Гамбит

Он никогда не включает музыку слишком громко. Если подумать, он вообще не любит такую музыку – бессодержательную, простую, с электронными ритмами. Но почему тогда из его квартиры доносится эта какофония? Сергей остановился у знакомой двери и посмотрел на часы. Уже пора. Он сказал, надо прийти в восемь, а сейчас – семь пятьдесят пять. Значит, он скоро выйдет. Или впустит – это по настроению. Но в любом случае, откроет дверь. Музыку слышно на весь подъезд, и к ней примешиваются какие-то голоса, звон бокалов и пьяный смех. Что же он празднует? Явно не день рождения – у него в феврале, а теперь уже март. Хотя, какая разница, что. Сейчас он откроет и сам скажет, или не скажет, но все будет и так понятно. Новую должность получил, наверное. Если там, внутри, его коллеги по работе – так и есть. Восемь часов. Почему он не открывает? Он же всегда открывает, если просит прийти к определенному времени. Даже если занят! Сергей уже несколько раз звонил в двери, но звонок никто не услышал. И неудивительно: музыка так орет, что и атомная война по соседству прошла бы незамеченной, что говорить о бедном маленьком дверном звонке. Никаких шансов - комариный писк на фоне взрыва… Восемь часов десять минут. И что? Если он не хотел видеть Сергея, зачем тогда позвал? Оставил бы его запасной Пешкой, или дал задание, или назначил другое время… Но он сказал: «Приходи в восемь». Может, забыл? По лестнице медленно, как зомби, хромает какая-то старушка. Замечает Сергея, останавливается. Смотрит с подозрением. «И почему они все смотрят с подозрением? – думает он. – Как будто хулиганам есть дело до старух. Скорее их инсульт доконает, чем хулиганы...» Бабка по-прежнему сверлит его тяжелым взглядом. – А вы из какой квартиры? – спрашивает он. – Что-то я вас тут раньше не видел! Шли бы вы отсюда, подобру-поздорову, пока милицию не вызвал! Ходят тут всякие… Глаза у бабки расширились от удивления, но намек она поняла и поспешно ретировалась. Он сел на ступеньки. Восемь пятнадцать. Интересно, если подойти и попинать дверь ногами – там услышат? А с другой стороны, зачем? Подумать только: проигравший ломится в квартиру победителя, чтобы на шесть часов поступить в его полное распоряжение… Абсурд. Обвинять человека в том, что он не забрал часть твоей жизни. Требовать, чтобы забрал. Злиться, что не забирает… Опять шаги на лестнице, теперь уже – быстрые, легкие, как будто поднимается ребенок. И точно. Маленькая девочка лет восьми, со школьным ранцем за плечами. Увидев Сергея, она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, не зная, как его обходить. Он улыбнулся ей самой гадкой из своих улыбок: – И не страшно тебе, де-е-еточка, так поздно гулять совсем-совсем одной? Она попятилась. – Хочешь, дам конфетку? – спросил он. – Или две. У меня много. Девочка уверенно помотала головой. – Ну, как хочешь. Могу тебя еще курить научить, пока мама не видит. А? Она замотала головой еще быстрее. – Эх… ладно. Иди уже, – он посторонился, пропуская ее, и девочка мигом взлетела по лестнице. Опять сел на ступеньки. Восемь тридцать. Музыка в квартире чуть стихает, и слышно, как заливисто смеется какая-то женщина. Ей вторят мужские голоса. Сколько же там народу? Человек десять, не меньше. И Мастер среди них: веселится, пьет, танцует, с кем-то говорит, о чем-то шутит… В подъезде холодно. Мартовский ветер нагло пробирается в щели, бродит сквозняками туда-сюда, от него леденеют пальцы. Хочется спать. Прошлой ночью они играли, и Сергей так и не уснул, зато теперь глаза закрываются сами собой. Кто-то идет вниз, топает по ступеням тяжелыми ботинками. Главное – чтобы не отец той девочки, а то будет не смешно. Голос у него хриплый, усталый, прокуренный: – Чего расселся? Дай пройти! Сергей поднимает голову, смотрит на него снизу вверх: – Ты не знаешь, что там празднуют, в той квартире? – Тебе-то зачем? – Да у меня там жена. Сказала, поедет к подруге, а у подруги говорят – они обе здесь. И звонка в дверь не слышат. Черт знает, что там творится. Мужчина глядит на него с пониманием и даже сочувствием: – Не знаю. Но ты посиди, подожди – не вечно же у них будет музыка орать. – Ага, – Сергей печально улыбнулся, – спасибо. Господи, какая жена, какая подруга, что за бред?! Сказал бы еще: детки малые плачут, маму зовут… Разве ты не видишь, дядя, что перед тобой среднестатистический студент, без жены и без ничего?! Мужчина уходит. Девять часов. Наверное, надо плюнуть на все и вернуться домой. Ждать бесполезно. Если уж Мастер за целый час не додумался выглянуть из квартиры, значит, и не собирается выглядывать. Да и холодно здесь. Холодные ступеньки, холодная стена, холодный ветер. Уже зуб на зуб не попадает. Все, решено. Посидеть еще немного – и домой. Но все-таки мужик прав: музыку скоро выключат. После десяти вечера такие децибелы уже считаются нарушением порядка, а если не будет музыки – будет слышно звонок. Тогда Мастер откроет дверь. Впустит, скажет что-нибудь в своем стиле, посмеется над тем, что Сергей до сих пор не ушел, а потом, возможно, разрешит остаться… Десять. Музыка и правда стихла, но люди не выходят. Сергей звонит. Оказывается, звонок отключили. Стучит – бесполезно. Колотит в дверь кулаками, пинает несколько раз. Вновь садится на ступеньки. Руки совсем замерзли, он прячет их в карманы и находит там огрызок карандаша. С глупой улыбкой пишет на стене, что «Сирежа – лох». Потом зачеркивает «и», подписывает сверху «е». Опять улыбается. Так забавней. Люди совсем перестали ходить по лестнице, но через полчаса пришла кошка. Полосатая, с длинным хвостом. Сергей посмотрел на нее, сказал «Гав!», но кошка не испугалась и села напротив, сощурив на него зеленые глаза. – Слушай, а это правда, что у вас девять жизней? – интересуется он. – И сколько же у тебя осталось? Кошка не хочет ждать, пока он будет проводить эксперименты, и тихо убегает вниз по лестнице. Он остается один. Наверное, это даже хорошо, что дверь до сих пор закрыта. Надо быть безумцем, чтобы хотеть туда войти. Снова плясать марионеткой в ЕГО руках и стискивать зубы, ловя на себе колючий взгляд голубых льдинок. Мерзнуть от его голоса, от каждого жеста. Постоянно дрожать от холода. Играть с ним – это как закрываться зонтиком от пули, глупо и страшно. Это комедия в одно действие: удар-смех-занавес, и никаких тебе аплодисментов. Он ненавидит улыбки. Но если не улыбаться, пуля пробивает зонтик, а потом и тебя. Законы клоунады работают как молитва – пока в них веришь. Можно уйти, отказаться, не быть, не ждать… Можно! Он не будет останавливать. Но без него останавливается все остальное. И планета, набравшая обороты за миллионы лет, начинает вращаться все медленней и медленней, пока, наконец, не замирает совсем. И ты стоишь на ней, как Маленький Принц, забывший накрыть свою розу стеклянным колпаком, и просто не знаешь, что делать дальше. И на кой эта дохлая роза тебе нужна. Есть люди, с которыми хорошо, но без которых – еще лучше. А есть те, с которыми плохо. Но без которых еще хуже. Он – из последних. У него теплые руки, плавные движения, обоюдоострые слова. У него – сила и право добивать слабого. Как можно любить такого? Наверное, никак. …Мастер открыл дверь уже после полуночи. Вышел в подъезд и остановился, разглядывая спящего на ступеньках мальчишку. Надо же, этот идиот до сих пор здесь. Не ушел. Свернулся калачиком на бетонном полу, натянув рукава на посиневшие от холода руки – и спит. Стараясь не шуметь, Мастер присел на корточки рядом с ним. Потянулся – и погладил его по щеке. Провел кончиками пальцев по волосам, заправил за ухо выбившуюся прядь… и тут же быстро отступил на шаг, заметив, что он просыпается. Спросил: – Что ты здесь делаешь? Сергей открыл глаза, но отвечать не стал. Наверное, побоялся, что голос будет дрожать. – Вставай, – велел Мастер. – Сейчас я тебе такси вызову. Поедешь домой. – Домой?.. – и правда, дрожит. Замерз до костей, не дай бог еще простудится. – Да. Домой. У меня гости, некогда с тобой возиться. – Можно я останусь? Мастер хмыкнул и покачал головой. Ушел в квартиру, опять заперев дверь, и выглянул десять минут спустя. Сказать, что подъехало такси. Если вы думаете, что уговорить кого-то стать Пешкой – это легко, вы очень сильно ошибаетесь. А уговорить Антона… Ну, скажем, вероятность того, что я поверну реку вспять, приведу гору к Магомету и поменяю местами Северный и Южный полюса – куда выше. Но я все-таки попытался. И услышал в ответ вполне ожидаемый поток матов и угрозу оторвать мне голову, «раз уж я все равно ей не пользуюсь». – Да ладно, ты ведь еще не проиграл, – усмехнулся я. – Зачем так нервничать? Он прикрыл глаза и медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. – Сань… Что ты опять задумал, а? Я, конечно, понимаю, у тебя всегда есть план и так далее… Но не мог бы ты мне сразу все объяснить, пока я не ударился в панику? – Объясню. Как только ты примешь вызов. – Куда я денусь-то, с подводной лодки? – мрачно осведомился он и вытащил коммуникатор. Потыкал в него пальцем, подтверждая заявку на сайте Гильдии, вздохнул и поднял глаза: – Ну? Я сочувственно посмотрел на него. И в самом деле, вот-вот запаникует… Надо уже рассказать ему, что происходит, а то он единственный тут играет вслепую. – Не бойся. Крыша у меня на месте. Просто это одна из тех ситуаций, когда правила Игры - не работают. – В каком смысле? – В прямом. Вехлицкий меня сильнее, и он это знает. А я знаю, что играть с ним на общих условиях бесполезно, у меня практически нет шансов. – Но зачем тогда… – Затем, что это неважно – проиграю я или нет. Антон немного завис. Поглядел на меня, как на психа, и пошел на кухню за сигаретами. Я догнал его уже там: – Погоди, ты дослушай! У них соревнование. Вехлицкий поставил на тебя, а Гросс – на меня. Но, если я сейчас потеряю полгода жизни, этому соревнованию конец, понимаешь? – Не понимаю, – честно сказал Антон. - Какое еще соревнование? Я в двух словах пересказал ему историю, услышанную от Мастера. Улыбнулся и виновато пожал плечами: – Такие дела. В общем, я устроил Вехлицкому самый простой гамбит: предложил ему Пешку, чтобы вывести на поле другую фигуру, посерьезнее, и столкнуть их вместе. Мастер не захочет меня терять. Он тогда сам продует. И, если что, ему придется вмешаться. – А если не вмешается? – Вмешается, – уверенно сказал я. – Вот подумай: почему они раньше нас не трогали, а теперь вдруг взялись: и за тебя, и за меня? – Тебя и сейчас никто не трогает, – заметил Антон. – Да ну? А как назвать то, что Вехлицкий с тобой переспал? Это ж провокация, чистой воды! А потом, когда я позвонил Гроссу, он тут же согласился встретиться. Ты хоть раз видел Мастера, который попрется в Гильдию в полшестого утра, только чтобы поговорить с Игроком? Вот и я не видел! Меня еще тогда это озадачило. И я все думал: чего ему от меня надо? Приехал – а он давай объяснять мне про Игры Мастеров, про то, что Вехлицкий был его учеником, про то, что они делают на нас ставки… Рассказал, где найти этого Вехлицкого и как его вызвать… В общем, натравил меня на него. – Зачем? – не понял Антон. – Ну, можно сказать, что я – «засланец». Помнишь, как мы с тобой друг друга доводили, пока играли? Вот и у них такая же история. Только Гросс не хочет первым идти на контакт, то ли выпендривается, то ли изображает равнодушие… Вот и отправил меня, чтобы потом у него был повод лично сыграть с Вехлицким. Он же Учитель типа! Весь из себя такой мудрый, недосягаемый, в белых одеждах... Ему по статусу не положено бегать за учениками! Сам бросил Вехлицкого – а теперь жалеет. Но все равно делает вид, что так и было задумано, и вообще, не сильно-то и хотелось. – Может, и правда не сильно хотелось. Откуда ты знаешь? – Ага, оно и видно! – фыркнул я. – Тогда почему из всех вариантов он выбрал самый нелогичный? Ну вот представь: ты – Мастер, и соревнуешься с другим Мастером, кто быстрее дотянет своего Игрока до нужного уровня. И твой Игрок, конечно, крут, но не настолько, чтобы сражаться с Вехлицким. А Вехлицкий его провоцирует. Что можно с этим сделать? – Проще всего – убрать причину провокации, – сказал Антон, – допустим, поссорить нас с тобой… – Вот именно. Или убедить меня, что я не справлюсь с Вехлицким, пока не «подтянусь» до нового уровня. Или самому меня вызвать и в качестве ставки предложить невмешательство… Да куча вариантов! Но вместо этого он делает наоборот. Говорит мне, где найти Вехлицкого. Зачем, спрашивается? Я вижу только одно объяснение: ему изначально этого хотелось. Чтобы я бросил вызов, сделал гигантскую ставку, продул – а потом ему бы «пришлось» меня отбивать. – Кстати, а нахрена ты поставил полгода? – спросил Антон. – Как это «нахрена»? Думаешь, Вехлицкий бы согласился на меньшее? Если он сам проиграет - то не будет брать ставки временем жизни! – Серьезно? – Ага. По-другому не получалось, он бы все равно тебя достал, так или иначе. Если не прямо – то через кого-то. Сам ведь знаешь все эти уловки! – Ну ладно, допустим. Только я понять не могу: если они так неровно дышат друг к другу, то почему Вехлицкий просто не вызовет твоего Мастера? – В том-то и дело. Он не может. У них не принято играть лично, только посредством Игроков – это мне Гросс сказал. И они бы играли. Если бы мы с тобой не спутали им все карты. – Это чем же? – А тем, что нам стало пофиг. С тех пор, как ты переехал ко мне, у нас Гильдия отошла на второй план. И на новые уровни мы уже не стремимся, просто играем и все. Короче, как только Вехлицкий это заметил – он решил испортить нам идиллию. А Гросс его, судя по всему, поддержал. Антон подумал над моими словами и брезгливо поморщился: – Вот уроды! – Точно. Уроды. Но как раз потому, что они такие уроды, мы в итоге получаем удобный расклад: если я выиграю – Вехлицкий больше не сможет к тебе прикапываться... ну, физически, потому что не будет больше брать ставки временем жизни. И Гросса на партию спровоцировать не сможет. Просто нечем будет провоцировать, когда у меня не будет повода лезть на рожон! А если я проиграю – то уже Гросс лишится своего "воспитанника", и опять облом. Другими словами, их Игре – конец. И в любом случае, после этого тебя уже никто не тронет. – Ну почему не тронет? Если ты продуешь, а Гросс не вступится… – Тогда будет уже неважно, на каком ты уровне, потому что я вылечу из Гильдии. Со ставкой в полгода – я бесполезен. А значит, и ты потеряешь ценность в качестве Пешки. Они просто пойдут искать кого-то другого, нам на замену. Антон несколько секунд, не мигая, смотрел на меня. Потом изумленно поднял брови: – Ну ты даешь! Как ты это придумал-то? – Я не придумал. Я просто в людях разбираюсь. Поговорил с Мастером, посмотрел на Вехлицкого – и понял. – Знаешь… мне тут сейчас забавная мысль в голову пришла. Это не ты устроил им гамбит, а они – друг другу, с нашей помощью. Если ты прав, конечно… – А вот это мы скоро узнаем! – улыбнулся я. – Ну так что? Продуешь мне партию? Или все-таки будем сражаться всерьез? – Всерьез. Иначе будет подозрительно. Я только рукой махнул. Подозрительно, как же. Просто убедить его стать Пешкой – это задачка потруднее, чем доплюнуть до Луны. Антон затушил окурок, вздохнул и обнял меня за плечи. – Дурак ты, Саня, – тихо произнес он. – Вот скажи мне, зачем ты лезешь в это осиное гнездо? А если ты ошибся? А если это все Вехлицкий подстроил, чтобы раз и навсегда победить Гросса? Или мы с тобой – не главные пешки в их Игре, а только одни из многих? Об этом ты не подумал? – Подумал, – кивнул я. – Вполне вероятно. – Ну так чего тебе неймется? Сам ведь говорил, что шесть месяцев – это практически смерть для Игрока! – А по-твоему, я должен сидеть и смотреть, как этот злоебучий дуэт имени Макиавелли тебе жизнь поганит? – рассердился я. – Нет уж, дудки! Вот когда ты сам захочешь от меня уйти – я тебе даже дверь открою, и топай на все четыре стороны! А пока мы вместе, не задавай глупых вопросов. И так все ясно. – Ладно, понял. Извини. Просто ты так легко меня записал в Пешки – я даже занервничал. – Это была "военная хитрость". – Знаю. Но если бы не знал… Если бы ты без меня провернул эти свои маневры… Я бы ушел. – Но теперь ведь не уйдешь? – тихо спросил я. Он усмехнулся и привычным жестом взлохматил мне волосы: – Только если не будешь подсыпать мне снотворное.