Ничего не останется от нас, Нам останемся в лучшем случае мы, Хорошо, что уже не страшно, И пламя пляшет, как любовь во время зимы.
Знакомые запахи ударили в нос сразу же, как только Котта открыл дверь прихожей. Нагретые за день абажуры ламп, книги и кровь. С болезненной остротой на него обрушилось осознание: он дома. Он вернулся домой. Тенн читала у окна под рыжеватым торшером, накрыв ноги пледом. Она услышала его шаги. Она всегда подмечала любой шорох, даже малейший, но сама по обыкновению оставалась неслышной. Все еще хромая, Котта прошел в гостиную сквозь высокую арку. Кровь с его одежды капала на ковер. Тенн подняла на него глаза и замерла. Книга выскользнула из ее руки и с глухим шлепком упала на пол. — Плохо выглядишь, — сказала она тоном, совсем не соответствующим обеспокоенному виду. Ее светлые волосы чуть качнулись, когда она развернула коляску к нему, и снова скользнули по плечам лучами рассветного солнца. — Да, наверное, — не стал отрицать Котта. — Ублюдок здорово меня потрепал. От выпитой крови зажило далеко не все. Раны на ноге затянулись, даже ребра вроде как начали срастаться, но что-то внутри по-прежнему жгло и кололо, не успокаиваясь ни на миг. — Ты убил его? — спросила Тенн взволнованно, остановившись напротив него. Он не мог смотреть ей в глаза. — Нет, — только нашел в себе силы бросить. — Я найду его. Прямо сейчас, но… проклятье, у меня на глазах он выпил нескольких моих ребят, а с остальными разделался за пару минут! Тенн побледнела. Густая тишина, повисшая между ними, так и кричала невысказанным вопросом: «Если он такой сильный, а ты весь изранен, как же ты собираешься сражаться?!» Котта не хотел отвечать. Не хотел, чтобы она видела его… таким. Самому себе он казался абсолютно раздавленным и жалким. Было много сражений. Много ран. Много ситуаций, когда он висел на волосок от смерти. Вот только раньше ощущалось по-другому. Он размяк. Пустил корни в этом городе, в этом доме, со своей сестрой и женщиной, которую любил всю жизнь, и оттого стал слабее!!! Не нужно было приходить сюда. Не нужно, но он не мог пожалеть об этом. — Нет!.. — выдохнула Тенн, хватая его за пиджак. — Ты же умрешь! — Для Ирра нет большей чести, чем умереть в бою с достойным противником, — отрезал Котта. — Недаром среди наших предков нет ни одного, кто прожил дольше трехсот лет! Она скользнула назад. Посмотрела на него, и вдруг в ее глазах, в заострившихся чертах лица он увидел то, что видел прежде крайне редко — холодную злость. С таким выражением она бросала в противников смазанные ядом иглы, с таким выражением поражала их в точки на шее, чтобы обездвижить, а потом неспешно выпить, растягивая удовольствие. — Ни один из наших предков, — ее голос дрожал от гнева, но слова она чеканила твердо, — ни за что бы не принял сестру, рожденную матерью от измены с человеком, и не назвал бы ее Ирра! Хватит оглядываться на них! Многие из них были идиотами, умевшими только убивать и больше ничего! — А я? — хрипло процедил Котта, прижимая руку к лицу. — Я разве умею что-то другое? Ее ладонь промелькнула в воздухе и с такой силой ударила его по щеке, что мотнулась голова. Он удивленно взглянул на Тенн; на ее лице выступили красные пятна. — Я не хочу, чтобы ты умирал! — закричала она, пальцами вцепившись в свою юбку, и слезы побежали по ее жемчужным щекам. — Как же ты не понимаешь?! Зачем мне жить, если ты умрешь?! — Прости, — выдохнул Котта, обнял ее и прижал к себе. — Я прикончу его и вернусь, обещаю тебе! Они оба знали, что это не поможет. Пустые слова растаяли в воздухе, сменившись неловкой болезненной тишиной. Он чувствовал, как она содрогается от рыданий под его руками. На его памяти она никогда не плакала. Никогда. Даже когда ее судьбу решали на совете клана и говорили о ней как о пустом месте, даже когда она осталась совсем одна и еще не знала, что он будет всегда защищать ее. Никогда. Котта отпустил ее и шагнул к арке, ведущей в прихожую. Тенн согнулась, сцепила зубы и вскинулась резко, как пружина в механизме. — Котта! Отчаянный крик вонзился ножом ему в спину, но он не обернулся, даже когда она снова позвала его по имени, и снова, и снова, и снова… Оказавшись на заросшей травой тропе перед домом, Котта распрямил плечи и глубоко вдохнул. Взгляд скользнул по лесу впереди, по склепу справа, и внезапно всколыхнувшаяся горечь сдавила горло. Он сильно ударил кулаком по ладони другой руки, чтобы хоть как-то выпустить эмоции, но это не помогло. Какая-то предательская часть шептала ему развернуться и просто забыть о том ублюдке. Ублюдке, убившем его ребят. Ублюдке, опозорившем его. Ублюдке, который играя его победил. Да как можно спустить такое с рук?! Котта прекрасно понимал, что не справится с ним. Ублюдок находился на совсем другом уровне, когда схватки из потасовок не на жизнь, а на смерть превращаются в нечто большее. В привычную вещь. В образ жизни. Перед глазами вставали лица, лица и воспоминания. Тенн, плачущая и умоляющая его остаться, но ни на йоту не утратившая своей невероятной внутренней силы. Нелл, с нежно-розовыми волосами и таким холодным взглядом, что ему вовек не растопить этот лед. Жаль, что сейчас он не смог с ней увидеться, ну да ничего. Они обе и без того всегда с ним. Если Котта знал, что умрет, стоило ли оно того?***
Рэсса остановилась, едва касаясь рукой кирпичной стены. Сэйши задерживался. Наверное, он увлекся поиском артефактов. Иначе… иначе почему он еще не вернулся? На нее накатывало беспокойство, словно раскаленная струйка металла скользила от горла до желудка, но в жилах после нее почему-то оставался холод. Она впервые чувствовала себя так, впервые с тех пор, как Каннаги предал ее и убил. Над домами густо стелился черный дым, тянувшийся со стороны штаба Охотников, и Рэсса переместилась сквозь Хаос не прямо к нему, а в узкий соседний переулок, откуда открывался вид на обугленные черные остовы и огонь, уже ощутимо потерявший силу. Те, кто это сделал, уже сбежали — она никого не чувствовала и не видела. Все мускулы сковал страх, холоднее самых лютых морозов. Что здесь случилось? Кто напал на штаб? Хмурясь, Рэсса шагнула вперед, оглядела улицу и увидела тела — черные пятна в дрожащей тени огня. Сэйши, отчаянно хотелось позвать ей, но пересохшее горло сдавило. С ним все в порядке. Иначе никак. Столько раз он выпутывался из самых страшных передряг, столько раз боролся за то, что ему дорого, рискуя своей жизнью… Он жив. С ним все в порядке. Она повторяла это мысленно, как мантру, на каждом шаге. Он жив. С ним все в порядке. Оставшийся после пожарища удушающий полумрак навалился на нее едким дымом. Она не знала никого из мертвецов и забывала их лица, как только отводила взгляд. Это был не Сэйши, остальное не имело значения. Он сражался с этими людьми? Если так, то где же он?.. Рэсса вышла на улицу с другой стороны, толкнув погнутую кованую калитку. Хлопья пепла кружились в воздухе, оседали на плечи и путались в волосах, но она не обращала на них внимания. Нужно найти Сэйши. Нужно… Он лежал на дороге, раскинув руки. Нет, билось в голове, нет, это не он. Рэсса видела, что это он. Почти бегом она бросилась к нему и рухнула на колени, утопая ладонями в луже еще не засохшей крови вокруг его головы. Пожалуйста, посмотри на меня. Пожалуйста… Серые хлопья пепла, пронзая ночь, вились вокруг и падали вниз. Слева на шее Сэйши багровели раны — четыре глубоких запекшихся пореза, глаза были закрыты, словно он просто спал. Рэсса попыталась нащупать пульс на его запястье. Почувствовать дыхание у носа и рта. Услышать биение сердца. Ничего. Он был ледяным, как ужас у нее внутри. Сквозь пелену статического треска в ушах не прорывался ни крик, ни вздох — она словно смотрела на себя со стороны, смотрела, как искажается лицо в отчаянном горе, как слезы бегут по щекам, а каждое движение прорывает воздух вырезанным из кинопленки кадром. Грудь глодало такой выжигающей болью, что не получалось вздохнуть. Рэсса не могла больше держаться прямо и медленно приникла к земле. Веки сами собой опустились. Хлопья пепла едва уловимо касались щек, а может, то снова были слезы.***
— Что вы собираетесь делать? — спросил Абрахам дружелюбно. Он улыбался, но в этой улыбке не было ни тепла, ни приязни. Клинок постоянно чувствовал себя рядом с ним так, будто его голышом вытолкнули на сцену перед полным залом. — Да так, обещал Шимики кое-что. — Ну удачи. Я буду за вами приглядывать. — Лучше не надо. Правда. Абрахам улыбнулся еще шире. В его спектральных глазах было много оранжевого, и остальные цвета — голубой, зеленый, желтый, красный — словно мазками накладывались на него. Казалось, он хочет что-то добавить, но Абрахам отвернулся, помахал рукой и исчез между домами так быстро, будто его и не было. Что ж, самое время идти к Иву. Честно говоря, Клинок не представлял, что скажет ему. Что-то между ними треснуло и лопнуло, как сухая ветка на сильном ветру. Он знал, почему это случилось, но не хотел об этом думать. Ив рассчитывал слишком на многое. И слишком много хотел от него.***
Рука Ива скользила по бумаге, выводя слова. Четкие линии, округлые петли, но он их не видел: между строк вставали образы пепелищ и кровавых сражений, а в воздухе неуловимо, нещадно пахло Яшимой. Поросшие плющом стены. Разбитые дороги. Он писал и не чувствовал этого, писал, и слова взрывались в мозгу чередой придушенно-красных вспышек. Над деревьями поднимался дым. Ив не сомневался, что это штаб горит, он даже отсюда почувствовал гулкое эхо взрыва, которым отозвалась земля под ногами, — словно прощальная песня, всполох кометы на горизонте за миг до ее исчезновения. Охотники Сэры сейчас бились в агонии. Он сделал так, чтобы последний оплот их влияния в этом городе превратился в пепел. Слева затрещали кусты. Ив замер и скосил взгляд в сторону звука, пытаясь почувствовать чужую энергию, но тщетно. Как там сказал Клинок? Его эксперименты с бессмертием привели к разрыву связи с Хаосом? Чушь, вот только… он в который раз ничего не мог уловить, как ни старался. Ветки с шорохом раздвинулись. Под полог разрушенных стен, что некогда были крепким каменным зданием, шагнул тот, кого в глубине души Ив рассчитывал увидеть уже давно. Против воли губы растянулись в улыбке. Если у одиночества было имя, то его звали Аято. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять, что Клинку в последнее время пришлось непросто. Непривычная одежда явно не была подогнана по фигуре, как обычно, в глазах метался нездоровый блеск, а в каждой черте лице сквозила усталость, но, черт возьми, как Ив ждал его, как Ив его ждал! Он встал с ящика, положил на него блокнот, снова обернулся к Клинку и увидел за ним другого человека. В груди будто что-то взорвалось; ярость и досада, разочарование и даже мимолетная ненависть смешались воедино в такой коктейль, что он просто замер, пытаясь совладать с собой и чувствуя, как к лицу приливает кровь. За Клинком стоял Шимики. — О, — каким-то чудом Ив смог говорить иронично, даже голос не дрогнул. — Ты все же решил вернуться ко мне, Клинок? И даже привел мой осколок, чтобы я не искал его по всему городу? Тот бросил на него неопределенный взгляд. Куда же подевался лукавый насмешник, человек-загадка, скрывающий чувства за легкой улыбкой? Где алый росчерк на белой маске, которой он так часто прикрывал глаза в Яшиме? Теперь никакой маски не было и в помине. Как, похоже, не было и Клинка, которого он знал, который был его другом — осталась только эта пустышка, вставшая на сторону осколка! Ив заскрежетал зубами. Клинок использовал его. Как и все остальные. Он ведь не заставлял их идти за собой. Не заставлял жертвовать жизнью ради его идеалов. Глядя на него, они видели идола. Короля. Победителя. Кого угодно, только не его. Один Клинок знал всю правду. Они бы стали братьями по крови, но Ив даже не предлагал, потому что знал: тот откажется, скрыв за привычной насмешкой свои истинные чувства. И вот он снова здесь. Пустышка. Предатель. — Нам нужны документы, — выступил вперед Шимики, — о том, как ты создавал… меня. Нас, если… если были и другие. Горечь разлилась в груди, отгоняя гнев, такая сильная, что Ив стиснул руку на плаще у сердца и почувствовал, как она дрожит. Документы? Ему нужны документы об исследованиях? Осколок, однако, тот еще наглый ублюдок! Что ж… если эти двое хотят представления, они его получат — только как бы сами не пожалели! — Все здесь, — он коснулся пальцем лба и другой рукой потянулся за пазуху. — И здесь. Пальцы вытащили блокнот в черной кожаной обложке, отполированной бесчисленным множеством прикосновений. Шимики замер, глядя на него как на величайшее сокровище мира, по чистой случайности представшее его глазам. — Смотри, — сказал Ив, держа блокнот таким образом, чтобы осколок хорошо его видел. Пожелтевшие страницы затрепетали от ветра, на всех чернел один и тот же ромбовидный Символ со множеством изогнутых линий, тянувшихся под самыми немыслимыми углами. Ни один человек в мире не способен вскрыть записи Ива, потому что они завязаны на его энергию Хаоса. Конечно, со стороны Шимики существовала определенная опасность, но все равно маловероятно. — Отдай это мне, — произнес тот холодно и веско. В его руке полыхнул меч. О-о-о, как страшно, надо же! Ив издевательски рассмеялся и покосился на Клинка, но в лице того не было ни сомнений, ни решимости — только бесконечная усталость. Он как будто сам уже ничего не хотел и пришел сюда лишь потому, что безжалостная инерция тянула его вперед, не позволяя остановиться. С усмешкой, словно въевшейся в губы, Ив покачал головой. Невозможно. Невозможно, черт возьми. Если Шимики действительно нападет на него, Клинок же не захочет вмешаться? Или захочет? Ярость, снова раскатившаяся до кончиков пальцев, едва не превратила усмешку в жуткую гримасу. Тридцать лет назад ему бы и в голову не пришло, что Клинок может вот так встать против него. Они ведь были друзьями. Почти братьями. Жар почти мгновенно превратился в холод. С леденящей ясностью Ива охватила тянущая, кипящая, туманящая рассудок ненависть. До этого мига у него не было союзников, ставших предателями. Не было друзей, превратившихся во врагов. Почему?! Чем осколок — сопляк без памяти, прошлого, даже без настоящего имени — лучше него? Это невозможно! Это, черт возьми, просто невозможно!!! Впрочем, удивляться нечему — Клинок был таким всегда. Для него люди не более чем марионетки, не достойные искренней привязанности, если он вообще на нее способен. Шимики тоже не на что рассчитывать: как только он перестанет быть нужным, его вышвырнут без всяких сожалений, но… Черт возьми, Шимики ведь просто пустышка! Он не человек. Он всего-то его, Ива, жалкая тень. Тридцать лет назад, в Яшиме, Ив бы рассмеялся и сказал, что подобный исход просто невероятен. Его друг… Почти брат… Такой же одинокий, такой же порывистый, такой же отверженный… Меч в руках Шимики взвился вверх. — Ты хоть понимаешь, — ухмыльнулся Ив, — что в любом случае не станешь настоящим человеком? Твоего интеллекта ведь должно хватать на понимание таких простых вещей. Кроме тебя, было еще двое осколков, но… от вас куда больше проблем, чем пользы, да и вы каким-то образом все оказались здесь в ловушке, так что я просто уничтожил остальных. Ты последний. Их взгляды встретились. В горящих глазах Шимики не было сомнений. Лицо Клинка выражало целую гамму чувств, в которой нереально было разобраться. Глупо. До безумия, до нелепости, до зубовного скрежета глупо! Этот раздавленный, усталый человек, это ничтожество, ничего общего не имел с Клинком Карателя, что поддержал его в Яшиме, что помогал ему разрабатывать тактики и сражался с ним бок о бок! Шимики бросился на него. Ив успел отклониться, острие меча прочертило его по плащу, но даже не оцарапало. Клинок нерешительно замер, поднял руки, но ничего не сделал. Ублюдок. Ублюдок. Ублюдок! Он бросил его в Яшиме, когда почувствовал, что все катится к чертям, просто ушел, и ему показалось, что этого мало?! Тридцать лет Ив ждал дня, когда сможет посмотреть ему в лицо. За это время гнев улягся, сменившись совершенно иными чувствами, однако сейчас вдруг поднялся из глубин души, сметая все на своем пути. Зачем энергия Хаоса, зачем меч, если можно просто вцепиться руками в его глотку и сдавливать до тех пор, пока не затихнут хрипы и лицо не посинеет?! Если бы Клинок прямо сейчас воплотил косу и набросился на него, Ив бы его простил. Если бы Клинок прямо сейчас встал на сторону Шимики, не оставляя себе путей к отступлению, Ив бы его простил. Но этому ублюдку не хватило решимости даже на полноценное предательство. Ив шагнул назад и снова раскрыл блокнот. Со страниц хлынул ослепительно яркий свет. Шимики и Клинок отшатнулись, заслонились руками, их тени превратились в черные провалы на земле, и мир потонул в немыслимой вспышке. Ив не закрыл глаза, поэтому, когда все померкло, на сетчатке еще темнели очертания деревьев и полуразрушенных стен. — Здесь все, что ты хочешь найти, — горько-насмешливо выдохнул он в пустоту, потому что ни Шимики, ни Клинка больше не было перед ним. Если бы он отправился с ними в свой невероятный Сюрреалистичный Мир, то увидел бы равнину, поросшую травой, что казалась оранжево-желтой в лучах закатного солнца, и ярко-красное небо в темных потеках облаков. Он не хотел вскрывать козырь так рано, но это только сыграет ему на руку: можно будет удерживать Шимики там до тех пор, пока не придет время переродиться. Что делать с Клинком, Ив подумает позже. Он был абсолютно уверен в одном. Дикому красноволосому мальчику, что каждый раз встречал его с холодной неприязнью, некоторое время отныне точно не будет одиноко.***
Теперь Рэсса знала, что будет дальше. Все шло по заранее предписанному сценарию, очевидному всем, кто мог бы за ним следить, — только она до этого мига оставалась в неведении. Сэйши погиб. Последняя ниточка, дающая ей желание жить и связывавшая с реальностью, оборвалась. Теперь она убьет Каннаги, как долгое время мечтала, избавит мир от ублюдка и тирана, а потом развеется пеплом по ветру. К этому все и шло, да? Нет. Очень легко умереть, когда прожил не одну сотню лет и смирился с тем, что избавление никогда не наступит, когда подспудно жаждал смерти с такой силой, что она могла бы перевернуть мир. Так было до того дня, когда Рэсса встретила Сэйши. Так было до той минуты, когда она легла на асфальт среди крови и пепла рядом с ним — рядом с человеком, который пришел в ее жизнь и никогда не оставлял. Никогда, даже сейчас. И она его не оставит. В последний раз взглянув в застывшее лицо Сэйши, Рэсса поднялась. Ветер тут же пронзил ее до костей, но она не двинулась, даже не убрала упавшую на глаза прядь, она стояла против ветра, словно бросала ему вызов. Ночь уже набросила на город черное полотно, а дыма в небе было так много, что он застилал звезды. — Хаос… ты слышишь меня? — спросила она вслух, хотя в словах не было никакой необходимости, и напряженно прислушалась. Ничего. Лишь шум ветра листвой по асфальту. — Я знаю, ты не исполняешь желания, которые касаются других людей, но я хочу попросить для себя. Она отдала свой левый глаз как плату за первое желание, когда выжила после смертельного удара Каннаги и получила бессмертие вместе с новым Символом. Могла отдать и что-то еще. «Слышу, — прокатился в голове голос, не женский и не мужской, но Рэсса различила в его рокоте нотки, которых там точно раньше не было. — Чего ты хочешь, дитя?» Раздражен?.. Он, Хаос, эта вечная непоколебимая сущность, раздражен? Впрочем, ее это не должно волновать. Ее не должен волновать Хаос, не должен волновать Каннаги, они давно остались позади, вне границ ее восприятия, — реален только Сэйши. Всегда с ней. Она всегда с ним. — Я хочу вернуть себе Символ, который отматывает время. Тот, который забрал Каннаги. Повисла тишина. Рэсса чувствовала присутствие Сэйши позади, и от этого к горлу комом подкатывали рыдания. Он так старался помочь людям в этом городе, так старался найти способ спастись всем… «К сожалению, я не могу это сделать». Слова пронзили ее насквозь, прямиком в сердце, прямиком в то место, куда вошел меч Каннаги. Хаос не мог исполнить ее желание. Было что-то, чего Хаос не мог. Рэсса бессильно рухнула на колени, не почувствовав боли. — Почему? — выдохнула она, закрыв ладонями глаза, а слово с трудом прорвалось сквозь всхлипы. — Я дам любую цену. Что угодно. Чего ты хочешь? «То, что ты сама готова отдать. Дело в ином». На этот раз в его голосе почудился вздох. «Я не могу затрагивать судьбы других людей из-за чьего бы то ни было желания. Каннаги возродился в другом теле, и его Символ, усиленный множеством других Символов, включая и твой, остался у него». Рэсса задумалась и выкрикнула, так громко, как никогда, наверное, не кричала. — Тогда дай мне Символ еще раз! «Не могу. Но могу предложить кое-что другое. Твой первый Символ останется у тебя. Твой второй Символ будет отматывать время, но ты не сможешь воспользоваться им, зато сможешь отдать кому-то другому и не потерять при этом связь со мной». Кому-то другому… Кому, черт возьми?! Она не может просто подойти к кому-то на улице и потребовать отмотать время! Не может. Но… был ведь молодой Охотник, вынужденно отдавший свой Символ и страдающий от этого. Рэсса точно помнила, что был. Когда они с Сэйши только приехали в город, об этом ходили слухи. Но кто он? Где его найти? Паника накатывала ледяными волнами, срывая с губ хрипы. Рэсса словно оказалась совсем одна среди множества невидимых людей — они шли мимо, не замечая ее, они бы не заметили, даже рухни она им под ноги. Сэйши. Вон он, лежал мертвый позади нее. Она пошатнулась в одну сторону, затем в другую. Дома чернели проемами окон, дома скалились рамами дверей, а она не видела в них ни единого человека, ни единого. — Я согласна. Рэсса выдохнула слова и тут же о них забыла, как случайный прохожий забывает о птице, промелькнувшей перед глазами. Поясницу справа тут же прошил импульс, сменившись тупым нытьем, но оно быстро прошло, будто его и не было. Об этом она тоже забыла почти мгновенно, хотя тело то и дело бросало в жар, а жар сменялся липким холодом. Сэйши. Она должна спасти его. Должна сделать все, чтобы он жил. Даже если это значит отдать почку. Даже если значит отдать собственную жизнь. Рэсса шла, не разбирая куда. Воздух раздирал все внутри, и она старалась не дышать, но он все равно крушил легкие, сдавливал сердце, словно пытаясь пустить там корни. Сэйши. Сэйши. Сэйши. Вдалеке на дороге показалось желтое пятнышко. Оно стремительно приближалось, пока не стало видно очертания машины и клубы дыма за ней. Рэсса не думала — просто бросилась наперерез. Водитель едва успел затормозить, на асфальте остались черные следы из-под шин. Капот стукнул ее по ногам, не сильно, но дух на миг перехватило. Пошатываясь, она бросилась влево и рванула дверцу машины. Водитель уставился на нее так ошеломленно, что, казалось, его глаза сейчас вылезут из орбит. — Пожалуйста, помогите. Рэсса и сама поразилась, до чего ровно звучал голос, если бы она не знала себя, не знала бы этих гнусавых ноток — пародию на привычный холод, то и сама бы поверила этому невыносимому спокойствию. Мужчина остолбенел, так сжав руками руль, будто мог его оторвать. Рэсса снова открыла рот и поняла, что не сможет ничего объяснить, не сейчас, не когда жизнь Сэйши только что оборвалась. Ей нужен был результат. Больше ничего. — Я отдам вам Символ. Возьмите… и ни о чем не спрашивайте. Она запоздало поняла, что нет ни бумаги, ни ручки, она не сможет вот так нарисовать Символ… — Дайте мне что-нибудь, на чем можно писать! Вот оно, течение истерики среди фраз. Мужчина тупо смотрел на нее, его лицо побледнело, на рыхлой коже выступил пот. Рэсса чувствовала, как он колеблется, и пыталась подобрать слова, но они наталкивались друг на друга и разлетались шарами в бильярде. Помогите. Вы не можете даже представить, сколько всего от вас зависит. Помогите. Сэйши должен жить. Должен! — Вы переместитесь во времени на час, если возьмете Символ, — слова полушепотом не слова даже, а свист ветра среди скал. — А потом делайте что хотите. Это очень мощная вещь, вы сможете воплотить в реальность все, что угодно. Мужчина ошеломленно смотрел на нее. Она не могла прочитать его эмоции, как ни старалась. Миг — он вдавил газ и сильно толкнул ее в грудь. Рэсса вылетела из машины, приложилась спиной об асфальт и покатилась по дороге. Бордюр ударил ее по плечу, остановив падение, а одежда стремительно пропиталась грязной водой из лужи. Внутри будто что-то взорвалось. Она замерла лицом вверх, хватая воздух ртом, хотя все тело истерички задрожало. Сквозь сомкнутые губы прорвался смешок, слезы снова потекли по щекам, но нет, нельзя поддаваться наплыву эмоций, иначе все будет кончено. Ночное небо нависало над ней и почему-то казалось рассеянно серым — небо хмурого октябрьского дня. Рэсса не знала, сколько времени прошло. Просто лежала, вытянув руки по швам и прислушиваясь к своему дыханию, пока оно не стало ровным и размеренным, как у спящего. Промокшая кофта неприятно липла к спине и рукам. Что же делать? Что теперь делать? Ответ не приходил. Перед глазами вместо него вставало застывшее лицо Сэйши. — Хаос... — выдохнула она, содрогаясь в ознобе. — Я хочу оказаться рядом с человеком, который сможет забрать мой Символ и переместиться в прошлое. А в обмен забери… Она пыталась вспомнить, что еще можно отдать, но в голову не приходило ничего. Разве что ухо. Она и без того не видела на левый глаз и если лишится еще одного органа чувств, это сильно скажется на ее восприятии, на рефлексах и реакции, но… какая уже разница? Если она не убьет Каннаги, то навсегда останется бессмертной и ни один удар, даже смертельный, не причинит ей вреда. Если же убьет Каннаги, то умрет и сама. То, что она сейчас отдаст Хаосу, не будет иметь никакого значения. Но Сэйши выживет. — Забери мое правое ухо. Тотчас барабанная перепонка срезонировала, словно от громкого звука, и мир справа затих навсегда. Негромко ойкнув, Рэсса схватилась за ухо, хоть и не почувствовала боли. Хаос никогда бы не заставил страдать ни ее, ни кого бы то ни было еще, кто просил его о помощи. Никогда. Она наконец поднялась, и мир вокруг озарился ослепительно белым светом, будто сквозь невидимое окно вдруг прорвались лучи рассвета. Ее рвануло вперед, и она с размаху врезалась в невидимую преграду, что со звоном разлетелась осколками стекла. Поблескивая, они пролетели у самого лица, волосы взметнулись рекой в ночи, и Рэсса снова почувствовала под ногами землю. Свет иссяк, проявляя равнину впереди. На горизонте разливался оранжево-красный закат, будто в небе зажглись мириады костров. Наверное, это была не Сэра. Прямо перед ней стояли двое мужчин, даже юношей. Один, высокий, с жесткими темными волосами и янтарными глазами. Второй… только взглянув на второго, Рэсса поняла: это он. Она узнала его сразу, хотя прежде, кажется, не встречала. Клинок Карателя. Ветер завывал вокруг, а трещина в Хаосе за ее спиной затягивалась с мелодичным звоном, поблескивая красным. Рэсса взглянула в спектральные глаза Клинка и выдохнула: — Ты ведь можешь забирать Символы у Охотников? Он поджал губы, неопределенно огляделся и просто кивнул. Казалось, Рэссу ударило по ногам, и они подломились, как глиняные, но каким-то чудом она не упала. Нужно было что-то сказать, вот только воздух загустел в горле. — Если я… отдам тебе свой Символ, способный перемещать в прошлое, ты должен будешь вернуть меня на час назад, а потом… делай с Символом что хочешь. Он останется тебе. Глаза Клинка потрясенно расширились. За его спиной разливался закат. — Я согласен, — выпалил он, подавшись вперед, и Рэсса почувствовала в нем ту же боль, что сейчас выворачивала наизнанку ее собственную душу. Он отчаялся. И совсем не волновался о собственной жизни. Юноша рядом схватил его за руку. — Эй, а как же документы? Клинок вырвался с неожиданной злобой и развернулся к нему. — Ты не понимаешь! Если я вернусь в прошлое, это уже не будет иметь значения! Я помогу тебе еще раньше… Он снова взглянул на Рэссу, и его лицо исказила такая болезненная усмешка, словно ножом прошлись по живому. Отдать ему Символ было определенно плохой идеей, но ее это уже не волновало. Ничего уже не волновало, чувства и мысли смешались в единый ворох, и рассудительность умерла под их невыносимой тяжесть. Рэсса протянула Клинку ладонь, и он схватился за нее. Пальцы у него были ледяные. Просто ледяные.***
Фотография давно уже потерлась и помялась, изображение поблекло и местами выцвело добела. Кэрлайн сняла с нее несколько копий, но сделала это слишком поздно. Как-никак прошло довольно много времени с тех пор, как ее сделали, до того момента, когда появился ксерокс. На фотографии было трое — она, Аясе и Рэй. Помнится, тогда камера еще была очень массивной, вспышка казалась ослепительной, как молния, и приходилось застывать довольно надолго, чтобы снимок получился четким. Рэй с кривой улыбкой и печальными глазами, но в целом безмятежный хотя бы на краткий миг. Аясе, искренне радостный, с ярким взглядом… Мучительно захотелось сжать пальцы и скомкать фотографию, чтобы ломанные линии расчертили ее и больше не изгладились, но Кэрлайн сдержалась, она никогда бы так не поступила, несмотря ни на что. Это было ее прошлое. Ее теплые чувства. Ее друзья. По крайней мере, когда-то так было. Краем глаза она уловила тень на земле и подняла глаза. Мир тут же наполз на нее во всей своей полноте, такой четкий, будто резкость выкрутили до предела, и она подавила желание зажмуриться. Впереди, слишком яркий на фоне серых домов, стоял Мацу. При виде него внутри взметнулся такой гнев, что она заскрежетала зубами. Кэрлайн надеялась, что он просто уйдет, уйдет и позволит ненавидеть себя на расстоянии, но вот он здесь, стоит перед ней и отводит глаза, что странно поблескивают за разбитыми очками. Наверное, он надел их просто по старой привычке, потому что вряд ли сквозь них что-то особо видел, учитывая, что в них осталось только одно стекло, да и то треснутое. Щерясь, Кэрлайн ударила его в подбородок. Его голова мотнулась, очки слетели, упали на асфальт и окончательно разбились. Она снова размахнулась, и кулак врезался ему в щеку с такой силой, что костяшки мгновенно вспыхнули болью. Она остановилась, содрогаясь всем телом и раздумывая, не врезать ли ему еще раз. Он медленно, очень медленно выпрямился и тоскливо взглянул на нее. — Тебе стало легче? — спросил он глухо. Она никогда не слышала, чтобы его голос звучал… так, даже когда Мацу только-только выбрался из сейфа, где его держали много лет назад. Нет. Слышала. Когда он рассказывал ей, что сделал с семьей Аясе. Слезы предательски подкатывали к горлу, но Кэрлайн не могла заплакать. Не только потому, что не хотела, не хотела жалости от него, а еще и потому, что теперь ее глаза не могли плакать. Совсем как у него. Когда они только встретились, он предложил ей стать вампиром, но она отказалась. Что ж, теперь это ее настигло. — Нет, не стало! — процедила она. — Тогда зачем? Под его глазом наливался синяк, в уголке разбитых губ выступила кровь. Она смотрела на него и не чувствовала ликования, ничего, черт возьми, не чувствовала, кроме гнева, боли и бесконечной усталости. — Потому что должно было стать легче. Может, станет, если я тебя еще раз долбану! И ее голос звучал как-то не так. Более хрипло. Впрочем, неудивительно, учитывая, что она несколько часов корчилась на земле, крича и царапая руками асфальт. Он дал ей своей крови. Он был рядом все это время. А ей хотелось только вырвать его сердце, если оно вообще у него было, почувствовать его испуганную пульсацию в руке и раздавить! Кэрлайн знала, что и так бы тоже никогда не поступила. Она отошла от Мацу и уставилась вдаль, где с частоколом домов смыкалось почему-то задымленное небо. Казалось, она очень долго спала, годами, столетиями, а когда проснулась, мир изменился до неузнаваемости. — Уходи, — бросила она холодно. Мацу не двинулся. Потом, помедлив, полез в карман, достал изрядно помятую пачку сигарет и закурил. — Я обратил его, — прохрипел он через целую вечность. — Надеялся… что так хоть немного смогу… Его голос оборвался, а она и бровью не повела. Ей было плевать, что он скажет, плевать, о ком скажет, но он говорил об Аясе, а она не могла не слушать, хотя очень хотела. — Скажи, разве быть вампиром так плохо? — Мацу взглянул на нее с вызовом, его глаза блестели гневом и горем, а ей снова захотелось его ударить. — Дело не в том, чтобы быть вампиром, — Кэрлайн скрежетнула зубами. — Ты не поймешь. А может, в глубине души все прекрасно понимаешь, просто для тебя принять такое слишком сложно, трус! Она не хотела произносить в голос очевидные истины, не хотела называть его трусом, но плотина внутри рухнула и слова хлынули безудержным потоком. Ты же все понимаешь, Мацу. Франц. И всегда понимал. Как удобно — говорить себе, что сделал хоть что-то. Попытался что-то исправить, но, увы, не получилось, а это уже не моя вина. Обратил мужчину после того, как напал на его семью, обратил вместо того, чтобы оставить умирать. Дал ему бессмертие. Так почему же тот возненавидел его? Почему при каждой встрече нападает, хотя, казалось бы, перед ним пытались искупить вину? Как удобно. Заглушать угрызения совести, потому что сделал все, что мог. Мацу та еще сволочь. Франц всегда был той еще сволочью. — Прощай, — коротко бросила Кэрлайн и пошла вперед. В глубине души она нестерпимо хотела, чтобы он бросился за ней или хотя бы позвал, но умом понимала, что это уже ничего не изменит. То, что произошло, нельзя исправить. Они были друзьями. Она даже поцеловала его. Но, в конце концов, это были лишь попытки вырвать из груди одиночество и боль, совсем как прежде. Она затылком чувствовала его взгляд. В пылу схватки я случайно выстрелил тебе в живот. Потом обратил. Вколол препарат, который сделал тебя улучшенным вампиром. Надеюсь, я искупил вину? Кэрлайн коснулась своих волос, вившихся по плечу. Они были очень жесткими и ломкими, странного темно-серого оттенка. Когда ладони щупали лицо, то чувствовали вздувшиеся вены на щеках. О зеркале и подумать было страшно. Ей нравилась ее внешность, рыжий цвет прядей и золотые стрелки на веках, а теперь… Кэрлайн глодала досада. Черт возьми, ей нравилась ее внешность.***
Она нарочно искала его. Блуждала по улицам, рассекала переулок за переулком. Это было почти бессмысленно. Почти невозможно. Он мог оказаться где угодно — Сэра ведь довольно большой город. Если она хотела найти его, то должна была идти к Рэю, но что-то подсказывало, что надо поступить по-другому. Аясе почувствовал ее прежде, чем увидел, и остановился. Его спина окаменела, а Кэрлайн все ждала, когда он найдет в себе силы обернуться, но он не обернулся. Так и стоял, багровый росчерк среди серых переплетений дорог и притихших высоток. Миг — позади него лопнул Хаос. Из красной трещины показалась полупрозрачная, будто сотканная из загустевшей воды, лапа. Он едва успел отскочить, его лицо исказилось от изумления и, неожиданно, страха. Кэрлайн подлетела вверх и ринулась в свободное падение. Воздух подхватил ее волнами энергии, в руках соткался ослепительный меч, и она обрушилась на существо, прошив его лезвием, как солнечным лучом. Кэрлайн услышала предсмертный рев за своей спиной. Медленно, очень медленно существо растворилось цветными вспышками — осталась только трещина, искрящаяся красным и черным. Аясе медленно выдохнул. Он все еще был бледен, но что его так испугало? Сущности Хаоса обычно неповоротливы, да и даже если бы его задело, рана была бы совсем пустяковой, но не о том ей сейчас следовало волноваться. — Спасибо, — фыркнул он. — Ты же это хотела услышать? Она промолчала, потому что тут нечего было сказать. Перед ней стоял чужой человек, да еще и враждебно настроенный по отношению к ней. И в то же время это был Аясе. Аясе, которого она знала давно, который поддерживал ее, который объяснял ей вещи, которых она не понимала… Аясе, который стал ее первой, подростковой, любовью. Аясе, который был ей почти братом. Другом. Даже если он не такой, каким она его запомнила, даже если в глубине души он всегда был таким, как сейчас, даже если она совсем его не знала — это ее человек. — Нет, — в конце концов ответила Кэрлайн. Меч в руках замерцал и исчез. — Плевать я хотела на твою благодарность. Снова этот чудной хриплый голос, она его уже почти ненавидела. Аясе скользнул по ней взглядом, но в глаза не посмотрел. Она чувствовала внутри него смятение вперемешку с виной, щедро приправленные его привычной гордыней, или, может, просто выдавала желаемое за действительное. Хоть что-то содрогалось в его душе, когда он видел ее посеревшую кожу, такие же серые ломкие волосы и вздувшиеся вены на щеках? — Тогда чего ты от меня хочешь? — он раздраженно развел руками. — Или думаешь, что раз ты больше не с тем долбанным ублюдком, то можешь прийти ко мне как ни в чем не бывало?! Кэрлайн скрежетнула зубами, едва сдержавшись, чтобы не ударить его. Все они хороши! Лицемеры и сволочи, неспособные признавать свои ошибки и предпочитающие просто убегать! Аясе и Мацу похожи куда больше, чем хотели бы этого. — Ты действительно думаешь, что меня обрадовала смерть Теруко и детей? Обвиняющие слова не хотели вырываться в загустевший воздух, но она выпалила их, ломая всякое сопротивление. Лицо Аясе исказилось — сначала беспомощно, потом злобно. Кэрлайн знала, что причинит ему боль, ей даже самой стало больно, как будто в грудь впился осколок стекла. — Я… — на миг он потерял самообладание, но глубоко вдохнул и взял себя в руки. — Я не собираюсь с тобой об этом говорить. Кэрлайн захлестнуло отчаяние. Он не поддался на провокацию, конечно же, он не поддался. Иначе и быть не могло. — Стой! — вскрикнула она, окончательно путаясь в словах, когда он развернулся, чтобы уйти, и сделала единственное, что по-настоящему хотела: схватила его за руку. Он окаменел. — Ты винишь меня только за то, что я осталась с Мацу? Он вырвал руку с такой силой, что Кэрлайн пошатнулась. — Да, — процедил он с искаженным от ярости лицом. — Он… он убил их, а ты плевать на это хотела!!! Пронзенное гневом тело отреагировало быстрее мысли, и Кэрлайн залепила ему такую пощечину, что его голова мотнулась. Аясе взглянул на нее беспомощно и ошеломленно, будто впервые увидел. — Не смей так говорить, — процедила она сквозь клекот в горле. — Ты понятия не имеешь, что я чувствовала, когда узнала об этом! Вы мои друзья, но… Мацу тоже мой друг. До встречи с вами никому не было дела, жива я или уже сдохла! — Кэрлайн не помнила, когда в последний раз вот так слетали все маски и исчезали условности, открыв оголенные нервы. — Когда вы с Рэем ушли, я осталась одна, а потом Мацу снова нашел меня, и мне пришлось примириться с тем, что он сделал. — Ты просто ищешь, где бы спрятаться от одиночества! — А ты делаешь не то же самое? Ты… что, по-твоему, чувствовал Рэй, когда ты пропал?! Он никогда в этом не признается, но… да ты же и сам знаешь, Аясе! — То, что между мной и Рэем, касается только нас двоих! — Вот как? — бросила Кэрлайн холодно. — Тогда просто скажи, как ты мог уйти на столько лет и не давать ему знать, где ты и что с тобой?! Ты никогда не бываешь искренним! — Искренним? — переспросил Аясе недоверчиво. — Я не знаю, что происходит между вами. Черт возьми, я вас двоих вообще не понимаю, особенно тебя! Но… ты ведь был рядом с Рэем только потому, что он такой же, как ты?! Глаза Аясе расширились. — В глубине души ты просто надеялся, что он правда найдет способ сделать так, чтобы ваша спектральная энергия исчезла, а когда стало понятно, что этого не случится, ты просто наплевал на него и ушел! Он отшатнулся и рявкнул: — Ничего подобного!!! Кэрлайн видела, что пронзила его насквозь. — Я была с Мацу, потому что мы похожи, как и ты с Рэем, — выдохнула она. — И с вами мы тоже похожи! Не только тебе больно от смерти Теруко и детей! Идиот! Быстрее, чем он успел что-то сообразить, Кэрлайн стиснула его в объятиях. Все было не так, как нужно. Ничего не вышло. И в то же время — вышло все. Она почувствовала, как его руки дрогнули, медленно поднялись и неловко коснулись ее спины. — Прости, — выдавил Аясе мертвенно, отошел от нее и исчез в спектральной вспышке, что тяжестью ударила по груди и плечам.***
Это не могло быть правдой. Не могло. Не могло. Позади разверзался огненно-закатный мир, воздух звенел от боли и напряжения, а перед Клинком стояла женщина, которая только что… что она сказала? Что она сказала? — Это невозможно, — выпалил он почти против воли, а мысли взорвались в голове, словно звезды с ослепительной вспышкой столкнулись. — Нет времени для уговоров, — бросила женщина. — Просто возьми мой Символ и отмотай время на час. Она повела рукой, бледной и изящной, и перед ней вспыхнул фиолетовый Символ. Клинок не мог отвести взгляд от его пульсирующего мерцания, казалось, оно проникло внутрь и поселилось во всем его существе. Он сглотнул ком в горле, шагнул вперед и схватился за Символ. Пальцы обдало жаром, что потек по руке и угнездился в груди. Клинок не спрашивал, почему она выбрала его. Это не имело значения. Она выбрала его! Дыхание спирало от открывшихся перспектив, а реальность тонула в наплыве восхитительных видений. Они с Новаки разговаривают на мосту, она подпирает щеку рукой, а ее мягкие красные волосы развеваются на ветру. Он провожает Новаки из колледжа. Они с Новаки танцуют на балу, она счастливо и тепло улыбается, а на ее пальце кольцо, но на этот раз — от него, а не от Миоши. Женщина схватила его за руку, вырвав из мечтаний. Клинок даже зубами скрежетнул от досады, но заставил себя посмотреть на нее. У нее были лиловые глаза, ярко выделявшиеся на бледном лице в окружении гладких черных волос, но он забыл об этом тут же, как только отвернулся. Все его сознание целиком и полностью занял образ совсем другой женщины. — На час назад, — наложился голос незнакомки на голос Новаки, звавший его по имени. Клинок зажмурился. Несколько раз вдохнул и выдохнул, пытаясь мыслить трезво. Осталось потерпеть еще чуть-чуть. Еще совсем чуть-чуть. И он наконец-то будет счастлив. — Это же… Сюрреалистичный Мир? — женщина огляделась и потянула его за собой. — Тогда нам нужно выйти. Сюрреалистичный Мир? Ив куда-то переместил их, но… Впрочем, какая разница? Позади раздался странный звук, едва пробившийся сквозь шум в ушах и заставивший обернуться. Неподалеку показался юноша. Клинок не успел разглядеть черты его лица — только гриву красных волос и черные полосы на щеках, — и чужая энергия Хаоса окутала его колким теплом. Его протянуло сквозь пространство, как нитку сквозь игольное ушко, и выбросило в реальный мир. Холодный ветер тут же ударил в лицо, а полумрак ночи показался слишком густым после озаренного закатом Мира Ива, даже несмотря на тусклые луны фонарей, горевших у дороги. Клинок снова сглотнул — горло до боли пересохло. — Отматывай, — сказала женщина сосредоточенно. Ему чертовски не нравилось, что она командует им, но и это можно пережить. Еще немного. Еще чуть-чуть… Ночной воздух больно врывался в грудь, перед глазами вспыхивали и меркли темные пятна, и Клинок почувствовал, что сейчас просто рухнет. Он потянулся за Символом, и мир обдало горячим ветром перемен. Беззвучно закачались деревья, едва различимые в черном небе тучи поползли в обратную сторону. Клинок словно попал в какую-то фантасмагорию — оставались реальными только руки женщины, так сжавшие его ладонь, что он чувствовал полукружия ее ногтей. Вращение времени остановилось. Женщина отпустила его, огляделась и бросилась прочь сквозь Хаос с характерным треском статических помех. Клинок бессильно опустился на колени. В висках оглушающе стучала кровь. Перемещение потребовало много энергии, но это не имело значения. Ничего больше не имело значения, кроме его чудесной новой силы. Он обратился внутрь себя, почувствовал пульсирующие сиреневые линии, что сплелись в Символ, и коснулся их энергией Хаоса. Ничего. От неожиданности Клинок широко распахнул глаза, но тут же нервно рассмеялся. Да, конечно, он ведь не решил, на сколько отмотать время, вот дурак. Царапая пальцами асфальт, он задумался. Да, определенно нужно вернуться в тот момент, когда Новаки еще не встретилась с Миоши, а учитывая, что они познакомились до того, как сам Клинок ушел в Яшиму… Тридцать пять лет. Как минимум. Справится ли Символ? Даже если и нет, Клинок мог прыгать из года в год, пока не оказался бы в нужном! Он поднял голову и наткнулся взглядом на большое объявление об открытии фонтана в центре города. В сознании поднялись пятна-ассоциации о Хирако, что бежал ему навстречу, а позади него высился старый разбитый фонтан… Клинок мог не только быть вместе с Новаки. Он мог сделать так, что Хирако оказался бы в полной безопасности. Клинок никогда бы не ударил его косой, потому что не получил бы письмо о смерти Новаки! Снова Символ. Снова попытка. Снова жар, обдающий пальцы. Снова тщетно. Не может быть. Не может быть. Не может. Она его обманула. Черноволосая ведьма с сиреневыми глазами его обманула. Клинок зарычал, заламывая пальцы. Черт возьми. Черт возьми! Она дала ему надежду. На краткий миг сквозь тучи его жизни впервые проглянул солнечный луч и тут же исчез, будто его отрезали. Он ненавидел женщину, давшую ему Символ. Он никогда никого еще так не ненавидел. Символ, впрочем, был с ним, горел внутри, так же, как и другие до него. Значит, его можно было использовать, но почему-то не получалось. Клинок поднялся на дрожащие ноги, отряхнул грязь и каменную крошку с колен. Его всего трясло, а в голове билась одна-единственная мысль. Нужно найти ту женщину. Нужно… найти ту женщину. Она должна все ему объяснить. Иначе он ее уничтожит.