Несвятая троица

Парней растаскивали трое официантов. Месяцами копившиеся гнев, неприязнь и бешенство вылились в безобразное побоище, которое уж никак нельзя было назвать честной дракой. Наполеон бил подло, Жуков был пьян. Парни катались по земле, поочередно седлая друг друга и выколачивая дурь кулаками и ногами. Разошедшиеся агрессоры не реагировали на вопящий народ, на попытки расцепить их и успокоить, только рвались в бой, сплевывая на асфальт сгустки крови. Кругом кричали, их хватали за руки, тянули в стороны, даже пытались лупить по щекам. Того умника Маршал уложил почти не глядя, но пропустил удар от Напа и оба снова повалились в пыль, рыча, как дьяволы. - Ох, боже мой! – округлила глаза Гексли, выбежав во двор, - мамочки!.. Парни сцепились, удерживая руки друг друга, наседая, яростно дыша друг другу в лица. Никто из них не собирался уступать, вряд ли они уже помнили о причине драки. Кому нахрен нужна причина, когда можно раскатать сукиного сына тонким слоем? - Я тебя убью, - рокотал Наполеон, - убью, недоносок! Жуков только скалился. От ярости перед глазами стояла кровавая пелена, говорить он не мог, лишь рычать. Он резко подался вперед и врезал Напу лбом в переносицу, а когда тот взвыл, вмял ему в челюсть кулак. И вот тут появились официанты. Под гомон, причитания и улюлюканье драчунов все же растащили, хоть оба и рвались из рук, осыпая всех вокруг проклятиями. Кто-то очень быстро вызвал полицию, кажется, Жукову прочили срок за его «отвратительное поведение» и «недавний инцидент». Жук не слушал. Он нашел глазами Гексли, и почему-то на душе стало еще хреновей от выражения ее лица – девушка стояла в стороне, зажав рот ладошкой, взирая на происходящее с ужасом и отвращением. К нему она не бросилась. - Это все алкоголь! Кто должен был следить за тем, чтобы ученики не проносили спиртное?! Кто будет за это отвечать?! - Какой ужас! Какой позор! Это ведь выпускной! - Немедленно уберите отсюда учеников! Жуков пнул мусорный ящик и его скрутили крепче. Есенин узнал о происходящем не сразу. Он долго сидел в зале, ковыряя ногтем наклейку на бутылке шампанского, и посматривал на следы от собачьих зубов, оставшиеся на руке. Бинты в честь праздника парень снял. Рядом покрутились Дост со Штиркой. Девушка положила «слишком тощему» Лирику салат и принялась отчитывать за что-то, ведомое только ей одной. Есь так растерялся, что послушно съел одну ложку, а потом Достоевский, двадцать раз извинившись, увел хмельную подругу на танцпол. Медляк закончился. Народ в зале оживился в предвкушении чего-то более подвижного, к Есенину подошла застенчивая на первый взгляд Робка и предложила потанцевать. Есь заколебался. Робеспьершу он не то, чтобы не любил, скорее, не понимал и считал немножко занудной из-за склонности к постоянному анализу происходящего. Она утомляла парня, хотя иногда бывала очень даже милой. Вот только танцевать с ней Лирику не хотелось – Нап мог неправильно понять. Он так и попытался объяснить, даже жестами показал, что будет, когда Нап увидит сие вопиющее действо. Робка покивала, подобрала подол пышного платья и села неподалеку. К ней тут же прибился счастливый Дон. А тем временем в динамиках агрессивно взвизгнули гитары. Когда началась новая песня, ученики удивленно переглянулись. Есенин опознал «Тореро» Арии и заулыбался, пытаясь взглядом отыскать Жукова. Кто еще мог попросить поставить Арию на выпускном? Судя по всему, такая мысль пришла не только Лирику, кто-то вслух позвал Маршала, но безрезультатно. Не обнаружив в тесном зале ни Жука, ни Гексли, Есь нахмурился, сел обратно на свое место и скрестил руки на груди. Мысли о том, что сейчас парень вполне мог заниматься любовью с Гексли ему не нравились. Вроде бы, а что особенного? XXI век на дворе, темперамент у Маршала бычий. К тому же, он был уже пьян, когда Есенин мазнул по нему взглядом в последний раз. Очень легко было вообразить, как он шепотом зовет Гексли «в сторону» и… и… Представив дальнейшее, Есенин разозлился. Эта Гексли была дурой! И со вкусом у нее тоже было все плохо! Она никогда никого не слушала, трындела без умолку, а ведь Жук любил сидеть в тишине и терпеть не мог трескотню. Да Гексли вообще ему не подходила! - Народ! – вдруг заорали с порога и музыка, екнув, смолкла, - Народ, там Нап с Жуковым дерутся!!! Лирик перевернул стул и первым выбежал из зала. Он не успел. Когда парень очутился на месте, машина с виновниками происшедшего уже выезжала со двора ресторана. - Куда их везут?! – налетел Есенин на директрису, едва только за ворот ее не схватил, - куда? - В участок, - с достоинством ответила Женщина, выдержала паузу, смерила парня взглядом и добавила весомо, - совсем распустились. Неслыханно! Но Есь ее не слушал. Он отшатнулся на несколько шагов и прислонился спиной к стене, не подозревая, что еще каких-то полчаса назад именно здесь стоял Жуков, наблюдая за его любовником. Теперь во дворе было полно народа. Все обсуждали драку, до Лирика доносились обрывки фраз, кто-то смеялся. Один из официантов в красках рассказывал повару, как растаскивал «обезумевших школьников». В голове не укладывалось, что одним из этих безумцев был Нап. Вот Жуков – да. А Наполеон? Нет… Да быть такого не могло. Есь обхватил себя руками и сжался. Что делать? - Есь… Парень поднял голову. Гексли протягивала ему телефон. На дисплее мерцали набранные цифры. - Вот, возьми. Это справочная. Можно узнать адрес отделения, куда их везут. Ты ведь волнуешься за Напа, да? В горле Лирика почему-то пересохло и он спросил тихо, как будто слова давались с трудом: - А ты за Жукова не волнуешься? Девушка на миг отвела взгляд, а потом чуть-чуть, едва заметно улыбнулась. - Нет. Он же всегда такой. И чуть не вскрикнула, когда Есь выдернул мобильник из ее рук, быстро перебивая номер на свой аппарат. «Всегда такой». Он не такой, дура! Совсем не такой! Слушая гудки на том конце, Лирику впервые в жизни хотелось ударить девушку.