***
Мацу остановился перед ней, боясь даже вздохнуть. Весь мир, казалось, исчез, — осталась лишь она, такая, какой он ее запомнил: хрупкая и изящная, с воздушными светлыми волосами и белым точеным лицом. Только и того, что один из наполненных непониманием глаз из некогда красного стал голубым. — Простите, — сказала она. — Мы знакомы? Да, едва не выпалил он, но в последний момент сдержался. Она сидела в инвалидном кресле, прикрыв ноги светло-розовым пледом, и белые подлокотники возвышались по бокам от нее сломанной рамкой картины. Прохладную тишину прорезал вскрик. Мацу вздрогнул от неожиданности и уставился на девушку за спиной Джудит, что отпрянула, исказившись в лице. Он поймал ее взгляд — она глядела на Ари, черной тенью маячившего у его плеча. Проклятье, досадно, что не вспомнил о нем раньше! — Прошу прощения, — пробормотал он, усилием мысли отгоняя его. Ари дымкой направился прочь, окруженный тяжелым ореолом энергии Хаоса, от которой едва не звенел воздух. — Он больше не будет нам докучать. На смуглом лице незнакомки по-прежнему читался ужас вперемешку с отвращением. В душе взметнулось раздражение, такое сильное, что он едва его сдержал. Почему между ним и Джудит вечно кто-то встревает?! Мало того, что эта девчонка мешает, так еще и смотрит с таким странным выражением… — Пойдем, Тенн! — сказала она, развернув коляску так резко, что девушка в ней покачнулась. — Стой, — отрезал Мацу, преграждая им дорогу. — Я хочу с ней поговорить, и не тебе решать, хочет она уйти или нет! Джудит выдохнула. Что-то всколыхнулось в глубине ее больших глаз, чуть приоткрылись губы, но она тут же их сжала. — Кто вы? — спросила она, рассеянно разглядывая его. Она… правда ничего не помнит? В груди будто что-то оборвалось, и мир нахлынул на него холодным ветром. — Я… — он смешался, не зная, как объяснить, но она не торопила. — Я — Франциск Бенадотти. Он ожидал, что девушка позади нее фыркнет и издевательски засмеется, но она только нахмурилась. Похоже, она никогда не слышала этого имени. Ну и ну! Он так отчаянно создавал препарат, так хотел подарить бессмертие и семью тем, кто этого заслуживал, а теперь эта девчонка, его бесконечно далекий потомок, даже не знает, кто он такой! — Да? — развеселилась Джудит, и болезненно блеклый румянец полыхнул на ее щеках. — И чем же докажете? — Чем угодно, — криво ухмыльнулся Мацу. — Могу рассказать, как создавал яд вампиров. Или как мы решили, что наши дети разделятся на несколько кланов. Или о том, что тебя когда-то звали Джудит и ты была моей женой. Воцарилась тишина. Улыбка Джудит стала немного натянутой. Похоже, она не отнеслась к его словам всерьез. За кого она его принимает? За шутника, сумасшедшего?! — Как я могу быть Джудит Бенадотти, если я полукровка? — неуверенно спросила она и покачала головой. Пальцы девушки за ее спиной так впились в ручки коляски, что побелели. Мацу наткнулся на неодобрение в ее глазах. Почему она ничего не говорит, раз ее не устраивает ситуация?.. — Не знаю, — наконец сказал он, — но я понял это, как только увидел тебя. Может, это злая ирония мироздания: Джудит наполовину человек, еще и не может ходить… Что же случилось? В любом случае, он обязательно найдет, как все исправить, и поможет ей. — Понимаю, — ответила Джудит. — Ну, нам уже пора. Приятно было познакомиться, господин Франциск. — Нет! — вырвалось у него, и он крепко схватил ее за запястье, запоздало спохватившись, что мог причинить боль. — Я вам не лгу. Вы действительно когда-то были моей женой! Она подняла на него печальные глаза. — Я верю вам. Но мое сердце в этой жизни отдано другому. Это так шокировало его, что он выпустил ее и отшатнулся. Вторая девушка тут же воспользовалась моментом, и их обеих окутала энергия Хаоса. Миг — и Мацу остался один среди редких деревьев. Только жухлая трава шелестела вокруг.***
В руки и ноги впилось что-то липкое. Клинок поморщился и открыл глаза. Вокруг разливалась чернота, расчерченная узором серебристых линий. Что… Куда это его занесло? Он попытался привстать и едва не рухнул в никуда. Сердце подскочило к горлу, но то, на чем он лежал, выдержало — только закачалось вверх-вниз, и его осенило. Паутина. Он увяз в гигантской паутине, а в ее центре замер гигантский черный паук. Громадные, толщиной с человеческую ногу, мохнатые лапы задвигались. Тускло блеснули жвала. Клинок приоткрыл рот, но от ужаса не смог даже выдохнуть. — Привет, — сказал паук негромко, но его голос, до боли знакомый и ненавистный, врезался в каждую клеточку тела. — Наконец-то мы с тобой вдвоем, да еще и так близко… Нет! Не может такого быть! Не может!!! Нет!!! Клинок забился в паутине, но она не поддалась. Нет. Нет, черт возьми, нужно успокоиться. Темнота, паук, этот голос… Просто очередное наваждение. Он вгляделся во мрак, но не увидел стен. Хорошо. Хорошо… даже если они там есть, можно сделать вид, будто у паутины нет конца. Его… ничего не сдавливает. Ничего! Стены не надвинутся на него, как тогда… На губы рванулась судорожная, конвульсивная усмешка. Значит, вот как подействовало проклятие? Решило выбить его из колеи, показав все то, что он так долго загонял в глубины подсознания? — Отлично! — Дрожь в голосе выдала его, но ничего не вышло с ней поделать. — И что же ты собираешься делать? Затащить меня в свою Организацию?.. Паук пошевелил жвалами. Его восемь глаз поблескивали гигантскими черными бусинами. — Зачем? — спросил он насмешливо. — Ты же и так увяз в моей паутине. Его лапы зашевелились, подтягивая серебристые нити ближе. Клинок приподнял голову и разглядел странные уплотнения то тут, то там. Коконы. Коконы, сквозь которые проглядывали иссушенные тела. Остатки самообладания оставили его. Он закричал и задергался — пусть опора оборвется, пусть чернота поглотит его, уж лучше так! — но паутина не поддалась, прочная и неумолимая, как ненависть. Жвала в желтоватых потеках нависли над ним, мерзкое тепло мохнатого тела обдало кожу… Клинок вздрогнул и проснулся. Тотчас сел, рывком отбросив одеяло, и приложил ладонь к лицу. Воздух сипло вырвался изо рта. Всего лишь сон. Подделка сознания. Злая шутка проклятого артефакта Ирра. Он провел пальцами по лбу, стирая холодный пот, и через силу улыбнулся. Акияма Рэй, пауки, темнота… Если так пойдет и дальше… его надолго не хватит. Что же делать? Что делать?.. В той подземной лаборатории, где он попрощался с Тэйр, ее не было — более того, не было ни Мацу, ни путешествующей с ним женщины-Охотника. Не самое лучшее решение он принял, оставив ее с ними. Увы, маленькой девочке слишком легко затеряться в большом городе, тем более, у нее здесь, скорее всего, нет ни близких, ни друзей, так что сейчас она может быть где угодно! Клинок не видел ее энергетических нитей, когда закрывал глаза. Она, похоже, ушла слишком далеко. Пряталась в заброшенных зданиях… пыталась выбраться из-за Стен… может, попала в лапы социальных служб… Если еще жива. Без Акиямы Рэя все члены его Организации оказались в опасности. И все равно, даже так, им лучше без него. При мысли о сне на Клинка накатила волна отвращения. Внутри разливалась дрожь, странная и неконтролируемая, сродни дрожи в руке, уставшей натягивать тетиву. Стрела сорвется — но куда полетит? Только бы не как в прошлый раз. Если он сам не может найти Тэйр, нужно найти того, кто сможет. Все вампиры, прежде хоть немного лояльные ему, бросились за Ивом, Ари хуже, чем мертв… Шимики. Ирраташи Шимики со звериным нюхом и формой Иэкарт, воплощающий двух зверей с хорошо развитым чутьем… Вот кто ему нужен. Снова. Смешок всколыхнул пыльную тишину комнаты, где он спал. Ох, Шимики… В этот раз, конечно, будет немного сложнее.***
«Если тебе не безразлична жизнь двенадцатилетней девочки, давай встретимся». Почерк у Клинка был летящим и небрежным, но и в подметки не годился каракулям Исами. Шимики не мог поверить, что этому ублюдку хватило наглости оставить ему записку. Воспоминания о случившемся на школьной крыше, когда они встретились в последний раз, осколочной гранатой разрывали грудь. У него был враг — Клинок Карателя, а Исами никогда не существовало. Он не выходил из комнаты, но Волк и Собака приносили ему эфемерные образы происходящего в городе, как понимали их сами. Разрушенные здания. Землетрясения. Проломы в Хаосе. «Кенрюоку». Внутри что-то разладилось, как старое пианино, и, если он хотел сражаться, нужно было наладить все заново. Нет. Черт возьми, сражаться он не хотел. У него не было для этого никаких причин, ни единого человека, которого он бы хотел защитить. Да и… если сильные Охотники с уровнями энергии «Высокий» и «Мощнейший» не могут ничего сделать, он и подавно. Они с Клинком никогда не встречались. Они — враги. При мысли об этом осколки кромсали все внутри. Черт возьми, как же Шимики его ненавидел! Люди так похожи… используют других, играют на чувстве благодарности, манипулируют, если сам не знаешь, куда идти и чего хочется. Ну нет. Теперь он знал. Когда встретит Грея Итаки, нужно будет передать ему Символ — вот кто не может жить без энергии Хаоса, без борьбы за свое дело. Несправедливо, как и всегда: тот, кто видит свое предназначение в том, чтобы быть Охотником, лишился связи с Хаосом… …из-за Клинка… …а тот, кому она и даром не нужна, изнывает от нее. Его руки лежали на теплых головах Волка и Собаки, сидевших рядом, так близко, что он чувствовал их жар. Любой снег, даже самый лютый, не устоял бы перед ними. Они были в его душе, даже когда он ничего не помнил. Теперь, прислушиваясь к их размеренному дыханию, он старался услышать себя. Неважно, что семь лет назад он очнулся посреди заснеженного леса, содрогаясь от холода, неважно, что через бровь у него вился неизвестно откуда взявшийся шрам. Вдруг он и вовсе древний Охотник, потерявший память. Какая разница? Он мог быть кем угодно. Может стать кем угодно. После шестой записки пребывание в квартире сделалось невыносимым. Шимики сжег предыдущие на огне конфорок, но эту почему-то сохранил. Мысли нападали на него, впивались в тело уколами мечей, и даже Волк и Собака, проникновенно заглядывая в глаза, не могли ему помочь. В полшестого утра он вышел из дома и неспешно направился по улице, что только-только начала просыхать от дождя. Прохожие, ежившиеся в куртках и пиджаках скорее от усталости, чем от зябкости, не удостаивали его даже взглядом. Стояла тишина — только ветер тихо шуршал в кронах деревьев, охваченных костром рыжины. Запихнув руки в карманы джинсов, он остановился возле торгового автомата, бросил в прорезь монеты и вдавил кнопку с надписью «Лимонад». Холод заползал под рубашку, обдавая кожу мурашками, словно укоряя за не взятую ветровку. Мир казался таким необъятным, что в голове слегка прояснялось. Что бы ни случилось с Шимики, на мире это никак не скажется. Значит, он волен поступать как угодно. — Привет, — раздался позади голос, и пальцы так сжались на банке, что брызнул лимонад. Не может быть. Он что, полный псих?.. Осколки ярости превратились в лед и пронзили все его существо. Смятая жестянка резала ладонь, но он почти этого не чувствовал. Шум ветра, далекое гудение машин, очертания дороги и деревьев отдалились — осталось только ощущение чужого присутствия позади. Шимики медленно, очень медленно обернулся и воплотил меч. Клинок стоял у скамьи, среди кустов. На нем больше не было маски, и спектральные глаза ярко сверкали зеленым, голубым, желтым, красным… Их окружали синяки, радужки рассекал голодный блеск, да и в остальном выглядел он неважно: щеки ввалились, на лице темнели ссадины, белая одежда была испачкана грязью, травой и кровью. Он совсем не был похож на Исами. Исами, которого не существовало. — Эй… — начала Клинок с улыбкой, что, казалось, прикипела к его губам. — Я просто хочу поговорить. Не обязательно сразу воплощать меч. Шимики ринулся на него, но пронзил пустоту. Руки и ноги повиновались неохотно, как во сне. Точно. Это все просто сон… — Стой, — Клинок вскинул руки, словно сдаваясь. Они смотрели друг на друга, разделенные стеной раскаленного воздуха и блеском меча, на котором до боли сомкнулись пальцы. — Помнишь ту девочку, что повсюду ходила с Рэем? Шимики рассмеялся и прикрыл глаза. Черт возьми, это все происходит на самом деле. Не может быть. Он не слышал, что говорит Клинок, не пытался вникнуть в смысл его слов. Лезвие призывно блестело, отражая солнечный свет, и на миг ему представилось, что оно черное, напрочь черное от крови. Ярость медленно оплела душу, как корни дерева оплетают землю. Уши наполнил треск, настолько нестерпимый, что захотелось обхватить голову ладонями. Нет. Он… не мог вот так просто прийти. Не мог писать ему записки, будто они когда-то были друзьями. Исами, радующийся, что ему достался доклад по анатомии. Исами, курящий на крыше. Исами, подбивающий устроить ему девятнадцать дней рождения взамен тех, что он не праздновал. Исами, дарящий ему деньги на путешествия и фотоальбом, чтобы наполнить его радостными снимками. Сволочь. Шимики поднял меч, и внутри ничего не содрогнулось. Исами никогда не существовало. Клинок Карателя должен умереть. — Шимики-кун… — снова начал тот, как будто они снова были друзьями!!! — Надеюсь, ты уже знаешь, что связан с Ивом Эртом? — Иэкарт! — выплюнул он, ощерившись, и бросился на него. В зверином прыжке тело изменилось, хлопнул позади тяжелый плащ, и меч чиркнул Клинка по плечу. Брызнула кровь, но в последний миг он отшатнулся и ушел в сторону. — Прекрати! Я не хочу с тобой сражаться! Ах, он не хочет! В висках гудело, мир вспыхивал и мерк перед глазами картинкой в калейдоскопе. — Послушай, — продолжил Клинок примирительно. — Если ты пойдешь со мной, я расскажу тебе все! Откуда ты взялся и почему потерял память… Кроме меня, об этом знает только Ив, а он не будет ничего рассказывать, потому что не считает тебя человеком! — Ах, вот как?! — рассмеялся Шимики. — А кем тогда считаешь меня ты? Ты использовал меня. Ты… …разрушил, растоптал, изувечил к чертям все, что можно было. Что ему делать, если единственный человек, с которым он сблизился, которому доверился, которого считал другом, просто не существовало?! — Я понимаю, что ты чувствуешь, — мрачно сказал Клинок, зажимая рукой рану на плече. — Я не такой бездушный, как тебе кажется. Я… мне нужна была твоя ключ карта, но… Он замолчал и отвел глаза. Значит, вот как?! Даже сейчас он не может быть искренним? — Я пришел попросить тебя о помощи. И рассказать о том, кто ты есть. О, неужели Клинок на самом деле думает, что это напускное покаяние его подкупит, что ровный голос проймет его? Шимики снова засмеялся. Истерика будто разрушала его изнутри, отзываясь дрожью в каждом мускуле, каждом фрагменте тела. — Да с чего ты взял, что я тебе поверю? Ты… Ненависть захлестнула Шимики, такая сильная и яркая, что закружилась голова. Вот чего настоящего принес в его жизнь Исами — беспредельную, туманящую мысли ненависть!!! Исами больше нет. Нет и не было. Жизнь Шимики — ложь. От начала и до этого момента. — Шимики-кун, — бросил Клинок спокойно. — Разве ты не делал то же самое? — Что?.. — Ты же тоже меня использовал, — его голос звучал спокойно и лукаво, как и всегда. — Ты был мне нужен, чтобы получить данные ключ-карты и зайти в штаб. А я был нужен тебе, чтобы заполнить твое одиночество, разве нет? Все нормально, Шимики. Все друг друга используют. Прежде чем Шимики успел ответить, Клинок исчез. Только пыль и жухлые листья взметнулись там, где он стоял.***
Охранник у ворот вокзала покосился на него из-под фуражки и отвернулся. Едва не хмыкнув, Шимики прошел мимо. Всегда они так смотрели — будто он в любой момент мог выхватить пистолет и начать палить по всему вокруг. Широкие плечи, шрам на лице и мрачный вид для многих были знаком держаться от него подальше. «А ты использовал меня, чтобы заполнить свое одиночество, разве нет?» Ветер обдал лицо вечерней прохладой, взъерошив волосы. На рельсах стояли поезда, похожие в вечерней дымке на спящих чудовищ. Шимики глубоко вдохнул запах разогретого метала, суливший… счастье? Какая глупость. Не может же он, в самом деле, купить билет, сесть на одну из этих серебристых змей и отправиться… куда угодно? — Думаешь уехать? — раздался до боли знакомый голос позади, и он похолодел. — Не получится. Ты не успеешь выбраться из зоны поражения до того, как сработает «Кенрюоку». Хотя, конечно, можно попробовать машину или самолет… Снова он. Клинок Карателя. Исами, которого никогда не было. Теперь, когда нужда скрываться отпала, его энергия Хаоса била ключом — уровень «Выше среднего». Солидно, учитывая, что, по слухам, ему еще нет и трехсот, но даже если Шимики немного и уступал ему по силе, это легко сравнять Иэкартом. — Пришел за добавкой? — спросил он и сам поразился, как холодно и жестоко это прозвучало. — Будь добр, не говори как Ив Эрт. Меня пугают нотки его голоса в твоем. Шимики резко обернулся. Клинок подошел близко, ближе, чем позволял здравый смысл. Все такой же усталый, все в такой же потрепанной одежде, хотя прошло совсем мало времени — сколько? — с тех пор как они виделись. Ткань на плече в том месте, где ее прорезал меч, разошлась и задубела от крови. — Чего ты от меня хочешь?! Мимо прогрохотал поезд, унося вдаль бессчетное количество пассажиров с их чаяниями, мечтами и печалями. Он хотел быть одним из них. Хотел, чтобы Клинок умер. Стоило вырвать его из души, как вырывают сорную траву. Дрожь прошила его — раз, другой, третий. — Всего небольшую услугу, — протянул Клинок, и его губы насмешливо дрогнули. Или лишь показалось? — Помоги мне найти одну девочку и забрать оттуда, где она сейчас находится. — Пошел к черту, — выдохнул Шимики и хотел было потянуться за мечом, но почему-то остановился. Клинок еще долю мгновения глядел на него. Исами как-то сказал, что красит пряди в цвета, которые, по его мнению, больше всего подходят дорогим ему людям — теперь волосы у него были сплошь светло-голубые. — Ты так меня ненавидишь? — Клинок с улыбкой чуть склонил голову к плечу. — Даже не хочешь помочь спасти ребенка? Ладно, забудь. Я просто тебе все расскажу. Ив долго искал способы стать бессмертным. Знаешь, ему надоело каждый раз перерождаться и вспоминать, что было в прошлой жизни… Его слова гулко разносились среди уходящих вдаль рельс и поездов. Шимики нахмурился. С чего это он так резко заговорил об Иве? Пытается притупить внимание? — Он смог разделить свою сущность на четыре части и создал для каждой искусственное тело. Ты — осколок его души, Шимики. Если он умрет, то переродится в твоем теле. Его будто обожгло. Уши наполнил низкий гул, как бывает, когда резко уходишь под воду. Осколок Ива… бессмертие… бред какой-то! Шимики оскалился, открыл было рот, но не смог ничего сказать. На задворках сознания темным призраком вспыхнул силуэт высокого мужчины с длинными волосами, облаченного во все черного. В горле поднималась волна горечи. Он с трудом сглотнул, пытаясь отвести глаза от Клинка, но взгляд будто приклеился. Чушь. Абсурд. Неправда. Лицо… Бледное, с острыми чертами, немного длинноватое… Мужчина, уходящий в глубину заснеженного леса. Ни памяти, ни даже имени — только глубокий порез, рассекший бровь. Клинок стоял напротив, серьезный, как никогда. Ни тени насмешки. Правда. Правда. Правда. Неужели… неужели Ив Эрт, Яшимский Каратель, создал его, чтобы переродиться? Неужели он, Шимики, на самом деле не человек? От этой мысли затряслись руки и истеричная улыбка рванулась на губы. Вот оно что. Вот почему он всегда везде был как будто лишним. Вот почему люди… Он отвернулся и медленно побрел прочь, сражаясь с ветром. Клинок что-то крикнул вдогонку, но его слова утонули среди стука колес.***
Мацу не видел, куда идет. Выжженная солнцем трава хрустела под ногами, и хруст этот канонадой отдавался в висках вместе с биением сердца. Подумать только, Джудит переродилась. Через столько лет Джудит переродилась. В клане, который когда-то сама создала, взращенная бережно и с любовью, как редкой красоты цветок. Он придет за ней. Придет. Мацу шел вперед от того места, где увидел ее, к ее энергии Хаоса, пока вокруг не сомкнулись темные деревья-стрелы с такими густыми кронами, что будто и вовсе не пропускали солнца. Он вдыхал запах свежести, и воспоминания, древние, как мир, поднимались из глубин памяти. В похожем лесу он обратился, в похожем лесу впервые отведал крови, в похожем лесу прятался, осознав, как лекарство повлияло на тело… Сквозь прогалины деревьев проглядывало небо, багрово-лиловое в лучах заходящего солнца. Джудит… Почему она ушла от него? Неужели то, что она сказала, было лишь предлогом, и на самом деле она его правда не узнала? Влюблена в другого… Подумать только! Ну, ничего. Любовь — эфемерное чувство, химические процессы в мозгу, да и только. Деревья расступились, и он оказался на небольшой прогалине, прямо перед современным двухэтажным домом с огромными окнами. Сердце екнуло, чего не было уже много лет. Кто может жить здесь, кроме двух вампиров-Ирра, желающих обосноваться подальше от Охотников и простых смертных… Почти бегом Мацу бросился к порогу. Конечно же, она не откроет. Она ведь ясно дала понять, что не хочет его видеть. И все же руки, будто сами собой, заколотили по двери. Щелкнул замок. Он так и застыл, вскинув кулак для стука. К туфлям прилипла трава и грязь, низ пальто выглядел не лучше. Впрочем, сейчас это не имело значения. Где-то в этом доме — его Джудит, его жена, мать двоих его детей. Мацу толкнул дверь, миновал прихожую, не осматриваясь, и оказался в просторной гостиной. В одном из кресел под окном, между книжных шкафов, сидела Джудит. На ее коленях лежала раскрытая книга. — Рада приветствовать вас в доме Ирра, Прародитель, — обронила она таким отстраненно-радушным тоном, что внутри что-то перевернулось. — Пойдем со мной, Джудит, — повторил он. — Я создал кое-что, что может спасти нас от «Кенрюоку»! Его на миг охватила печаль от мысли о Кэрлайн, но тут же растворилась во взгляде цветных глаз девушки напротив. Окно где-то, похоже, было приоткрыто, потому что ее волосы слегка покачивались, и при каждом трепете светлых волнистых прядей внутри все сладостно сжималось. — Вы любили ее? — спросила она. — Свою жену? Или были рядом с ней лишь потому, что она тоже была вампиром? — Конечно любил! — выпалил Мацу. Вопрос был чудовищно неожиданным, но вместе с тем перед внутренним взором всколыхнулся образ другой женщины. Той, кого он встретил бесконечно давно назад, кажется, после того, как убил приспешницу Каннаги… Сегодня произошло слишком много всего, и прошлое верхушкой айсберга поднялось на поверхность. Боль обрушилась на него далеким раскатом грома, когда он поймал себя на мысли, что помнит лицо Лоренсо, своего сына, очень смутно, в памяти остались только некоторые черты, не желавшие складываться воедино. И неудивительно: он видел мальчика всего дважды, да и то… Джудит неотрывно смотрела на него, и в ее глазах печаль смешалась с чем-то, чего он не мог понять. О подоконник ударили первые капли. Вот же странно. Когда Мацу шел сюда, на дождь не было и намека. — Кто он? Он оглядел гостиную Ирра. Так или иначе, что может дать Джудит какой-то сопляк? Да ничего, особенно по сравнению с ним. Он спасет ее, а затем улучшит препарат так, чтобы вышло обратить ее, вернуть ей возможность ходить… — Твой потомок, Хирако де Итала, — ответила она, и в ее бесстрастном голосе прорезалась печаль. Капли за окном превратились в поток, приглушенно отзываясь в ушах. — Он часто приходит сюда. Если бы от женщин нашего клана требовали выходить замуж за кого-то из ближайшего окружения, я бы вышла за него. Он мой друг, и я испытываю к нему интерес хотя бы потому, что он первый мужчина, не считая моего брата, кто по-доброму отнесся ко мне. Мацу сжал кулаки в бессильной ярости. Хирако! Недаром он пытался от него избавиться! — Но дело не в этом, Прародитель… Это будут злые слова, но я скажу: ты не умеешь любить, — Джудит больше не смотрела на него, отвернувшись к окну. — Ты умеешь брать, и берешь до капли, но не умеешь отдавать. Только делаешь вид, что жалеешь о боли, которую причинил… Любовь жертвенна, — ее ресницы дрогнули и опустились. Из уголка глаза по щеке скользнула слеза и исчезла быстро, будто призрак. — Я люблю только Котту, потому что за него готова отдать больше, чем за себя. Прости, Прародитель. Я не пойду с тобой. Слова врезались Мацу в грудь, проткнули насквозь, как катаной. Он отступил на шаг, не в силах подавить дрожь, и глухо произнес: — Тогда почему ты плачешь? — Не из-за вас, — сказала она так же тихо, и все внутри взорвалось. Вокруг мелькнул темный коридор, холод ручки обжег пальцы, хлопок двери оглушающе всколыхнул сознание, и Мацу вырвался наружу, в бушующее море грозы.***
Шимики слонялся улицами, не замечая толком, куда идет. Над ним нависало тальково-серое небо, расчерченное тучами. Усилившийся ветер заползал под куртку, рвал капюшон, и ноздри трепетали от запаха подступающего дождя. В конце концов он остановился на мосту и облокотился о перила. Внизу бурлила река, такая темная, что, казалось, несла воды из-подо льдов далеких холодных земель. В груди разливалась зябкость, тогда как в голове просто пылало. Шрам, который он раньше почти не ощущал, теперь нестерпимо давил на бровь. В сознании вспыхнул образ Клинка, закрывшего глаза обломком маски. Шимики сглотнул и провел рукой по волосам. Нет. Нет, они не похожи, что бы там он ни говорил. Сколько дней прошло с тех пор, как они впервые встретились? Три? Меньше? Он до сих пор не знал, чему верить, а чему нет. Неужели это тело было просто совокупностью клеток, тканей и органов, ограненных Хаосом из каких-то других веществ? Неужели даже его душа была всего лишь небольшой частью, осколком души Ива Эрта? Что ж тогда в нем было своего? Шимики низко склонился над перилами. Одиночество. Верная служба-благодарность Маори. Раннее овладение формой Иэкарт — мало кому из молодых Охотников такое под силу, но его ли это достижение или просто влияние скрытой силы Ива Эрта?.. Волк и Собака. Дружба с Исами, которого никогда не существовало. Странное чувство, вспыхнувшее в груди в тот миг, когда Рей Харикен пришла к нему домой, чувство, которому он боялся дать определение. Да, все это, несомненно, принадлежало ему, но… ничего от этого не менялось. Он по-прежнему был никем. Никем. Никем. Его создали, чтобы бессмертный вампир однажды смог переродиться в его теле. Если Клинок, конечно же, не солгал. Руки конвульсивно сжались на перилах. А если и так, то что? Разве другие люди приходят в мир не так же — ничего о себе не зная, с неизвестной для них самих целью? Он все тот же Ирраташи Шимики. Ничего не изменилось, когда открылась правда. Ничего не изменится. Он почувствовал за собой чужое присутствие, легчайшее дуновение энергии Хаоса и бросил, не оборачиваясь: — Что будет, если я убью Ива? — Он переместится в твое тело и поглотит твою личность, — бросил Клинок до странности ровным голосом. — А если я его поглощу? — Так не выйдет. Он вернул себе два остальных осколка, так что теперь его душа почти целая. Не обижайся, но твой осколок против нее — пшик. — Но вероятность все же есть? — Шимики, ты вообще меня слушаешь?! Ты не можешь задавить его силой воли или чем-нибудь еще. Главная личность присоединяет осколки, а не наоборот, и с этим ничего не поделать. Клинок по-прежнему выглядел изможденным и слегка безумным, но теперь в его глазах проступало что-то еще, что-то испытующее, сосредоточенное… Шимики вздохнул и отвернулся от реки. Память неприятно резануло воспоминание о том миге, когда Исами на крыше предложил называть его просто Шимики-кун. — Хорошо, — наконец решился он. — Тогда… давай так: я помогаю тебе найти твою девочку — ты помогаешь мне найти и разобраться с записями Ива. Вряд ли он оставил их в Яшиме, но необходимо заполучить их, прежде чем заработает «Кенрюоку». «Кенрюоку»… Если не предотвратить катастрофу, очень скоро уже ничего не будет иметь значения. Он снова станет частью души Ива. — По рукам. Скорее всего, все дневники при нем, — ответил Клинок с мягкой насмешкой. Он ведь явно что-то задумал. Значит, несмотря ни на что, шанс спастись есть. Или… он просто безумец, не думающий о том, что его жизнь висит на волоске. — Только сначала ищем девочку. Нет, ну надо же. Стоило пойти на уступку, как он тут же этим воспользовался. Клинок стоял сейчас здесь, перед ним, и вдруг мучительно захотелось ударить его по лицу. — Нет, — хмыкнул Шимики. — Давай клятву Хаоса, или сделки не будет. Ты же сам говорил, что вполне нормально использовать друг друга? Слова вырывались сами, слова, которые он раньше не сказал бы ни при каких обстоятельствах, которые отрицал всей душой, всем своим… осколком. В штабе он прослыл молчаливым и отстраненным, но теперь не мог молчать. Так лезвие взрезает кожу, открывая кровоточащую рану. Так ненастоящий Исами что-то вспорол в его душе, и не говорить больше не получалось. Они уставились друг на друга так пристально, что, казалось, ветер между ними, обуглившись, рухнет на землю. Изорванный плащ Клинка покачивался от дуновений. — Прости, Шимики, но я никому не даю клятв Хаоса. — Что ж, дело твое, — отрезал Шимики и отвернулся. Они замерли друг против друга, будто шахматисты, осознавшие, что попали в патовую ситуацию. Куда ни пойди, ни одно направление не подходит. Клинок едва уловимо повел подбородком и протянул: — Ты стал таким жестоким, Шимики. Совсем как Ив. Шимики дернулся, но не остался в долгу: — А ты очень похож на Акияму Рэя. Только, в отличие от тебя, у него есть достоинство и ему не нужно втираться в доверие, чтобы кого-то использовать! Разговор окончен. И больше не попадайся мне на глаза. — Я вижу галлюцинации из-за проклятого артефакта! — выпалил Клинок, побледнев. — И я сейчас… не вполне адекватен… — Как будто ты был! — …и не хочу одним прекрасным днем проснуться и увидеть, что убил тебя или кого-то еще, когда не воспринимал реальность. — А причем тут девочка? — Если я… буду проводить с ней время, галлюцинации прекратятся. Шимики не сразу осознал его слова — а когда осознал, рассмеялся. Вот оно что. Тогда все встало на свои места. Этот человек никогда ничего не делает просто так. Он эгоист до мозга костей и другим помогает лишь тогда, когда это выгодно ему самому. В какой-то мере, это было даже честно.***
Мацу брел, не видя, куда идет. Ноги закоченели в промокших сапогах, одежда облепила тело, очки заслоняло водой, будто он вовсе их и не надевал. Очертания домов и деревьев наползали на него из темноты, но стоило ему приблизиться, как они отдалялись, превращаясь в черные пятна. Джудит… не приняла его. Не захотела быть с ним. Перед глазами одно за другим проносились видения: она стоит посреди горящего города, они освобождают Винсента, Мацу впервые берет на руки свою маленькую дочь — но до того он ведь был не с Джудит, не она родила ему сына, что погиб от рук Каннаги, пытаясь его защитить… Его сковала дрожь, и клыки до крови впились в губу. А потом была Кэрлайн, Кэрлайн… Мацу слишком поздно увидел человека сквозь полные тумана очки и остановился. Дождь очерчивал его высокую широкоплечую, но при этом изящную фигуру. По загорелому лицу стекали капли, длинные волосы, отливающие бордовым, облепили плечи и высокие скулы. Спектральные глаза горели так ярко, что можно было рассмотреть переходы цветов вокруг зрачков. Леденящий ужас обжег Мацу. Тело больше ему не повиновалось — не хотело бежать, не хотело спасаться. Как давно он не видел этого человека? С тех самых пор, как убил его жену и детей. Он даже в кошмарах к нему не приходил. Губы Широги Аясе растянулись в торжествующей улыбке. За ним не было ничего — только чернота, примыкающая к беспросветному грозовому небу. Полыхнула молния, озарив его лицо и вычернив глазницы. Нужно что-то сказать. Что-то сделать. Но Мацу просто стоял перед ним неподвижно, будто его пригвоздили к месту. Ничего тут не скажешь. Ничего не сделаешь. Широги Аясе вскинул арбалет. В потоках энергии Хаоса стрела легла в ложе и уставилась Мацу в лоб. С сухим щелчком его обдало болью, и он спиной вперед повалился в смертельную черноту. Пришел в себя он, казалось, через миг и первым делом почувствовал острые камешки, впившиеся в щеку. Потом пришел дикий холод, от которого скрутило все мышцы. Стуча зубами и содрогаясь, Мацу медленно сел и коснулся ладонью пульсирующего лба. Широги Аясе нигде не было. Неужели… просто привиделось? Нет. Не может быть. Он никогда не страдал галлюцинациями. На пальцах осталась кровь, казавшаяся красной в полумраке — похоже, он поранился, когда падал. Земля рябила от тяжелых капель, ветер бушевал, пригибая к земле деревья. Мацу промок до нитки, очки треснули, а дождь так барабанил по спине, словно хотел переломать ему все кости.