Несвятая троица

- Где Есь? - Не знаю, трубку не берет, - Джек отставил один ящик и принялся рыться в другом, - Ты уверен, что у тебя оно вообще есть? - Да есть, есть! Сука… - Не шипи, сильнее болеть будет. Наполеон поглядел на пропитанную перекисью ватку, брезгливо выбросил в мусор и сел обратно за стол. - Как сквозь землю провалился. И на звонки не отвечает. Телефон что ли опять зарядить забыл? Джек молча намазывал на свернутый бинт противоотечную мазь. Знал он, почему Есенин не отвечает. Знал, но Напу об этом сообщать не торопился. А Политик все никак не мог уняться, в последние дни его помятая гордость выливалась в отвратительное сварливое настроение. - Я, блин, припомню ему это, Джек, еще увидит как это - когда любимый человек оставляет в беде. - Думаю, он и сам знает. - Да конечно, знает он! Да где бы он был, если бы не я? Слабохарактерный, наивный… Я ему мир открыл. Я ему такое показал, о чем он и мечтать не смел! Он просто никто без меня. И никуда не денется. - На, к переносице приложи. Политик скорчил гримасу, принимая из рук друга дурно пахнущую мазью повязку. Джек приготовился уже к очередной перебранке в стиле «мне ничего этого не надо», когда прозвенел звонок в дверь. - Это кто еще? - Есенин? - Он обычно предупреждает, - подозрительно ответил Нап, отложил ненавистные бинты и ушел в коридор. Джек навострил уши. Сначала была тишина, потом кто-то громко охнул и принялся причитать, а Нап – ругаться. Судя по выражениям, он пытался отправить гостя восвояси, но парень будто не слышал и продолжал причитать над попорченной императорской физиономией. Однако, после «все равно тебя это нисколько не портит, ты шикарен, как всегда», Политик успокоился и пригласил подлизу войти. Джек, сматывая бинты, думал, как было бы забавно, заявись сейчас сюда Есенин… - Я помыл посуду, - заявил сияющий Есь. - Вау. И ничего не разбил? - Нет! Круто, правда? - Неимоверно, - улыбнулся Жук, - что дальше? Помоешь мне полы? Постираешь шторы? Знаешь, с них пыль так и сыпется… - Жуков! - Да ладно, ладно… Собирайся. День обещал быть отличным. Шли четвертые сутки с тех пор как Есенин почти перебрался к Маршалу. На ночь он уходил, но днем неизменно заявлялся под какими-то левыми предлогами, приносил что-нибудь к чаю, который Жуков хлестал литрами, бесконечно развлекал парня своей веселой трескотней и вообще как-то скрашивал жизнь. И когда Маршал посвятил Лирика в планы на сегодня, Есь, конечно, вознамерился пойти с ним. На улице на них оглядывались. Жуков только губы кривил и шел своим обычным размашистым шагом, заложив руки в карманы. Есенин держался очень близко, было видно, как нравится ему ловить на себе взгляды прохожих. - Они думают, мы встречаемся, - сказал он на перекрестке, пока горел красный свет светофора. - Или завидуют твоей брендовой одежде, - так же спокойно ответил Жуков. Есенин удивленно поглядел на свои кроссовки: - Думаешь? - Уверен. - Хм. Одежда как одежда… Ну и ладно. Так где салон? - Вон. Маршал указал на небольшую черную вывеску с надписью «Воронье гнездо». Прямо на стене, уже мимо вывески была нарисована, собственно, сама ворона, а рядом косяком шли надписи с предложениями и телефонами. И рядом со всем этим безобразием чернела обычная железная дверь без малейших опознавательных признаков или хотя бы ручки. Внутри было темно, накурено и черно от рядов с неформальной атрибутикой. На стенах висели гитары, плакаты, цепи. Стояли полки с обувью. Под потолком болталось чучело той самой несчастной птицы, в честь которой, видимо, был назван салон. Пока Есенин разевал рот и все трогал, Жуков мирно разговаривал с девушкой за стойкой. Когда она достала коробочки с металлическими запчастями, Лирик тут же прискакал поближе и принялся принимать участие в выборе. Ну, то есть Жуков потыкал пальцами в то, что ему понравилось, а Есь одобрительно покивал. - Знаешь, - тихо обратился Маршал к Лирику, пока ему пробивали чек, - тебе пойдут сережки. Вот эти. Есь прикусил губу, покосился на парня. - Правда, пойдут? - Да. Уж поверь. Я бы обязательно обратил внимание. - И сколько? - Три, - Маршал пальцем пододвинул по стойке три серебряных колечка, - два в мочку, одно в хрящ. Жуков почти услышал, как Лирик сглотнул. На самом деле ему очень хотелось. А еще, наверное, это больно… - Тогда давай… сделаем? Маршал усмехнулся и обратился к девушке: - Еще три кольца вот этому задохлику посчитайте. Я заплачу. Процедурный кабинет в салоне находился за шторой, сшитой из трех старых флагов Металлики, Арии и КиШ. Жуков проконтролировал процесс постановки точечек на ухе парня. Скомандовал стереть одну и нарисовать в миллиметре левее. Потом подмигнул слегка оторопевшему Есю и скрылся за поворотом – там его ждал второй мастер. Все закончилось очень быстро. Бровь сжали, проткнули и закрутили наконечники. Мастер подал зеркало. Жуков взглянул на свое отражение, подвигал бровями. Пирс нисколько не стеснял мимику. И не бросался в глаза сразу, скорее подчеркивал черты. Парень нахмурился, пирс блеснул острыми концами. Отлично. То, что надо. - Как там Есь? - Сами посмотрите. Кажется, он в восторге, - хихикнул мастер, убирая инструменты. Лирик сидел с двумя зеркалами в обеих руках и рассматривал ухо так и этак. - Нравится? – Жук наклонился поближе, ткнул одно колечко и парень шикнул. - А ты? Покажи покажи! У! Как офигенски! - Мне идет? - Да как будто так и было. - С тобой та же история. Неимоверно гордый собой, Есь еще раз бросил взгляд в зеркало и наконец отдал его обратно. Теперь, когда дело было сделано, и Жук одобрил, он чувствовал просто невероятный душевный подъем. Наверное, он сейчас и татуировку бы сделал, если бы Жуков захотел. - Кстати, а почему у тебя нет тату? - Нет денег – нет тату, - философски заявил Маршал, надевая свою косуху. - Но маленькие татуировки стоят не дорого. Жуков смерил парня взглядом, подозрительно похожим на жалостливый. - Я что тебе, тупая пизда, чтобы какую-нибудь херь бить? Если бить, то нормальное полотно. - Блэк ворк? Выходить обратно на свет оказалось больно – парни зажмурились, давая глазам привыкнуть к солнцу после темного подвальчика. - Рукава мне нравятся, но себе вряд ли. У меня есть эскиз… Два скрещенных меча на всю спину. Ну, и еще там кое-что. Кому показывал, все одобрили. - Круто! Мне покажешь? - Нет. - Эй! Жуков улыбнулся и зашагал к проспекту. Есь бросился за ним. - Я запретил тебе приходить. - Но, солнце, я волновался! Ты с выпускного не подходил к телефону. Где ты был?! - В каталажке! – рявкнул Нап, рывком поднимаясь из-за стола, - Из-за тебя, между прочим! Теперь эта тварь знает опасную вещь, и все из-за того, что тебе в башку пришла мысль ослушаться меня!! - Что за «тварь»? – тихонько спросил провинившийся у унылого Джека. - Жуков. - Ты меня слушаешь?! – заорал Наполеон. - Но солнц… - Не называй меня так!! Сколько раз повторять?! Я сам звоню и сам прихожу, что не ясно? Парень с яркими «перьями» в волосах понуро опустил голову. - Я соскучился. Мы не виделись две недели. - Беда какая! Две недели! – фыркнул Политик и с размаху опустился обратно на стул, - что мне теперь с Есем делать? Что если Жуков проболтается? - Скажи правду, - вздохнул Джек. - Ты мне тут Доста-то из себя не строй, праведник нашелся! Лучше что-нибудь дельное предложи. - Да почему ты из-за этого так паришься? – с явной обидой снова завелся внезапный гость, - ты сам говорил, что с ним только потому, что он хорош в постели, что доводит тебя нытьем! Я лучше! Я же… - О-о-о! – закатил глаза Джек. - Да заткнитесь оба!!! На кухне повисла тишина. Убедившись, что все действительно молчат и сидят – не шевелятся, Наполеон пошатнулся («картинно», отметил Джек), второй парень так же картинно бросился к нему на помощь. Джек вздохнул и снова полез доставать вонючую мазь. - Как самочувствие? - Здорово. Как будто горы могу свернуть, - честно поделился Есенин, глядя в небо. - Не витай в облаках, ешь. Лирик улыбнулся, жмурясь. - Я уже наелся, больше не хочу. - Поэтому такой дрищ, - неодобрительно буркнул Жуков, разворачивая второй сэндвич, - Есть надо нормально. Много. Чтобы масса была. - Да все у меня с массой нормально, - Есь подсел ближе, - Разве нет? - То есть ты свои тщедушные шестьдесят кг считаешь нормой? – уточнил Маршал. - Да! – с вызовом ответил Лирик, - все равно больше не наедается. И, кстати, я не знаю, сколько вешу, так что… - Ладно, уймись. Прими к сведению. - Есс босс! Они посидели молча, глядя на снующих туда – сюда прохожих. Лирик жалел, что не взял скетчбук, пирсинг очень шел Жукову и его следовало немедленно зарисовать. Руки чесались, как хотелось схватить карандаш или линер. - Жук. - Что? - А почему ты раньше пирсинг не делал? - Чтобы мне хирурги его из мозга потом выколупывали, когда в лицо в ринге прилетит? Есь засмеялся, Жуков хмыкнул довольно. - Я рад, что тебя веселит такая перспектива. - Да ладно, уверен, такого бы не было… Наверное. Жук, можно еще вопрос? - Жги. - Как думаешь, мне стоит расстаться с Напом? Маршал подавился и разразился кашлем. А потом – отборным матом, и перестал только когда увидел, какое печальное у Еся выражение лица. - Почему ты, блин, меня об этом спрашиваешь? Я его ненавижу! И ваши шуры-муры меня вообще не касаются! - Ну, а кого еще? Ты один в моем окружении со мной честен. Жуков кашлянул еще раз, хмуро поглядел на остатки ланча, завернул в обертку и убрал с глаз долой. Все равно аппетит пропал. - А самому подумать и решить слабо? Есь нахмурился. - Я думаю. Уже неделю думаю. В последнее время мне совсем не нравится то, что между нами происходит. - Что, часто ругаетесь? - Мы вообще не ругаемся. - В смысле? – офигел Маршал. - Ну-у… Не ругаемся и все. Как-то незачем, - Лирик потянул себя за прядь волос и неуверенно поднял на Жукова глаза, - это странно? - Это совершенно неправильно, не бывает отношений без ссор. - Почему? - Что ты как маленький… Потому что у двух людей не может совпадать абсолютно все. Полюбому будут терки, все пары проходят время, когда нужно притереться друг к другу и получше друг друга узнать. Привыкнуть, что-то в себе изменить и все такое… Есенин выглядел озадаченным. - Но мы действительно никогда не ругались. Ни разу. Маршал только головой мотнул, лицо у него было сердитое. - Но, Жук. Мы не ругались. Как это понимать? - Значит, и не любили. Там, где любовь, не обходится без вспышек. Чувства неконтролируемы. - Это… я подумаю об этом, - тихо ответил Есь, опасаясь смотреть на парня. - Подумай. В тот же вечер Есенин позвонил Наполеону и пригласил в кафе. В то самое, где они сидели всегда после учебы или вместо нее, смеялись, строили планы. Такое уютное маленькое кафе, напоминавшее изнанку бабушкиного сундука с вязанием. Политик принес коробку конфет, всунул в руки и поцеловал, не заметив, какой натянутой стала улыбка Лирика. Они заказали латте, Есь долго ковырял ложечкой пенку в виде кошачьей морды, потом долго выбирал пирожное, которое в итоге есть не стал. И в тот момент, когда Наполеон рассказывал, какая грудастая медсестра обслуживала его в поликлинике, Есенин поставил кружку на столик и произнес: «Нам надо расстаться». Сначала Нап не поверил и переспросил. Потом переспросил еще раз. Потом, трижды получив один и тот же ответ, Политик взял Лирика за руку и принялся в полголоса рассказывать, какая они отличная пара, как он любит своего лиричного и сколько хорошего ждет их впереди. Есенин сидел молча, с каменным выражением лица. И даже когда Нап начал орать и требовать, чтобы он выдал мудака, наложившего ему на уши этой херни, Есь не пошел на попятный. На пороге кафе Нап помог Есю надеть куртку, улыбнулся ему и мягко поцеловал в уголок губ. - Ты скоро поймешь, что это ошибка. - Спасибо, Нап. Мне, правда, пора. По дороге к остановке Есь не выдержал и набрал Жукова. - Я свободен! - Что? Реально? - Да! Я свободен, Жуков! Свободен! Как хорошо-то! Наполеон, сжимая в зубах сигарету, слушал мерные гудки в трубке. - Алло? - Че так долго? - Прости, солнц, бежал со всех ног. Что случилось? Хочешь увидеться? Нап пожевал фильтр и произнес не торопясь: - Я бросил Есенина. И, предвосхищая восторженные вопли на том конце, добавил: - Гам, можешь больше не скрываться.