***
Дорога и деревья проплывали мимо, но Хирако едва их замечал. Насмешливо выглядывая из-за полотна туч, солнце припекало кожаную куртку, вот только казалось, что вокруг царит ночь, и дыхание шумно билось в ушах, заслоняя все прочие звуки, будто его чем-то сильно огрели по голове. Все было не так, как надо. Все, черт возьми, было не так, как надо! Длинная тень скользнула по асфальту. Прохожий, просто отлично — нестерпимо хотелось выпить кого-то до капли, до боли в деснах, только бы прогнать сосущее чувство из груди. Хирако поднял голову и вздрогнул. Впереди стоял Рэй, в черном развевающемся плаще, мрачно-веселый, как и всегда. Внутри что-то предательски задрожало, словно могло вот-вот сломаться. Он не хотел говорить с Рэем. Только не сейчас! — В чем дело, Хира-ко? — протянул тот, привычно усмехаясь. — Ты первый человек за последние несколько часов, который не стал орать: «Ты жив, Акияма Рэй!». Прям от сердца отлегло! — Чего? — глупо выдал Хирако. Рэй взглянул на него удивленно, но ничего не добавил, только его лицо приобрело странное выражение. — Хм… Ты выглядишь так, будто тебя перемололи в ментальной мясорубке, — его голос почти ощутимо бил в грудь, а насмешливая кривая улыбка мечом взрезала что-то внутри. — Дай угадаю: ты не смог убить Клинка? Тело словно пронзило током. — Да… — выдохнул Хирако, почти возненавидев себя за слабость. Как можно было столько готовиться, почти победить, и в самый последний момент… Ударить мимо. Нарочно. Словно его рукой управляла чужая воля, но на самом деле это, разумеется, было не так. Он сам вонзил рунку рядом с головой Клинка, а не в голову. Сам. Рэй прошел мимо и сел на широкий блок среди чахлых кустов. Рядом с ним осталось место, и, помедлив, Хирако тоже опустился на нагретый солнцем камень. Впереди плескался закат, багрово-желтый, оранжево-красный, и при взгляде на него мечущиеся мысли немного успокаивались, будто к свежему синяку прикладывали лед. — Я… — он только покачал головой и взглянул на свои дрожащие руки. Перед подступающей ночью они казались белее и слабее, чем когда бы то ни было. Руки мальчишки, неспособного отомстить за самого себя. Когда это он успел заделаться сентиментальным? Брат… брат воспитывал его после смерти родителей, брат вызывал у него восхищение, всегда вежливый, всегда рассудительный, всегда добрый, но плевать на это, плевать, ведь все это меркло по сравнению с его истинным лицом — лицом лицемера, психопата и просто ублюдка. Скорее всего, в глубине души Клинок ненавидел Хирако. Младшего брата, свалившегося на него как снег на голову. Обузу. Дефектного. Да черт же подери! Рэй с интересом наблюдал за ним. Спохватившись, Хирако повернулся к нему и только сейчас заметил, что его правый рукав неестественно распластался на камне. — Что с твоей рукой? — Ее больше нет, — отчеканил Рэй и снова криво ухмыльнулся. — На самом деле, неплохо, что ты его не убил. — Это еще почему? Отовсюду пахло травой, пряно и свежо до искр перед глазами, но Хирако раздражал этот запах. Он навевал покой, а ему сейчас совсем не хотелось смиряться с тем, что он пощадил Клинка Карателя. Человека, который пытался его убить. Своего гребаного брата. — Он для меня больше полезен, пока жив. Хотя, честно, если бы он сдох, я бы не расстроился. Но… учитывая твой характер, — Рэй хмыкнул, — тебя бы совесть мучила до конца жизни! «Ты слишком добрый для Итала. Дефектный». Хирако фыркнул и начал ровно, глядя на ряды небоскребов, похожие на укрытые пеплом драконьи зубы: — Знаешь, Рэй, что я думаю? Что все это полная херня! Мы рвем друг другу глотки и подыхаем, а ради чего — непонятно. Всякая клановая вражда, Охотники ненавидят вампиров, вампиры ненавидят Охотников… Почему нельзя просто… заниматься чем-то другим? — Мне очень нравится, когда вы так говорите, — бросил Рэй с тенью насмешки и театрально прикрыл рукой глаза, — аж слезы выступают. — Издеваешься? — Немного, — с хитрым прищуром он добавил: — Это забавно. И необычно. Мне нравятся существа Хаоса, которые думают, что в любой момент могут перестать танцевать, как полные психи. — А это не так? — Не знаю. Не пробовал. Люблю танцевать. — Понимаю, — ответил Хирако и сильнее сжал зубы. — Как думаешь… я еще успею уйти из Сэры? Они оба взглянули на небо, где над утопающим в закатном свете городом зависла точка «Кенрюоку». — Да, — обронил Рэй. — Наверное. Если прямо сейчас найдешь какой-нибудь мотоцикл и рванешь вперед со скоростью двести километров в час. Надеюсь, твои вампирские рефлексы не дадут тебе впечататься в столб. Уже есть идеи, что будешь делать, если переживешь «Кенрюоку»? — Продам дом, — слова вырывались сами собой, но он ничуть о них не жалел. Ощущение было такое, будто они долгие годы только и ждали момента вырваться. — И уйду. Куда-нибудь. Хочу наконец-то посмотреть мир. Всю жизнь казалось, что-то приковывает его к Сэре. Дом, где его на самом-то деле ничего не держало, слишком большой для одного, слишком наполненный воспоминаниями, которые он хотел забыть. Там погибли его родители. Там его брат подолгу сидел в мастерской, создавая свои оружейные шедевры. В этом же городе на улице у разбитого фонтана Хирако едва не умер, пронзенный его косой. Сэра была его якорем. И его домом… когда-то. Теперь, наверное, впервые с момента пробуждения в штабе Охотников, когда грудь взрывалась от каждого движения, а в руки впивались трубки капельниц, он чувствовал, что ничто его здесь не держит. — Не забывай слать мне открытки, — произнес Рэй и чуть повернулся к городу. Закатный свет очерчивал его профиль, отражаясь в зрячем глазу отблесками пожарища. — Обязательно, — со смешком ответил Хирако. — Ладно, бывай. Подошвы кроссовок мягко заскрипели, когда он пошел к незамутненному горизонту по прямой широкой дороге, словно все преграды, да что там, целый мир, расступались перед ним. Казалось, стоит только чуть сильнее оттолкнуться от земли, и взлетишь, но это, конечно, глупости, и все равно широкая улыбка так и рвалась на губы. Кто бы мог подумать, что в глубине души ему не чужда романтика. Наверное, очень просто быть романтиком, когда грудь наполняет такая легкость. Он представлял, как несется в ночь на мотоцикле, ветер на полной скорости треплет волосы, а впереди и вверху расстилается иссиня-черное небо, так и сияющее мириадами звезд.***
Каннаги сжал и разжал пальцы, разглядывая чешуйки на них, словно натянул причудливую перчатку. Это было немного не то, чего он хотел, но чувствительность новой руки оказалась отличной, так что, пожалуй, можно оставить все как есть. Он отвлекся. Потерял бдительность. Тот человек застал его врасплох. Тот человек. Каннаги узнал его сразу. Тот человек вернулся с полной уверенностью, что на этот раз не подтолкнет его к самоубийству, а убьет самолично. Тот человек слишком самонадеян, пусть даже и обзавелся невероятным оружием, способным превращать в ничто все связанное с Хаосом. Он вытянул вперед новую руку, коричневую, чешуйчатую, оканчивающуюся небольшими когтями, всю в завитках до самого локтя. С тем человеком нужно разобраться в первую очередь, но вот проблема: так просто его убивать нельзя. Пока нельзя. Та вещь случилась давно. Наверное, достаточно давно. Охотники пропадали тут и там, и до Каннаги доходило много слухов насчет того, кто за этим стоит. Сто пятьдесят восемь лет, мужчина, был подвержен синдрому поврежденной энергии, вследствие чего большую часть жизни провел в детском теле, новый Лидер Королей Хаоса. Акияма Рэй. Когда они с тем человеком были вдвоем, то всегда доставляли слишком много проблем. Убить его ничего бы не стоило. Он хорошо сражался, хорошо манипулировал людьми, но разница между ним и Каннаги была такой, что не имело смысла даже зацикливаться на нем. Просто очередная преграда. Тонкая игла, вошедшая в прореху доспехов. Слишком неопытный. Слишком взрывной. Слишком ненавидящий его, а ненависть туманит рассудок похуже спиртного. По камням площади под Акиямой Рэем медленно расплывалась кровь, но он еще был жив, даже не потерял сознания, и смотрел на Каннаги горящими глазами бессмертного существа, в которых не было ни страха, ни гнева, разве что легкая досада. Он рассчитывал достойно встретить смерть, не умоляя и не выкрикивая проклятья. Каннаги не было до этого дела. Он поднял меч. Он хотел разобраться наконец с тем, что мешало его Охотникам исполнять их предназначение. И тогда ему в предплечье вонзился болт. Тот человек стоял между домами, тяжело дыша, будто пробежал большое расстояние. Помедлив, он опустил арбалет красного дерева и пошел вперед. Потом, когда его никто не остановил, бросился бежать. Каннаги вырвал болт из руки. Кровь брызнула фонтаном, от боли на миг всколыхнулось сознание, но он тут же забыл о ней. Тот человек рвался вперед, не глядя на него. — Уходи! — крикнул Акияма Рэй злобно, так сжав кулаки, что пальцы с хорошо различимым звуком процарапали по камням. — Проваливай отсюда! Тот человек не остановился. Едва заметная тень ярости на его лице мешалась с сосредоточенностью, длинные волосы развевались на ветру. Когда до Каннаги оставалось метра три, не больше, он вскинул арбалет одной рукой и подскочил к Акияме Рэю. — Все нормально! — голос у него оказался неожиданно молодой, будто ему на самом деле было лет двадцать пять, на которые он выглядел. Он посмотрел в глаза Каннаги, прямо и отчаянно-огненно, и этот взгляд навсегда лишил его покоя. Тот человек не хотел мести и не боялся. Он бросился не сражаться — он бросился спасать своего друга. И это было так странно, так чужеродно, что перед глазами все дрожало, а в ушах нарастал шум. Они оба исчезли. Просто взяли и исчезли в спектральном мерцании энергии Хаоса, будто он не стоял перед ними с мечом наперевес. Кровь хлестала из раны, смешиваясь с кровью Акиямы Рэя на камнях, голова уже немного кружилась, но Каннаги стоял неподвижно, один на один со взглядом того человека, выжженным глубоко внутри. Эвандер. Так звали мальчика, который, кажется, веке в семнадцатом подошел к нему, голодному, израненному и обессиленному, улыбнулся и позвал к себе домой. У него тоже был Символ, чудесная сила менять реальность вокруг. Каннаги столкнул Эвандера с телеги, когда они проезжали над обрывом, и отобрал у него Символ, как поступил со многими другими до него и после него. Метнулся бы Эвандер к нему перед лицом неминуемой гибели? Эта мысль не отпускала все то время, что он брел по городу до своего старого особняка, зажимая пальцами рану. Чердачная балка. Веревка. Он плохо помнил момент своей смерти, зато хорошо помнил, почему убил себя. Теперь он понимал, до чего бессмысленно поступил. Эвандер всегда был с ним, неотъемлемой его частью, как и почти все остальные, кто мог бы стать Первым Охотником вместо него. Пора убить того человека. Пора поговорить с Акиямой Рэем. Если разговор пройдет как нужно, убивать того человека не придется. Если разговор сорвется, погибнут оба. Достойная смерть для друзей, готовых заслонить от нее друг друга. В конце концов, с того момента, как они сбежали от него, это стало неотвратимым.***
— Мне нужно оружие, — сказал мужчина перед прилавком. Тэндо едва сдержался, чтобы устало не съязвить. Ну конечно, парень, логично, что тебе нужно оружие, я понял. В голос он, однако, этого не сказал: любой клиент заслуживает уважения и доброжелательности хотя бы потому, что приносит очень приятный бонус к его маленькому бизнесу по торговле автозапчастями. — Крупный калибр или нет? — Такой, чтоб помещался в кармане. Парень явно не понимал, о чем говорит, и в другое время Тэндо бы хмыкнул от смеха, не сдержавшись, но не сейчас. Его клиент был невысокого роста и телосложением напоминал подростка, но на лице читалась такая холодная, ни с чем не сравнимая ярость, что желудок неприятно сжимался. Конечно, ему какое дело, в кого парень будет стрелять, но как-то становилось не по себе при мысли, что он может в таком возрасте наломать дров и загреметь в тюрьму до конца жизни. — Э-э… парень, пушку я тебе, конечно, продам, но не делай ничего, о чем потом будешь жалеть. Тот посмотрел на него сквозь толстые стекла очков без оправы, и Тэндо мгновенно почувствовал себя полным идиотом. Нашел, кому советы раздавать, тоже еще… Чем дольше он рассматривал парня, тем меньше понимал, сколько ему лет. Явно не подросток и явно уже многое видел, в память западала даже его внешность, казалось бы, вполне заурядная — темно-каштановые, почти черные вихры, тальково-серые глаза и слегка смуглая кожа. Тэндо потянул сливавшуюся со стеной панель позади себя, и она легко скользнула вверх, открывая глубокую, заваленную пистолетами нишу. Официально оружие в Японии не разрешалось носить даже по лицензии всем, кроме копов, но пушкой мог разжиться кто угодно, если знал где искать. Так всегда было и всегда будет. Закон мира, ничего не поделаешь. Придирчиво осмотрев свой склад, Тэндо вытащил из ячейки Ruger SR9c, тускло блеснувший серебристым верхом в свете люминесцентных потолочных ламп. Затылком он чувствовал цепкий взгляд клиента. — Вот. Отличная модель. Думаю, вам подойдет. Массивный, с широковатой рукоятью, идеальный для скрытного ношения, — сказал он бодро, хотя на деле чувствовал себя не в своей тарелке. Парень взял пистолет, повертел в руках и удовлетворенно отложил на прилавок. По спине Тэндо пополз холодный пот. Нет, он, конечно, не был святым, но одно дело — продавать пушки якудза в черных костюмах, а совсем другое — молодому парню, который сейчас явно не в себе. Что он, мать его, задумал?! Пальнуть в босса, задержавшего повышение? Прикончить любовника жены? — Нескромный вопрос: а зачем тебе пушка? Тэндо ожидал, что его грубо пошлют, но юноша спокойно ответил: — Для самозащиты. Сколько с меня? — Триста пятьдесят шесть долларов. Хотя… знаешь… может, пока повременишь с покупкой? Взвесишь все как следует, а? Юноша выхватил тазер*. Тэндо не успел даже пикнуть, как его шибануло током. Он врезался в нишу с оружием и рухнул, а сверху градом посыпались пистолеты. Ноги и руки конвульсивно задергались, сознание на миг померкло, а когда он немного пришел в себя, то увидел, как юноша рассовывает по карманам патроны. Поймав его взгляд, тот замер, провел языком по зубам и снова поднял тазер. То, как он ушел из магазина, Тэндо увидеть уже не довелось.***
— …я уже и не думала тебя увидеть! — в голосе Кэрлайн сквозила радость, искренняя, но все же немного натянутая. Похоже, она не знала, как он отреагирует на то, что она подошла к нему и заговорила. Он. Его лицо окаменело, тонкие губы сильно сжались, скулы словно заострились. Как Мацу ненавидел эти черты, этот силуэт, всего этого человека, не хотелось даже мысленно называть его по имени! Он помнил дразнящий запах дыма и огненные отблески, заполонившие весь мир. Помнил, как этот человек лежал в обломках своего дома, хрипящий и пытающийся зажать пальцами сквозную рану в груди. Его взгляд мог вывернуть душу наизнанку: в нем не было ни ненависти, ни гнева — только пронзительное, бессильное, ошеломленное отчаяние, потому что он в одночасье потерял все. Потерял. Все. Мацу отобрал у него все. Против воли, но это, конечно же, не оправдывало его. Даже сейчас, спустя столько лет, случившееся осколками вспарывало что-то внутри. Мацу отобрал у него все и дал ему новую жизнь. Дал в надежде, что так искупит хоть часть своего греха, но ничего не вышло. Человек восстал из пепла и упоенно бросился уничтожать все, что было Мацу дорого. Он получил шанс, выпадающий одному из ста тысяч, и распорядился им… вот так. На этот раз он перешел черту. Даже смерть слишком слабое наказание за то, что он сделал! — Отойди от меня, — отрезал человек. Кэрлайн отшатнулась, с ее лица медленно сошла радость, словно слова ударили ее ножом в грудь. — Я… — выдохнула она, отступив еще на шаг, и ее глаза заблестели. — Я ведь… ничего тебе не сделала. Почему ты… Лицо человека исказилось гневом, но почти сразу снова приобрело отстраненно-равнодушное выражение. — Мне не нужны твои оправдания, — выплюнул он и прошел мимо нее. Мацу поднял пистолет и прицелился. Клокотавший внутри гнев ненадолго отступил, сменившись холодным расчетом, но оружие непривычно оттягивало и без того дрожащие руки. Что если первая пуля не попадет в цель? Нет. Начать следовало не с этого. Начать следовало с того, что он мог просто-напросто ошибиться в своей догадке. После ухода от Тенн, впервые за долгое время столкнувшись с этим человеком, он не почувствовал его энергии. Абсолютно. Даже когда существа Хаоса скрывали ее, отпечаток все равно оставался, пусть и едва уловимый. Тут же… Это могло говорить о многом. Прежде всего о том, что сейчас этот человек особенно уязвим, а лучшего момента и не придумаешь! Дуло уставилось ему в грудь, и Мацу нажал на курок. Человек развернулся, пуля чиркнула ему по руке, кровь брызнула на стену дома, и он рухнул под ноги Кэрлайн. Она вскрикнула и обернулась так резко, что взвилась золотом вуаль на ее плечах. Он знал, что сейчас она увидит его в просвете между высотками. Темные вихры. Белое одеяние. Пистолет в вытянутой руке. Непривычно, не так ли? Для него тоже! — Мацу! — ошеломленно выдохнула она. — Что ты делаешь?! Зубы сцепились до боли. Она еще спрашивает, что он делает?! Мацу ничего не ответил и медленно зашагал к ним. Человек шевельнулся. Попытался сесть, но со стоном рухнул обратно. Кровь толчками хлестала из его руки, орошая асфальт. Не такая уж серьезная рана, но, судя по виду, она доставляет ему те еще страдания! — Мацу, стой, как ты… Существа Хаоса ведь… Кэрлайн стояла между ними, бледная, дрожащая, совершенно сбитая с толку. Он никогда не видел ее такой. Никогда, и от этого злость почему-то разгоралась с новой силой. — …неуязвимы для огнестрельного оружия, да, ты права, но только если это не измененные Нули, не Охотники, получившие Символы от других Охотников, и не те, чьи души подверглись особому воздействию. Это ведь было гениально. Почти так же гениально, как создать препарат, способный связать человека с Хаосом и превратить в вампира. При мысли об этом по жилам растекся жар. Мацу расхохотался и со щелчком перезарядил Ругер. — Посмотри, что ты сделал со мной! Я спас тебя, а ты… — голос сорвался на шипение. — Разрушил мою жизнь!!! — Он снова рассмеялся, отвел со лба прилипшую прядь и продолжил: — Подумать только, я столько бился над созданием препарата, а ты за каких-то тридцать лет нашел от него противоядие. Ты же не думаешь, что я не сделаю антипод, сволочь?! Прицел пистолета оказался самую малость выше искаженного болью лица человека. В голове не осталось мыслей — только единственное желание, отдавшееся трепетом по всему телу: убить, уничтожить, растоптать ублюдка, который отнял все, ради чего Мацу жил. Целый мир сузился до этого желания! Человек сдавленно захрипел, но через миг хрипы перешли в смех. — Как… хорошо, — зажимая рану пальцами, процедил он с улыбкой. — Я долго думал, как тебе отомстить. У тебя нет таких людей, чья смерть бы… так сильно тебя… задела. Даже она… — он дернул подбородком в сторону Кэрлайн, — тебе на самом-то деле не нужна. Самое важное для тебя — твой препарат и то… что ты вампир. Был вампиром. Сознание застлала красная пелена. Раскаленная кровь вскипела в жилах, пронзая все его существа до рыка, до срывающего голос рева. — Мацу! — раздался окрик слева, вынудив дернуться. — Стой, Мацу!.. Он покосился на Кэрлайн. Под таким углом взгляд не захватывал очки, так что она казалась просто размытым силуэтом на фоне серых полотен высоток. Она коснулась его плеча. Он отшатнулся, повернулся к ней, и за долю секунды в сознании пронеслись сотни мыслей и воспоминаний. Вздымались рыжие волосы от движений, позади развевался подол длинной кофты, похожий на хвост ласточки… Она думала, что важна для него. Думала, настолько важна, что он сделает все для нее и даже сейчас опустит пушку, наплевав на самого себя. Из благодарности за освобождение или просто из солидарности к одиночеству. Ложь! Она сама выбрала одиночество, когда отказалась от обращения! А теперь она бросилась защищать этого ублюдка, сволочь, тварь, который в обмен на второй шанс отнял у Мацу вампирский препарат, больше тысячелетия текущий в его жилах, саму его сущность! — Мацу, никому лучше от этого не станет… — Отойди от меня! Мягко, но настойчиво Кэрлайн попыталась отнять у него пистолет. Мацу оттолкнул ее руки, ткнул куда-то дулом и нажал на спуск. Звук выстрела оглушил его. Пошатываясь, она отступила на шаг, и он увидел красное пятно, расплывающееся на ее одежде в районе живота. Он замер. Осознание, что где-то в глубине души он хотел именно этого, отступило под властью нарастающего гудения в ушах. Он пошатнулся. Выпустил пистолет. Схватился за голову. И закричал, задыхаясь, не веря, что это происходит на самом деле, что это сделал он сам. — Кэрлайн! — воскликнул он, когда она рухнула на асфальт. Он подхватил ее, помог полусесть, и все то время, что он осматривал ее рану, она пронзала его удивленным взглядом, будто не могла поверить в случившееся. Пуля застряла, повредив органы, и кровь хлестала вперемешку с желчью. Жить Кэрлайн оставалось считанные минуты. Мацу не колебался ни секунды: склонился над ее шеей, открыл рот и оцепенел. Почему все так? Почему, мать его, все получилось так?! В кармане его пиджака лежал инжектор с улучшенным препаратом. Он успел испытать его только на Ари, но тогда даже не пытался сохранить нормальную деятельность его мозга. Хотел испытать на Клинке, но, видно, уже не придется. Проклятье, если бы только Кэрлайн согласилась стать вампиром, когда он предлагал это впервые! Он вытащил инжектор и ввел иглу ей в сонную артерию. Она слабо дернулась, когда густо-фиолетовая жидкость попала в кровь, но он уже поднялся и на нее не смотрел. Это может убить ее или так повредить ее центральную нервную систему, что она никогда не оправится, но выхода не оставалось. — Я не уверен в эффективности этого препарата, — бросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. Человек ошеломленно наблюдал за ним, все так же лежа и зажимая рукой рану. Небо было темно-серым, но чем дальше отходило от горизонта, тем сильнее светлело, становясь почти белым. — Будет очень больно, но часа через четыре превращение закончится. Не волнуйся. Я побуду с тобой, — он повернулся к человеку и ощерился: — Эй, неужели ты думаешь, что я не обращусь снова и не прикончу тебя?! — Не сможешь, — оскалился тот насмешливо, почти по-звериному. — Антидот подавляет препарат в любом его проявлении, и хватит его очень надолго. На всю твою гребаную человеческую жизнь! Он рассмеялся, содрогаясь всем телом. Мацу посмотрел на пистолет, отлетевший к одному из домов, и, помедлив, направился к нему. — Надо было убить тебя тогда. Ты не заслуживаешь быть одним из нас. — Ты тогда меня и убил! — ухмылялся человек, а его глаза жгли нестерпимо зло, как раскаленные прутья. — Надо было просто оставить меня там. Я хотел умереть… ты даже представить не можешь, как я хотел умереть, Франц! Пистолет скользнул в руку, но человека уже окутало мерцание энергии Хаоса. Что ж, пусть уходит, пусть бежит зализывать рану. Это его не спасет. Все равно рано или поздно они снова столкнутся, и тогда сегодняшний день покажется ему сущим пустяком по сравнению с тем, что будет его ждать! Где-то на горизонте восприятия застонала Кэрлайн, словно в преддверии мучительных, наполненных агонией часов. Он смотрел вперед, на высотки, казавшиеся с такого расстояния черным индустриальным лесом, и вспоминал тот миг, когда почти в самом начале своего пути убил молодую травницу. Бледная кожа, расчерченная кровавыми узорами, которые он вывел сам. Копна темных волос. Простое светлое платье. Это случилось так давно, что впору было забыть, но никогда с тех пор Мацу не чувствовал такую досаду, горечь и боль, как сейчас.***
Гнетущая тишина, пришедшая на смену разговорам, стелилась над площадью, в золе костров дотлевали угли. Тут и там поодиночке сидели Охотники и вампиры, глядя в никуда пустыми глазами. Неподалеку у дороги Аой увидела девушку, замершую над окровавленным телом. В последние часы такое зрелище встречалось все чаще и чаще, и трудно было сказать, кто нападал на существ Хаоса Сэры. Подчиненные Корнелиуса? Или те уже дрались друг с другом, безмолвно до ужаса, будто их голоса, крики и смех навеки обратились выжигающей яростью? Она подставила лицо ветру и медленно пошла к девушке. На лице той темнели грязь и ссадины, одежда порвалась, а заслышав шаги, она чуть подалась назад, словно не вполне понимая, что делает. Другая девушка рядом с ней, похоже, умерла несколько часов назад. — Хватит сидеть здесь, — мягко сказала Аой. — Те, кто напал на вас, могут вернуться. Пойдем, я осмотрю твои раны, а попозже вернемся сюда и похороним твою подругу. Поддерживая ее за плечи, она помогла девушке подняться и осторожно повела вдоль дороги. Позади разгорался закат, и их тени метались по земле длинными черными мазками. Оказавшись в прохладе медицинского шатра, где за последние дни, казалось, провела годы, Аой зажгла переносную плиту и поставила на огонь турку с травами. Приятный запах разлился по шатру, слегка перебивая лекарства. Дальше все словно окутал туман. Вот она обрабатывала раны девушки, пока чай закипал, вот говорила что-то ободряюще, всматриваясь в израненное отстраненное лицо, вот делала глоток из металлической кружки, вот провожала девушку в другую палатку, поменьше, где отдыхали раненые, которым не требовалась срочная помощь, а потом замерла, окинула взглядом площадь и услышала возгласы. Раздался неприятный хруст, кто-то вскрикнул, и воцарилась тишина, такая густая, какой, наверное, никогда не знало это место даже ночью. Аой пригляделась и увидела Рэя, стоящего над мертвецом. Меч в его руке поблескивал на солнце — окровавленный, золотого цвета, весь в изогнутых острых наплавках-шипах. Даже крохотная рана от такого могла стать смертельной. — Слушайте сюда, гении: любой, кто попытается отдать свой Символ простому человеку, пока это все не закончится, будет убит на месте! Вот как этот парень. Она медленно пошла к нему. Он наткнулся на нее взглядом и тоже шагнул навстречу, его меч со спектральным мерцанием растворился в Хаосе. — Поднимаешь боевой дух своих людей? — улыбнулась она вымученно. Не стоило этого говорить, но промолчать было невозможно. Рэй пронзил ее взглядом. От его привычно весело-злобного настроения не осталось и следа, только в глубине ярких глаз метались искры, и на черном плаще поблескивала кровь. — Да… — протянул он, чуть приподняв подбородок. — А то, я посмотрю, вы все подтираете им сопли! Конечно, куда легче валяться под Стеной, пока другие сделают за тебя всю грязную работу! Она была частично согласна с ним, частично нет, но сейчас это не имело значения. Рука словно сама потянулась к его руке. — Рэй, мне нужно с тобой поговорить, — сказала Аой серьезно, сжав его пальцы. Морщинка между его бровей медленно разгладилась, и, помедлив, он сухо кивнул. Тонкая, светящаяся на солнце темно-зеленая ткань медицинского шатра словно отрезала их от реальности. Кроме них, здесь были восемь раненых, что до сих пор не пришли в себя. Аой и те, кто вызвались ей помогать, сделали для них все, что могли, но этого было недостаточно. Выживут ли они, или им не дадут выкарабкаться раны, пахнущие уже тяжело и приторно, или кровотечение, что может открыться внутри, когда никого не будет рядом? Она не позволяла себе об этом думать. С годами чувства немного притупились, но принимать чужую смерть все равно было тяжело. Глядя на людей, выглядевших молодыми мужчинами и женщинами, а может, и правда молодых, она вспоминала своего младшего брата и его жену, разбившихся на машине. Никто от такого не застрахован. Даже если ты Охотник. Хотелось бы знать, как себя сейчас чувствует Анирайя, получается ли у нее руководить штабом… Если Сэру таки не накроет «Кенрюоку», нужно будет перед ней извиниться за то, что Аой вот так сорвалась, взвалив на нее тяжкий груз. Рэй опустился на одну из пустых кроватей и закинул ногу на ногу. Он был мрачен и сердит, его явно что-то глодало, но вряд ли он об этом расскажет. Она вздохнула, думая о том невероятно огромном пласте жизни, что они не видели друг друга. — Ты слышал о пророчестве о Наследнике? — заговорила она, не желая ходить вокруг да около. — Сказочка, — отрезал он. — Парень, который его выдал, больше запомнился мне тем, что в его подвале при обыске нашли тринадцать трупаков. Все газеты тогда просто взорвались! Ну, их можно было понять. Не каждый день становилось известно, что полувампир-получеловек, содержащий несколько больниц и регулярно жертвующий деньги различным благотворительным организациям, оказался маньяком. Когда у него спросили об убийствах, он рассеянно ответил: «Я видел, что они все равно скоро должны умереть». Тогдашний Глава всех Охотников предлагал Аой встретиться с ним в подземельях, чтобы узнать, действительно ли тот предсказывал будущее или видения были лишь порождением его больного разума. Она отказалась. Она знала об этом человеке все, что должна была, и ее не волновало, настоящий он провидец или нет. Она знала вампиров, без зазрения совести убивавших ради крови. Знала психопатов и безумцев, обесценивших человеческие жизни для развлечения. Никого из них она не осуждала, но были и другие — ублюдки, выглядевшие как святые. Не было ничего хуже зла, замаскированного под добродетель. — Да, — сказала Аой. — Поэтому теперь никто не воспринимает его всерьез. Но когда все это началось, я вспомнила… «Когда небо побагровеет и весь мир сомкнется в одном городе, придет он — тот, в ком течет кровь Первого. И принесет он с собой воздаяние всем, кто заслуживает того». — И? — Рэй приподнял брови. — Насколько я знаю, все потомки Каннаги мертвы. Они нашли труп Данджоу где-то час назад. И поделом. — Не понимаю, почему ты об этом заговорила. — Инсептия и Корнелиус тоже знают об этом пророчестве. Он красноречиво взглянул на нее, и она поспешила добавить: — Они думают, что Наследник в Сэре! Это одна из причин, почему они создали «Кенрюоку». Конечно, помимо того, чтобы убить Каннаги и всех, кто мешает им удерживать власть. Рэй чуть повернул голову и уставился на стену. Тишину прерывало только тяжелое, прерывистое дыхание пациентов, зависших между жизнью и смертью. — Это ничего не меняет, — сказал он наконец. — У нас нет времени искать мифического Наследника, даже если он и существует, да и что это даст? Предпочитаю сам воздавать всем, кто этого заслужил. Это все? Кровать тихо скрипнула, когда он оттолкнулся от нее левой рукой, и у Аой защемило сердце. Где он потерял правую? Об этом он тоже ей не расскажет. Он должен был знать о Наследнике. Знать обо всем, что могло стать неприятной неожиданностью на его пути. В пророчестве речь могла идти не о потомках Каннаги — в конце концов, многих людей называли Первыми в разных смыслах, — но если все же говорить о тех, в чьих жилах текла кровь Икирисе… Сколько их было, о скольких никто ничего не знал и до сегодняшнего дня? Много генеалогических линий исчезло и спуталось с течением веков, так что вывод напрашивался неприятный: кто угодно из Охотников мог быть Икирисе и даже не подозревать об этом. Или подозревать и нести угрозу для Рэя. И не только для него. — Подожди. Помнишь, я рассказывала тебе о пророчествах насчет тебя самого? — Да, — на его губах заиграла кривая ухмылка. — Не волнуйся, не умру. А вот насчет «всех не убить» не уверен. Тут уже как получится. Она подошла к нему и обняла за плечи. Он весь был сплошным напряжением, будто внутри все дрожало, и металось, и мучило его электрическими разрядами. Так, наверное, выглядела пуля, что вырывалась из дула пистолета через секунду после спуска крючка. Аой знала, что Рэй способен разбиться в кровь, только бы достигнуть своей цели. Таким он был очень много лет назад, и это, наверное, не изменилось. Мальчик с катаной посреди поля, израненный и смертельно уставший, но его лицо искажено отчаянным гневом, а глаза — как полыхают глаза, как искрится в них решимость, подобная пожару, сметающему все на своем пути… Мир расступался перед ним, но Рэй сам сгорал в своем огне. Сгорал вот уже почти шестьсот лет, и Аой боялась, что однажды сгорит. — Знаешь, я могла стать монахиней Хаоса, — пробормотала она, отстранившись. Они замерли друг против друга, и она остро, как никогда, ощущала, до чего ему сейчас хочется оказаться в другом месте и ни о чем не говорить, но она не желала отпускать его так просто, в разверзающуюся ночь, где могло воплотиться одно из пророчеств насчет его судьбы. — Но перед самой инициацией поняла, что не смогу. — Вот как? — впервые за весь разговор в голосе Рэя прозвучал интерес. — И почему же? Она взглянула мимо него, погружаясь в воспоминания. Тогда стать монахиней Хаоса казалось лучшим выбором: ее связь с реальностью иногда становилась тонкой, как паутина, путаясь с видениями так, что их было не разорвать. Аой бы шагнула к ним, отрезая себя от внешнего мира, вечных интриг и убийств, взамен получив спокойствие и знания обо всем, что ее интересовало, если бы перед самой инициацией не увидела сон. Вернее, не совсем сон. Видения разверзались перед глазами туманом будущего. Деревня, что раскинулась внизу, далеко под стенами прибежища монахов Хаоса, пылала в лучах закатного солнца, и дыма было так много, что он заволакивал небо черной пеленой. Тени с мечами наголо метались среди домов, и люди падали, настигнутые клинками — мужчины, женщины, дети… «Возьми амулет, — сказал старший монах, мужчина с добродушным худым лицом, но глубоким, жестким взглядом долгожителя. — Если ты примешь решение стать одной из нас, оставь его себе». Аой запрещалось покидать стены прибежища, как и всем остальным послушникам и монахам, но она должна была предупредить жителей деревни. Должна была сделать хоть что-то. Именно тогда она поняла, что не сможет оставаться за стенами больше ни мгновения. Не было смысла искать кого-то, чтобы передать весть, не было смысла уповать, что защитники деревни справятся своими силами. Даже не набросив капюшон на голову, так, как была, в длинном светло-сером балахоне, она вышла за ворота и побежала по тропинке, обвившей склон. В деревню Аой добралась как раз вовремя. Жители побросали приготовления к ужину и сну, выслушали ее и все, как один, высыпали наружу с вилами, мотыгами и топорами. Она не знала, кто нападет на них и как долго это будет длиться, да и сейчас об этом гадала. Вампиры? Да, похоже на них. Тогда вампиры частенько обрушивались на маленькие деревни, выпивая их досуха, а их нападения списывали на мелкие войны за территории, кровную месть и клановую вражду. Сейчас вампиры были совсем другими. Даже самые агрессивные, вроде Ирра, насквозь прониклись застоявшимся духом эпохи, когда технологический прогресс не двигался вперед вот уже тридцать лет и большинство предпочитало решать споры не дракой и тем более не убийством, а словами. Ничего не изменилось. Небо, погрязшее в алом закатном зареве, все так же застилал черный дым. Все так же между домами метались тени с мечами наголо. Все так же падали сраженные клинками люди. Ничего не изменилось. Аой ничего не изменила. Даже понимая это, она вернулась к старшему монаху и вложила амулет в его сильную мозолистую ладонь. В ответ он улыбнулся ей, сдержанно и понимающе, и не проронил ни слова. Все то время, что она говорила, Рэй внимательно слушал. Не имело значения, что они обсуждают и обсуждают ли что-то вообще. Ее настигло то же ощущение, что и в детстве: приятное тепло и защищенность, будто ее укутали в одеяло, а впереди поставили щит, чтобы ни одна напасть не подобралась к ней. Так она спала в родительском доме, пока война Тэнгу не отрезала ее от отца и матери. Так она чувствовала себя рядом с Рэем, ночуя в заброшенных зданиях или в лесу, когда они по очереди сидели у костра, чтобы тот, чего доброго, не потух и никто чужой их не настиг. Тогда ничего не изменилось. И сейчас Аой больше всего на свете хотела говорить о чем угодно и слушать что угодно, так долго, как только можно, только чтобы Рэй не шагнул за полог палатки и не был сметен безжалостной силой пророчества. Одного из двух — неважно какого. Полог всколыхнулся, и в палатку влетела девушка-Охотник. Аой вздрогнула. Иллюзия тепла и спокойствия разбилась вдребезги, напоминая, что там, снаружи, снова бушует война, жестокая и бессмысленная, как и все войны. — Каннаги здесь! — воскликнула девушка, задыхаясь. — Он… предлагает вам переговоры! — Он предлагает мне что? — резко спросил Рэй и фыркнул: — Ради всего сущего, откуда он знает, что такое переговоры?! Сердце Аой так сдавило, что невозможно было вдохнуть. Казалось, стоит пошевелиться, и оно лопнет от боли, далекого страха и ощущения обреченности. Она на держала Рэя за руку, но чувствовала, как его пальцы призрачным туманом выскальзывают из ее пальцев. «Останься, — хотелось взмолиться отчаянно, — останься, и будь что будет, только не уходи». Аой не сказала так. Она не могла так сказать. Он сам выбирал дорогу и сам шел по ней, какой бы высокой ни была трава, как бы в горле ни скребло от пыли и как бы жестоко камни у обочины ни ранили ноги. Он ушел тогда, когда спас ее и помог найти отца, когда убедился, что война Тэнгу закончилась, не сметя ее безжалостным лезвием, — уходил и сейчас, бороться за то, во что верил, разбиться насмерть, если потребуется, и ком поднимался к горлу, когда она об этом думала. Рэй шагнул к выходу. Аой почти неслышно последовала за ним.