Солнце взойдёт в полночь

В следующие несколько дней у каждого из участников этой необычной компании было множество дел в связи с предстоящими событиями. Все готовились противостоять замыслам Блесседы и её последовательниц по-разному. Ганзель занимался с Беном, добиваясь от него оттачивания боевых навыков, попутно они приглядывали за окрестностями, чтобы не упустить возможных непрошеных гостей – не исключено, что после схватки с ранением Киры тёмные ведьмы могли попытаться наблюдать за ними. Розалинда готовила Гретель к будущему магическому обряду, демонстрируя вместе с Кирой, как и что нужно делать, а затем Гретель приходилось и самой пробовать что-то, пытаясь разбудить собственный магический дар. Тролль Эдвард взял на себя роль добытчика пропитания, так как остальным было попросту некогда. У Гретель понемногу получалось применять колдовскую силу, скрытую в ней. Получив от матери мощную магическую энергию, но не развивая её, Гретель была так ошарашена тем, что магия, дремавшая в ней столько лет, и вправду может действовать, что поначалу справляться со всплесками внутренней мистической силы никак не выходило. Наблюдая за Кирой, умевшей уже довольно много, охотница даже стала по-другому относиться к юной ведьмочке. Эта малышка удивляла отличными колдовскими навыками. Она была небольшого роста, даже могла казаться хрупкой, но в ней чувствовалась настоящая сила, даже не столько волшебная, сколько сила характера. Кроме того, легко научившись распознавать наложенные заклятия, Гретель сумела разглядеть, что Кира не действовала колдовскими чарами на Ганзеля, и поняла, что её брат действительно влюбился в девушку, которая и сама была от него без ума. То, что возлюбленная оказалась белой ведьмой, ничего не меняло между ними, разве что придавало пикантности их отношениям. Гретель стала чувствовать себя виноватой за резкие слова и обвинения, с которыми она придиралась к юной колдунье. Но едва охотница заговорила о том, что была не права, как Кира тут же избавила её от неловкости: – Не надо, Гретель, я всё понимаю. У тебя был очень тяжёлый момент. Это прошло, просто давай не будем вспоминать, ладно? Девушки улыбнулись друг другу, и прежнее напряжение, которое разделяло их, стало постепенно проходить. Ганзель, заметив это, ничего не сказал, но такая перемена была очень кстати, ведь скрытый конфликт между девушками мог здорово мешать. Хватало других проблем, и регулярно мирить тех, кто должен действовать заодно, было попросту некогда. Теперь его больше интересовало, почему Кира в последние дни заметно помрачнела, к тому же, поглядывает в его сторону только исподтишка и не смотрит в глаза, избегает его. Пару раз он попытался расспросить её об этом, но не вышло – ведьмочка под благовидным предлогом увиливала от разговора. Но это не могло продолжаться вечно. Решительно взяв Киру за руку, Ганзель увёл её в насыщенный солнечным светом полуденный лес, чтобы выяснить, что происходит. Поцелуй не получился – она вывернулась из объятий охотника, по-прежнему пряча от него растерянно-грустные глаза. Ганзель перехватил руку ведьмочки, не позволив сбежать, вернул в свои объятия и вжал её спиной в согретый солнцем гладкий ствол большого дерева. – Кира, что происходит? – прямо спросил Ганзель. – Пока не скажешь, в чём дело, никуда не отпущу. Она совсем растерялась. Парень занервничал, не зная, что и думать. Понял, что сбит с толку её бессвязными отговорками, а потому лучше положиться на чувства. Они подскажут. Тогда он наклонился к Кире и прильнул губами к её губам, стал целовать её взволнованно и страстно. Прекратив сопротивляться желаниям собственного сердца, ведьмочка стала отвечать на поцелуи охотника мягко и трепетно, будто таяла в его руках, что нетерпеливо расстёгивали её платье. Дрожащими от нервного напряжения пальцами он потянул её платье вниз, обнажая грудь девушки. Она всё ещё смущалась, но даже не подумала возражать, плавно вынула руки из рукавов, чтобы обнять его плечи. Он оторвался от неё только на несколько секунд – сбросить с себя жилетку и рубаху, чтобы ощущать телом её нежную кожу, пока пальцы дарили ласку её обнажённой груди, губы целовали её шею, плечи и вновь возвращались к губам девушки, чтобы вскружить ей голову ещё одним глубоким проникновенным поцелуем. Охотник быстро расстегнул давно ставшие тесными штаны, поспешно перебирая ткань подола платья Киры, поднял её юбку до самой талии. И вот уже пальцы мужчины заскользили по дрожащим от желания ногам юной колдуньи, плавно проникли к промежности, заставляя трепетать. Он подхватил Киру под бёдра, прижав её обнажённой спиной к гладкой, будто отполированной, коре дерева. Легко приподнял её так, что локти девушки оказались на его плечах, на которые она опиралась. Медленно опуская, он плавно проник членом в её увлажнённую от трепетного желания промежность и стал двигаться, используя силу рук, спины и бёдер. Он совершал размеренные толчки, целовал её грудь и поглядывал исподлобья ей в лицо, пытаясь понять, почему же она, выгибаясь в его руках, наслаждаясь его ласками, его желанием и силой, всё ещё не может избавиться от грусти в затуманенных глазах? Что же не даёт ей покоя, что мешает, если ей с ним так хорошо, что она легко поддаётся и отзывается, трепещет и едва не сходит с ума от удовольствия? Это ведь он сделал её женщиной, она сама этого захотела. Она не знала других мужчин, не могла знать. Но, видимо, есть какая-то тайная причина, которая не позволяет ей отдаваться чувствам целиком, без оглядки; что-то смущает и мучает её, да и его заодно. Но главное, что Ганзель понял для себя в этот момент близости с юной ведьмочкой – причина не в нём. Кира отдаётся ему искренне, она счастлива принадлежать ему, чувствовать его в себе, быть с ним одним целым. Это подхлестнуло его уверенность, движения обрели новую силу, и он довёл Киру до пика наслаждения, от которого её затрясло, она бессознательно впилась ногтями в его плечи, оставив алые царапины, застонала и уткнулась в его шею, сжавшись в сладкой судороге. Он усмехнулся её удовольствию и сам не стал сдерживаться. Вжавшись в девушку покрепче, он позволил себе отключить любые мысли и почувствовать, как разливается по телу ощущение блаженного восторга... Постепенно переводя дыхание, Ганзель ощущал нежные прикосновения её щеки к его макушке, легкое жжение на расцарапанных плечах, утонувших в её объятиях, и такое блаженное удовольствие, что не хотелось отрываться от неё, выходить из её лона. Так и оставался бы в ней бесконечно долго... Сердце Киры билось взволнованно и трепетно, шелковистая кожа её обнажённой груди легонько касалась напряжённых мускулов мужчины, по-прежнему держащих её на весу. Медленно приходя в себя, Ганзель решил: он должен узнать, что с ней. Понять, что происходит в душе девушки, которая от него без ума, но не может обрести радость в их близости, даже наслаждаясь ею. Но опомнившаяся от вспышки чувств Кира, застёгивая платье, всё так же растерянно прятала от него глаза и пыталась отстраниться. Не вышло – поспешно одевшийся Ганзель теперь уже был уверен в своих и её чувствах, а потому решительно сгрёб ведьмочку в охапку: – Кира, ну чего ты? И тут она ошеломила охотника – уткнулась в его плечо и заплакала. Ганзель смягчил объятия, удерживать ведьмочку больше не требовалось. Охотник чувствовал: она любит и доверяет, но что-то её останавливает. И всё-таки она заговорила, как-то тихо, торопливо. Ему пришлось вслушиваться, чтобы разобрать. – ...я виновата, из-за меня всё, я же могла остановить тебя, но не сделала этого, я виновата перед ней... – Перед кем? – нахмурился Ганзель. Она всхлипывала и не сразу смогла ответить. Наконец, выдохнула: – Перед... перед Миной. – Перед Миной?! – опешил Ганзель. – В чём это? – Она же... она любила тебя. И я знала об этом. Знала! Я не должна была... Так нельзя... – Стоп, стоп! Ты считаешь себя виноватой? Перед Миной? Потому что ты... со мной? Потому, что ты моя? Кира молча кивнула в ответ, вздрагивая от слёз. Ганзель мягко взял её за подбородок и приподнял лицо девушки, чтобы заглянуть ей в глаза: – Кира, я знаю, что тебе со мной хорошо. Я вижу это. Ты сама хочешь быть моей, и я хочу быть с тобой. Только с тобой. И перед Миной ты ни в чём не виновата – ты не разлучала меня с ней. Слышишь? И Мины больше нет, а мы живём дальше. Мы не забудем её, но не нужно придумывать себе вину... Кира, посмотри на меня. Ты... как будто ещё что-то знаешь. Да? – Ганзель, – испуганно пробормотала она, – это её тайна, не моя... Охотник нахмурился. Кира явно сомневалась, и он постарался помочь ей решиться: – Слушай, хватит уже этой пытки, лучше скажи. – Прошу тебя, – взволнованно произнесла ведьмочка, – пообещай, что не будешь ненавидеть её за то, что сейчас узнаешь. Он пристально посмотрел Кире в глаза и понял, что дело серьёзное. – Не буду. Рассказывай. Юная колдунья помедлила, собираясь с духом, потом судорожно всхлипнула, вытерла слёзы и стала рассказывать: – За день до Кровавой Луны Мина вернулась домой вся в слезах. Я спросила её, что случилось, а она в ответ вдруг разрыдалась... Я её такой никогда не видела, Ганзель! Она рассказала мне, что... Кира запнулась, всхлипнула, но всё-таки продолжила: – Она... не удержалась и воспользовалась магией целебной воды, чтобы приворожить тебя... на лесном озере. Хотела, чтобы ты влюбился. – Она что, тогда применила магию?! – опешил охотник. – Да, – Кира опустила глаза, словно это была её вина. – Она так раскаивалась в этом! Говорила, что так спешила стать твоей, хотела почувствовать себя счастливой... но винила себя за колдовство. У Ганзеля даже дыхание перехватило: – А я-то думал... Это признание ошеломило его. Нет, не появилось чувство досады или сожаления о том, что было между ним и Миной. Но он хорошо помнил неестественное ощущение потери собственной воли, овладевшее им тогда и быстро отступившее. Больше такого влечения к Мине, как на лесном озере, он не испытывал. – Ганзель, прости её, пожалуйста! – разволновалась Кира, взяв его за руку. – Ты бы видел, как она мучилась! Ругала себя за это, плакала всю ночь, говорила, что нельзя было так с тобой, что всё должно было идти своим чередом, как получится. Она поклялась, что больше не посмеет использовать чары и привораживать тебя, что только ты сам будешь властен над своими чувствами. И... она пошла искать тебя. – И нашла, – мрачно подтвердил охотник. – Полумёртвого. С дырой в боку. С минуту они молчали. – Мина сдержала слово, – взволнованно произнесла Кира с мольбой в глазах. – И... она действительно любила тебя. – Я знаю, – согласился Ганзель и продолжил, глядя в сторону и стараясь говорить так, чтобы голос не вздрагивал, – она спасла меня. Дважды. Сражалась вместе со мной против целого шабаша. Её убила Мюриэль за то, что она защищала меня. – Так ты простишь Мине эту ошибку? – почти шёпотом спросила взволнованная Кира. – А то я чувствую себя мерзко из-за этой её тайны... – Конечно. Скорее, я перед ней виноват. Она за меня жизни не пожалела, а я так и не сумел полюбить её по-настоящему... А ты правильно сделала, что рассказала. Это ведь касается меня, я имею право знать. – Да, – согласилась Кира, виновато улыбаясь. Вдруг Ганзель взял её личико в ладони и пристально посмотрел в глаза: – А ну-ка, говори, ещё какие-нибудь тайны есть?! – Нет, вот теперь уже точно нет, – взгляд Киры заметно посветлел, она уже не прятала глаза и улыбалась. – Да? Смотри у меня! – Ганзель в шутку изобразил возмущение. – Вот женюсь на тебе и запру в доме, чтобы ты новых тайн не набралась. – Что?! – оторопела Кира, вытаращив глаза на парня. – Кстати, в нашем доме будешь ходить в одной юбке, – он опустил глаза и провёл кончиками пальцев по верхнему краю её платья, прикасаясь к груди, и отогнул корсет, чтобы заглянуть под него. – Незачем прятать такую красоту. – Ганзель! – выпалила Кира, смутившись. – Что? И не спорь! – широко улыбнулся парень и поцелуем заставил её умолкнуть. Когда охотник и ведьмочка, покидая лес, вышли к его окраине, самым сложным для них было избавиться от слишком радостных улыбок, немного несвоевременных сейчас для остальной компании. Бросив быстрый взгляд в сторону общего пристанища на берегу реки, Ганзель вдруг порывисто обнял Киру за талию и тут же спрятал её за ближайшим широким деревом, чтобы поцеловать ещё раз, пока никто не видит. Их губы жадно дарили взаимную ласку друг другу, сбивая дыхание, пальцы ведьмочки утопали в густых коротких волосах мужчины, а его руки беззастенчиво скользили по её груди, проникая своей чувственностью даже сквозь ткань платья. Они целовались самозабвенно, уверенные, что их никто не видит за этим широким деревом. Они не заметили Гретель, которая печально и встревожено наблюдала, случайно заметив их между деревьев окраины леса, куда она отправилась за хворостом. Охотница не знала, почему у неё так щемило сердце, когда смотрела на их вдохновенный поцелуй. Это не было сюрпризом для неё, она знала, что её брат и Кира влюблены, хотя, возможно, и не знала, насколько сумасбродны они в своих чувствах и желаниях... Невольно засмотревшись на них, Гретель вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной своё имя. Она вздрогнула, резко обернулась и почти прошипела: – Бен, тише! А то услышат. – Кто? – парень приподнял тяжёлую еловую ветку и усмехнулся страстному поцелую Ганзеля и Киры. – А-а... нет, не услышат. Им не до нас. – И вообще, не подкрадывайся так, ты меня напугал. – Не может быть. В его голосе чувствовалась какая-то уж слишком нахальная улыбка. Но Гретель не стала вникать, она не удержалась и снова уставилась на брата и его девушку, не в силах отвести взгляд, не понимая, то ли этот поцелуй злит её, то ли... Бен не дал ей додумать, вдруг развернул Гретель к себе и впился в её губы поцелуем. Она попыталась вырваться, но не получалось: шум поднять боялась, а то ещё Ганзель увидит. Убьёт ведь обоих, как пить дать. Да и не хотела она сопротивляться, если честно. Сдавшись, Гретель просто обняла парня за шею и позволила себе раствориться в поцелуе. Всё-таки она вывернулась, инстинктивно залепив Бену по рукам, когда они сползли ниже её талии. Шлепок получился довольно звонкий, Гретель испуганно замерла, вжавшись спиной в высокую ель, и потихоньку выглянула оттуда. У неё отлегло от сердца: Ганзель и Кира уже покинули окраину леса и отошли достаточно далеко, чтобы услышать. Охотница обернулась к парню, пнула его от души пару раз в бок и велела идти к остальным. Бен, не пряча довольной улыбки, всё-таки послушался, поднял охапку хвороста и пошёл к костру. Гретель, поправляя на ходу растрепавшиеся волосы, прошла вдоль окраины леса, чтобы выйти не там, откуда появился Бен. У костра, до которого Гретель дошла последней, царила напряжённая обстановка. Охотница поняла это по встревоженным лицам всех собравшихся. Гретель бросила охапку хвороста сверху на ту, что принёс Бен, и присоединилась к остальным. Им предстояло решить ещё один важнейший вопрос.