Несвятая троица

Брызги веером разлетелись в стороны, когда по луже, ни на что не обращая внимания, пронесся Есенин. - Жуков! - Есь! – крикнул Наполеон, но было поздно – мальчишка уже добежал и вцепился Жуку в рукав. Девушка, которая пришла вместе с брюнетом, неодобрительно посмотрела на Политика. Наполеон в ответ пожал плечами, однако шокированным или расстроенным он не выглядел. Наоборот, похоже, по его мнению, начиналось все самое интересное. А тем временем в переулке разыгрывалась драма. - Жук, подожди! Подожди! Ты не так понял! - Пошел нахуй! – рявкнул через плечо Жуков и прибавил шаг, но Есенин уперся. Парень взревел, словно раненый медведь, схватил Лирика за запястье - тот взвизгнул от боли – и оторвал от себя разжавшиеся пальцы. Есенину показалось, что он слышит, как ломаются его кости. Жуков не отпускал, он с перекошенным от ярости лицом задрал Лирику руку, так что тот прогнулся, сцепив зубы. Он ничего не говорил, рычал только и смотрел дикими глазами на побелевшего блондина. - Жуков, пожалуйста… Жуков!! Мы просто пообедали вместе! Зрачки агрессора сузились. Есенин понял, что последняя фраза была лишней - пальцы на его запястье сжались еще сильнее. - Я не лгал тебе, - прошептал Есенин, - искал… Ты не звонил и не писал… - И поэтому ты сразу пошел к этой мрази?! – заорал Жуков. Наполеон, стоящий неподалеку со сложенными на груди руками, вскинул брови. - Н.. – Лирик сглотнул судорожно, - Нельзя было? Прости… - Мне твое «прости» нахер не присралось! У Есенина лицо стало таким, как будто Жук его избил. - Прости, Жуков… Маршал шумно выдохнул. Он отпустил парня и отошел на шаг, но Есь не сдвинулся с места. Он прижал к груди пострадавшую руку и стоял, низко опустив голову. По щекам у него текли слезы. - Прости меня… Маршал потрясенно смотрел на Лирика. Такой реакции он не ожидал. Ждал криков, обвинений, побега в конце концов… Но Лирик стоял, съежившись, и тихо и безнадежно плакал. И если раньше всем этим хнычущим соплякам Жукову хотелось только врезать еще сильнее, то сейчас к горлу подкатывал стыд. Есь ревел беззвучно, не на публику. Ревел не от боли, а потому что больше ничего не мог сделать. И ему было стыдно. Для Жукова это было невыносимо. Вся тупая животная ярость, еще минуту назад клокотавшая внутри исчезла, оставив после себя пустоту. В голове звенело от зашкаливающих эмоций, от непонятности ситуации и от осознания собственной неправоты. Маршал несколько раз пытался начать говорить, но почему-то не получалось – голос осип и слова, которые нужно было произнести, никак не хотели обличаться в звуки. Слабостей Жуков не терпел ни в ком и в себе тем более. Разозлившись на себя, он резче, чем следовало, позвал парня по имени. Лирик не ответил. Напрягся всем телом, недоверчиво поднял взгляд – глаза у него были красные, влажные… и такие яркие, что дух захватывало. «Влага отражает свет» пронеслось в голове Маршала. А потом Жуков поманил Еся к себе. Лирик бросился к нему в объятия так, словно только этого и ждал. Вжался куда-то под распахнутую куртку, обнял одной рукой, вторую втиснул между собой и Жуковым. Мокрая щека прижалась к груди и Есь замер. Маршал замер тоже. В такую ситуацию он не попадал еще никогда, и как действовать дальше представлял себе крайне смутно. Если бы Есенин был девушкой, Жуков успокоил бы ее, проводил домой и утешил еще и там. Но Есь был парнем, а плачущих парней, да еще из разряда тех, кого сам же и обидел, Жуков еще никогда не успокаивал. Со словами дальше как-то не пошло, поэтому Жуков просто погладил Есенина по голове и ощутил, как тело мальчишки расслабляется. Это было странное ощущение… как будто напуганная птица перестает биться в руках. - Есь, - Жуков сам удивился, каким чужим прозвучал его голос, - Ты живой? Парень кивнул, слегка отстранился и тут же принялся стирать со щек влажные следы. - Извини, нашло что-то… Извини… - Заладил с извинениями… - Какой-то день дурацкий… - Подожди. Маршал поймал парня за подбородок и приподнял ему лицо. Есенин попытался вырваться. - Стой смирно. Лирик закусил губу и прекратил сопротивляться. Большим пальцем Жуков вытер остатки слез с уголков глаз парня. Есенин смущенно покраснел. Да и вообще он раскраснелся от всего происшедшего. Волосы с той стороны, которой он прижимался к груди Маршала, торчали дыбом. И зрачки до сих пор были большими, словно чернильные пятна. - Тебе надо домой, наверное. Но Лирик только головой покачал: - В таком виде нельзя. Родители обо мне ничего не знают. Узнают – скандал будет… Я тут посижу, пока не приду в себя. Сзади неслышно подошла Ракша и облокотилась на Жукова: - Не бросать же его. Пусть у нас отсидится. Потом проводим обратно. Лирик недоверчиво переводил взгляд с Маршала на девушку. - Вы встречаетесь? Ракша секунду молчала, а потом звонко рассмеялась так, что эхо от стен пошло. - Нет, ты слышал? Я же говорила, что он поэтому убежал! Маршал недовольно на нее цыкнул. - Да хватит уже… Есь, пошли. Ко мне хочешь? - Хочу. - Отлично, - Маршал смерил до сих пор дрожащего мальчишку взглядом, вздохнул и, сняв косуху, набросил ее на плечи Есенина. - Так вы не встречаетесь? Девушка просто сложилась пополам от хохота. Маршал усмехнулся и пихнул Еся вперед, чтобы не тормозил: - Нет, не встречаемся. Это моя старшая сестра. Познакомься – Ракша. Похоже, Есю было хуже, чем казалось на первый взгляд, потому что после кружки чая в теплой компании Жукова, Ракши и Тая, он очень быстро срубился. Парня оставили в постели Жука. Укрывая его одеялом, Ракша помедлила немного, разглядывая симпатичное личико. - Грустно это, - пробормотала девушка, возвращаясь в кухню. - Что именно? - Что он так сильно в тебя втюрился. - Не гони коней. Никаких «втюрился» не было. Я просто слегка переборщил… Ну, как всегда. Девушка села рядом и нежно тронула его пальцы своими. - Ты слепой дебил, Жук. - Лучше так, чем… Короче, лучше так. Он задушил в пепельнице окурок. - Не знаю я, что дальше с ним делать. Наполеон меня бесит. Я не думал, что Есенин бросится обратно к нему спустя несколько дней… - он запрокинул голову, глядя в потолок, - Такая блядь оказался… Ракша усмехнулась: - Ты себя хоть слышишь? - Отстань. - Чем дольше будешь кобениться, тем дальше все зайдет. - Бля… Ракша, куда я опять влез? - В пизду, братец. - Да если бы в пизду! Брат с сестрой переглянулись, обменявшись улыбками. - Рассказывай, что ты с ним сделал? Почему он с тебя глаз не сводит? Улыбка сползла с лица парня. Погладив переносицу, он ответил: - Ну… Понимаешь… Когда он с моего разрешения бросил Напа, до меня торжественно дошло, что это уже не шутки. Я добился своего, приручил его… А дальше? Я не собирался переходить на голубую сторону. Мне нравятся девушки и всегда нравились, и трахаться я предпочту с ними. И я… зассал. Играть с Есем было здорово. Знаешь, легко. Как будто он тоже знал правила. Правда, иногда казалось, что это он мной играет… Девушка кивнула. - Знаю я таких. Созданы, чтобы находить проблемы себе на задницу. Только не забывай, что из-за него ты ушел из спорта. Жуков скрипнул зубами. - Никогда не забуду. Да, мне нужно было уходить, но я собирался обставить это несколько иначе. Я не знаю, Ракша! Я понимаю, что нужно остановиться и бросить все к черту, заниматься своими делами – мне же в ВУЗ поступать, в конце концов. Но это будет нечестно. Неправильно. Я ведь тоже не святой, как ни крути. На некоторое время в кухне воцарилась тишина. Жуков тыкал пальцем остывший бычок, Ракша думала о чем-то, глядя в свою пустую кружку. Что и говорить – эти двое всегда знали, как им будет лучше. Их не понимали родители, никогда не понимали учителя и даже друзья… Но друг с другом они всегда были на одной волне, даже когда ссорились и дрались смертным боем. - А что этот Нап – он кто вообще? - Гей. - Что за дела, Жук. Стоило уехать учиться, как у тебя одни педики в знакомых. Чотападазрительна! - Прекрати, - шутливо рыкнул на нее парень, - я не знаю, чем этот петух занимается, но учится неплохо и собирается идти на юриста. От него вся школа с ума сходит… Вот чего я не понимаю совершенно – все знают, с кем он спит, все знают, какой он мудак, и при этом на руках носить готовы. А меня по жизни исчадьем считают. Где справедливость, Ракш? - Нет ее, Жуков, - прошептала девушка, - нет ее… Смирись. - У тебя так же? - Да. Сколько не меняй окружение, себя не переделаешь. Везде одно и то же… - Хочешь, я приеду и набью им морды? Смешок. - Кстати, о мордах. Лицо Наполеона – твоя работа? - Чья ж еще. - Так и мажешь ударом справа, да? - Заткнись. - Сам заткнись, милый. - И вообще, он сейчас без рубашки на баклажан должен быть похож. Ты же помнишь правило, которому отец учил? - «Лицо не порти, порти беспалева тело под одеждой»? Пф! Батяня фигни не посоветует. - От то-то и оно… Двигаться ему явно больновато. - Поэтому Нап не ввязался, когда ты парнишке чуть руку не оторвал? - Не знаю, может быть… вообще-то он трус еще тот. - Но красивый, - елейно подметила Ракша. - Отрицать не буду. Все покрасивше меня. - Не с тобой мне постель делить. Жуков уронил на стол пепельницу. - Бля! Ракша! Та только плечами пожала. Маршал готов был разразиться речью, но в дверях послышалось шуршание. Спавший Тай подскочил и залаял, толком не разбирая, что происходит. Жук осадил пса, опустив руку ему на спину. Выглянул в коридор. Есенин стоял у стены и смотрел в пол. Лицо у него было еще бледнее, чем до этого, руки подрагивали. Одну он упорно заводил за спину, второй держался за косяк. Жуков чуть башкой об этот косяк не приложился. Это ж надо было так по-тупому попасться! - Как давно слушаешь? – поинтересовался он таким тоном, что самому страшно стало. - Достаточно, чтобы все понять, - мрачно ответил Есенин, - я больше тебя не потревожу. Жуков едва не взвыл. - Да подожди ты! Не торопись! Нам нужно поговорить. Есенин сделал очень глубокий вздох. - Хорошо. Давай поговорим.