколько полных мучений дней… Что у него было с Ордой? Что испытывал Орда к своему забитому пленнику в ужасном железном ошейнике? Что испытывал сам пленник? Сейчас сложно ответить на эти вопросы. К слову, и время тогда было сложным, и нравы другие. Но сейчас, вспоминая события многовековой давности, Иван мог с уверенностью сказать, что не испытывал по отношению к захватчику ничего, кроме трепетного и всепоглощающего ужаса. Зато Улус Джучи, в перерывах между издевательствами, то и дело повторял, что любит его. Он бывал невменяем, порой целыми днями держал пленника в подвале, твердя, что его могут украсть. Бесился, когда на Ваню кто-нибудь смотрел. Сходил с ума, когда ясно видел - Россия его ненавидит. Он силой доказывал свою любовь, быстро переросшую в наваждение. Он упивался осознанием того, что этот слабый и невинный ребёнок принадлежит ему. А что же сам Россия? Он и в самом деле был невероятно чист и невинен. Мальчик считал себя виноватым в том, что Орда впадал из крайности в крайность. Считал себя виноватым в том, что тот его вот так вот своеобразно любит. Насилие следовало за насилием, избиение за избиением, унижение за унижением. А Ваня терпел, пропуская через себя всё новые и новые удары. Саша злился, порывался уничтожить всех тех, кто обижает его брата. Ваня очень сильно боялся своего кровожадного двойника, но при этом понимал, что это единственный в мире человек, который его любит. По-настоящему любит. Именно тогда этот сломленный подросток понял, что любовь – это не извечные побои, изнасилования, унижения и желание подчинить себе и сделать своей собственностью. Нет, ни в коей мере! Любовь – это желание защищать и оберегать, невероятная тяга к тому, кого любишь. Это желание сделать любимого счастливым, даже если с ущербом для самого себя. Очень долго после избавления от Орды Россия искал эту самую любовь. Искал с невероятным отчаянием, натыкаясь порой на насмешки и жестокие ловушки. Очень больно он обжёгся с Литвой, в которого его угораздило влюбиться. Потом был Швеция, так же преследовавший свои цели. Действительно сильный удар нанёс Франция, которому Иван доверился на свою беду. Потом были непонятные отношения с Финляндией, слишком гордым, чтобы полюбить Россию. Затем Америка, который втёрся в доверие, преследуя свои цели. Наконец, самый жестокий удар, нанесённый Германией и оставивший слишком глубокие шрамы. Этот далеко не позитивный опыт заставил доброе сердце Брагинского очерстветь. Он перестал искать любовь, убедил сам себя в том, что никакой любви в этом мире нет и быть не может. Он даже поверил в это. Должно быть, именно поэтому он так шарахался от Австрии, заявившему ему о своей якобы любви. Ведь никто не может любить Россию просто так, не извлекая из этого никакой выгоды. Стало быть, и гость из другого мира преследует какие-то цели, но уж точно не любит. Это было убеждение, подкреплённое личным опытом. Антиутопия, которую Россия сам воздвиг вокруг себя. Так что утро нового дня принесло с собой не только головную боль, но и душевные терзания. Сперва Иван не понял, почему он лежит на диване с трещащей от боли головой. Однако потом память услужливо подкинула образы из дня минувшего, заставив простонать от стыда и презрения к самому себе. Он напился вчера. Напился просто потому, что понял – он уже влюбился. И было бы в кого… После того, как он столько раз обжёгся, только привязанности к легкомысленному и чудаковатому рокеру-неформалу и не хватало. А обжечься вновь совсем не хотелось. Это и заставило его пойти и забыться в потоках водки и терпком осознании своего ничтожества. Он был жалок… Да, нельзя было впускать этого едва знакомого парня в своё сердце. Нельзя было! Но он всё же влюбился. Австрия много раз твердил ему, что любит его, смотрел воистину щенячьим взглядом. Это не могло не покорить даже Брагинского. Но что же он сделал? Он мог рискнуть, мог позволить себе вновь поверить в любовь. Возможно, он бы опять обжегся, но всё-таки получил бы свои мгновения любви. Хотя бы мизерную долю нежности, на которую Роланд никогда не скупился. Но Иван этого не сделал. Он решил обрубить всё одним жестоким махом, и поступил как… как Орда в своё время. Но что, если Австрия на самом деле его любил? Ну, мало ли… Может, подобное возможно хотя бы в том, параллельном мире? Может, Эдельштайн настолько безбашенный, что умудрился-таки совершить нечто подобное? В конце концов, чем чёрт не шутит. Но Россия сам, по своей воле, растоптал зачатки этого чувства, не оставив ничего, кроме жгучей горечи. Брагинскому было очень стыдно. Возможно, Австрия и чудик, не в меру шумный, крайне своенравный и вообще странный, но подобного он точно не заслужил. Да и потом, может Ивану как раз таки и нужен был такой парень… не похожий ни на кого, весьма своеобразный, почти как сам Россия? Брагинский еле поднялся с дивана, мимоходом отмечая, что он в одежде, но укрыт тёплым пледом. К чему бы это? Никаких намёков на присутствие Австрии не было. Интересно, где он? Как себя чувствует? Наверняка ему очень больно. И обидно, что уж там… Головная боль вмиг была заглушена острым приступом паники. В самом деле, в каком Роланд может быть состоянии после такого ужаса? А ведь Россия когда-то сам пережил подобное… Вскочив с места, Иван бросился на поиски гостя. Австрия вправе не прощать его, вправе ненавидеть, обижаться, злиться… Это не самое главное сейчас. Куда важнее то, чтобы он был в порядке. Довольно шифроваться и бегать от самого себя! Этот тип в самом деле очень важен для Брагинского. Он любит его… И плевать, что можно обжечься! Плевать на всё! Только бы он был в порядке. К немалому удивлению России, Австрия обнаружился на кухне. Парень стоял возле холодильника, что-то прижимая к лицу. Это был лёд в целлофановом пакетике. Выглядел Роланд не лучшим образом. Рядом с губой отчётливо виднелся небольшой шрам, а на скуле синим пятнышком расплылся синяк. Глаза были изрядно покрасневшими, словно он долго плакал. Хотя… похоже, что он и правда плакал. - Ванечка… Взгляд парня был каким-то забитым и испуганным. России стало не по себе. - Ты…что делаешь? – с трудом выдавил он. - Прости, я просто хотел приложить лед под глаз, болит очень… Я тебя разбудил? Извини, я не хотел шуметь… Иван откашлялся, не зная, что сказать. Очевидно, Роланд решил, что он зол на него, а потому побледнел. - Прости… Он низко склонил голову, так что Иван не мог увидеть его лицо. Решив не нервировать хозяина дома своим присутствием, Эдельштайн поспешил покинуть кухню, но на самом выходе Россия схватил его за запястье. - А? Прижав его к себе, Брагинский протянул руку к щеке Роланда, туда, куда был прижат пакетик со льдом. - Дай посмотрю. Эдельштайн покорно замер, и Ваня увидел знатный такой фингал, оставленный его кулаком. - Прости. Роланд недоумённо заморгал. - Ванечка, что ты… Прошу, не извиняйся, я сам во всём виноват. Ты прости, я вёл себя отвратительно. Поделом мне… - Что ты такое говоришь? Это была очень странная реакция. Почему он спокоен? Почему обвиняет себя в чём-то? - Говорю, как есть. Я заслужил, совсем не подумал о твоих чувствах, стал навязывать себя… Прости, я такой эгоист. - Но ведь… То, что я вчера сделал… - Я заслужил. Ванечка, умоляю, не вини себя. Австрия прижался к России практически вплотную. - Почему ты не злишься на меня? - Но… - парень вздрогнул всем телом. – Это же ты. Как я могу злиться? Этот невероятно робкий и невинный вопрос заставил Россию вспыхнуть от стыда. Все сомнения относительно того, что любви нет, как-то сами собой растворились. Нет, не может человек лгать вот с таким вот взглядом! Роланд был откровенен, и обожание в его глазах было искренним. «Он и правда меня любит», - мелькнуло в голове Ивана. Невероятно, но факт. Брагинский провёл рукой по голове Австрии, стараясь вложить в этот жест максимум нежности. Тот смотрел ему в глаза, не моргая и еле дыша. - Какой же ты… странный, – сказал Иван. - Прости… - Замолчи уже. Россия откинул прочь все свои сомнения и поцеловал Роланда. Австриец явно удивился, но ответил на поцелуй, не предпринимая попыток обнять его в ответ. К чёрту всё, решил для себя Иван. Уж если судьба подарила ему мгновения любви, то он их не упустит.