***
За штаны цеплялась колючая трава, и ноги уже начинало жечь. Акума морщился, но шел вперед — а что еще оставалось? Сейчас бы мачете, чтобы прорубить дорогу среди этих зарослей, как в старых приключенческих фильмах, вот только не получалось воплотить даже когти. Он не знал, где они оказались, но с энергией здесь явно было что-то не так. — Ну а что ты хотел? — коротко бросила На-Рэм, когда он спросил об этом. — Хаос не может воплощаться сам в себе, так что ты здесь беспомощный, как младенец. От неожиданности он остановился. Она налетела на него плечом к чертыхнулась. — В смысле — сам в себе? Мы что… Акума огляделся. Повсюду простиралась равнина, поросшая острой, как нож, желтоватой травой. Небо к горизонту наливалось серым — ни тучки, ни облачка, сплошное полотно, но раньше он не придавал этому значения. Да и ощущения почти не изменились: все так же разливалась внутри энергия, только и того, что ветер здесь пронизывал сильнее… — Ты… уверена? — Абсолютно, — холодно ответила На-Рэм и ухмыльнулась. — Что ж, Хаос тоже в какой-то мере тюрьма. Изнутри его не пробьешь. — Стоп-стоп-стоп, — Акума повернулся к ней и вскинул руки. — Я ничего не понимаю. Как мы попали в Хаос? Она взглянула куда-то сквозь него. — Ох уж мне этот мир пятого порядка… Ни черта вы не знаете, даже о Хаосе. Ну, или это ты такой особенный. Не дослушав, он развернулся и побрел прочь. Ладно, по сути, это неважно — они здесь, так что больше ничего не имело значения, но выслушивать насмешки На-Рэм уже не хватало сил. Слишком много всего навалилось в один день, а казалось, они бежали с казни целую вечность назад… — Хаос делится на два слоя, — бросила она ему в затылок, и позади от шагов затрещали камушки. — Понятия не имею, как они называются по-научному, так что, если не поймешь, проблемы твои. В общем, есть внешний слой, который находится между тканью миров и Хаосом. Туда обычно попадают те, кто случайно проваливается между мирами. — Почему тогда я попал к вам? — Мне-то откуда знать? Сам же рассказывал, что открыл пространственную трещину, когда терял сознание, вот и получилось, что получилось. Наверное, очень глубоко прорезал ткань миров. Скажи спасибо, что тебя вообще не размазало по Хаосу! — Да уж, спасибо, — проворчал Акума. Похоже, не имело смысла идти дальше: они все равно не найдут здесь людей, но ноги все равно несли вперед. Лучше так, чем стоять на месте и ждать непонятно чего. Могло ли вообще что-то жить в Хаосе, Первоматерии? Будто отвечая на его вопрос, в траве прошмыгнул большой коричневый заяц. Его уши чутко дернулись, на загривке вздыбились тоненькие пластины, напоминающие драконью чешую. На-Рэм хмыкнула. — Да уж, когда мы захотим есть, до мяса доберемся часа через два. Земля под ногами мелко вздрогнула. Акума запнулся на полувздохе и посмотрел на горизонт, но не увидел ничего, кроме расчерченного темно-лиловыми тучами багряного неба. Нет… там точно что-то было, просто успело скрыться. — Пойдем, — бросила На-Рэм, коснувшись парных ножей на бедрах. — Если есть заяц, есть и то, что его жрет. Акума нервно кивнул и зашагал за ней, то и дело оглядываясь. Без энергии Хаоса он чувствовал себя так, будто его голышом вытолкнули на людную площадь. Площадь… Он покосился на На-Рэм. Где-то по дороге она успела сбросить белую рубашку и теперь шла в черном спортивном топе и джинсах. Казалось, целую вечность назад она вот так же была на людной площади, одна против толпы… На землю опускалась тьма, и небо из густо багрового сделалось черно-красным. В Хаосе не было звезд и луны — да и откуда им взяться? — и все же что-то источало ровный белый свет, которого едва-едва хватало, чтобы разглядеть траву под ногами. Горизонт рассекла изломанная линия, похожая на гигантский сломанный стебель розы. Акума замер, пока не разглядел, что это дерево, вернее, голый ствол — абсолютно черный, будто обугленный, изогнувшийся под странным углом. Вскоре до ушей донесся плеск. Ну наконец-то! В горле давно пересохло, еще немного, и пришлось бы туго… Когда они вышли к обрыву и увидели реку, восторг угас свечой на ветру. Даже во тьме вода казалась серой, как асфальт, и от нее поднимался пар. Акума поскользнулся, но На-Рэм схватила его под руку, не давая упасть. — Спасибо… Как думаешь, здесь есть другие источники воды? — бросил он, кое-как выровнявшись. У нее были крепкие, жилистые руки человека, привыкшего к тренировкам и сражениям. — Деревья же как-то растут… — С чего ты взял, что им не подходит кислота? Действительно. В конце концов, Хаос явно устроен совсем не так, как те миры, откуда они пришли. Если здесь нет воды, пригодной для питья… протянут они недолго. Нужно выбираться, любой ценой. Входа без выхода быть не может. Земля рванулась из-под ног. Акума повис вниз головой, перед глазами вспыхнуло огромное прозрачное лицо без черт. Он хватанул энергию Хаоса, но она вдруг вырвалась из тела. Крик взорвался в глубине горла, он врезался во что-то мягкое и с грохотом и хрустом покатился по холму. Наконец падение прекратилось. Акума со стоном перевернулся на живот. Отбитая спина пульсировала, на теле, казалось, не осталось живого места, и все же он каким-то чудом не убился! Рядом, вся в крови, с неестественно подвернутой рукой, лежала На-Рэм. — Рэм! Рэм, очнись! На него накатила паника, а следом за ней — чудовищная, неестественная усталость. Неужели… неужели все было зря? Если бы только не клонило так в сон, если бы только энергия чуть-чуть ощутимей плескалась в жилах… Почему он остался без нее? Потому что попытался использовать в Хаосе?.. Трава впереди бесшумно прильнула к земле, будто под гигантской ногой. Акума схватил На-Рэм под руки и из последних сил потянул в сторону. Неподалеку вспыхнул ослепительно-белый свет. Посреди сияющей арки, оплетенной черным плющом, проступил человеческий силуэт. Девушка… угловатые плечи, вспыхнувшие в полумраке зеленые глаза, волосы огнем по ветру. Харикен! В желудке будто взорвался вулкан. Что она здесь делает?! Она не умела сражаться, она еще слабая Охотница, она… Она пришла. Сюда, к нему. Воздух наполнил низкий гул. Существо всколыхнулось пятном бензина на асфальте и снова застыло. Да что с ним такое?! Отчаянно хотелось зажмуриться, но Акума не позволял себе отвести взгляд. Харикен не сказала ни слова. Он успел заметить ее бледное лицо и сжатые губы, прежде чем она подхватила На-Рэм под ноги и потянула вперед. Слева темнела огромная оплетенная сухими корнями нора — как раньше не заметил?.. Они с трудом влезли туда, пачкаясь в глине и грязи. На-Рэм дышала судорожно и неровно, на побелевшем лбу выступила испарина. Когда они столкнулись, он явственно слышал хруст. Руки и ноги выглядели неповрежденными, тогда… ребра? Позвоночник?.. Нет. Если так, он себе этого никогда не простит. — Харикен, ты можешь кое-что воплотить? — Ч-что? — Для начала хоть воды, — судорожно произнес Акума, касаясь грудной клетки На-Рэм. Вроде бы спина цела, насколько он мог почувствовать сквозь энергию Хаоса, что болезненно пульсировала, мокрым мылом выскальзывая из рук. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будут ребра, а не позвоночник… — И бинты. В норе на миг воцарилась тишина, вязкая и удушающая. Харикен нечем рисовать, осознал Акума и едва не взвыл. Проклятье, да что же это такое?! — Сейчас! — вдруг вскрикнула она и, к его ужасу, выскочила наружу. Через миг она вернулась с парочкой тонких прутиков, опустилась на корточки и потрогала рукой пахнущую сыростью землю. — Мне нужно минут пятнадцать… Попробую выцарапать рисунок. От разочарования вперемешку со страхом Акуму едва не затрясло, но он знал: она делает все, что может, пусть ее голос и звучит неуверенно. Сейчас она наверняка вспоминала, как в детстве, в родном Кавасаки, точно так же рисовала палочкой на земле — цветы, лошадей, людей. С тем только отличием, что раньше от ее рисунков не зависела чья-то жизнь. Время текло. Он надсадно прислушивался к звукам снаружи, но слышал только шелест ветвей на ветру. Впрочем, в прошлый раз он тоже не почувствовал опасность. Если здешние обитатели так хорошо умели скрываться, противостоять им будет непросто… Харикен выровнялась и вздохнула. Ее рука, вся в грязи, лежала на Символе под рисунком, но ничего не происходило. Акуму захлестнуло дежа вю. Он прекрасно помнил миг своего воплощения, ее горечь, когда она подумала, что снова мечта разбилась вдребезги… Тогда он был по другую сторону рисунка. Теперь сидел рядом с ней, содрогаясь от волнения вперемешку с предвкушением. Значит, вот что она тогда чувствовала… Рядом прямо в воздухе с шорохом очертилось пульсирующее пятно. На невидимом каркасе наросла материя, мутное рябящее ничто превратилось в блеск пластика и прозрачность воды. На вершине короной вспыхнула ярко-синяя пробка. Получилось! Задыхаясь, он подхватил бутылку и почувствовал прохладу спасительной воды. От спасительного глотка в груди разлился холодок; Акума смочил губы На-Рэм, а потом спросил: — Ты как, силы еще остались? Сможешь воплотить бинты? У нее сломаны ребра, — только бы ребра, ребра, ребра, — нужна перевязка. Она кивнула и снова склонилась над рисунком. Красная прядь мягко скользнула по ее лбу. Некоторое время в норе слышался только тихий скрежет прутика. — Не выходит, — тихо сказала Харикен спустя, наверное, минут пятнадцать. Акума с отчаянием взглянул на ее рисунок. Бинты там напоминали бесформенную кляксу, комья грязи смазали и без того неглубокие линии. Понятно, почему не воплощается. Нахмурившись, она снова принялась рисовать. Он неотрывно следил, как прутик вгрызается в землю, вычерчивая линии, и вздрогнул от неожиданности, когда неподалеку с шорохом и хрустом что-то упало. Какая-то пачка. Акума поднял ее. «Эластичный бинт», — бросились в глаза красные иероглифы. — Ты гений! — улыбка сама рванулась на губы, когда он вытащил бинт и пропустил сквозь пальцы. Углы рта Харикен смущенно дернулись. Что ж, теперь наконец получится заняться ранами На-Рэм.***
Харикен устала. Он видел, как раз за разом медленно закрываются ее глаза и тут же открываются почти испуганно. Костер, тихо потрескивая, бросал рыжеватые отсветы на ее лицо и вычернял выбоины в каменных стенах норы. Дыхание На-Рэм было мерным и спокойным, но в себя она не приходила. Акума пытался почувствовать сквозь Хаос ее боль, и ребра начинали слегка пульсировать. Травма не настолько серьезная, как он думал, так почему же… может здесь, в Хаосе, она… — Акума… — хрипло начала Харикен и подняла на него взгляд. — Что с тобой случилось? Я вернулась домой, а там была только какая-то коробка… «Клинок», — пронеслось в голове. Черт возьми, как же давно это было, как будто в другой жизни. Акума вдохнул поглубже, пытаясь собраться с мыслями. — Это долгая история… Я… пошел с ним сражаться и провалился в другой мир. Мир твоего рассказа. Харикен побледнела, в ее глазах отчетливо заметался лихорадочный блеск, но, когда она осознала его последние слова, волнение сменилось огоньком восторга. — П-правда? И как там всё?! Как мои герои? Ее голос звучал колокольчиком над входом в антикварный магазин, и Акума не смог сдержать улыбки, но тут же посерьезнел. Перед глазами пронеслось лицо Альтер-Акумы, в ушах раскатился его глубокий, сильный, хоть и надтреснутый голос, история о том, как близнецы, Кириами и Доннер, победили его, заточили за Вратами, но сами погибли… — Там… — он смешался, но тут же продолжил: — Уже все случилось. Все, что описано в твоем произведении, до малейших деталей. Тень скользнула по ее лицу при мысли, что ее герои действительно существовали в одном из миров — и погибли, когда она написала об их смертях. Нет, все не так, подумал Акума. Они не только погибли, они и родились, когда она написала об их прошлом, настоящем и будущем. Пусть она всегда об этом знает. — Акума… который за Вратами… — начала она неожиданно твердо, хмурясь и теребя складки рубашки. — Он когда-нибудь сможет освободиться? Подсознательно он ждал этого вопроса с самого начала. Конечно же, Альтер-Акума был интриганом и злодеем. Конечно же, она нисколько не умаляла значимость его преступлений и не пыталась его обелить — черт возьми, это было бы просто неуважением к нему. И, конечно же, это ничего не меняло. Добро не всегда побеждает зло, за преступлением не всегда следует наказание. Харикен искренне любила всех своих героев, кем бы они ни были и что бы ни делали. Всех. Без исключений. — Да, думаю, да. Он же хитрый и своего не упустит. Прямо как я. — Он… — она вдруг сникла и тихо спросила: — Он не сердится на меня? Акума вспомнил бессильную ярость своего двойника, попытку захватить его тело… — Нет. Я уверен, что нет. Они снова замолчали, но теперь молчание было куда приятнее, будто они оказались в большом деревянном доме возле камина, где их не достанут ни горести, ни невзгоды… Так просто было забыть, что вокруг полутемная нора, озаренная лишь неяркими отблесками костра, а снаружи посреди Хаоса бесчинствует ветер и выжидает громадное полупрозрачное существо. — С ней все будет в порядке? — спросила Харикен, глядя на На-Рэм. — Надеюсь, — ответил Акума, подавив вздох. — Харикен… — наконец решился он сказать то, что хотел с того самого мига, как впервые увидел ее в школе, худощавую, смятенную, с каштановой косой и сумкой через плечо. — Спасибо, что воплотила меня. Она легко, искренне улыбнулась. На ее щеке мелькнула ямочка и тут же пропала. — Спасибо, что воплотился. Они засмеялись, и смех гулко раскатился под сводами норы. — Кстати, — помедлив, продолжил Акума, — как думаешь, почему я воплотился не совсем таким, как в твоем рассказе? Харикен задумалась, но через миг ее лицо снова прояснилось. — Потому что, наверное, в тот момент я представляла не совсем… Акуму из своей книги. Мне было… немного одиноко, и я подумала… что было бы здорово иметь такого друга… как ты. Он улыбнулся и в тот же миг заметил, что через ее руки едва-едва просвечивает земляной пол. — Харикен! Ты исчезаешь! Она дернулась, как от слабого удара, но не вскочила с места. Морщина, прорезавшая было ее лоб, разгладилась. — Прости, я… мне, похоже, надо уходить. Я не знаю, почему сюда попала, но… Акума… В этот самый миг они оба поняли, что, может быть, больше никогда не увидятся. Его словно током пронзило, а она подалась ему навстречу, обвила руками за шею и поцеловала в щеку. — Удачи тебе, — шепнула она. — Я тебя люблю. Миг — и она исчезла. Взметнулся ветер, будто раздувая туман на том месте, где она была миг назад. Акума остался сидеть, не опустив рук, зачарованный и смущенный, а в груди плескалось тепло, что могло бы, наверное, согреть целый мир. Если и было в этом мире что-то более искреннее, чем любовь автора к персонажу, персонажа к автору, он этого не знал.***
Не успел он все даже обдумать, как На-Рэм шевельнулась и со стоном открыла глаза. Акума не сразу понял, что в ней изменилось — а поняв, схватил за плечи. — Эй… — слабо возмутилась она, — не тряси меня… — Рэм, у тебя глаза больше не спектральные! Он отпустил ее и почти восторженно оглядел переплетение кореньев, сквозь которое багровело небо Хаоса. Вот, значит, как! Пусть здесь и опасно, пусть местные хищники по инстинктам явно превосходят людей, но влияние спектральной энергии здесь сводится на нет! На-Рэм недоверчиво взглянула на него, а он, не сдерживаясь, обнял ее и счастливо рассмеялся.***
На душе было пусто, пусто и скверно. Дом казался серым, будто укрытый пеплом изнутри. Итаки прикрыл дверь и постоял в прихожей, прислушиваясь к стылой тишине; напротив темнел вход в чулан, где среди лохматых метел любил прятаться Ибики, когда они играли. Нет. Не думать об этом. Не думать, иначе он просто умрет. Помедлив, Итаки стянул ботинки и прошел в гостиную. Папа, наверное, снова закрылся в мастерской — можно подняться к нему, попробовать поговорить, но он едва его замечает с тех пор, как мама… Он замер, стиснул голову руками и так закусил губу, что стало больно. Серый ковер впивался в ноги, серые стены кружились перед глазами, и воздуха предательски не хватало, будто дом тисками сдавливал его. Невыносимо захотелось броситься прочь, прочь, прочь и не возвращаться никогда… Но куда тогда ему возвращаться? Здесь они с Ибики совсем недавно играли. Здесь на стенах в комнате под крышей висели плакаты из фильмов и его рисунки. Здесь в папиной лаборатории всегда что-то гудело и булькало, а из гостиной доносился мамин смех… Тот дом, что он помнил, раскололся напополам и пропал. У него больше ничего не осталось — только пустые серые углы. Из кухни раздался грохот, такой громкий, что Итаки вздрогнул. Медленно, с трудом переставляя ноги, он шагнул на звук и замер в дверном проеме. На полу лицом вниз лежал… папа. Его красные волосы разметались по серому свитеру, промокшему от крови. Мозг обожгло. В сознание ворвалось лицо человека напротив, лицо, искаженное диким ужасом, и Итаки скользнул в ослепительно белое никуда.***
Перед глазами ясно, будто наяву, встал кабинет Маори. Темный дубовый стол. На нем — старая лампа и кипы документов. Набитые книгами. Что… что произошло? Только что Итаки видел смерть папы — снова, отчетливо, совсем как семь лет назад. Просто воспоминание. Просто чертово воспоминание, иллюзия, но в душе все равно взвилась буря. Много лет он вычеркивал этот день из памяти. Сознание доходило до мига, когда он остановился в дверном проеме кухни, и замирало, но теперь… Почему он здесь? Почему даже после того, как Каннаги вытеснил его, он не может просто уйти? — Назови хоть одну причину, почему я не должен убить тебя прямо сейчас, — произнес Маори холодно, как никогда. Итаки вздрогнул, но тут же понял, что глава Охотников Сэры обращался не к нему. Кажется, он его вообще не видел. — Я хочу позаботиться о мальчике, — прохрипел кто-то позади. Итаки обернулся, и ком поднялся к горлу, не давая дышать. У незнакомца была смуглая кожа и точеное лицо, искаженное глубокой усталостью, что сквозила в каждой его черте: во впалых щеках, выступающих скулах и темных синяках под неожиданно яркими, живыми голубыми глазами. На его лоб падали спутанные темно-фиолетовые волосы. — Позаботиться?! — взвился Маори и недоверчиво покачал головой. Его губы побелели от ярости. — Ты убил его отца, а теперь хочешь… позаботиться о мальчике? — То была месть, — бросил чужак, не колеблясь. Итаки мертвенно разглядывал его. Где же, где же он видел это лицо, эти волосы, эти ярко-голубые глаза?.. — Но я не знал, что за этот месяц вся его семья погибла, кроме старшего сына. — А если бы знал, не стал бы убивать? Великодушно, ничего не скажешь, Морриган! — Я хочу провести ритуал Перемещения, — продолжил чужак, как ни в чем не бывало, но Итаки заметил, как сжались его кулаки у потрепанного серого плаща. — Но для этого мне нужно, чтобы кто-нибудь отнес мое настоящее тело в безопасное место. Взамен я готов всячески помогать Охотникам как Сэры, так и других городов, и быть вам преданным, пока вам предан мальчик. Клянусь Хаосом! Маори несколько мгновений пристально глядел на него. Гнев еще метался в глубине его серых глаз, гнев, которого Итаки не видел никогда и не мог даже представить. — Ты хоть понимаешь, что будет, если он узнает? Уж поверь, мы и сами в состоянии прекрасно защитить его и обучить… — Он не узнает, — оборвал Морриган. — Я скажу ему, только если буду умирать. Ему нужен кто-нибудь рядом, Маори, иначе он просто сойдет с ума. Кто-нибудь, кто может поддержать его, кому он может довериться… Я чувствовал, что творится у него внутри. Это похоже на обледеневший Ад. Итаки, казалось, падал куда-то и никак не мог удариться о дно. Голоса доносились будто из-под толщи воды. Маори снова покачал головой. — Не знаю, зачем тебе это, Морриган… — Хочу загладить вину. Большим пальцем чужак, словно неосознанно, провел по старому клетчатому шарфу, выглядывающему из-под ворота плаща. — Ты сумасшедший, — натянуто произнес Маори. — Или я просто вас, демонов, не понимаю. Это худшее лицемерие из всех, что я встречал. Учти, если я замечу, что ты шпионишь, навязываешь мальчику мысли о мятежах или что-то еще, хоть самую малость, я тебя уничтожу. Что?! Черт возьми, что это значит?! Он должен убить этого человека, проткнуть мечом, вызвать людей, чтоб швырнули его на нижний уровень подземелий!!! — Можешь не волноваться, — склонил голову Морриган. — Я буду всего лишь двенадцатилетним мальчиком-полукровкой. Сиротой, который никогда не знал своего отца. Ни больше ни меньше. Маори молчал. Молчал так долго, будто время остановилось. — Клянусь Хаосом, — начала он мрачно, но твердо, — что спрячу твое настоящее тело в месте, где никто и ничто ему не навредит, Морриган Юки.***
Итаки осознал себя лежащим на земле. По телу разливалась такая тяжесть, что, казалось, невозможно пошевелить и пальцем. Он слышал крик. Пронзительный, далекий… чей же он? Он медленно сел и сжал руками виски. Крик не стихал. Потому что звучал в его голове, его собственный крик. Осознав это, он засмеялся. Укусил себя за губу, пытаясь унять истерику, и вспомнил вдруг, как сделал то же самое в своем доме, прямо перед тем, как найти папу мертвым. Смех накатил с новой силой. Итаки смеялся и смеялся, пока воздуха не перестало хватать и желудок не сжало в спазме, а перед глазами стояло лицо Юки — то одно, то другое, — и в ушах вперемешку с криком звенели его предсмертные слова на плахе, где должны были казнить Айзена. «Я убил…» Я убил твоего отца, Итаки. Я, Аюми Юкуно, Юки Морриган, убил твоего отца.***
Двое преградили ему путь, и Рэй потоками энергии рубанул их по шеям. В висках гудело, в руках тянуло от жара, реальность путалась, смазывалась, кружилась, и мысли были бритвенно-острыми, мгновенными, как рефлексы. Он упивался тем, что делал прямо сейчас, и раз за разом все внутри взрывалось от гнева, такого сильного, что ни на миг не давал отрешиться от того, зачем он на самом деле здесь. Впереди сквозь белое марево каменной крошки проступил человеческий силуэт. — Ты даже не убегаешь? — бросил Рэй нарочито весело. Ощущение было такое, будто он балансировал на краю и готовился шагнуть. Корнелиус мягко улыбнулся. Он не носил очков, но вокруг его глаз пролегло множество морщинок — он явно когда-то плохо видел, до того, как стать Охотником. Облаченный в неброскую одежду, с волосами скорее седыми, чем русыми, он казался неотъемлемой частью этого здания, такой же, как вытертый серый пол и обшарпанные стены. Интересно, где и когда Каннаги его подобрал? — Я и не планировал убегать, Акияма Рэй. Я хотел встретиться с тобой, но сделать это в городе, переполненном моими недоброжелателями, скажем так, проблематично. — Правда?! — оскалился Рэй, чуть склонив голову набок. Кровь, забрызгавшая лицо и рубаху, уже начинала высыхать и стягивала кожу. За невзрачной дверью впереди чувствовалась слабенькая, ничтожная энергия Рей Харикен. О, как глупо. Ее сделали приманкой на слишком крупного хищника. — Правда, — подтвердил Корнелиус и вытащил из воздуха маленькую деревянную шкатулку. Надо полагать, он тоже менталист. Замечательное должно выйти сражение. — Здесь то, что ты искал все это время, Акияма Рэй. — О, и что же это? — хохотнул Рэй. — Мировое господство, нет? Если в твоей шкатулке не оно, нам не о чем говорить. Вместо ответа Корнелиус легко перебросил ему коробочку. Когда Рэй открыл ее, солнечный свет бликами заиграл в ярко-синей жидкости, заключенной в капсуле с иглой на конце. Нет… Не может быть. — Чистый препарат, доведенный до совершенства, — произнес Корнелиус, подходя ближе. Ни одна черта не дрогнула в его лице, зато глаза лучились триумфом. — Почти нет болевых ощущений, не нужна стимуляция током… Немногие, правда, могут это выдержать, только те, у кого уровень «Мощнейший», но для тебя это не проблема. Сиплое дыхание заползало в уши. Нет, нет, нужно взять себя в руки. Как бы то ни было, это полная чушь. А даже если и нет… он не будет это использовать. Для этого надо быть круглым дураком! — И почему же ты не вколол это себе?.. — вымученно усмехнулся он, подавляя дрожь в руках. Корнелиус остановился рядом с ним, плечом к плечу. Весьма беспечно. Хватит одного удара ножом, чтобы он тут же поплатился за легкомыслие. — Ну… ты же знаешь. Знаешь, Акияма Рэй. Кстати… тебе интересно, что случилось с твоим другом? Ну, с тем Отреченным? Рэй почувствовал, как отливает от лица кровь. Корнелиус заходил по комнате, заложив руки за спину. Половицы мягко поскрипывали под его ногами. — Он дал нам отменную базу для понимания строения ваших организмов. То, что происходит с вашей энергией Хаоса… поистине феноменально. Помимо того, что вокруг вас происходят несчастья, у спектральной энергии есть крупное преимущество: вас самих обычно эти несчастья не касаются. Из-за нее умирают те, к кому вы привязываетесь, или даже случайные прохожие, но вот вы сами… — он задумчиво поджал губы. — Мы прикинули, что если сможет выделить из спектральной энергии ту частицу, которая отвечает за вашу живучесть… но ничего не вышло. По сути, мы, формально выражаясь, сделали искусственных Королей Хаоса, хотя планировали, конечно же… — У кого вы брали эту энергию?! Живо представилось, как брызжет кровь и голова Корнелиуса катится по полу. К чему он клонит? К чему, черт возьми, он клонит?! Ну нет. Пусть только попробуют… пусть попробуют… — У двоих Королей Хаоса, — Корнелиус встретился с ним взглядом. — А экспериментировали на Грее Итаки и… — Плевать я хотел! Как звали Королей Хаоса?! — …Когда родители Грея Итаки узнали, они были в ярости, хотя Миоши сам же привел его к нам… Инсептия, насколько я помню, наплел ему что-то про плановый осмотр и специальные тренировки. А Королей Хаоса звали Лейстен Микки и Широги Аясе. Рэй опустил руку. Нет. Этого не может быть. Этого, черт возьми, просто не может быть. Перед глазами проносились смазанные картины: Широги, уходящий к горизонту и машущий рукой на прощанье, пустая дорога многие месяцы подряд, желтовато-серая в сумерках, вереницы карт и расчетов, золотая табличка на двери, которую не отпирали много лет… — Он, кстати, еще жив… Широги Аясе. Правда, он уже не может… воспринимать окружающую действительность. В ушах разлился надсадный звон, что все нарастал и нарастал, пока не сделался оглушающим. — Я убью тебя!!! — взревел Рэй, и вокруг ураганом взметнулась спектральная энергия. Каменные стены оплавились, тяжелые капли слезами побежали вниз, стол с треском превратился в пыль. Корнелиус отступил на шаг, заслоняясь руками. — Ты пожалеешь, что родился на свет, и будешь молить меня о смерти!!! Миг — и тот исчез, оставив его наедине с гневом и ненавистью, ненавистью и гневом.***
Стены рушились под натиском его ярости, хрустели пылью, когда он шел вперед, окутанный энергией, как призрачным огнем. Широги. Широги. Широги. Если этот ублюдок не солгал, он не оставит от Охотников и следа. Одного за другим, одного за другим. Он их всех к чертовой матери порешит!!! С грохотом железные петли рванулись из крепежей, дверь ударилась о стену, что брызнула каменной крошкой. Кто-то бросился прочь, и Рэй пронзил его энергией Хаоса. Широги. Широги. Да, это было бы логично. Он больше тридцати лет не выходил на связь, потому что его схватили. Потому что над ним ставили эксперименты. А Рэй… Все внутри пылало от боли, гнева и третьего, смрадного удушающего чувства. Он не мог дать ему определение, но оно впивалось в затылок, взрывалось, обжигая сердце и легкие, и глаза при мысли о нем наливались кровью. Рэй поражал мечущиеся тени одну за другой, и они падали ему под ноги — изломанные, бездыханные, мертвее мертвого. Тайджи, а ты не жалеешь своих людей. Знали ли они, как закончат, если останутся с тобой? Наверняка. Он дал им выбор. Никто не виноват, что они выбрали его. Он вошел в главный зал, и спектральная плеть с грохотом проломила потолок. Осколки посыпались вниз, сотрясая лабораторию. Рэй дождался, пока дождь из них утихнет, и направился вперед. Широги. Широги… Они все здесь. Стоят у него на пути. Пытаются помешать уже самим фактом того, что они все здесь. Очередная дверь с оглушающим хлопком обрушилась на пол, пропуская его в большую комнату, где не было ни мебели, ни даже обоев — только громадное подобие буквы «Х», на которой висел человек. Рэй остановился. Грей Итаки. Или, вернее сказать, Каннаги. При взгляде на длинные ярко-синие волосы его с новой силой охватил гнев. Прутья клетки смыкались? Ловушка захлопывалась? Черта с два. Это Каннаги связал его узами боли с девчонкой. Это Каннаги был его главным врагом до того мига, когда появился О́ни. Рэй глядел на него снизу вверх, и ухмылка так и рвалась на губы. Долбаный ублюдок! Тогда, двести шестьдесят три года назад, он умер сам. Сейчас умрет от его меча. Рэй покажет ему, что значит истечь кровью и рухнуть в никуда — на этот раз великое достижение, что он, мол, убил Первого Охотника, не будет приписано ему ложно. Он с грохотом высадил последнюю дверь и прошел в небольшую комнатушку. — Акияма-сан?! — раздался возглас из облака пыли, а за ним кашель. Рэй мгновенно узнал голос, и волосы на загривке встали дыбом. Красная пелена застлала глаза, кровь загудела в висках, и его охватила дрожь, такая сильная, что застучали зубы. Не было уже смысла сдерживать ярость — она впервые за долгие, очень долгие годы достигла апогея. Все внутренние засовы, все то, чем он так долго сдерживал себя, плавилось, хрустело, ломалось и исчезало без следа. О, как расстроится Широги, когда узнает! Он всегда так боялся, что убийства станут единственным его толчком к жизни, хоть никогда и не говорил об этом прямо! Широги… Рей Харикен выскользнула ему навстречу, что-то лопоча, и Рэй схватил ее за горло. Ее ноги оторвались от пола. Он слышал ее хрипы, видел, как в широко распахнутых угасает жизнь. — За несколько месяцев не сдвинуться с мертвой точки… только и знать, что полагаться на других и скулить… «Ой, Клинок охотится за мной!» «Ой, кто-нибудь, помогите разрешить мои проблемы!» Ты ничего не стоишь, Рей Харикен! Более того, ты не хочешь ничего стоить! Он швырнул ее вперед. Сдавленно вскрикнув, она вылетела в свистящий ветром пролом стены. Рэй хрипло рассмеялся и принялся считать до пятнадцати. Сейчас, когда ее тело коснется земли, его сердце тоже остановится… Сейчас… вот сейчас… Счет закончился. Он прислушался к себе. Несомненно, он был жив. Это значило, что либо из-за последних событий их узы боли разрушились, либо Харикен каким-то образом выжила. Интересно, что скажет Сэйши, если ее энергия Хаоса именно после этого раскроется во всей своей полноте? Что ж, прекрасно. Теперь, с учетом всех нюансов, ему нужен новый план, направленный на другую цель. Если этот мир стер Широги Аясе… …он, Акияма Рэй, сотрет этот мир.