Thaw Out My Love, Make Me Shiver

Блейн вздохнул, понимая, что бы это ни было, всё равно ни к чему хорошему не приведёт, и он был почти уверен, о чём пойдёт речь. — Да, Мать? — Речь об этом мальчике. Ну, конечно. — Я знаю, что он чувствует себя здесь не очень комфортно, особенно после Рождества, но я хочу, чтобы он знал, ему всегда здесь рады. Я знал… что? — Подожди, что? — Блейн недоумённо уставился на неё. — Курт, Блейн. Я скучаю по тебе и я хочу узнать мальчика, с которым мой сын проведёт остаток своей жизни. Не отрицай этого; ты вертишь своё кольцо каждый раз, когда смотришь на него. — Я думал, ты ненавидела его! Бетани вздохнула, воздух образовался перед ней белым облаком, и она посмотрела куда-то вдаль. — Как я могу ненавидеть кого-то, кто явно делает моего сына счастливым? Да, было бы хорошо, если бы ты нашёл милого, тихого саба, тогда семья не разводила бы суету, но… Карие глаза, словно его отражение, пристально посмотрели на него. — Кто я такая, чтобы говорить тебе, что ты не можешь быть с ним? Несколько минут они стояли, не глядя друг на друга, в тишине на морозном воздухе, пока Блейн пытался осмыслить слова матери. — Знаешь, когда мы были молодыми, твой отец был намного более оживлённым, — внезапно сказала она. — Он любил разговаривать; мы проводили целые часы только беседуя, куда бы мы не пошли. Ему нравилось выдумывать истории, разные глупости, просто чтобы заставить меня улыбнуться. Но когда моя мать встретилась с ним, она была против. Ты знаешь, что родственные души неоспоримы, но она ясно дала понять, что он был слишком… Слишком, что мне следует сломать его, успокоить и напомнить ему, где его место, — она взглянула на Блейна. — Единственное, о чём я сожалею в своей жизни, что я во многом следовала её советам; сломать Эндрю, а потом пытаться заставить тебя стать более жёстким, сильным Домом, когда на самом деле ты сильнее любого из нас. Ты прислушиваешься к своему сабу, даёшь ему то, в чём он нуждается вместо того, что говорят тебе делать другие. Блейн, прости меня за всё, что было в прошедшие несколько лет. Мне никогда не следовало принуждать тебя пытаться стать более жёстким, как делала со мной моя мать. Я ненавидела, когда она так поступала, и всегда клялась, что не буду такой со своими детьми, если они будут Домами, но я не оправдала собственных обещаний. Я не могу вернуть назад того, что сделала, но буду всегда надеяться, что однажды ты простишь меня. — Но как же семья? — услышал Блейн собственные слова прежде, чем успел остановить себя. Бетани пожала плечами. — А что семья? Мне надоело играть по их правилам. Если твой саб, если Курт может противостоять большинству из них, включая меня, гордо подняв голову, то почему я не могу? Он показал такую силу, которой не обладает ни один Дом в нашей семье. Блейн лишился дара речи. Несмотря на множество недостатков, она не была склонна ни к драматизму, ни ко лжи. — Мать, я… Спасибо. — Убедись, что Курт узнает, — добавила она и, подхватив Блейна под руку, направилась к дому. — Я хочу, чтобы он знал, что ему здесь рады в любое время. — Почему ты сама не скажешь ему? — Сомневаюсь, что он поверит мне, — нахмурившись, призналась Бетани. — Я была с ним не слишком мила. Блейн сжал её локоть и тепло улыбнулся. — Думаю, он бы оценил, если бы ты сама сказала ему об этом, — предложил он, открыв входную дверь и жестом приглашая мать войти первой. Она с улыбкой сделала шаг внутрь и позволила ему снять с себя пальто и повесить его на крючок, после чего они направились на кухню в комфортной тишине. Они нашли своих сабов, погружёнными в книгу, пока те обсуждали какой-то рецепт и делились вариантами его усовершенствования. Вместе, Блейн и Бетани, приготовили горячий шоколад и принесли его своим сабам, после чего сели за стол. Курт и Эндрю приятно удивились, увидев их, но с улыбкой приняли горячие напитки и продолжили дальше игнорировать своих Домов, которые навёрстывали всё, что пропустили за прошедшие недели, пока Блейна не было дома. Когда они уже надевали пальто и готовились к отъезду, Бетани, наконец, заговорила. — Теперь, Курт, когда твоему отцу стало лучше, я надеюсь, что ты будешь приходить к нам на ужин. Он удивлённо моргнул, не зная, что и ответить теперь, когда его признали. — О, эм, я должен убедиться, что мой отец тоже поужинает. — Что ж, пригласи его. Как говорится, чем больше, тем веселее! — радостно ответила Бетани. Чересчур радостно, как подумалось Блейну. — Мы что-нибудь придумаем, Мать, — пообещал он, направляя Курта к выходу, но его остановила Бетани, нежно положив руку на плечо Курта, удивив мальчика, который с любопытством повернулся к ней. — Курт, я хотела бы извиниться за своё прошлое поведение. Я хочу, чтобы ты почувствовал, что тебе здесь рады, а мое поведение препятствовало этому. Мне хотелось бы лучше узнать тебя. — Ох, — глаза Курта широко распахнулись, он не понимал, что происходит, и посмотрел на Блейна, который ободряюще кивнул ему. — Ко-конечно, звучит… хорошо. Я дам Блейну знать, какой вечер будет наиболее подходящим, миссис Андерсон. — Пожалуйста, зови меня Бетани. Мы ведь практически семья, — Курт видел, что она очень сильно старалась, и это была единственная причина, по которой Курт позволил ей утянуть себя в неловкие объятия. — Думаю, твоя мама конформист, — прошептал Курт, как только они сели в машину. Блейн смеялся всю дорогу домой.

♦ ♦ ♦

Весь январь Курт и Блейн веселились, флиртовали и дразнили друг друга. Месяц был полон длинных школьных дней и коротких ночей в обнимку с Блейном. Они согласились, что им следует составить новый договор, если они собираются продолжать сексуальные отношения, но парни были слишком заняты, разрываясь между хором, друзьями и уроками почти всё время, так что единственное, что им хотелось делать, после того как они приходили поздно вечером домой, — это обниматься; они уставали слишком сильно. Они решили не делать ничего сексуального, пока не составят новый договор. В первую неделю января река Оглейз достаточно замёрзла, чтобы можно было кататься на коньках. Как только Блейн услышал, что Курт ни разу не катался на коньках, он умолял его попробовать, пообещав, что будет держать его в безопасности. И так Курт оказался на скамейке на берегу реки, завязывая на ногах острые лезвия. — Я нервничаю, — сказал он, завязывая шнурки на левом коньке. В том, что его руки дрожали, он обвинял холод. — Из-за чего ты нервничаешь? — спросил Блейн, опустившись на колени перед ним и туже завязывая шнурки на его правой ноге. — Из-за того, что упаду на задницу, упаду лицом, упаду в воду, причиню себе боль, упаду и порежу себя одним из этих лезвий-убийц… Блейн взял его за руки, не дав Курту размахивать ими, пока он говорил. — Курт, клянусь, я не допущу, чтобы тебе стало больно, хорошо? И я проверил реку, она полностью замёрзла. Только избегай мест, где торчат растения, там наиболее тонкий лёд. Совсем как катание на роликах! — Ненавижу ролики, — проворчал Курт, но позволил Блейну помочь себе встать на лёд. Они двигались медленно, потому что если Блейн чувствовал себя на коньках, как рыба в воде, то Курт едва балансировал. Они сделали несколько кругов, Курт крепко вцепился в руку Блейна, который медленно ехал перед ним. Через некоторое время Курт, в конце концов, почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы отпустить одну руку Блейна. Его Дом оставался рядом и всё время наблюдал за Куртом и подбадривал его. Сделав глубокий вдох, Курт кивнул Блейну и, отпустив его руку, поехал сам. Он немного пошатнулся и подпрыгнул, когда Блейн выехал перед ним, не прикасаясь к нему, но продолжая наблюдать. — Ты в порядке? Курт кивнул, пытаясь сосредоточится на плавных движениях, чтобы двигаться вперёд, удерживая руки по бокам, чтобы сохранять равновесие. — Иди, веселись, — сказал Курт Блейну, не сводящему с него глаз. — Со мной всё будет хорошо. — Ты уверен? Не хочу, чтобы тебе было больно, — сказал Блейн. — Кыш, — он видел, как Блейн колебался, и уверенно улыбнулся ему, после чего поехал вперёд, рассекая по льду так, словно рождён был для этого. Курт закусил губу, пытаясь сосредоточиться. Левая нога, правая нога, левая нога, правая нога, руки в стороны, левая нога… — У-у-уф! — Курт опасно пошатнулся и, не сумев восстановить равновесие, упал вперёд, ударился об лёд и почувствовал, как его левая лодыжка подвернулась. — Господи, Курт, ты в порядке? — закричал Блейн, пересекая реку, и, с брызгами льда, резко остановился около него. Он тут же упал на колени, начав махать руками над телом Курта, так как не знал, что он повредил. — Моя лодыжка, думаю, я вывихнул её, — сказал Курт, и его лицо скорчилось от боли. — Пойдём, сядем на скамейку, — Блейн поднял его на ноги, приняв большую часть веса на себя, когда Курт зашипел. Они ехали ещё медленнее, чем раньше, но наконец добрались до скамейки. Курт откинулся на деревянную спинку, поморщившись, когда холод от скамейки просочился к коже через ткань его брюк. — Вот так, позволь мне взглянуть. Прошлым летом я проходил курс первой помощи, — настаивал Блейн, опустившись на колени перед Куртом и осторожно снимая с него коньки. Курт вздрогнул, когда морозный воздух коснулся его вспотевшей ноги, как только Блейн снял с него обувь и принялся вращать его лодыжку, наблюдая за её движениями. А затем Блейн провёл большим пальцем по своду его стопы, и Курт снова задрожал, даже если ему стало тепло, его нога дёрнулась в хватке Блейна. Всё, казалось, обрело поразительную ясность, пока он смотрел на Блейна. Тепло, любовь, принятие, любовь, наполнили его тело, словно электрические разряды проникли под кожу, и у Курта перехватило дыхание. — Я сделал тебе больно? Нам следует поехать в больницу? — спросил Блейн, и Курт отчётливо слышал панику в его голосе. — Это ты, — прошептал он. Блейн нахмурил брови, склонив голову. — Что? — Это ты, это ты, я… — Курт? — Блейн, ты дотронулся до моей метки. Его глаза широко распахнулись. — Ох, боже, прости, я не хотел… Курт засмеялся сквозь слёзы, что наполнили его глаза. — Блейн, ты прикоснулся к моей метке, и я почувствовал это. Связь, я почувствовал, боже, Блейн, ты моя родственная душа. Курт оттолкнулся от скамейки, цепляясь за Блейна, он обвил руками его шею и поцеловал. У Блейна ушла секунда, чтобы осмыслить происходящее, после чего он обнял Курта за талию и прижал его ближе, они так и целовались в снегу на берегу реки. Курт был на самом деле, по-настоящему его, он был родственной душой Блейна, его единственной любовью, его сабмиссивом, его идеальной половинкой. Это была не просто любовь, это были их души, связанные с момента зачатия, и Блейн не чувствовал себя более счастливым, чем в этот момент, несмотря на то, как холодный снег таял на его брюках. — Боже, я люблю тебя, я так сильно люблю тебя, — бормотал Блейн, оставляя поцелуи на лице Курта: губы, нос, везде, куда мог дотянуться. — Я так рад, что это ты, никогда не хотел никого другого, только ты, боже, я люблю тебя. Курт снова соединил их губы, посасывая и пощипывая их, он прижимался так близко, как только мог из-за их зимних курток. — Отвези меня домой, пожалуйста, займись со мной любовью, — умолял он между поцелуями. — Как пожелаешь.

♦ ♦ ♦

Не так-то просто было добраться до машины с больной ногой Курта, о которой тот едва думал в свете нового откровения, что Блейн его родственная душа. Сам Блейн был так же отвлечён, его взгляд то и дело возвращался к Курту, пока он помогал ему преодолеть сугробы, за которыми они сегодня припарковались, когда ещё не знали, что на самом деле было в их сердцах. Блейн не мог перестать прикасаться к Курту, его руки всегда были неподалёку. И не только из-за подавляющих инстинктов Доминанта, которые кричали защитить своего саба (с момента, когда он впервые встретил Курта, Блейн хотел защитить его, и теперь он знает почему), но сейчас это было что-то большее; Курт ещё даже не прикасался к его метке, но Блейн уже чувствовал, как связь течёт в его жилах. Наконец они сели в машину и отправились к дому Курта, поблагодарив людей, которые посыпали улицы солью, из-за чего дорога не была такой мучительно медленной, и тогда Блейн кое-что понял. — Я думал, твоё второе имя Элизабет? — спросил он, стараясь не смотреть на Курта, потому что был уверен, что не сможет оторваться, если посмотрит. — Так и есть, — подтвердил Курт, сплетая руки на коленях, чтобы не потянуться к Блейну. — Но инициалы на моей ноге К, знак вопроса, Х, так как мы можем быть родственными душами? Курт уставился на него. — Ты что, шутишь? Боже, я так глуп, — простонал он, откидываясь на подголовник. — Всего этого можно было избежать, если бы я… — Курт раздражённо фыркнул. — Блейн, я изменил своё второе имя после смерти моей мамы. Оно у меня не от рождения. Блейн покачал головой. — Ты не глуп; откуда ты мог знать, какая у меня метка? Мы никогда это не обсуждали. — Да, думаю, ты прав… — он замолк и отвернулся к окну, когда они приблизились к дому. Казалось, что дорога длилась вечность, каждый километр был словно длиннее в десять раз, пока они въехали на подъездную дорожку. Блейн обошёл автомобиль, спеша помочь Курту и снова прикоснуться к нему. Он желал никогда не прекращать касаться его, своего саба, своей родственной души. Курт, казалось, так же не хотел отпускать Блейна, но наконец они вошли в дом и спустились в комнату Курта. Блейн помог ему снять куртку и повесил их верхнюю одежду на крючок в комнате, после чего повёл Курта к кровати и усадил его. С благоговением он опустился на колени перед Куртом и снял с него ботинки. Он отставил в сторону его и свою обувь, а затем заботливо приподнял левую ногу Курта. — Как твоя лодыжка? — тихо спросил Блейн, не желая нарушить состояние транса, в которое, казалось, впали они оба. — Хорошо, всё в порядке, — выдохнул Курт, глядя на Блейна из-под полуприкрытых век.