***
Звонок настойчиво запищал. Да кому там неймется? Вздохнув, госпожа Симидзу нашарила тапочки в потемках и заковыляла к двери. Долго она разглядывала незваного гостя в глазок: то был высокий японец с черными волосами, собранными в растрепанный хвост. Хоть бы причесался как следует, если собирался нагрянуть к ней. Увидев, что его палец снова пытается надавить на несчастный звонок, госпожа Симидзу открыла дверь настолько, насколько позволила цепочка. — Здравствуйте, я Я́суда Рюи́чи, — представился мужчина, чуть наклоняясь. — Частный коллекционер. Уделите мне минуту? — Нет, простите, — отрезала госпожа Симидзу и хотела уже захлопнуть дверь, но Рюичи мягко ее придержал. Пальцы у него были длинные и тонкие, как паучьи лапы. — Простите, что так внезапно, Симидзу-сан… до меня просто дошли слухи, что у вас есть… одна необычная монета. Золотая, потертая, похожая скорее, — он хмыкнул, — просто на кружок. Госпожа Симидзу замерла. И правда, была такая монета. — А откуда вы знаете? Кто вас сюда прислал? Мужчина устало коснулся переносицы, будто хотел поправить очки, которых сегодня не надел. — Пересекался по работе с вашим сыном Юдзуру. Он рассказал. От сердца отлегло. Юдзу умный мальчик и не станет первому попавшемуся выбалтывать семейные тайны. — Да… — ответила госпожа Сидзуму медленно. — У меня есть такая монета. А зачем она вам? И тут же спохватилась, раздосадованно поджала губы. Конечно, просто так — он ведь «частный коллекционер». Они всегда только и делают, что бесцельно ищут всякие бесполезные вещи. Вот только Рюичи сказал совершенно неожиданные слова: — Это память о моей сестре, и я хочу ее вернуть. Заплачу, сколько скажете. — Она такая ценная? — Ну… смотря как посмотреть. Со стороны нумизматики, она не стоит ничего. Но для меня бесценна, так что не поскуплюсь. Странное оцепенение сковало тело. Мучительная борьба корысти и совести шла в сердце госпожи Сидзуму. Что-то в рассказе Рюичи упорно не сходилось, но чем больше она думала об этом, тем быстрее уходили подозрения. Помнится, странную золотистую монету, больше похожую на сплав дешевых металлов, она нашла в золе, когда чистила камин — соседские дети, бывало, забрасывали всякий мусор в дымоход. Она хотела избавиться от блестяшки, но разглядела проушину для цепочки. Жаль, там не было ювелирного клейма. — Н-не беспокойтесь… — шевельнулись губы, как чужие. В другое время госпожа Сидзуму бы встревожилась, но сейчас все внутри затянуло липкое спокойствие. Губы Рюичи тронула по-змеиному мягкая улыбка. — Сейчас… принесу. Она взглянула в бледно-серые глаза визитера. Они казались такими печальными… совсем как у их с мужем пса, которого повезли на усыпление после того, как он укусил соседского ребенка. Госпожа Сидзуме была уверена, что дрянной мальчишка сам бросил в него камнем, но это ничего не меняло. Ни с того ни с сего слезы навернулись глаза, и силуэт Рюичи расплылся. Будто в полусне, она прошаркала тапочками по вытертому полу и достала из ящика стола резную шкатулку. В груде украшений лежал тот самый золотистый кружок из камина. Она осторожно отцепила его заскорузлыми пальцами от подаренной мужем цепочки. На лестничной клетке зажглась лампа, резко очертила силуэт мужчины. До чего у него белая, тонкая, как пергамент, кожа — даже вены просвечивали. Госпожа Сидзуме вернулась к нему, протянула блестяшку и сдавленно прошептала: — Вот, возьмите. Денег не нужно. Перед глазами мелькала улыбка мужа, подсолнечное поле, где они любили встречать рассветы, когда еще жили в селе, собака, с задорным лаем носившаяся за брызгами фонтана в парке… Что-то горячее скользнуло по щеке и кляксой расплылось на площадке. — Спасибо, — сказал Рюичи, и она выпалила: — Вы дьявол!.. Голос едва прорвался сквозь дрожь. Нужно было сразу вызвать полицию… Она здесь ведь совсем одна: муж умер два года назад, дети разъехались, а милая девушка, ухаживавшая за ней, уже ушла домой. Дьявол… ведь кто же еще способен так безжалостно выворачивать наизнанку чужую душу? Взгляд Рюичи не изменился. Глубокие, печальные глаза — два бездонных колодца с кровью. — Уж простите, — сказал он, насмешливо склонив голову. Госпожа Сидзуме в жизни не видела таких неприятных улыбок. От отчаяния она едва не разрыдалась. — После Яшимы я еще не очень хорошо контролирую энергию Хаоса. Не переживайте: я буду долго вас помнить. Вы положили начало спасению невинной жизни! О чем он?.. — промелькнуло в голове, и все потонуло, заслоненное блеском золотистого кружка… Госпожа Сидзуме вздрогнула и недоуменно огляделась. Площадка пустовала. В грязноватую лампочку с жужжанием бился жук. Что, скажите на милость, вынудило ее выйти из квартиры в такой поздний час? Она почувствовала холод металла в ладони и опустила глаза. Руку опутала темная цепочка, когда-то давно подаренная мужем. Госпожа Сидзуме почти ее не носила.***
У него есть шанс. Один-единственный, но есть. Вот только Итаки совсем не чувствовал решимости. Когда он увидит их, своих родителей и брата, сможет ли сдержаться? Вот только если сейчас, когда неведомая сила разливается по его телу, он не предпримет ничего, то до конца жизни не успокоится. Итаки закрыл глаза и сосредоточился. Ветер трепетал в занавесках, прохладой касался лица. Энергия Хаоса не давалась в руки, точно шкодливый кот. Только теперь почувствовал, до чего она теплая, как чашка горячего шоколада в стужу. Сколько прошло времени с тех пор, как он отдал Харикен Символ? С пятнадцатой или десятой попытки получилось снова нормально почувствовать энергию. Итаки судорожно выдохнул и представил свой двухэтажный дом на холме. Там был деревянный забор. И персиковое дерево прямо во дворе. И собачья будка — папа сам сколотил ее, но собаку завести они так и не успели. Ибики пропал, а потом… Родители погибли. Оба. С промежутком в месяц, от рук разных людей. Итаки попытался отогнать слезы. Все, что он так долго заталкивал в глубину души, вырывалось наружу. Проклятье! Он не может этому поддаться! Тело окутала энергия Хаоса, и сознание затянула спасительная белесая пустота. Земля сильно ударила по ногам, и Итаки едва не упал. Двухэтажный дом. Деревянный забор. Пустая собачья будка. — Мам, я вечером вернусь! — всколыхнул знойный воздух звонкий ребяческий голос. Рвано выдохнув, Итаки прижался к стене. Ибики, его младший брат, выбежал на крыльцо, поправил перекрученную лямку рюкзака и бросился по ведущей с холма тропинке. Взметнулись его красные волосы. Он был таким, каким Итаки его запомнил: шебутным, непоседливым, загорелым, с толстыми черными полосами на щеках — следами неудачного эксперимента. Папа пытался найти способ быстрее исцеляться энергией Хаоса, а маленький Ибики как раз крутился рядом, когда в лаборатории прогремел взрыв. К счастью, ничего слишком серьезного не случилось. Его органы отразились зеркально, и черные полосы появились на щеках, но могло быть много хуже. С энергией Хаоса нельзя шутить. После этого отец забросил опыты. — Возвращайся к шести! — донесся из дома крик матери. Боже, они здесь, так близко… Посмотреть бы на них хоть глазком, увидеть усталые улыбки на родных лицах… Итаки бы все отдал, чтобы остаться здесь. Чтобы спасти их. Они всегда поддерживали друг друга, и он не мог даже представить, чтобы кто-то так сильно ополчился на них, что пошел на убийство. Это было несправедливо. Худшая несправедливость из всех возможных. Ибики уже превратился в крохотный силуэт у подножия холма. Надо идти за ним. Надо! Чудовищным усилием воли Итаки шагнул вперед. Из приоткрытого окна тянулся запах блинов. У мамы они никогда не получались, поэтому чаще их жарил папа. В груди все скрутило такой невыносимой болью, что перед глазами поплыло. Родное крыльцо подзывало к себе. Где-то там, на втором этаже, его комната… и он сам, двенадцатилетний Итаки, еще не знающий, что за полгода поочередно лишится всех дорогих людей. Это отрезвило его. Рэсса права, ему здесь не место, он не должен менять прошлое. Его брат пропал семь лет назад, родителей убили тогда же. Он не должен смотреть на них, не должен! Ведь тогда просто не сможет уйти. Итаки бросился вниз, с холма, так быстро, что ветер отнес волосы назад и высушил слезы в глазах. Ибики ушел недалеко — всего-то к футбольному полю, где вместе с другими ребятами гонял мяч. Итаки затаился за деревом. День клонился к ночи, и небо горело тысячами костров, затянутое заревом облаков. Все казалось таким спокойным… И помыслить было нельзя, что Ибики больше не вернется домой. Внезапно воздух застыл. Замерли птицы, высоко подлетел мяч… По коже, будоража, ознобом прокатилась энергия Хаоса. Итаки задрожал и невольно обхватил себя руками. Вот он, этот проклятый момент — кто-то захотел им насолить и похитил Ибики? Прямо с поля? Но ничего не изменилось. Смех снова разбил тишину, послышались глухие удары ног по мячу. Ибики неловко принял передачу и бросился к воротам, буцая мяч. Значит, не сейчас? Но что это было? Мяч влетел в сетку, и несколько чумазых мальчишек зашлось радостными возгласами. Ибики со смущенной улыбкой помахал им на прощание и пошел в сторону дома. Итаки взглянул на экран телефона. Двадцать минут седьмого. Неслышно, приникая к стволам, он пошел следом, и Ибики вдруг свернул на едва различимую, заросшую тропинку. Зачем ему туда?! Задыхаясь от волнения, изо всех сил стараясь не выдать себя, Итаки бросился за ним. Под ногами Ибики трещали ветки, лямка рюкзака перекрутилась и давила ему в плечо, но, кажется, это его не волновало. Он как будто слышал зов и не мог или не хотел ему противиться. Деревья расступились, открыв темную, заваленную мусором прогалину. Везде валялись упаковки, осколки бутылок, какие-то тряпки… Итаки не сразу заметил узкую толстую тетрадь в темной кожаной обложке, валявшуюся на траве. Энергия Хаоса пульсировала вокруг нее, и Ибики опустился на корточки рядом с ней, протянул руку… — Не трогай!!! Итаки метнулся вперед, но брата уже окутал мягкий белый свет. Ибики вскинул на него испуганные серые глаза… И исчез.