***
Чувства спутались в тугой клубок, а воспоминания разных жизней накладывались друг на друга. Шида потерялась среди них, как будто заплутала в лесу, но одно чувство осталось совершенно ясным. Она боялась Инсептию. Боялась всегда, хотя в первый раз немного по-другому. Сжавшись в капсуле, она дышала так тяжело, что белый пар оседал на стекле. Это все не могло случиться с ней. Не могло. Хотелось разрыдаться, но глаза оставались совершенно сухими. Еще недавно она просто ходила в школу и на тренировку, не в силах разобраться, к чему лежит душа, а повторяющиеся странные сны интриговали и забавляли, но ничуть не пугали. Как в книжке. Если честно, в глубине души Шида даже не принимала их всерьез. Сны о Норрене. Родители никогда не скрывали, что удочерили ее. Это было бы неправильно, да и ее внешность слишком выделялась: и мама, и папа очевидные японцы, а у нее самой европейские черты лица и волосы такие светлые, что могли показаться белыми. Она не интересовалась своими биологическими родителями и причинами, побудившими их подбросить ее в «колыбель аистов». Она была частью семьи Инавари, с самого детства окруженная любовью. Ее биологических родителей никогда не существовало. Был только Инсептия. Создатель, сконструировавший ее, словно хитроумный механизм. Не отец. Легко представлялось, как он медленно походит к зданию больницы, не опасаясь света фонарей и случайных свидетелей, потому что энергия Хаоса (энергия Хаоса?) надежно скрывала его от чужих глаз. Скорее всего, она спала, совсем еще кроха в одеяльце, — в его планы не входило, чтобы она закричала или бурно завозилась на его руках. Инсептия всегда был воплощением стойкости и прагматизма. Она уже жила раньше. Земля тогда плодоносила так плохо, что посерела и покрылась трещинами, а на памяти Шиды дожди выпадали всего несколько раз за год. Она всегда была одна — играла, ходила по улицам, выполняла поручения Инсептии. А потом появился мальчик, пахнущий лекарствами, с такими же белыми волосами, как у нее. И другой мальчик, в теплом клетчатом шарфе. Ком подкатил к горлу. Шида сжалась в капсуле, стиснув руками голову. Тогда они были счастливы… До заката гуляли у реки, что плескалась оранжевыми брызгами под ногами, изучали окрестности, лазали по заброшенным замкам. Все закончилось, когда ее убили. Картинка речного заката сменилась помехами, как на старом телевизоре. Она видела лишь ряды тяжелых сапог. Было так больно, что не получалось вздохнуть, какие-то зубья впивались в тело, пронзая грудь и спину, пришпиливая к земле. Вилы. Кто-то ударил ее вилами. Норрен смотрел на нее сквозь толпу, раскрыв рот, с таким неподдельным ужасом, что она бы взмолилась «прошу, не смотри!», если бы могла выдавить хоть звук из забитого кровью горла. Она не сразу осознала, что щеки намокли от слез. Тьма казалась давяще бесконечной, и Шида вытянула руки, но не смогла нащупать стенки капсулы. Даже за стеклом сквозила чернота, чернее самой безлунной ночи. — Норрен… — выдохнула Шида. Теперь она все понимала. Понимала сны, что так обнадеживающе подкрадывались к ней, сны о высоком мужчине с белыми волосами и большой ватной нашлепкой на щеке. Что с тобой случилось, Норрен? Кто оставил шрам на твоем лице? Пожалуйста, приди и забери меня, пожалуйста, приди… Время текло во тьме, отгоняя дрему. Пожалуйста. Откинь крышку капсулы, и пусть эту душную тьму прорежет свет. Норрен… Сколько она пролежала так? Воспоминания сдавливали грудь, и только немая просьба в никуда прорывала мрак в сознании, да и она вскоре стала меркнуть. Норрен слышал ее. Всегда слышал, даже когда она говорила шепотом, и улыбался в ответ. Крышка капсулы с оглушающим скрежетом поднялась. Шида вздрогнула и зажмурилась от яркого света. Над ней стоял человек, но это был не Норрен.***
Воздух наполняло гудение десятков холодильников, что выстроились у стен. Аясе дернул плечами от холода и поморщился, не зная, что в этом месте больше навевает тоску. Возможно, причина, по которой он здесь оказался. Руки обжигал холод пластиковых пакетов, похожих на куски сырого мяса. Он взвесил их на ладони и бросил в термосумку, они с плеском шлепнулись на дно. Пожалуй, на первое время хватит четырех, а потом, если все сложится хорошо, он подумает, где взять еще. Захлопнув холодильник, он закинул сумку на плечо и направился к выходу, но в дверном проеме вдруг мелькнула тень и невысокая молодая медсестра перегородила ему дорогу. Аясе замер как вкопанный. Она увидела его и широко распахнула глаза, а ее рот панически приоткрылся. — Ч-что вы здесь делаете?! Сюда запрещено заходить! — Простите, — склонил он голову, хотя углы губ сильно поджались, а внутри вскипела ярость, леденящая и сильная. Он снова покосился на медсестру: одного рывка хватит, чтобы прижать ее к стене и свернуть шею или просто заткнуть горло и впиться в горло клыками… Нет. Это чересчур. Она не вампир и не сделала ничего, чтобы заслужить его ненависть. К тому же, он не поступает так с простыми людьми. — Простите. Просто так получилось, что мой друг тяжело ранен и потерял много крови… Голос звучал как надо. В меру с участием. В меру с раскаянием. Слова были немного не те, ну да ладно, у него слишком мало времени, чтобы казаться убедительнее! — Так привезите его в больницу! — с горячечной злобой откликнулась медсестра. Она ему не поверила. Что ж, ее право. — Боюсь, не успею. — Зато кровь украсть вы успеете, так?! Аясе молниеносно оказался на ступеньках рядом с ней. Медсестра не успела даже вскрикнуть, как он ударил ее по шее ребром ладони, подхватил под руки, уже обмякшую, и оттянул на пол к холодильникам. Помедлив, еще раз окинул ее взглядом. Горло уже стягивало паутиной сухости. Мотнув головой, он выскользнул из хранилища и затерялся в коридорах больницы.***
Мива услышала его шаги и подняла голову, прекратив болтать ногами на кровати. Ее волосы уже отрасли до плеч, но иногда, глядя на нее, Аясе видел остриженные почти под корень клочковатые пряди. Ее большие глаза вспыхнули радостью и облегчением. — Вот, — сказал он с улыбкой, роясь в сумке, и протянул ей пластиковый пакет. Она ловко проткнула его медицинской трубкой в нужном месте и поднесла к губам. Аясе отвернулся как можно более естественно: если Мива заметит его отвращение, то расстроится. Вдобавок, ему не так уж противно смотреть, как она пьет кровь, просто сказываются старые рефлексы. Она вообще не вызывала у него никаких негативных чувств, только тепло в груди. Тех вампиров, что он выпил, должно хватить дня на два, чтобы оставаться на пике сил. Нужно встретиться с Рэем. Немедленно. Прямо сейчас. Ты с ним только потому, что он такой же, как ты. Это были ошибочные слова. Кэрлайн, как всегда, думала, что понимает их и знает о них все. Даже в семнадцать лет она пыталась впутаться в их с Рэем отношения, хотя и близко не представляла, через что они прошли, и с тех пор в этом плане ничего не изменилось. Вот только ее слова всколыхнули в душе отвратительное гнетущее чувство, и Аясе никак не мог от него избавиться. Ты просто его использовал! Она думает, что такая же, как они, но на деле… Неужели до сих пор злилась из-за того, что они ее оставили? Неужели до сих пор не поняла, почему они так поступили? За двести пятьдесят с лишним лет она так и не повзрослела! В глубине квартиры послышался звон посуды. Аясе вздрогнул и резко, почти испуганно поднял взгляд. Сквозь две дверных арки было видно кухню, а в ней — Теруко, что расставляла тарелки на сушилке возле раковины. На негнущихся ногах он зашагал к ней. Сердце билось так болезненно и гулко, что сбивалось дыхание. Она была одета в светло-голубое платье до колен и темно-зеленый фартук поверх него. Он замер в дверном проеме и тихо произнес, скрестив руки на груди: — Ты же не любишь готовить. Губы дернулись, будто в попытке улыбнуться, но тут же одеревенели. Теруко не ответила. Островки солнечного света скользили по ее лицу, густые черные волосы переливались — нестерпимо хотелось коснуться их, осторожно пропустить сквозь пальцы. Эта одежда… Так бы Теруко одевалась в нынешней эпохе, если бы… Боль в груди сделалась невыносимой. Аясе тяжело рухнул на ближайший стул и уткнулся лбом в сведенные на спинке руки, не глядя на Теруко. Только бы она не исчезла. Только бы не… Ты просто его использовал! Это просто смешно. Аясе не использовал Рэя. Он был его другом и ушел совсем не потому, что они пока не нашли способа избавить Королей Хаоса от влияния спектральной энергии! Все гораздо сложнее. Кэрлайн никогда ничего не понимала. Аясе выпрямился. Теруко все еще была здесь, стояла у окна, вглядываясь в высотки, что драконьими зубами поднимались по обеим сторонам дороги. Он встал и неслышно приблизился к ней, но так и не коснулся ее плеча. Так они и стояли целую вечность, а ночь разливалась по городу, холодная, беззвездная, тяжелая ночь. Ни с того ни с сего Аясе охватила ненависть, такая лютая и сильная, что он согнулся пополам, скрежеща зубами и хватаясь за плащ на груди. Он мог все сделать по-другому! В соседней комнате, отделенная от него только парой тонких стен и двумя арками, пила кровь маленькая девочка-вампир — если бы он убил ее, то изменил бы этим все!!! Ее смерть спасла бы столько жизней… Нет. Он пришел в себя так же быстро, как и потерял контроль. Он не убьет Миву, ни за что! Он поклялся, что защитит ее, поклялся, что она больше никогда не будет одна. Аясе рывком распахнул окно, и свежий ночной ветер взъерошил его длинные багровые волосы. День за днем он мстил. Убивал вампиров, но, глядя на их изувеченные тела и застывшие лица, не чувствовал облегчения. Станет ли ему легче, если умрет целый мир? Смерть целого мира… О да. Как бы он хотел, чтобы целый мир, что их всех растоптал, превратился в пепел. Впрочем, сейчас Аясе поступит по-другому. Более сильно. Более ярко. В этом городе столько всего происходит, и большинство проблем, как всегда, обрушилось на Рэя. Он разделит с ним это бремя — нет, даже больше, сделает все, чтобы снять это бремя с его плеч. Неизвестно, как все сложится с Каннаги, осталось слишком много белых пятен, слишком много неизвестного, и Аясе может спутать Рэю карты, если будет действовать неосторожно. Тайджимару Корнелиус — совсем другое дело. О-о, это личное. Столько времени Аясе вынужден был прогибаться под его волю, столько времени был скован по рукам и ногам незримыми цепями, столько времени потерял вместо того, чтобы вернуться… Вернуться к Рэю. Вернуться домой. Аясе снова прикрыл глаза и помассировал руками виски. Его положение все еще шатко. Он все еще скорее мертв, чем жив. Вполне возможно, с этим ничего не сделать. Его тело… хоть раны давно уже зажили, оставив множество шрам, похожих на росчерки дорог, но вряд ли он когда-нибудь полностью восстановится. Он мог умереть. Он, черт возьми, мог умереть, и тогда бы Рэй тоже… Нет. Об этом уже нет смысла думать. Два года назад он поклялся себе оставить это в прошлом и двигаться вперед, даже если путь ведет к обрыву, в огонь, в никуда… Аясе открыл глаза. Кухня звенела от пустоты. Жильцы покинули это квартиру в спешке, как только по городу разнеслось сообщение об эвакуации. Интересно, кто сообщил мэру об опасности, наплевав на запрет разглашения простым людям информации о существах Хаоса. Неужели среди Охотников или вампиров есть кто-то, кто каким-то чудом не потерял остатки человечности? Невероятно. Теруко не было. Не было никого. Он чувствовал присутствие Мивы в комнате позади. Он был один на кухне чужой квартиры, залитой лунным светом. Пыльные тарелки стояли на сушилке — ими уже давно никто не пользовался. В который раз захотелось впиться зубами в костяшки собственных рук, сдирая кожу до крови, но он сдержался — снова, снова, снова, — только выдохнул сипло и оскалился в никуда. Наедине с собой не нужно держать маску, а то это порой так утомляло, что хотелось убить их всех… Убить их всех. Снова эти мысли, но Аясе знал, что делать. Рэй всегда все планирует далеко наперед, но и он сам в этом довольно хорош. Когда ты заместитель гениального Лидера Королей Хаоса, нужно соответствовать.***
Полог шатра скользнул в сторону, выпуская Рэя в промозглую осеннюю ночь. Тотчас его обожгли десятки взглядов, хоть он в полумраке и не видел глаз людей, замерших у Стены. Они поворачивали головы, когда он проходил мимо, и немой вопрос дрожал в воздухе. Что нам делать? Ярость, уже почти похожая на ненависть, полыхала внутри. Беспомощные, слабые ублюдки! Вопрос несся за ним по площади, неслышно раздувая подол плаща, черного плаща эпохи войны Тэнгу. Поразительно, как похожи две эпохи — на первый взгляд совершенно разные, между которыми прошло пятьсот пятьдесят лет. Война Тэнгу, когда весь мир, казалось, лежал в руинах, укрытый серой пылью от бесконечных взрывов энергии Хаоса. Когда хватало одной искры, чтоб завязалась бойня. Когда тебя могли убить за косой взгляд и бросить тело в сточной канаве. Вот только тогда все сражались. За себя. За других. За то, во что верили. Если бы все вот так лежали под стенами и плакались о своих утратах, мир был бы сейчас совсем другим. Тогда Рэй был почти беспомощен. Долго прятался и скрывался, но скоро научился подкрадываться и бить исподтишка. Враги очень редко замечали его слабенькую энергию Хаоса — энергию Хаоса четырнадцатилетнего подростка, — а даже если и замечали, обычно не придавали значения, пока он не пронзал их со спины или не бил катаной в горло. Тогда Рэй хотел убить как можно больше тех, кто сражался против Йохарта и его людей, чтобы война побыстрее закончилась, и такой же плащ, как у его приемного отца. Сейчас он… о, он более чем не беспомощен. Губы растянулись в улыбке. Пусть тот, кто хочет это проверить, подойдет к нему! Ну же! Пусть все существа Хаоса в Сэре сдохнут, все до единого. Это ведь закономерно и справедливо. Рэй мог на пальцах одной руки пересчитать тех, кто не издевался над его людьми и не относился к ним как к отребью, пока он не взял дело в свои руки и не наподдал всем как следует. Ну давайте, напишите список из десяти пунктов, почему я должен вас спасти. Хоть из пяти. Что, ничего в голову не приходит? Даже один несчастный пунктик? Гуманизм? Гуманизм, говорите? Это слово можно написать на надгробиях всех существ Хаоса, что умрут от «Кенрюоку». Хаос… Хаос пришел — не тот, откуда они все черпают энергию, а восхитительный хаос, где рушатся догмы и законы, где запреты превращаются в нормы, а люди делают то, что не могли представить и в кошмарном сне. Все благие цели в конце концов приводят к этому. Нельзя совершить государственный переворот, никого не убить, — а скажи кому-нибудь обратное, того и гляди, бедняга помрет от смеха. Что нам делать? Если бы Рэй сказал, что не знает, если бы сказал, что не может ничего изменить — что бы они делали? Они не могут сражаться за свои идеалы и цели, не могут сражаться даже за себя, что уж там говорить о другом. Все, на что их хватает, — красивые слова и пылкие крики о справедливости, но когда доходит до дела, они не могут побороться даже за свои шкуры. Удивительно. Ничтожества. Его еще немного пошатывало после ритуала. Сэйши, чертов идиот… Вечно он находит проблемы на свою голову. Они никогда не думают, что происходит с ним, с Рэем, когда сражаются и умирают. Густые тучи темнели в сине-черном мраке, застилая звезды. Где «Кенрюоку»? Такую-то махину непросто скрыть, но он почему-то ее не находил. Пройдет несколько часов, прежде чем она окончательно включится, но слабые существа Хаоса умрут еще до этого: их хиленькие тела не выдержат такого напора энергии. Что нам делать? Если сейчас Рэй умрет, его душа переродится… должна, во всяком случае, переродиться, но все его знания, все то, чего он достиг за долгие годы, уйдет в никуда. Останутся дневники, но пройдет время, прежде чем он их найдет, а Короли Хаоса не могут позволить себе еще одной задержки. Он должен сделать то, что задумал, этот безумный, самоубийственный, шикарный план. Вот только… Что если на самом деле он уже ничего не мог сделать? Ноги как-то неуловимо вынесли его из лагеря к облупившимся периллам моста, за которыми плескалась река. Серебряный перезвон волн несся в воздухе, казалось, притушив жар энергии «Кенрюоку». Камыш тихо покачивался от ветра у берега внизу. Проклятье, если бы Широги сейчас появился перед ним… Сломался ли тот? Нашел в себе силы идти дальше? Превратился в часовую бомбу, что рванет в самый неожиданный момент? Или в конце концов стал таким же, как сам Рэй? Если так, выйдет очень злая ирония. Сзади раздался характерный статический треск энергии Хаоса, и Рэй обернулся. Внутри взметнулось странный, почти суеверный трепет. Неужели?.. Он почти наяву увидел багровые волосы, высокий силуэт и коричневый плащ с красноватым отливом, но наваждение схлынуло мгновенно. Она была похожа на призрак, словно мятежный злой дух спустился на землю за местью, и это как нельзя лучше подходило к нынешнему сумасшествию в Сэре. На ее внешности остался отпечаток поврежденной связи с Хаосом — посеревшие жесткие волосы и почти такая же серая кожа, — но было что-то еще. Вздувшиеся вены на щеках. Странный блеск в глазах, изменивших цвет и похожих теперь на вино, покрытое жирной пленкой. — Знаю, я выгляжу немного непривычно, — произнесла Кэрлайн с мрачной улыбкой, так и не дождавшись его реакции. Мацу самолично обратил ее, через укус или препарат… Но зачем? Ее тяжело ранили в какой-то стычке? Стычке с Широги? — Но, думаю, это не самое худшее, что случилось в Сэре за последние часы. Ее голос приобрел хрипловатые нотки. Помедлив, Рэй сделал по направлению к ней крохотный шажок. Разумеется, она пришла сюда не случайно. Хотела поговорить. Когда остается совсем мало времени до конца, на всех почему-то нападает словоохотливость. — Давай только без длинных пафосных вступлений. И вообще, я морально не готов к душещипательным разговорам. — Ладно, — легко согласилась Кэрлайн, дернув плечом, и выдала без передышки: — Почему Аясе ушел от тебя? Сердце прошил внезапный импульс боли. Ну вот. Он так и знал, что приятной беседы не получится. Гребаный Широги! Как будто весь мир свелся до него одного! Если бы сейчас был день, наверное, и солнце светило бы только на него! Рэй отвернулся от нее и подошел к перилам. Черная река переливалась внизу, отражая огни далеких домов на другом берегу. Жар снова раскатился из груди до кончиков пальцев. Ярость. Последние дни она сверкала, как электричество на вышке, он был гребаной гранатой с выдернутой чекой. Кэрлайн всегда так себя вела. Пыталась влезть им в души, и делала это не изящно, не осторожно, а напролом, как будто топталась по полю в чугунных сапогах. Почему Широги ушел? Потому что ему требовалось время после всего, что случилось. Он нуждался в дороге — идти и идти, не думая ни о чем. Его лицо нуждалось в ветре, его глаза нуждались в местах и людях, которых он никогда прежде не видел, его уши нуждались в звуках чужих языков, а его изувеченное сердце нуждалось в утешении долгого пути. «Я вернусь через три месяца», — сказал Широги и вернулся через тридцать один год. Рэй не винил его за это. Рэй винил его за то, что он не прислал ни единого письма. Ни разу не позвонил. Не передал что-нибудь на словах через кого-нибудь. Все, что у них осталось, — их души, разрезанные и сшитые друг с другом. Если бы Широги погиб, Рэй бы погиб тоже. Вот только он бы не узнал, если бы Широги оказался искалеченным или сошел с ума. Если бы он попал в ситуацию, из которой не смог бы выкарабкаться. Проклятье. — Ты не искал его?.. Фраза зависла между вопросом и утверждением. Рэй бы предпочел, чтобы она об этом не спрашивала. — Кэрлайн, — он прикрыл глаза, чувствуя сухой жар под веками. — Тебе не кажется, что ты задаешь мне слишком много вопросов? Лучше спроси у него, где он пропадал столько времени. — Он не ответил. Рэй ошеломленно обернулся к ней. — Ты его видела?! Живо представилось, как он хватает ее за шею и сжимает пальцы, пока она хрипит, задыхается и пытается их разжать. Она должна была с этого и начать, черт возьми!!! — Да, — бросила Кэрлайн и машинально провела рукой по серой жесткой пряди. Он все понял без слов. Впрочем, исход вполне предсказуем. Она ведь выбрала сторону. Она выбрала сторону О́ни. Широги мог бы убить ее, но вот она, живая, стоит перед Рэем, значит… На мгновение в глубине души взметнулась надежда, заглушив даже ярость. Широги мог бы убить Кэрлайн, но не сделал этого. Возможно… возможно, все в порядке. Возможно, за эти бесконечно долгие годы он не потерял себя, а нашел. Возможно, он пытался убить Кэрлайн, а О́ни просто успел ее спасти. Но тогда почему она не осталась со своим гребаным Первым вампиром? — Это он сделал? — нарочито небрежно поинтересовался Рэй. Она поморщилась. Тьма окутывала ее, словно шаль, небрежно сброшенная с плеч. — Нет. Мацу. Случайно. Они с Аясе пытались убить друг друга, я вмешалась, и Мацу… ранил меня. Мне не повезло, что люди, которые важны для меня, ненавидят друг друга. Шум реки внизу усиливался, пока не стал таким же громким, как и голос Кэрлайн. Рэй потряс головой. В висках разливался звон. Он не спал уже… много часов. Вода и камыши двоились в глазах. — Аясе ушел из-за того, что случилось с Теруко и детьми? Его словно пронзила молния, заставив взвиться и резко обернуться. Как, черт возьми, она вообще может спрашивать о таком?! — Разумеется, да!!! Конечно, Аясе ушел после этого! Как могло быть иначе? Сколько боли и потерь он должен был пережить, прежде чем мир решил: все, хватит? Неисчислимое множество. Бесконечность. Вот она, гребаная жестокая правда. Привязанность к другим людям может спасти, а может — утянуть на дно, если не хватает сил их защитить. Эти раны останутся в душе навечно, пока не нахлынет безумие или смерть. Облегчения не существует. — Прости, — выдохнула Кэрлайн, замерев рядом с ним. Ее присутствие бешенством отзывалось у него внутри, но было что-то еще, что-то слишком запутанное. — Я бы очень хотела помочь вам, но, кажется, все делаю неправильно. — Ты не можешь помочь, — бесцветно ответил Рэй. Широги избегал его. Как трус. Как маленький сопляк, боящийся получить от мамочки ремнем по заднице. Он ведь прекрасно понимал, что поступил как последний ублюдок, должен был понимать, иначе Рэй его совсем не знает. — У него остались только воспоминания, — произнес он наконец. — А они такое себе утешение. Как мелкая монета, брошенная нищему. — Ты правда так считаешь? — выдохнула Кэрлайн. — Воспоминания не мелкая монета, скорее сокровище. Помнишь, что я сказала в том подземелье, куда мы пришли за Амелией? Это давно, конечно, было, но все же… За серыми жесткими волосами, за вздувшимися венами под посеревшей кожей, за маслянистыми винными глазами все равно угадывалась она — импульсивная, пронзительная, понимающая, а может, виной всему была тень ироничной улыбки, всегда таящаяся по углам ее губ. Она осталась собой, несмотря ни на что, и это уже ничто не изменит. Конечно, он помнил. «Все время, что я жила в резиденции, он относился ко мне как к равной и защищал меня, а кто делал что-то подобное для него?!» Была ли она тогда глупой? Наивной? Мудрой? Где вообще проходил полюс между наивностью и мудростью? Когда Кэрлайн говорила эту фразу, то знала, что Рэй собрался ее убить. Знала — и все равно сказала. И это изменило все. Кэрлайн смотрела на него. В глубине ее серо-голубых светлых глаз горели искры. Он знал, что она скажет дальше, эти слова стояли между ними, будто облеклись в плоть и кровь, и казалось, сама ночь чернилами сгустилась вокруг. Если на то пошло, эти слова готовы были сорваться с ее губ еще множество лет назад. Совсем как у Аой, только тогда все воспринималось по-другому. Ничего не говори. Просто молчи. Если она скажет, случится катастрофа. Все равно что нажать на кнопку, способную взорвать земное ядро. Одно почти ленивое касание — и рушатся здания, сыплется стекло, тут и там из прорех в асфальте вырываются огненные столбы, клубятся в воздухе жаром и пеплом… Мир умирает. И возрождается снова. — Я понимаю, что сейчас выгляжу не слишком великолепно… Ее взгляд скользнул в сторону, губы растянулись в улыбке. Кэрлайн понимала, что для него это не имеет никакого значения, но сказала на всякий случай, потому что в ее душе до сих пор жила крохотная червоточинка — а вдруг? Рэй скептично приподнял брови. — Даже если вырвать твою душу из тела и запихнуть, ну, не знаю, в стеклянный куб, ты все равно будешь великолепна. Сколько людей он повидал за пятьсот семьдесят четыре года своей жизни? Неисчислимое множество. Их тела и лица, их голоса, смех, их взгляды, их манера касаться смазались воедино — почти никто не выделялся из этого потока, да и те редко вызывали интерес. — Я была бы точно не похожей ни на кого, если бы была в стеклянном кубе, — прошептала Кэрлайн и потянулась к нему. Рэй мягко коснулся ее плеча, не давая сделать последний шаг до катастрофы. Если барьер рухнет, мир взорвется. Его приемные отец и мать, его друзья, женщина, к которой он привязался очень много лет назад, — все они умерли, а тех, кто не умер, он оттолкнул от себя так далеко, как только мог, и обрезал все нити, вот только они все равно вернулись к нему. Маленькая Аой, что едва не была перемолота безжалостными шестернями войны Тэнгу. Сэйши, его сводный брат, не утративший за последние годы яркой искры решимости и убежденный, что сможет изменить мир к лучшему. Кэрлайн, брошенная и отверженная, но все равно идущая вперед. И Широги. В конце концов, все всегда сводилось к нему. — Это невозможно, Лайн, — сказал Рэй мягко. Вода плескалась внизу, словно и черное небо, и дрожащий воздух стали частью реки, и звезды мерно покачивались на ее волнах. — Сколько еще раз я должна это услышать? — протянула она страдальчески. — Рэй, может, это последняя ночь для нас всех. — А если нет? Она уставилась на него, упрямо поджав губы. Он читал ее легко, даже слишком. Все совсем как тогда. Кэрлайн подняла на него глаза и пронзительно выдохнула: — Все равно уже слишком поздно. Если я умру, тебе в любом случае будет больно. Внутри взорвалась ослепительная вспышка, сметая все на своем пути. Горло вдруг сдавило, и эмоции нахлынули с невозможной силой. Рэй обхватил Кэрлайн рукой за спину и поцеловал. Жар из груди ударил в голову. Он не видел никого и ничего, чувствуя лишь ее губы и бешеный стук ее сердца у своей груди. Мир на мгновение замер в белоснежном небытии — и снова понесся вперед, словно поезд. Они отстранились друг от друга, тяжело дыша. Внутри взметнулось странное чувство, но Рэй тут же его подавил. Он никогда ни о чем не жалел. Никогда. Он снова коснулся ее щеки, скользнул пальцами по прядям и снова поцеловал. Она отвечала ему жадно, будто в последний раз, а может, так оно и было. Чужое присутствие нахлынуло на него еще до того, как раздался отдаленный хруст ветвей, но Рэй не шевельнулся. Он знал, кто идет, и догадывался, что за этим последует. Такие замечательные моменты, как этот, никогда не длятся долго — реальность старается вытеснить их из его жизни, как будто они чужеродны, но сейчас все закончится лишь тогда, когда они сами захотят. Спектральный поток соткался за его спиной и рванулся в чащу деревьев, прорезая ветви и листья, пока не раздался удар и вскрик. Кэрлайн отстранилась и настороженно взглянула в сторону звука. — Ты знал, что он идет? — выдохнула она, вскинув руки. Ее глаза все еще пылали, но к страсти примешалась досада. — Да, — небрежно ответил Рэй и обернулся, скрежеща зубами от злости. — Он даже не скрывает свою энергию! — Попал, но не смертельно… — послышался хрипловатый голос. Ветви раздвинулись, выпуская на дорогу у моста Инсептию де Итала, ведущего за плечо невысокую девушку, почти девочку, с ярко-белыми волосами. — Теряешь хватку. Должно быть, из-за того, что ты до моего прихода был занят куда более важными делами. Рэй хохотнул, чувствуя, как каждая мышца становится острой, будто меч. Подумать только, у этого ублюдка есть намек на чувство юмора. — Да ты, походу, самоубийца. Я отправлю твою голову Тайджи в подарочной коробке. — Вот видишь, — губы Инсептии изогнулись в конвульсивной улыбке. На нее было больно смотреть, казалось, его лицо сделано из папье-маше. — Как я и сказал, они чудовища. Адекватный человек не будет никому угрожать жестокой расправой, тем более, когда я не причинил ему никакого вреда. Девочка дернулась, ее глаза на миг вспыхнули и снова потухли. Рэй где-то видел ее? Неважно. В любом случае, Инсептия что-то задумал, так что и он, и девчонка представляют угрозу, а от угрозы нужно избавляться! Из земли, сразу из двух сторон, взвились спектральные потоки. Они бы пронзили обоих одним ударом, но вдруг разлетелись на осколки, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Инсептия сухо рассмеялся. Он вел себя как безумец, Рэй не мог припомнить, чтобы до этого мига тот терял контроль над собой. — Твоя энергия не подействует на нее. Эта девочка… Казалось, ее сознание потухло, оставив пустую оболочку — тусклые поблекшие глаза, безвольно приоткрытые губы, спутанные волосы. Значит, спектральная энергия на нее не действует. Значит, она особенная, ха! Неужели Инсептия все это время претворял в жизнь ту глупую легенду о человеке, что сможет взять под контроль Королей Хаоса? Как его там — о Повелителе Мечей? Что ж, если энергия Хаоса на нее не подействует, подействует меч. Рэй протянул руку и сжал рукоять, соткавшуюся из воздуха. В полумраке вспыхнуло золотистое лезвие, усеянное шипами, словно гигантская терновая лоза. Он подобрался, бросился вперед… — Стойте! — вскрикнула девушка, заслонившись руками, и тело остолбенело. Мускулы налились тяжестью, ноги прикипели к земле, Рэй порывался бежать, но больше не мог. — Вот! — торжественно бросил Инсептия. — Ты была создана для того, чтобы наконец освободить от них мир. Этот человек не остановится ни перед чем, в том числе и перед убийствами, и все остальные Короли Хаоса похожи на него! — Ты слышишь только одну точку зрения, — вдруг веско произнесла Кэрлайн, выступив вперед. — Пусть Инсептия расскажет тебе, что он и его приятель собираются сделать с этим городом. Лицо Инсептии исказилось. — Это не отменяет того факта, что Короли Хаоса чудовища. — Мы все здесь чудовища. Кто-то в большей мере, кто-то в меньшей. Собственно, вы с Корнелиусом и решили разобраться с этим радикально: просто убить всех существ Хаоса в Сэре! Конечно, очень лестно, что она на его стороне, но Рэй бы предпочел не оказываться в такой ситуации! От осознания унижения красная пелена застлала глаза и на виске забилась жилка. То, что держало его, было не похоже на энергию Хаоса — скорее чужая воля сковала изнутри, но она не отличалась ни особой силой, ни уверенностью, в отличие от воли Каннаги в прошлый раз. Когда Рэй дергал рукой, чужая воля дрожала и прогибалась. Пустой взгляд девочки обратился на Кэрлайн. Она была невыносимо бледна, на лбу выступил пот. Похоже, она находилась здесь не по своей воле, но что это меняет?! Инсептия создал ее, чтобы взять Королей Хаоса под контроль. Хоть ее воля слаба и на деле не способна их удержать, это ничего не меняет. Их обоих нужно убить. — Вы сами готовы уничтожить сотни людей, только чтобы сохранить свою власть. Я много думала об этом и поняла, чего вы добиваетесь. Из-за всей этой суматохи с «Падшим Ангелом» или как его там в Сэру прибыло много существ Хаоса, и большинство из них либо выступали против вас, либо просто вам не подчинялись. Короли Хаоса, среди них Рэй, Лидер Организации, и Клинок, мятежный вампир. Эрт Ив, Каратель из Яшимы. Потом я, как заноза в заднице Корнелиуса, и мой «странный заместитель». Со мной еще был Данджоу, последний Икирисе по мужской линии, а здесь — его племянник Грей Итаки, последний Икирисе по женской. Плюс, сюда по вашему приказу отправился Сэйши, сводный брат Рэя, который не раз открыто возмущался несправедливости со стороны Охотников и мог рано или поздно восстать против Корнелиуса. Ну да, наконец Кэрлайн пришла к очевидному выводу! Многие увидели все это еще до того, как закрутилась каша с «Кенрюоку». Ей не хватало опыта и дальновидности, но она все же многое понимала. К примеру, она прекрасно знала, как тянуть время. Рэй дернул плечом. Нога едва уловимо чиркнула по земле. — Это не Короли Хаоса хотят уничтожить весь город ради своих амбиций, — бросила Кэрлайн. Он чувствовал в ней силу, внутренний стержень, державший ее спину прямо даже в такой ситуации и позволявший голосу не дрожать. Раньше его не было. Ее надлом исчез, а на его месте соткалось что-то новое. Миг — Хаос объял ее, и она оказалась возле Инсептии и девочки. Почти одновременно взвились два нераскрытых веера. Один плашмя врезался в шею девочки, и та рухнула без единого звука, другой с чавканьем вошел Инсептии в грудь и вышел, так быстро, что только и успело промелькнуть изогнутое, будто коготь, острие на его конце. Инсептия тяжело отступил на шаг, и по его белому одеянию над сердцем расплылось красное пятно. Рэй рванулся вперед и одним чрезвычайно сильным ударом отсек ему голову. Позвонки Инсептии хрустнули, когда лезвие перерубило его шею, и кровь потоком взвилась в воздух. Инсептия еще не упал, а Рэй уже повернулся к девочке, подбросил меч и перехватил у гарды. — Я и забыл, какие у тебя веера, — ухмыльнулся он Кэрлайн. Та пальцами стерла кровь с острия и настороженно взглянула на него. Рэй мрачно рассмеялся. — О, надо же, получилось так, что я отомстил за Клинка. Он этого ублюдка всю жизнь ненавидел. Он вскинул меч над девочкой, подспудно ожидая, что Кэрлайн будет спорить, но она молчала. Разумеется, она тоже понимала, что ее нельзя оставлять в живых. Надо же, злая ирония. Эта девочка была создана, чтобы контролировать Королей Хаоса, и больше ни для чего, а умрет, так и не выполнив своей задачи. Может, оно и к лучшему. Рэй одним махом вонзил меч ей в грудь. И мир взорвался. Красное марево отогнало ночь. Что-то треснуло вверху, и Рэю под ноги посыпались обломки пестрящего тучами неба. Кэрлайн упала, сжимая руками виски, и черная кровь хлынула из ее носа. Среди деревьев, подрагивающих, как в лихорадке, стоял Хираташи Норрен-Лемман. Его лицо казалось таким суровым, что почти утратило человеческие черты, белые волосы развевались на ветру. Белые, как у девочки. Это ее он искал столько лет. Ее смерть не позволяла ему жить. Какая ошеломительная ситуация, просто невыносимо! Разумеется, все могло сложиться только так! Девочка, созданная Инсептией, девочка, которая должна была контролировать Королей Хаоса и которую Рэй из-за этого бы в любом случае убил, оказалась именно той, кого так долго искал Норрен-Лемман. Ошеломительно. Небеса со звоном взрывались, как окна от жара, осколки сыпались и сыпались в неспешно краснеющий мир. Ночь отступала, а Хаос с гудением врывался на ее место. Энергия ураганом вилась вокруг Норрена, и его глаза пылали алым, точь в точь как подступающий Хаос… Лицо Кэрлайн побелело. Рэй взглянул на свой меч, потом на девушку у своих ног и ухмыльнулся — злобно, горько, холодно. — Надо же, как получилось, Хираташи. Что поделать? Тебе не повезло. Лицо Норрена исказилось. Впервые за все время, что Рэй его помнил, эмоции раздирали его на куски. Он метнулся вперед с невероятной скоростью. Рэй шагнул в сторону, вскинул меч, и по клинку чиркнуло что-то невидимое. Тоже меч? Норрен подхватил девчонку, прижал к себе и бросился сквозь Хаос. Рэй успел заметить, как он впился ей в шею, сильно процарапав клыками горло, прежде чем исчезнуть. Ветер стих, но Хаос все еще пылал над их головами. Вряд ли мир скоро залечит такую рану.