Байки Чёрного Майя

За окном стояла весна. Деревья тонули в зелени, яркие лучи солнца, пробиваясь сквозь их кроны, пятнали сухие дорожки изумрудными бликами. Там же, где лежала прохладная тень, в густых зарослях темных заостренных листьев, появились долгожданные гости-ландыши: их белоснежные цветы казались парящими в воздухе колокольчиками. И каждое утро какая-то сумасшедшая пернатая дрянь, свившая гнездо в стрельчатом проеме окна, будила обитателей Красного замка своими трелями. Страшный Черный Властелин лениво валялся в гамаке, щурясь от яркого солнца. Кажется, он упорно старался загореть, дабы придать себе окончательное сходство с отцом и учителем, но выходило плохо: бледная кожа никак не желала реагировать на прикосновение теплых майских лучей – добро еще, что не обгорала. Гортхауэр по сему поводу бесился, но как-то вяло, дежурно, что наводило на мысли о том, что это не первая, не сто первая и даже не пятисотая попытка. Финрод только непонимающе встряхивал ушами, проходя мимо - видимо, полагал подобное занятие лишенным всякого смысла. Ну, хотя если в вашем распоряжении – вечность… Да и к тому же, однажды Майя обмолвился, что в подобном расслабленном состоянии очень хорошо писать стихи. Государь Фелагунд, как большинство эльфов, был весьма неравнодушен к поэзии, поэтому поразмыслив немного… Стоит ли говорить, что вскоре рядом с первым гамаком в парке появился еще один? Как это обычно и происходит, с одной-единственной строчки родилась рифма, с рифмы – строфа, а потом вдруг Финрод внезапно понял, что просто обязан написать дальше. Благо идея уже давно не давала покоя разуму своего носителя, к тому же была совершенно новой. Прожив в Тол-ин-Гаурхоте пару сотен лет, он уяснил достаточно о Черном Майя и его Учителе, об истинных причинах многих событий в истории Сумрачных земель… во многое из того верилось с трудом, и если бы не близкое знакомство с Гортхауэром, то, возможно, Финрод, подобно большинству, продолжал бы считать Валу-Отступника и его ученика воплощением зла и собранием всех мыслимых пороков. А тут… Финрод уже представлял себе, что это будет за произведение. Вначале он планировал сочинить длинную балладу о затянувшейся на тысячелетия игре Великих, в которой изначальным замыслом были распределены роли для героев и злодеев. Началом своим баллада восходила к Началу времен, когда Предвечную Пустоту огласили первые аккорды Песни Айнур. Успев исчеркать каллиграфическим тэнгваром пару листов неизвестного, напоминающего тонкую плотную белоснежную кожу материала, найденного в обширных запасах Тол-ин-Гаурхотской библиотеки, эльф неожиданно и запоздало осознал – не то! Первый вариант баллады отправился в пылающий камин, вскоре за ним последовал второй и третий. Финрод злился, отмалчивался, когда Гортхауэр пытался с ним заговорить, и чуть что – запирался в библиотеке, несмотря на майское солнце. На ландыши и соловьев ему вдруг как-то резко стало плевать. Государь Фелагунд понял, что даже самая совершенная баллада не сможет передать того, что должен ощутить слушатель: такую идею просто нельзя было превращать в положенную на музыку легенду. Он хотел, чтобы действие разворачивалось на глазах зрителей, делая их свидетелями событий, которые не мог узреть никто из ныне живущих, чтобы облаченные в соответствующие одежды певцы представляли героев повествования, чтобы каждый играл свою роль - подобно тому, как некогда воплотившиеся Айнур стали персонажами великой игры в Свет и Тьму на огромной сцене, имя которой – Арда. И, в очередной раз решительно отправив в камин все плоды предыдущих трудов, Финрод сел писать. Он сочинял оперу, даже не подозревая о существовании театра, он прописывал роли, не зная, что так делают авторы пьес – просто стихотворные строки сами летели из-под пера, ручейки арий сливались в полноводную беспокойную реку будущей оперы. Музыка тоже родилась сама – неизвестно почему автор взял для арий Черного Валы резкий, рубленый, но в то же время звенящий ритм песен Тинувиэль из Дориата, а для партий Короля Мира использовал размеренные и отточенные до последней ноты мелодии Даэрона. Эльф был так горд, что даже начал вновь выползать в парк, где подолгу валялся в гамаке, сочиняя новые и новые строки. Гортхауэру он своего творения пока что не показывал, а чтобы избежать расспросов, принимал вид прежнего беззаботного раздолбая, любящего время от времени перекинуться с соседом парой ленивых фраз, лежа на солнышке. Как-то раз, обдумывая образ таирни для своей оперы, Финрод поинтересовался: - Гортхауэр… А почему твои э-э…подданные называют тебя хозяином? Почему не государем, не повелителем, а? Майя хмыкнул: - Подданные? Это ты, брат, загнул… У меня нет подданных, Инголдо. Для живущих в этих землях иртха я, скорее, дух этих мест, нежели правитель. А повелевать ими… хм. Знаешь, мне приходилось слышать о том, как орков называют рабами Черного Властелина. Властелина я, пожалуй, пропущу, это не столь интересно, а вот насчет рабов… Тот, кто изобрел подобное определение для орков, не имел о них ни малейшего представления. Знал бы ты, Инголдо, насколько это гордый народ… каждый из них скорее согласится умереть, чем стать на колени. - И все же, - возразил Финрод, морща в задумчивости высокий лоб. – Они прислуживают тебе, готовят пищу, убирают в доме и охраняют твою жизнь. И, несмотря на всю свою гордость, величают тебя хозяином. Майя приподнялся на локте и иронично взвел бровь, глядя на друга: - Знаешь, чем прислужник отличается от раба, родной? Слуга – это тот, кто делает чужую работу, получая за это от нанимателя еду, кров и плату, вот так. Это точно такое же занятие, как ремесло торговца или ювелира, и я не вижу никаких причин считать его унизительным или позорным. А насчет хозяина… если ты не обратил внимания, так ко мне обращаются лишь слуги и охрана. Кто же станет спорить: ну да, для них я - хозяин Тол-ин-Гаурхота! Финрод поразмыслил над этими словами и что-то черкнул на мятом клочке того самого белоснежного пергамента. А Гортхауэр неожиданно тепло улыбнулся своим мыслям и, ни к кому не обращаясь, тихо заговорил: - Я многим обязан Ночному народу. Слишком многим, чтобы за это можно было бы отплатить столь скудным добром, как это – он обвел жестом замок. – Что, в конце концов, значит спокойная жизнь одного-единственного клана, когда в Сумрачных землях орков преследуют даже не как врагов - их травят точно диких зверей. А я… Не знаю, может быть, я просто привык к ним, но… поверь мне, этот народ воистину удивителен, и достоин лучшего. Весь народ, а не одно племя, понимаешь? Однажды, когда-нибудь, Инголдо, я осуществлю одну из своих идей. Ты спросил, отчего иртха не зовут меня государем? Потому что я не хочу им быть, Инголдо…и никогда не хотел. И лишь в одном случае я соглашусь принять эту роль. Это произойдет там, где под солнцем и звездами будет основано первое государство иртха, страна, где они смогут жить без врагов – только орки и никаких тебе Эдайн, Эльдар и тангаров. Эльдар и Эдайн называют Детьми Эру, тангаров – творениями Ауле. Появление же иртха – неожиданность даже для меня, бывшего свидетелем Предначальной Эпохи, более того, Тано тоже неведома тайна их происхождения. Их считают плодами злобных чар… ну, сам понимаешь – чьих… их объявили врагами всего живого, злобными и тупыми тварями, им приписывают бессмысленную жестокость и чудовищные зверства. Но разве хоть кто-то относился к ним как к равным? Разве хоть кто-то приходил к ним не с огнем и мечом, а как гость? Согласись, что у них есть все основания ненавидеть чужаков. И никто не позаботится о них, кроме меня, ибо вряд ли кто-то в Сумеречных землях знает об орках больше, нежели ваш покорный слуга. А ведомо мне достаточно. В самый раз, для того, чтобы понять: этот гордый и поистине великий народ заслужил иметь свою землю и свою родину – и пусть это даже станет последним из того, что мне суждено успеть в Арте… За окном лил дождь. Был он по-весеннему теплым, но по вечерам поднимался неизвестно откуда взявшийся ветер, холодало, и приветливый доселе парк превращался в жуткое поле боя водной и воздушной стихий. В такую погоду уже известный зал с камином снова становился поистине незаменим, и друзья перебирались туда, прихватив доску для АэнАрды и пару бутылочек «Пламени Творения» из бесконечных хозяйских запасов. Вновь гудело пламя, трещали сосновые поленья в очаге, и невольно вспоминалась зима. Увлеченный своим проектом Фелагунд сделался рассеян, он беспрестанно проигрывал партию за партией, то и дело хватался за пергамент и писал, правил, зачеркивал с остервенением уже готовое и писал заново. Гортхауэр тихонько посмеивался над ним, делая вид, что ему совершенно безразлично, над чем именно трудится сейчас его друг. Майя отлично знал, что все равно станет первым, кому суждено оценить конечный результат. - Слушай, Тху… - государь Фелагунд явно решил задать вопрос, ответ на который уже давно мучил бывшее величество Нарготронда. – А у орков женщины есть? Черный Майя вытаращил и без того большие глаза: - Ну ты даешь, Инголдо! Есть, конечно… Что ж они, по-твоему, почкованием на свет появляются? - А почему же я до сих пор ни одной не видел? – не отставал Финрод - У тебя же в замке орков полно… - Потому и не видел, что их тут нет, - наставительно заметил Гортхауэр. – Орки своих женщин надежно прячут от чужих и не в меру любопытных глаз. - Почему? – не понял Финрод. - Потому что их у них очень мало, - терпеливо пояснил Майя. – Вот у тангаров, к примеру, каждый третий ребенок – девочка. А у этих – только каждый десятый, вот так. Неудивительно, что ими так дорожат! Эльф потер высокий лоб. - Слушай, а как же… - А так: меж собой дерутся за спутницу, понял? – даже не дослушав вопроса, ответил Гортхауэр. – Ну… не насмерть, конечно… Финрод поджал губы. - Вот дикий народ! Ну надо же… А все-таки жаль, интересно бы орчиху увидеть. Его друг крепко задумался. - Хм…. Где ж я тебе, брат, ее… О, стоп! – просиял парень – У меня есть идея… Гуфхат!!! На пороге тотчас же возник стражник. - Да, хозяин? Держа руки в карманах джинсов, Гортхауэр вразвалочку подошел к косоглазому орку в добром доспехе и с й’тангом у пояса: - А скажи-ка ты мне неграмотному, братец, скоро ль Сулху-ар-бан? - Дык известно когда! – хохотнул тот, показав желтоватые клыки – В мае на последней седмице. Гортхауэр кивнул, соображая. - Спасибо, родной, выручил. М-м… слушай, ты ведь с караула нынче сменяешься? В стойбище придешь, будь другом, передай Муфхар-иргиту, что я хотел его видеть… Не забудешь? - Как можно, хозяин! – даже обиделся страж. – Сегодня же передам, как велели… - Ну, ступай тогда. - Слушаюсь! На следующую ночь, когда друзья играли пятнадцатую по счету партию в осточертевшую обоим АэнАрду, в дверь постучали. - Да-да? – Майя лениво приподнял изящную черную бровь. Встревоженный Финрод дернул острым ухом. - Уважаемый Муфхар-иргит приветствует Гортхара-сама у порога его жилища! – сообщили из-за двери. - Ой! – Гортхауэр подпрыгнул в кресле, - Зови скорее! Он в бешеном темпе принялся запихивать ногой под стол пустые винные бутылки: Финрод за этой суетой даже взглядом не поспевал. Едва таирни успел до полу одернуть скатерть, дабы скрыть следы былого веселья на полу, резные створки мореного дуба торжественно открылись, и в залу, опираясь на посох, вошел старый орк в белых одеждах. Витой пояс его украшал цельный волчий хвост рыже-коричневого цвета. - Мир тебе, о, Великий! – с достоинством поклонился старец. - Муфхар-сама, мое почтение! – Черный Властелин ответил поклоном, сложив ладони перед грудью, и стянул на пол две подушки. Муфхар-иргит опустился на одну из них, поджав ноги. Гортхауэр уселся напротив в такой же позе. Фелагунд ничего не понял, но на всякий случай тоже перебрался на пол. И тотчас же пожалел – ноги от непривычного сидения мгновенно устали и начали гудеть. Легко и непринужденно Гортхауэр заговорил с гостем. Увы! Тщетно Финрод топорщил чуткие заостренные уши: беседа происходила на незнакомом наречии - теперь он не понимал ни слова. Сообразил он только, что «иргит», кажется, означает нечто среднее между магом, мудрецом и старейшиной, а также уловил уже знакомое слово «Сулху-ар-бан» - кажется, Тху говорил именно так? В остальном же смысл речей остался тайной, однако, за время недолгой беседы эльфу показалось, что старый орк с каким-то особенным интересом посмотрел на него, но тотчас отвел взор глубоко посаженных глаз. Окончив разговор, собеседники поклонились друг другу все тем же странным манером, встали (Финрод обзавидовался, насколько легко его друг вернулся в вертикальное положение), попрощались, и орк ушел. Финрод еле дождался, пока резные двери закрылись за ним. - Ну, о чем вы говорили? – немедленно начал расспрашивать он друга. Но тот сделал загадочное лицо и, подняв вверх указательный палец, сообщил только: - Это – секрет! - Тху, хорош издеваться! – нетерпеливо дернул ухом бывший государь Нарготорода. Он и сам не мог объяснить, отчего его настолько раздражает эта дурацкая фраза и сопровождающая ее таинственная ухмылка. Но к счастью, Черный Майя не имел привычки впадать надолго в этот имидж. - А я и не издеваюсь. Будет тебе Сулху-ар-бан! За две недели до обещанного праздника эльф буквально извелся. И ладно, если бы только сам – Гортхауэра он достал так, что бедняга Сотворенный, не зная, куда деться от страдающего бездельем друга, сунул ему самоучитель иртха’ин-кхур и мрачно пообещал через неделю прийти и проверить уровень знания «великого и могучего». Но мерзавец Фелагунд, помимо прочих дарований, обладал еще и исключительными способностями к изучению иностранных языков. Оккупировав хозяйскую библиотеку, он закрылся там, и до поздней ночи шуршал какими-то пергаментами и скрипел пером. По прошествии четырех дней затворник вылез на свет с невыспавшимся, помятым, но счастливым лицом прилежного ученика. Первым, что услышал в то утро Гортхауэр, была поэма «О Рраугнуре Лунном волке и Великом Духе Севера» на языке оригинала. Одним словом, скучать в ожидании праздника не пришлось никому, и вот этот день настал. Едва свечерело, за ними зашел Гуфхат, тот самый стражник, у которого «хозяин» расспрашивал о сроках проведения Сулху-ар-бана. Гортхауэру собраться было – только подпоясаться: он сменил туфли на высокие сапоги с пряжками, накинул поверх рубашки черную кожаную куртку в жутких металлических заклепках и слегка причесался. Фелагунд же копался долго, и, в основном, в соседней комнате. Слышался звук хлопающих дверок шкафа, скрип петель, какой-то звон. Наконец, он вышел, неся с собою что-то, завернутое в полу знаменитого фиолетового плаща. - Тху, я вот тут подумал… вина-то сколько брать? – озабоченным тоном поинтересовался он. Майя сделал страшные глаза и, шикнув, незаметно отобрал у эльфа компрометирующую ношу. - Сдурел? Они вообще не пьют, понял? Не принято это у них… - шепнул он вскользь. Огромная лесная поляна была щедро залита светом праздничных факелов. Праздничных – потому что использовались оные исключительно для красоты – Ночной народ, подобно Старшим, отлично видит в темноте. Двое друзей и их провожатый-орк радостно озирались вокруг, настраиваясь на атмосферу царящего веселья. Черный Майя улыбнулся до ушей и тряхнул стянутым на затылке хвостом волос цвета воронова крыла. - Э-эх! Двести лет на Сулху-ар-бане не был! – мечтательно протянул он, но тотчас же вделал виноватое лицо: - Ой, вру: двести тридцать семь! Финрод с удовольствием расхохотался в ответ, и, оглядевшись, заметил исчезновение Гуфхата. Приятели оказались предоставлены сами себе. - Куда пойдем? – спросил Гортхауэр, чувствуя себя в роли хозяина, или уж по крайней мере, очень бывалого гостя. - Не знаю… - честно признался Финрод. – Мне тут все в новинку. Вон там, например, что происходит? – и он указал в направлении площадки, огороженной высокой ивовой решеткой. - А-а… - Майя сощурился, вглядываясь, - эта сетка означает только одно – там проходит состязание по ловле пчел. Очень интересное и забавное состязание, кстати. Участники его вымазывают себе лицо медом и вооружаются палочками для еды. После того, как специальный смотритель выпускает из деревянного ящика три десятка злых горных пчел, нужно успеть палочками переловить их всех до того, как они успеют ужалить. - Дикий народ… - покачал головой Фелагунд. - Ужас какой-то. - Не желаешь попробовать? – подмигнул Тху. - Вот еще – надулся эльф, принимая «тронно-парадное» выражение лица, - Потеха для немытых дикарей. - А-а, ну смотри сам, конечно… - философски изрек Майя - Вообще-то после тех попоек, что мы с тобой закатывали в Тол-ин-Гаурхоте, реакция у тебя должна быть так себе… Нечего там делать, все верно. Государь Фелагунд возмущенно повернул горделивый профиль в сторону друга: - Что-что?! – переспросил он, - Тху, ты меня ни с кем не путаешь? Я Перворожденный, между прочим… - Да знаю я, Инголдо… - сокрушенно вздохнул тот, - Но реакция… Мгновением позже Черный Властелин сообразил, что беседует сам с собой, ибо Финрод исчез в неизвестном направлении. Хихикнув, довольный Майя уселся в траву и принялся ждать. Через четверть часа явился Финрод: встрепанный, покрасневший, но весьма довольный собой. Он молча плюхнулся рядом, извлек из рукава белоснежный носовой платок и с наслаждением вытер лицо от покрывавшей его медовой маски. - Всех переловил… - как бы между делом сообщил он с истинно королевской скромностью. Но цепкий взгляд Гортхауэра подозрительно напрягся. - Ну-ка, погляди-ка сюда – попросил таирни. - Чего? - Финрод невозмутимо повернул голову в его сторону. - Эм…м… Инголдо…. – Майя потер подбородок, изучающе вглядываясь в черты друга. – Не хочу тебя огорчать, но твое лицо приобрело некую асимметрию. - В смысле? – эльф ощупал скулы, затем щеки. Правая сторона лица определенно была больше. Пока он в ужасе соображал, что реакция на пару со скоростью и вправду подвели своего хозяина, из капюшона фиолетового плаща вылетела заблудившаяся полосатая зверюга и со злостью ужалила государя в левую щеку. - Теперь – симметрично, - удовлетворенно хохотнул Гортхауэр, - Не переживай, так лучше: авось за орка сойдешь! Пойдем дальше. Мимо площадки лучных состязаний пройти не удалось. Всем известно насколько трепетно Старший народ относится к этому искусству. По праву или без оного, но эльфы издревле считаются превосходными стрелками, а государь Фелагунд, несмотря на королевское воспитание, был, в первую очередь, эльф. Вчистую обойдя всех соперников, он дошел до последнего испытания. Без малейшего труда перебив стрелой тонкую нитку с подвешенной на ней деревянной фигуркой птицы, эльф принял из рук распорядителя главный приз за победу в стрелковом турнире: опечатанный воском бочонок белого горного меда. После первого соревнования мед показался победителю несусветной дрянью, поэтому приз он быстро всучил другу, а сам умчался в сторону площадки, где происходил турнир по фехтованию. - Инголдо… - воспользовавшись длиной ног, Черный Майя догнал эльфа. – Понимаешь, тут такое дело… Нефиг тебе на этом турнире делать, потому что… Но вырвавшегося на свободу высокородного затворника остановить было уже невозможно. - Чего? – презрительно оттопырил нижнюю губу экс-владыка Нарготронда. – Снова ты за свое, да? Думаешь, Инголдо только стаканами звенеть горазд? Подвинься-ка… - и с этими словами эльф, шустро протиснувшись меж зевак, исчез в толпе. Гортхауэр в целях самоуспокоения медленно выдохнул и прикусил кулак. Он так и не успел сообщить другу самое важное об этом турнире. Причем настолько важное, что узнай Финрод заранее, он бы сто раз подумал перед тем, как выскакивать в круг, очертя голову. Ну да ладно… Орки – ребята здоровые, авось проиграет наше остроухое величество. Увы, наивным надеждам Черного Майя так и не суждено было сбыться. Всего поединщиков было тридцать. Эльф подряд выиграл четыре одиночных боя, потом проиграл какому-то мелкому и верткому орку, вооруженному топором на длинной рукояти, потом – вновь вышел победителем. Тху следил напряженно, но так и проворонил момент, когда его друг, ухитрился вызвать на бой сразу двоих противников, коих и блестяще разделал под мэллорн, получив при этом пустяковую рану в плечо. Искренне надеясь, что теперь-то Финрод выбыл из дальнейших состязаний, и лихорадочно подсчитывая в уме количество собранных очков, Тху начал протискиваться в его сторону, но тут ударил гонг, и распорядитель огласил имена победителей турнира. Услышав в числе прочих трех имен произнесенное с ужасающим акцентом «Филагх-кунду», Майя с досадой хлопнул себя по лбу и мрачно сообщил нечто нелицеприятное о матери славного государя Нарготронда. Из шатра вышли несколько женщин в праздничных нарядах. Одна из них, довольно молодая, насколько смог определить Сотворенный, звеня многочисленными украшениями, приблизилась к Финроду. Эльф не сразу сообразил, что происходит, зато его друг все отлично понял уже давно. Философски рассудив, что зла на чужака вроде бы никто из местных не держит, а, значит, жизнь друга вне опасности, Тху не стал лезть в чужую, только-только начинающую налаживаться личную жизнь, и преспокойно пошел бродить по празднику дальше. Эльф и орчиха сидели на толстой низкой ветке дерева, и болтали ногами в воздухе. Уяснивший свое недвусмысленное положение Финрод до сих пор не мог прийти в себя. Ну, Сау, ну, сволочь… удружи-ил, морда майярская. Ну что, старый хрыч, полюбовался на орчиху? На вот теперь, любуйся сколько влезет – твоя, вроде… Вслух он, разумеется, ничего подобного не сказал: несмотря на громкие слова о превосходстве Старшего народа, сам Финрод Фелагунд для эльфа был, пожалуй, даже чересчур скромен и тактичен, и особенно – в части соблюдения чужих обычаев. Идеальный, одним словом, гость. Именно поэтому он как можно спокойнее попытался прояснить для себя еще некоторые подробности своей будущей супружеской жизни. - Хуркулух… - эльф без запинки выговорил непривычное губам имя. – Понимаешь, я… ну…как тебе сказать…. - Я тебе не нравлюсь, - удрученно заключила та, - Поняла, не дура… Тогда может, объяснишь мне, зачем ты вообще полез в круг?! - Я же не знал, что у вас так принято… думал, что это самый обычный турнир…- начал оправдываться эльф, но вновь был самым невежливым образом перебит на полуслове: - Неправда! Все ты знал, ты же – уллах! - Кто я?! – вытаращил миндалевидные глаза Финрод. - Уллах. Такой же, как Харт’ан Гортхар. – уверенно пояснила орчиха. – Когда Муфхар-иргит сказал, что Гортхар-сама придет на праздник со своим другом, то я сразу догадалась. - Но… Хуркулух… - эльф еще раз попытался убедить новоявленную спутницу. – Ну, ты посмотри на меня хорошенько. Какой же я уллах? - Как ты выглядишь – это ничего не значит, - парировала орчиха – Харт’ан Гортхар тоже принимает облик сухну. Почему бы тебе не принимать облик йерри? Ты сам подумай: разве станет уллах водить дружбы с кем-то, кроме себе подобных? Вот видишь! И довольная своими рассуждениями Хуркулух игриво склонила голову на плечо избранника. Тот вежливо отстранился. - Эм-м… - Финрод решил пустить в ход последний довод. – Понимаешь, у меня уже есть женщина, которую я люблю. Хуркулух добросовестно осмыслила слова эльфа, но не поняла. - Которая выбрала тебя? – на всякий случай уточнила она. - Н-нет, это я… - довольно неуклюже пояснил Финрод, понимая, что с точки зрения Хуркулух, несет полнейшую чушь – Мне она нравится. Ее чувства мне неизвестны… - сказал он и погрустнел. Безжалостная мысль наконец-то оформилась в слова, и от этого стало очень холодно… - Тогда отчего же ты не пошел в стойбище, где она живет, и не бился за нее? – возмутилась такой нерешительностью Хуркулух. – Зачем ты к нам-то пришел, если знал, что той женщины здесь все равно нет? Права… она снова права, эта маленькая орчиха. Пусть на свой лад, пусть просто и бесхитростно, но права… Эру всемогущий, ну почему у забытого Тобою народа все настолько проще! Голоден – ешь, ненавидишь – ударь, хочешь – протяни руку и возьми… - Ее стойбище очень далеко… - невесело хмыкнул Фелагунд, - Нас разделяют лиги морских просторов и древнее проклятие, тяготеющее над моим родом. Мне никогда не вернуться назад… Финрод низко склонил голову, и пепельно-серебристые пряди скрыли его лицо. Обидевшаяся было орчиха ощутила нечто вроде сострадания. Она спрыгнула с бревна, и, встав перед своим избранником, осторожно коснулась его волос. - Что? – Фелагунд вынырнул из пучины горестных воспоминаний так неожиданно, что едва не упал с дерева. - Пойдем! – улыбнулась Хуркулух, привставая на цыпочки. - Пойдем! – легко согласился эльф, спрыгивая в траву. Идти было недалеко, но покрытые росой кусты в считанные мгновения промочили всю одежду до нитки. Плащ так и вовсе выжимать можно было. Изрядно замерзший Финрод обрадовался теплому шатру так, как, должно быть, не радовался во времен печально известного похода через Хэлкарэссэ. Шустрая хозяйка юркнула под полог первой, а когда Финрод переступил порог, согнувшись при этом в три погибели, то почувствовал, как чьи-то руки стаскивают с него плащ. - Эй, не стоит…. – смущенно попытался возразить он, и столкнулся нос к носу с Хуркулух. - Ты же промок, - с легкой укоризной заметила она, - На вот, переоденься! – и протянула государю Нарготронда безрукавку мехом внутрь. Финрод просветлел лицом, и сбросил осточертевший плащ, тяжелый от напитавшей ткань воды точно дубовая колода. Безрукавка оказалась слишком широка в плечах и проймах, однако не рискуя испытывать судьбу, эльф завязал все без исключения тесемки. Пока он переодевался, орчиха гремела какими-то горшками и мисками, заслонившись рукой от жара очага, снимала с него булькающий котелок, и при всей этой занятости – Финрод был просто уверен – нахально подглядывала за процессом переодевания. Фелагунд, краснея, одернул безрукавку, что же касается брюк – так и остался в мокрых. - Садись, чай как раз горячий! – весело окликнула Хуркулух. Эльф вдохнул поглубже, заставляя себя расслабиться, и присел на мягкую медвежью шкуру у очага. На низком столике, более напоминающем поднос о двух ножках, тотчас появились две глиняные пиалы и необычной формы сосуд с крышкой, ручкой и носиком. Орчиха налила дымящийся травяной отвар себе и гостю, на мгновение о чем-то задумалась, а потом выудила откуда-то малый глиняный горшочек и добавила что-то в чай Фелагунду. - Это что? – насторожился он, подозрительно разглядывая плавающую на поверхности тягучую как мед зеленоватую массу. - Это чтобы чай стал сладким! – улыбнулась хозяйка, демонстрируя белоснежные клычки. – Не бойся, никакой это не яд! Видишь, себе я сейчас тоже положу… - она действительно капнула в свой чай того же подозрительного зелья. – Пей смело! - Ха! – натянуто ухмыльнулся эльф, успокаивая себя покровительственным тоном собственного голоса. – Чтоб ты знала: на Перворожденных яды не действуют! – и он сделал большой глоток. - Правда? – выказала вежливое удивление Хуркулух. – Ну, я ведь и говорю: уллах! - Пусть будет уллах! – беспечно согласился государь, устав спорить с женской логикой. Чай оказался горячим, пить его приходилось медленными глотками, поэтому занятие растянулось на достаточно долгое время. К слову сказать, никакой особенной сладости в чае эльф так и не заметил – разве что появился приятный аромат. Он даже пожалел, что не захватил с собой зефира, или хотя бы того же призового меда: то-то радости было бы! Внезапно он подумал о том, что эта маленькая орчиха – первая женщина, которой он поведал историю своей несчастной любви, но почему-то это откровение не вызвало никакого смущения. Ну и что с того? Поведал и поведал, зато сидит сейчас в настоящем орочьем шатре на мягкой шкуре у очага… хм, кстати, шкура такая мягкая, на ней, должно быть, хорошо, кхм…(вот от этой неожиданной мысли Фелагунд смутился ужасно), пьет душистый чай с травами – разве плохо? Да и согрелся заодно… Он не заметил, когда Хуркулух успела придвинуться ближе. Почувствовал только, как острые коготки легонько царапнули грудь в вырезе безрукавки. Первой мыслью эльфа было прекратить это безобразие, но отчего-то он передумал. А орчиха, воспользовавшись моментом, лизнула его в шею, и принялась развязывать тесемки безрукавки. Прикосновения ее были приятны, даже слишком – казалось, что кожа исчезла, и обнажились нервы, еще чуть сильнее провести когтями - и станет больно. Стало жарко, особенно внизу живота, может, брюки высохли, наконец? Или нет… А ласки становились все настойчивее и откровеннее, порой даже дыхание перехватывало. Хуркулух потерлась влажной мордочкой о его лицо, обдавая жаром дыхания и запахом горьких трав. М-м… - Иди ко мне, - шепнула она, сбрасывая с себя одежду. И эльф не стал спорить. А смысл? Черный Майя Таирэн Ортхэннэр, он же Гортхауэр, он же много других страшных слов, был весьма удивлен, когда на третий день отсутствия в Красный замок явился Финрод. Выйдя навстречу, он застал блудное величество сидящим на крылечке с совершенно отсутствующим выражением лица. Майя осторожно присел рядом. - Живой? – тихо и участливо осведомился он у друга. - А? – эльф с усилием повернул голову на звук знакомого голоса, и в вырезе рубашки стал заметен багровый след хорошего укуса. Тху смущенно отвернулся. Финрод же помялся немного, помолчал, а потом, уставившись в одну точку, неожиданно брякнул: - Закурить есть? От удивления Гортхауэр съехал на две ступеньки вниз. - У меня-то откуда… - извиняющимся тоном начал он, но тут его осенило: – О, точно! Жди здесь, я сейчас принесу. Страшный Черный Властелин вихрем влетел в переднюю, забежал в следующий зал и со всей мочи заорал: - Гуфхат!!! Стражник как из-под земли вырос, правда, был он какой-то помятый, и глаза слегка косили. - Что угодно, хозяин? На лице Сотворенного отразились замешательство и смущение: - Слушай, Гуфхат… - Майя почесал в затылке. – Трубку с табаком не одолжишь на часик, а? Глаза Гуфхата еще больше разъехались в стороны. - Да, хозяин… - донельзя удивленный орк полез за пазуху за кисетом. – Для вас всегда пожалуйста! Понимая, что выглядит полным идиотом, «хозяин» счел нужным пояснить: - Нет, не мне. Другу моему, ну, ты его знаешь… - и таирни жестом изобразил заостренное ухо. Однако изумление Гуфхата от этого стало еще больше: - А… разве он курит? - Оказывается, да, - хмыкнул Майя, принимая еще теплый кисет с аппликацией в виде отпечатка волчьей лапы. – И огниво еще можно? - Да, конечно… - орк поспешно протянул огниво. – Только вернуть не забудьте уж, ладно? - Не вопрос! – на бегу крикнул Гортхауэр, спеша к ожидающему на крыльце другу. За время отсутствия Гортхауэра на крыльце ровным счетом ничего не изменилось. Увидев протянутые ему курительные принадлежности, Финрод сгреб их, ловко забил табак в обкуренное нутро трубки, высек искру. Затянулся он тоже заправски, будто всю свою жизнь только тем и занимался. С наслаждением медленно выпустив клуб дыма сквозь полусомкнутые губы, эльф мечтательно улыбнулся и сообщил: - Ну и гад же ты, Тху! - Чего это я гад? – обиделся Майя. – Я тебя даже предупредить не успел, ты уж усвистался на турнир, чтоб ему пусто было! - Но спасибо… - сдувая в сторону табачный дым, снова улыбнулся Финрод, на этот раз до ушей. – Какое тебе спасибо, а… Хе! Гортхауэр оценил масштабы безмятежного счастья на обычно печальном лице друга и многозначительно хмыкнул. - А чего же ты тогда смылся оттуда так скоро? – непонимающе спросил Черный Майя еще через пару мгновений, и осторожно добавил: - Ностальгия замучила? Или вспомнил кого? Это казалось невероятным, но эльф хранил убийственное спокойствие, и это при условии того, что едкий намек был понят! - Ты про Ам-мариэ? – качнул головой Финрод. – Слу-ушай сюда, чего скажу-у… - он медленно протянул руки и сгреб друга за отвороты рубашки. – Ну ее совсем, понял? Хе… Да чего я вообще так тоскую-то по ней, а? Я ж с ней… тьфу! не я… ее не… и вот. Нафиг это все… я счастлив. Хорошо мне-е и без нее… - Минуточку… - тонкий чуткий нос Гортхауэра подозрительно втянул воздух. – Дай-ка мне трубочку. Он отобрал у слабо сопротивлявшегося эльфа трубку и понюхал дым… Тьма Изначальная! - Гуфха-ат!!! Влетев в двери и на ходу тормозя подошвами по полированной плитке пола, он нос к носу столкнулся с помятым стражником. Нехорошо дергая уголком рта, Майя безо всякого предисловия прошипел: - А я смотрю, дружок, что-то у тебя то глаза вкось, то морда красная… А ты, оказывается, у меня накуренным на дежурство заступаешь! – и он помахал перед лицом орка злополучной трубкой. - Никак нет! – качнувшись, гаркнул тот. - Я… - рука бледного от бешенства Тху метнулась к поясу орка за висевшим на нем й’тангом. – Да я тебя убью щас! Изогнутый лишенный гарды клинок легко вылетел из ножен, а его владелец, разом осознав всю тяжесть своей вины, стал на колени и, сняв шлем, подставил загривок. - Рубите, хозяин… Гортхауэр постоял мгновение, похрустел костяшками, после чего отбросил й’танг в сторону. - Не-е, братец… Так не пойдет. Я тебя похуже накажу… - и бледное лицо Черного Властелина украсила зловещая ухмылка. Тонкая рука с холеными длинными пальцами легла на загривок орка. Тот вскрикнул, сраженный неведомой силой, и рухнул ничком. А таирни произвел над безжизненным телом несколько странных пассов, бурча себе под нос что-то вроде «я тебе, мерзавцу, покажу…», «будешь мне курить еще, щас…». Окончив манипуляции, он присел рядом и похлопал стражника по щекам. Издалека, словно через толстую подушку, Гуфхат услышал взволнованный голос хозяина, окликавшего его по имени. Стражник открыл глаза. - Гуфхат! Гуфхат, что с вами? Очнитесь немедленно! Вам плохо? - А…хозяин? – орк с трудом приподнялся на локте и сел, чувствую в голове странную свежесть. – Что случилось? - Сам не знаю… - хозяин выглядел испуганным и растерянным, - Я сделал вам замечание из-за того, что вы плохо следите за своим оружием – он указал на лежащий поодаль й’танг – пригрозил, а вы взяли да и упали в обморок… - Ну дела… - Гуфхат старательно и с усилием протер лицо. - Ступайте на кухню, - участливо продолжал меж тем Гортхауэр, - отдохните, чаю попейте. На сегодня я вас отпускаю. Да и еще: захватите чайничек и пару чашек ко мне в спальню, хорошо? - Будет исполнено! – поклонился Гуфхат, и пошатываясь, направился в сторону кухни. Проследив за ним долгим, полным злорадства взглядом, Черный Майя удовлетворенно потер руки. Не курить тебе больше дурман-травы, приятель, лучше даже и не пытайся: стошнит! Разобравшись с текущей проблемой, таирни поспешил обратно – разбираться с основной бедой. Финрод в прежней позе сидел на крыльце и бездумно обрывал лепестки ни в чем не повинной ромашки. Тяжелый случай… - Инголдо, - негромко позвал Гортхауэр, - Пойдем-ка… Да поднимайся ты, зараза остроухая! - потеряв терпение, он подхватил эльфа под руку и потащил внутрь дома. По дороге тот обиженно бурчал, что ему не дали сосчитать количество пушинок на желтенькой сердцевинке цветочка и тыкал останками пресловутого цветочка в лицо друга. Тот только стискивал зубы. - А куда ты меня тащишь? – вдруг неожиданно осмысленно поинтересовалось блудное величество, озираясь по сторонам. Гортхауэру вдруг очень захотелось ответить что-нибудь погаже, но он смолчал. - Пойдем-пойдем, - бормотал таирни тоном заботливой няньки, - пойдем, мой хороший, чайку попьешь, приляжешь… Все будет хорошо! - Ча…чайку?! Х…ха-ха-ха! – эльф задохнулся в счастливом детском смехе. – Чайку, ой! Да уж, если чайку, то потом точно прилягу, а! Ха-ха-ха… Тху! Пошел вон! – продолжал хохотать Фелагунд, - Ты страшный! И вообще, ты - мужчина, так что сгинь! Гортхауэр смиренно возвел очи горе: - Какое счастье… - выдохнул он. И, уже не сдерживаясь, заорал на весь коридор: - Батя! Спасибо тебе, что сына родил! Никогда еще не был настолько благодарен!!! Покосившись на оглохшего от усиленных эхом воплей Финрода, таирни прошипел задушевно: - А с тобой, зараза заморская, я завтра с утра поговорю… Пошел! *** Утреннее пробуждение экс-государя Нарготронда трудно было назвать приятным. Сквозь некрепкий утренний сон он почувствовал плеск ледяной воды в лицо. Противные ручейки, деловито журча, заползали в уши и за шиворот. Эльф несколько раз вяло отмахнулся, пробурчав что-то на тему «люблю грозу в начале мая», и натянул одеяло до макушки. Журчание воды немедленно прекратилось, зато раздался возмущенный вопль: «Мое одеяло не трожь, гад!!!» Голос был до боли знакомым, равно как и безжалостная длань, рванувшая одеяло прочь. Финрод приоткрыл левый глаз и увидел нависшего над ним разозленного Черного Майя с чайником в одной руке и мокрым одеялом – в другой. - Доброе утро, - прошипел он, ставя чайник на пол рядом с диваном. - О, Тху! – просиял заспанный эльф. Но тут же резво вскочил, сграбастал чайник, и с жадностью заблудившегося в пустыне присосался к жестяному носику. - О, вода!!! Пока величество спешно восполняло недостаток влаги, Гортхауэр встряхнул мокрое одеяло, критически осмотрел его со всех сторон, ругнулся и куда-то унес. К тому моменту, когда хозяин возвратился, его гость, уже полностью пришедший в чувство, сидел с ногами на диване, и морщась, подозрительно ощупывал на шее рану неизвестного происхождения. Тху наблюдал за ним чуть ли не с умилением. - Ну и как? – скрестив руки на груди, язвительно вопросил Черный Майя. – Водички больше не хочется? Трубочку? Кровушки? - Ка… какой кровушки? – опешил Финрод. - Моей, Инголдо, моей! – оскалился его собеседник. – Той, которую ты у меня за двести лет не допил еще… Фелагунд глубоко задумался. Еще раз потрогал укус на шее. - Я тебя что – тоже вчера укусил? – недоверчиво покосился он на друга. - Почему «тоже»? – не понял Майя. Вместо ответа Финрод предъявил свежие следы клыков в вырезе рубашки и отчего-то густо покраснел до кончиков ушей. До таирни дошло. - Ах, так ты еще и ничего не помнишь? – гадко ухмыльнулся он, потирая ручки. На секунду им овладело невыносимое желание отомстить блудному величеству за все его похождения и, воспользовавшись его амнезией, рассказать о вчерашнем вечере какую-нибудь пакость погаже. Но Финрод выглядел таким растерянным и подавленным, что Гортхауэр проникся чем-то, отдаленно напоминающим сочувствие. - Ну-ка, покажи… - сощурился он на укус. И, помолчав немного, категорично заявил: - Не, не мой прикус. - А… чей? – Финрод смутился еще больше. Гортхауэр выругался на ах’энн и вкратце изложил беспамятному сыну Финарфина последовательность событий трехдневной давности, с того самого момента, как государь Фелагунд выиграл на орочьем празднике Сулху-ар-бан самый важный турнир… Гортхауэр, разумеется, не мог знать многих подробностей, зато, судя по багровому от смущения лицу эльфа, их-то как раз тот вспомнил самостоятельно. Это настолько его потрясло, что трезвая голова отказалась мириться со своим содержимым. Хозяин замка не стал спорить, а проявил понимание и шустро смотался до погреба. Полчаса спустя повеселевший и расслабившийся Финрод сменил пятнисто-бурый цвет лица на равномерно бледный. Тема падения нравов среди эльфийской аристократии старшего поколения была немедленно забыта и больше за столом не поднималась, а еще пару кубков спустя, эльф выбрался из-за стола и куда-то убежал. Вернулся он с увесистой стопкой исписанных листов и хозяйской лютней. Плюхнувшись обратно на диван, Финрод выдержал многозначительную паузу, и, хитро ухмыльнувшись, сказал: - Помнишь, ты как-то раз интересовался, что я все время пишу? Черный Майя, в отличие от своего друга, встряхивать ушами не умел, поэтому ограничился заинтересованно поднятой бровью. Видимо, начинающий менестрель не ожидал столь скромной реакции – ему представлялось, что Тху должен был бы преисполниться благоговейного трепета пред поэтическим даром непризнанного творца, причем желательно – с ахами, охами и падением ниц. Как все поняли, ничего подобного не произошло. Вздохнув, разочарованный Фелагунд буркнул недружелюбно: - НУ вот. Это оно самое и есть. Даже вроде как готово. Снова та же реакция: неуловимое движение брови над краем запрокинутого кубка. Государь начал тихо закипать. - Так тебе показать или нет?! Гортхауэр отлип от вина. Поставил кубок на пол. И лишь затем непонимающе посмотрел на друга. - Ну, конечно показывай! Ну, ты, Инголдо, даешь! Я все жду и жду, прямо извелся от любопытства весь за четыре-то года, а ты все ухмыляешься загадочно, да в библиотеке торчишь. Не тяни кота за хвост, давай уже, приоткрой завесу мрака! Скорость, с которой расцвел Финрод Фелагунд, сделала бы честь стыдливой мимозе. Всякий смертный поэт мучительно-тщеславен, а бессмертный – вдвойне. И как же тонка та грань, за которой обычная радость заслуженной похвалы оборачивается болезненной жаждой сладкого дурмана славы! Один шаг по скользкой дорожке – и ты потерян навек: отныне мир станет представляться тебе лишь огромной аудиторией, собравшейся в честь твоего таланта. К восторгам публики привыкаешь быстро, но необратимо, и вот уже изощренные похвалы становятся единственным наслаждением в жизни, а равнодушие окружающих – самой мучительной, почти невыносимой пыткой… но вернемся же к героям. Неизвестно доподлинно, на какой стадии находилась «звездная болезнь» у сына Финарфина, и была ли она у него вообще, но при первых же словах друга, вид он приобрел совершенно невероятный: важный и застенчивый одновременно. Исполнив на лютне трехминутную увертюру перебором, он замолк и счел нужным сделать некоторые пояснения: - Так… Ну, просто на самом деле тут должно быть несколько голосов, равно как мужских, так и женских. Я даже не знаю, как один справлюсь петь за все партии… Может быть, я буду называть каждого из героев? Или… Получив от нетерпеливого (или уместнее будет сказать «натерпевшегося»?) слушателя, король-менестрель растаял окончательно, сдался и запел, аккомпанируя себе на лютне. Черный Властелин оказался превосходным слушателем. Куда делась насмешливая полуухмылка на подвижном лице старого как мир мальчишки? Гортхауэр обратился в слух настолько, что даже дышал через раз. А Фелагунд пел: о раздоре Валар, о мятежном Алкаре, о возвращении Ученика к Учителю, о давно сгинувшем народе…. Он пел о Празднике Ирисов и о его последней королеве, о странной печальной девушке, влюбленной в Мелькора, о Девяти Хранителях Круга Рун. Пел о гибели деревянного города, о битве Мелькора и Тулкаса, о детях, что были осуждены на смерть Кругом Маханаксар…. Когда отзвенел последний аккорд, Финрод утер вспотевший лоб, привычно потянулся за кубком и…. едва не уронил его из рук, встретив глаза друга. Черный Майя сидел, перекатывая в длинных холеных пальцах бесформенный кусочек серебра, еще недавно бывший кубком ручной работы. Эльфу неожиданно подумалось, что если бы Сотворенный умел плакать, то, наверное, уже давно шмыгал бы орлиным носом на плече менестреля. Фелагунд растерялся. Как автору, ему безусловно, было приятно, но вот как другу… - Гортхауэр… - позвал он. Не дождавшись ответа, помахал рукой перед лицом Майя. Никакой реакции. -Эй, Тху! – эльф не на шутку встревожился. – Ты как? После третьего или четвертого окрика страшный Черный Властелин моргнул и потянулся к бутылке. Не глядя, вытащил пальцами пробку и сделал долгий глоток. - «Хотел свободным стать, но стал я лишь ничей, и тьма берет за горло криком без ответа…» - процитировал он строчку из собственной финальной арии. - Тху, извини… - эльф виновато дернул ухом. – Просто мне это именно так виделось. Гортхауэр промолчал. Потом тряхнул головой, отчего его знаменитый «конский хвост» со свистом хлестнул воздух, и, наконец, широко улыбнулся: - Расслабься, Финарфиныч, все отлично! Ты гений! Нет-нет, не шучу – я серьезен как твое надгробие на развалинах Тол-ин-Гаурхота. Я даже представить никогда не мог, что все можно было настолько точно угадать, да еще и описать стихами, да еще и на музыку положить! Я ж всегда говорил: эльфы – они, зараза, башковиты-е-е… С этими словами Майя локтем зажал голову растерянного менестреля, свободной рукой принялся немилосердно ерошить его пепельно-серебристую шевелюру. Финрод не вырывался, он был настолько рад возвращению прежнего Тху, что тотчас же простил ему и утренний полив из чайника, и глумеж по поводу Сулху-ар-бана, и порчу волосяного покрова. Вскоре друзья уже ржали в голос, а страшный Черный Властелин подбросил высоко в воздух комочек мятого серебра, перехватил его в полете длинными пальцами и хмыкнул: - Значит, говоришь «красивый и дразниться не начнет»? Хе! Ну да, вполне в духе Йолли фразочка! И ни с того, ни с сего хитро подмигнул. - Да, кстати. – заметил Гортхауэр после некоторого молчания. – Пока ты занимался творчеством, я, с твоего безмолвного согласия, немного покопался в твоем мобильнике… ну, помнишь, ту странную штуку, что я тебе когда-то дарил? Фелагунд ощутимо напрягся, сверля непредсказуемого Майя глазами. Но Гортхауэр как ни в чем не бывало, выудил из кармана джинсов крошечное незрелое зеленое яблочко и принялся его жевать, невыносимо при этом морщась. - В общем… чавк-чавк… я тут подумал, что раз уж такое дело…. хрусть… то искомый абонент А для начала имеет право знать номер абонента Бэ. А поскольку ты, в силу своей застенчивости, все равно не сподобишься позвонить первым…. Хрусть… я вышел на связь от твоего имени… нет, ну какая кислятина жуткая эти молодые яблочки, бээээ! Хочешь одно? Нет? Ну и ладно, значит, сам сожру… - Тху!!! – Финрод в сердцах топнул ногой. – Ты прекратишь издеваться или нет?! - Я? Издеваться? – вскричала оскорбленная невинность, - Я вообще-то еще и не начинал. Так вот. Не далее как вчера… чавк… я получил ответ. - От… неё? – не поверил своему счастью эльф. - Нет, от Манвэ с обещанием вычислить и примерно наказать телефонного хулигана… Конечно же, от Амариэ. Но так как вчера…хрум-хрум…ты был немного занят, сообщаю я об этом лишь сейчас…чавк. - Что? Что она говорит? – допытывалось безнадежно влюбленное экс-величество Нарготронда. – Да прекрати ты уже жевать в конце-то концов!!! Гортхауэр и ухом не повел. Он спокойно, с чувством, толком и расстановкой доел яблоки, запил кислятину густым красным вином из горла. - Сам угадаешь? – проникновенно поинтересовался он у эльфа и тотчас же сам ответил за него - Совершенно верно, все опять закончилось! И в подтверждение сакраментальной фразы перевернул бутылку кверху донцем. Даже капли не упало. Финрод терпеливо ждал, пока бессмертный паршивец прекратит заниматься ерундой. Но вот Черный Майя перестал медитировать на пустую тару и непонимающе воззрился на приунывшего друга: - Не понял? Чего сидим, кого ждем? – язвительно поинтересовался он, вскакивая с дивана. - Поднимайся, Финарфиныч, нас ждут великие дела и дальние походы – мы едем в Серебристые Гавани!!!