***
Норрен чувствовал хрупкое тело на руках даже после того, как осторожно уложил ее на землю. Что-то душило его, глаза сильно жгло, и он то и дело жмурился, пытаясь совладать с отчаянным кипением в груди. Она не шевелилась. Если бы он не сбил кошмарный шипастый меч Акиямы Рэя потоком энергии, она бы умерла, она бы точно умерла… Снова. Зачем Рэй сделал это? В любом случае, это не имело значения. Он ранил ее. Ранил. Ее. Дрожь спазмами прокатывалась по телу. Она не шевелилась. Норрен то и дело проверял ее сердцебиение и дыхание — оно не останавливалось, но превращение в вампира проходило слишком спокойно. Не так, как нужно. Ведь правда? Он никогда никого не обращал. И не видел, как это происходило. Отец говорил, в эти часы кажется, будто человека медленно раздирают на куски. Отец ненавидел вампиров, хоть и сам был одним из них? Да. Наверное, да. Норрен закрыл глаза и откинулся в пустоту, пока напрягшиеся мышцы не предотвратили падение. Жгучий от энергии Хаоса воздух проходился по щекам, словно ветер в пустыне. Рэй. Внутри поднимались гнев и непонимание, смешивались, превращаясь в ненависть. Почему Рэй пытался убить ее? Нет. Не имеет значения. Рэй пытался ее убить. Он был человеком, освободившим пленников из тюрьмы Василиска, и Норрен был одним из этих пленников, вот только получившим немыслимую силу — абсолютный контроль над энергией Хаоса. Зависть Рэя достигла таких граней, что он захотел уничтожить саму его суть, растоптать в пыль? Все, чего Норрен когда-либо хотел, — чтобы с этой девочкой и Юки все было хорошо. Он потерял их обоих. Потерял все. А когда нашел ее, Рэй захотел ее отобрать. Норрен стиснул кулаки, и в тот же миг она едва слышно застонала. Ее губы сжались, тело выгнулось и затряслось. Что делать? Что делать?! Что? Делать?.. Ах… ах да. Кровь вампира должна преуменьшить боль человека, что обращается. Он провел пальцами по завесе Хаоса, будто по струнам, и сжал ладонь на рукояти меча. У невидимого клинка красновато зарябил воздух. Норрен не рассчитал силы, когда провел им по ладони, и кровь брызнула из раны, пузырясь на земле. Не чувствуя боли, он поднес руку к ее рту. Должно помочь. Ведь должно помочь? Конвульсии прекратились. Она снова затихла. Норрен опустился обратно на землю и вскинул голову к небу. В черноте разливался багрянец, словно Хаос тенью стоял на изнанке реального мира. Внутри будто запекалась кровь. Рэй спас его. Они, может быть, все эти годы были заодно — или хоть не врагами. Вот только разве Норрен тогда просил его спасать? Нет. Он не просил. Даже в мыслях не молился о спасении. Неблагодарность? Пускай. Пускай, ведь благодарят за милосердие, а не за многолетнее проклятие. Есть вещи, что перечеркивают любую благодетель. Нельзя сейчас оставить ее: может стать хуже, больнее, мучительнее… Но когда все закончится… он найдет Акияму Рэя. Он взглянет в его глаза, бледно-яркие спектральные луны, пытаясь отыскать там отголосок того человека, что когда-то его спас, а затем вонзит меч ему в сердце.***
Мир расплывался, кружился в вихре размытых пятен, и Рэсса едва шла, придерживаясь рукой за стену. Тело раздирала чудовищная слабость, правое плечо время от времени конвульсивно подергивалось, нога немела и подгибалась. Казалось, пройдет целая вечность, прежде чем она дойдет туда, когда хочет. В прохладном воздухе с клекотом носились птицы. Облачный Замок возвышался над Стеной, будто скала. Красивая твердыня серого камня, сердце сообщества Охотников, оплот их надежд, рассадник бессмысленной бюрократии и подлости. Рэй вернулся Главой всех Охотников и разрушил купол над городом, призванный не дать энергии «Кенрюоку» выйти за пределы Сэры. Как же давно это было… Она могла бы захватить Облачный Замок и с помощью него спастись вместе со множеством других Охотников и вампиров. Рэй не убил бы ее, хотя, конечно, просто так все не оставил бы. Нет, они бы уже не успели отлететь на достаточное расстояние, чтобы «Кенрюоку» их не достал. Она могла бы захватить Облачный Замок, если бы тот не был связан с Рэем и поднимался в воздух исключительно по его желанию. Рэй спас Сэйши. Она может немного ему помочь. Помедлив, Рэсса шагнула вперед и переместилась на Стену. Ветер тут же ударил ее тугим крылом, правая нога мазнула пустоту, и она едва не сорвалась в пропасть, но чудом удержала равновесие. В глазах вспыхнула колкая чернота, что-то в груди взорвалось тупой болью, будто между ребер вогнали нож. Задыхаясь, она шагнула вперед. Только бы не упасть. Только бы… Они еще должны быть здесь, в Хранилище. Ну же. Просто последнее усилие, и можно немного отдохнуть. Камни скользили под руками, корни растений, невесть как пробившихся сквозь осколок скалы, хватали за запястья, но Рэсса раз за разом бросалась вперед, даже когда в ушах надсадно зашумело, а мир почти утонул в удушающем мраке. Каннаги думал, что все закончится, если ее убить. Каннаги думал, что, дав ей поддержку и ощущение любви, лишит ее всего остального, вот только она выстояла, она победила смерть, она нашла настоящую жизнь, настоящие чувства, разбив на осколки его иллюзию. Рэсса не станет умирать, чтобы освободить от него мир. Она будет жить, будет счастлива вместе с Сэйши. Наконец-то будет. Она сделает все, чтобы Каннаги больше никогда не нашел путь в этот мир. Ее вело вперед это осознание, эта простая мысль, от которой сознание на короткие мгновения прояснялось. Натужная кривая улыбка играла на губах, улыбка триумфа и азарта. Столько лет она ждала дня, когда сможет отомстить, и вот он настал. Шаги звенели среди каменных коридоров, разливались под потолочными балками, окутывали ее, словно в гигантском колоколе. Она шла и шла, хромая, хватая воздух ртом, держась за бок рукой, но шла, не падала, потому что не могла упасть. Давай же. Бессмертное тело все выдержит. В этом месте Тайджимару Корнелиус проводил собрания и раздавал приказы. Это место долгие годы служило убежищем для множества Охотников. Пришло ему время стать чем-то иным… Сэйши. Она впервые увидела его, когда он убил целый клан вампиров, чтобы защитить простых людей. И протянула ему, изможденному сражением и раненому, флягу с водой. В тот миг она впервые за долгое время не ощутила слепого ужаса, находясь рядом с незнакомцем. Она плохо помнила тот день, как, впрочем, и множество других дней. Густой кокон окутывал ее с тех пор, как Каннаги убил ее и забрал ее Символ. Теперь все изменилось. Ощущения проходились по коже острыми лезвиями, бурлили в крови. Умереть вместе с Каннаги или жить вечно… Вечно жить рядом с Сэйши — очень даже неплохо. Круглая дверь Хранилища выросла перед ней толщей испещренного трещинами камня. Корнелиус мог входить сюда когда угодно, главы городов — раз в год, она — раз в полгода. Неужели он с самого начала опасался бунта и предательства? Рэсса подняла руку — белый колкий дрожащий призрак в полумраке — и вывела на камне Символ энергией Хаоса. Его лиловое мерцание больно били по глазам, но вот наконец дверь содрогнулась и медленно откатилась вправо, в углубление стены. За ней открылся огромный зал, заставленный опутанными паутиной серыми полками. Там царила тьма, которую не разгоняло ничто. Хранилище разорили лет двести назад, еще во времена борьбы между разными ветвями клана Икирисе, но кое-что все же осталось. Оружие — или слишком тяжелое, или слишком сложное, чтобы вот так сходу с ним обращаться. Броня — кольчуги и даже латы, но, черт возьми, кому из существ Хаоса они когда-либо были нужны? Они оттачивали мастерство сражения, быстрого и смертоносного, всегда балансируя на лезвии ножа и полагаясь на защиту энергии Хаоса. В неспокойные времена, когда на тебя в любой момент могут напасть, нельзя постоянно носить броню, даже самое тренированное тело такого не выдержит. Где же они? Рэсса когда-то точно видела их, но где? Запыленный зал давил на нее массивом каменных стен. Минуты текли, а она ходила от одного стеллажа к другому, но не видела ничего, кроме каких-то обломков и бесполезных железок. Наконец почти в самом конце на одной из полок что-то тускло блеснуло. Два небольших куба. Все, что осталось? Раньше их использовали повсеместно, но секрет изготовления, похоже, умер вместе с мастером. Если он был из Икирисе, то неудивительно. Интересно, знал ли о них Корнелиус? Наверное, нет, иначе бы точно использовал. Она вытерла грязь ладонью с одного из кубов, и его грань сверкнула серебристым. В металле с трудом угадывался почерневший герб клана Икирисе. Из последних сил, сквозь стремительно меркнущий мир, Рэсса сжала пальцы на холодном металле. То, что нужно. То, что она использует, если другого выхода не останется. Каннаги сокрушит оружие, на котором выгравирован его собственный знак.***
Корнелиус всегда знал, что однажды так все закончится. Предчувствие зрело в подсознании, проливаясь дождем снов на его реальность, пока не стало явью. Сегодня, в этот самый день, когда умер Инсептия. Лес вокруг пах свежестью, травой и хвоей, по черным стволам неспешно ползли островки солнечного света. Он стоял неподвижно, так долго, что потерял счет времени, и сила разливалась в руках и ногах, тягучее, отчетливое ощущение собственного тела. В этом чудилось что-то первобытное, как в волке, обнажившем клыки, вздыбившем шерсть на загривке и перекатывавшем мускулы под лоснящейся шкурой. Лицо обдувал ветер, кровь пульсировала в кончиках пальцев, а он стоял и стоял, пока не почувствовал, что она пришла, и не открыл глаза. Среди деревьев, прислонившись к синеватой сосне, стояла сестра. — Мэри, — выдохнул Корнелиус, шагнув ей навстречу. Слегка улыбаясь, она протянула к нему руки, и он нежно взял ее белые ладони в свои. Она выглядела так же, как и сто лет назад. Двести лет назад. Пятьсот. И даже больше. Мягкие, чуть волнистые волосы, русые, с темной рыжиной, такие, как были у него самого, пока их не изрезала седина. — Сегодня убили моего друга, — выдохнул он. Нужно, чтобы воспоминания были четкими и острыми, четче и острее, чем у всех прочих людей и существ Хаоса. Пусть она стянет их туго, как стягивают узлы при рукоделии, нанизывая один на другой. Ему нужна была память, в которой не будет сомнений. — Ты знаешь, что делать. — Опять это случилось, — почти прошептала она сочувственно. — Кор, мне очень жаль. Теплая ладонь легла ему на лоб, и зрачки Мэри расширились, словно утянув его вглубь себя. Вспышка заката, оранжево-красная, как рубин в свете солнца. Он сидит на камне, камень холодный, руки в ссадинах и грязи, ему пятнадцать, но он старше других, он взрослый, на сколько лет — кто знает, а может, дело не в годах. Он знает: так ничего не достигнуть, однажды умрет вот так, в пыли под забором, в подворотне между домами, идти некуда, он нигде не учился, а его родители… лучше не вспоминать. Он рисует себе семью, удивительно, как получается. Мать, отец, сестра встают на пергаменте как живые — а потом и правда стают живыми, когда он выводит в углу на рисунке Символ, который долгие годы тревожил его ночами. Теперь у него есть дом. Все идет наперекосяк, все катится к чертям, можно было сколько угодно делать вид, будто он родился в другом месте, в этой-другой семье, но его натуру не изменить: он не лорд, хоть и пьет теперь дорогой чай (боже, он раньше чай никогда и не пробовал), он не знает проклятых манер и выбивается из толпы ровесников на светских приемах, он учится в университете, а едва может читать, и это заметно всем. Это все обманка. Его жизнь была обманкой. «Мэри, сотри мне память и подмени воспоминания». Он не планировал изначально, что она будет обладать такой способностью, но все получилось само собой. И тогда его фальшивая жизнь наконец стала настоящей. Навыки, которых у него не было, пришли, будто давно утраченные и наконец обретенные, а может, так и было, ведь как иначе? Воспоминания стягивались в тугой узел, как Корнелиус и хотел, ясные, четкие, вызывающие улыбку от ощущения своей реальности. Мэри посмотрела на него ободряюще, прежде чем отстраниться. Миг — и она снова стала частью его сознания, что теперь было удивительно ясным, как горный хрусталь. Они все обитали там, все те, кого он лишился за свою долгую жизнь. Остальные ждали его по всему миру, но в основном в Японии, он даже взял японскую фамилию, чтобы быть еще ближе к ним духовно, хотя вкупе с его именем она и звучала немного нелепо. Его братья и сестры, кузены и кузины, дяди и тети, племянники и племянницы, дочери и сыновья, внуки, внучки, даже правнуки и правнучки… Его семья. Он начертал их всех карандашом по бумаге, и они шагнули к нему, распростерев объятия. Они получили сообщение от него и сейчас все направлялись в Сэру.***
Энергия Хаоса Клинка тускло мерцала на окраине города. Найти ее оказалось легко, даже слишком — такая же спектральная, как и у него самого, как у всех Королей Хаоса. Сердце Рэя наполнилось теплом, точно таким же, наверное, как сердце отца из девятнадцатого века, который собирался как следует выпороть своего придурковатого сына, проигравшего в карты дом, дилижанс и двойку хороших лошадок. Так же тепло Рэй с огромнейшим удовольствием свернул бы Клинку шею. Возможно, так все и случится. Был еще один вопрос, который жег его каленым железом. Конечно, не такой важный, как этот сукин сын с Символом, отматывающим время, но все же. Что Рэй помнил о Повелителе Мечей? Он никогда всерьез не воспринимал эту сказочку, но кое-какие источники просматривал. Отрывки из разных книг писались в духе древнегреческих мифов, где в центре сюжета оказывался чуть ли не богоизбранный молодой герой. Повелитель Мечей. Человек, способный управлять Королями Хаоса. От одной мысли об этом кровь закипала в жилах. «Стойте!» — вскрикнула та соплячка, и его тело перестало повиноваться. Рэй, конечно же, это преодолел, но сам факт, что кто-то способен взять его под контроль, был катастрофой. Гребаный Норрен вмешался в самый неподходящий момент! Полная глупость — думать, что все сложилось как нужно и девчонка мертва! Конечно, вероятность высока, вряд ли с такой раной она переживет обращение, но Рэй поверит в ее смерть, только если собственными глазами увидит труп. В любом случае, она всего лишь искусственный Повелитель Мечей, создание Инсептии. Остался еще настоящий. Если он, конечно, существует. В памяти всплыли фрагменты из десятков разных книг, так отчетливо, будто он сейчас держал их перед собой. Легенды о Повелителе Мечей уходили корнями в древность, в эпоху до появления Охотников, когда популяция демонов была многочисленной, бла-бла-бла… Повелителем Мечей называли существо Хаоса или простого человека с начальной связью с Хаосом (в разных легендах этот образ трактовался по-разному), который способен воплощать Мечи Хаоса (иначе — Королевские Мечи), особое оружие, предназначенное для Королей Хаоса… Нигде не упоминается пол Повелителя Мечей, из чего можно предположить, что он в равной степени может быть как мужчиной, так и женщиной… На гравюрах его изображали как полководца или предводителя, по преданиям, способного повести Королей Хаоса за собой и заставить их действовать так, чтобы они наносили как можно меньше вреда своему миру… Повелитель Мечей поведет Их вперед, и откроются Врата Тлена, Врата Скорби, за которыми скрывается боль Их и Их лишения, и рухнет старый мир, и вернутся те, кого они потеряли, и наступит Блаженство… Разве что под Блаженством имелся в виду Апокалипсис, тогда почему бы и нет? Проклятье! Жаль, что вот так сразу не получится вызвать из памяти действительно важную информацию, придется перелопатить все! Он придет в этот мир боле чем через четыреста лет от воцарения Первого Охотника, но будет старше его на двадцать три года и родится в тот же день, что и он, в той же стране, что и он… Рэй сглотнул. Как это понимать? Многие говорили о том, что Каннаги путешествовал во времени. Воцарился он примерно в семнадцатом веке — значит, Повелитель Мечей родился в двадцатом или двадцать первом веке. Никто из его знакомых, сумевших воплотить «Королевские Мечи» — то есть Норрен-Лемман и Кэрлайн — под это описание не попадали. Нужно вспомнить точную дату рождения Каннаги. Так, двадцать второе августа, а год… Рэя будто огрели колоколом, даже в голове загудело. Это… это же тридцать девять лет назад. Всего-ничего. Он… он мог убить Каннаги, когда тот был еще ребенком… Нет. Как бы ужасно ни было это признавать, он не мог ничего изменить. Не будь Каннаги, мир был бы совсем другим. Вряд ли он был бы лучше. Не будь Каннаги, был бы кто-то другой. Если отнять от тридцати девяти двадцать три, получится, что Повелителю Мечей сейчас шестнадцать лет. Рэй закрыл глаза. Перед мысленным взором возникли строчки из множества прочитанных досье. Кому из знакомых ему существ Хаоса, родившихся в Японии, сейчас было шестнадцать лет? С рождаемостью у существ Хаоса всегда было не слишком хорошо. Он никогда особо не интересовался этим вопросом, но закономерность лежала на поверхности. Дети рождались только при хорошей генетической совместимости родителей, а такое случалось достаточно редко. Разумная цена за бессмертие. Рэй знал только одного человека, что родился в Японии, имел связь с Хаосом и был шестнадцатилетним, а также постоянно норовил сунуть нос куда не следовало. Рей Харикен. Инстинкты завопили, подталкивая его рваться вперед, искать ее, убивать, но он усилием воли сдержался. Сейчас была проблема посерьезнее полумифического Повелителя Мечей. Настало время разобраться с Клинком. Рэй бросился сквозь Хаос, задыхаясь от восторга. Пусть этот ублюдок знает, что он идет. Пусть знает, что игры кончились. За последние дни он уже порядком задолбался неплохо так решать чужие проблемы.***
Царила гулкая, почти физически ощутимая тишина, что бывает обычно лишь в просторных пустых комнатах. Клинок неподвижно сидел под колонной, и свет едва-едва проникал в зал сквозь прорехи в потолке, что, казалось, того гляди и обвалится. Храм, где он сейчас находился, постигла печальная судьба: его забросили, и он медленно умирал на окраине города. Балки постепенно истлевали, со стен осыпалась штукатурка, а частая непогода изувечила внутреннее убранство, превратив фрески в аляповатые цветные пятна. Может быть, это случилось очень много лет назад. Может быть, этот храм давно провалился в Хаос, и простые люди забыли о нем навсегда, а Клинок вошел и даже не заметил перемены. Он медленно вытянул руку. Пальцы обдавал жар Символа, но тот упрямо не проявлялся в воздухе. Он не думал ни о чем. Ничего не ждал. И вздрогнул, почувствовав чужое присутствие, слишком поздно, слишком резко, и поднялся на ноги легким рывком. Впереди стоял Акияма Рэй. Будь Клинок зверем, его шерсть поднялась бы дыбом. Казалось, внутри, под кожей, взвились тысячи иголок. — Что тебе нужно?! — крикнул он. Эхо гулко раскатилось среди обветренных каменных стен. — Нам обязательно начинать все с такого банального диалога? — рассмеялся Рэй. Белки его глаз блестели во мраке, спектральные радужки пылали, и Клинок едва мог различить его, только контуры, словно он был неотъемлемой частью этой тьмы. — Ну, допустим, я отвечу: ты знаешь что. Его голос звенел от иронии. Неужели Рэй заодно с той лиловоглазой ведьмой?! Они сговорились его надуть! Использовали, чтобы достичь своей цели, а теперь… Что теперь? Клинок напрягся. Если Символ больше нельзя использовать, Рэй бы сейчас сюда не пришел. Значит… Лиловоглазая ведьма не обманула его. Или есть что-то, о чем он не знает? — Уходи, — произнес Клинок, отвернувшись. Эхо снова неожиданно громко прокатилось по залу, словно нож ударился о стену. — Нам не о чем говорить. Вот и все. Он чувствовал конец так осязаемо, точно жизнь уперлась в стену. Как же он устал… Помедлив, Рэй обошел колонну и опустился на пол с другой стороны от Клинка, так, что они теперь были спина к спине, только разделенные метром камня и гипса. — Клинок, — протянул он мягко. Клинок видел лишь его тень, что едва заметно тянулась в полумраке по каменным плитам. — Мне надоело уже спрашивать об этом, но, так и быть, я проявлю великодушие и спрошу еще раз. В тысяча двести пятнадцатый, или какой там. Только подумай хорошенько. Больше шансов у тебя не будет. Клинок прикрыл глаза и, помедлив, тоже сел. Внутри все будто сковало льдом. О, он знал, каким будет вопрос. И знал, каким будет финал. Смех едва не сорвался с губ. — Ты хочешь вступить в мою Организацию? Я не пойму! Почему ты постоянно ведешь себя как идиот?! Какого хрена так отпираешься?! Посмотри на себя! Посмотри, во что ты превратился от этих бесплодных попыток… достичь своей цели! Я все это время просто хотел тебе помочь, но нет!!! Ты выбрал «свобо-о-оду» и тыкаешься по углам, как будто знаешь, что делаешь! Внутри шумела, разливалась незримая волна, охватывала все тело, сдавливала руки и ноги. Он больше не мог двигаться, а еще ужасно хотел спать. Когда он последний раз просто спокойно спал в мягкой постели? — Подумай еще раз. Хоть раз в жизни не веди себя как гребаный ребенок! Женщина, которую ты хочешь, привязана к своему мужу и своим детям, а не к тебе, и ты сходишь с ума, потому что не хочешь это признать! Ты чуть не убил своего младшего брата, сорвавшись с катушек. Всего этого бы не было, если бы ты сразу пошел в мою Организацию! Подумай о том, что получишь, когда согласишься… и о том, что получишь, если откажешься. Воздух в храме гудел, словно от тока, так и хотелось прикрыть руками уши. Клинок закусил губу. Волна внутри дрожала, он почти задыхался. Черт возьми, столько лет прошло с тех пор, как Рэй вот так разговаривал с ним… наполовину убеждая, наполовину угрожая. Почти спокойно, но на деле нет. Этот человек манипулятор и психопат с огромным жизненным опытом, для него вскрыть человеческую душу, заглянуть внутрь и все там перекопать — раз плюнуть. Он нервно рассмеялся, стиснув руками виски. Символ зрел внутри, но не отматывал время. Не отматывал. На краткий миг в глубине души всколыхнулась малодушная мысль сдаться. Он словно стоял на пороге Организации, куда Рэй так долго его звал, вот только никак не мог шагнуть. Что он теряет? Что он вообще может потерять? У него осталась только гордость и этот Символ, такой же упрямый, как и он сам. Вот только кем он останется, потеряв и гордость? Слова душили Клинка, так что он просто подтянул колени к груди и опустил голову еще ниже. — Кантарелла, — вдруг сказал Рэй гулко. — Может, ты слышал, это такой легендарный яд. Довольно долгого действия, но в особой концентрации может прикончить человека и за день. От него нет противоядий. Если ты вступишь в Организацию, каждому из нас достанется по глотку кантареллы. — Что? — переспросил Клинок гулко. К чему этот разговор о ядах?.. — Представь, что кантарелла — это все твои проблемы, Аято де Итала. И я разделю их с тобой. Его будто обожгло, и слова вырвались сами собой: — А если откажусь? — Тогда, — продолжил Рэй спокойно, — ты выпьешь свою кантареллу сам, за один присест, очень больно и очень кроваво. Ты слишком долго действовал мне на нервы. — Но на Королей Хаоса ведь не действуют яды, — Клинок натужно улыбнулся. — Ну-у-у, этот точно подействует! Представь, что воображаемая кантарелла в воображаемом стакане на самом деле осколки стекла или иголки. И ты залпом зальешь их себе в глотку. Как тебе такое?! Судорожный вздох сорвался с губ. Вот, значит, какую казнь придумал ему Рэй за все эти годы? Не так впечатляюще, как ожидалось, зато предельно ясно. Они долго молчали. Колонна за спиной Клинка, казалось, вот-вот раскалится, но минуты падали в тишину, пока Рэй наконец не сказал: — Э-э-э, ну я бы мог дать тебе время подумать, но проблема в том, что ты и так думал больше двухсот лет, думаю, это даже чересчур долго. Веки опустились сами собой. Надо бы поспать. Клинок, пожалуй, и поспит, если переживет этот разговор. Скажи да, кричало все внутри, кричал здравый смысл, кричала исстрадавшаяся душа. Он все перепробовал, но ничего не вышло. Ничего. — Хорошо, — произнес Клинок, чувствуя, что совершает непоправимую ошибку, и получая от этого извращенное удовольствие. — Ты доволен? Рэй тихо рассмеялся, его тень агонично задрожала, но с каждым мгновением смех становился все громче, пока не наполнил каждый угол покинутого храма. — Знаешь, Клинок, — протянул он, и по его тону очень легко представилась широченная улыбка-оскал, растянувшая губы. — А мне уже не очень-то и надо твое согласие. Он молниеносно выскочил сбоку от Клинка и, выкрутив кисть, ударил его в грудь. Адская боль разорвала легкие, раздробила ребра. Меч прошил его насквозь и ударился о колонну. Клинок захрипел, хватаясь за рукоять кошмарного оружия, а перед глазами маячило золотистое лезвие, сплошь усеянное острыми кривыми наплавками, как терновый побег. Рэй опустился напротив него на корточки, его глаза пылали адским огнем. — Три часа, — произнес он как ни в чем не бывало. — Символ, отматывающий время, можно использовать только раз в три часа. Но знаешь, что будет, если ты сейчас сделаешь это? Ты вернешься во времени, проткнутый насквозь, как и сейчас. Думаю… ты умрешь минут через двенадцать. Кровь наполнила рот и потекла по губам. Какого?.. Какого черта?.. Он ведь согласился!!! Рэй просто… просто… Душу наполнила ненависть такой силы, что заглушила даже боль. Рэй заставил его отречься от всего, отречься от самого себя, только чтобы посмеяться и в конце концов убить. Впрочем, глупо было ожидать от него чего-то другого. — А теперь деловое предложение. Ты отдаешь мне свой Символ, а я возвращаюсь немного назад, где ты жив-здоров, пусть и морально уничтожен, и после твоего «хорошо, ты доволен?» не бью тебя мечом, а… ну, допустим, хлопаю по плечу или, что более вероятно, хорошенько избиваю, но не смертельно. После этого я занимаюсь тем, чем собирался заняться уже лет двести, а то и больше, — прочищаю твои тупые мозги и вставляю на место! Как тебе такое? Клинок сплюнул кровь и с отвращением прошептал: — Пошел ты. Неужели минуту назад он действительно согласился вступить в Организацию?! Помутнение рассудка, не иначе! Ну нет, пусть он и дал слабину на мгновение, даже сейчас, перед смертью, он не изменит себе. Больше никогда. Рэй снова рассмеялся и взмахнул рукой. — Тогда маленькое дополнение. Если твоя гордость, которую ты всю свою гребаную жизнь ставишь выше всего, опять заглушит здравый смысл, я приведу еще один аргумент. Что-то вспышкой вылетело из-под его рукава и сверкнуло в темноте. Клинок пригляделся сквозь колкие пятна перед глазами и увидел обоюдоострый нож. Рэй помахал им у него перед носом. — Это могут быть либо поистине незабываемые и последние для тебя двенадцать минут, либо двенадцать минут, о которых ты даже не вспомнишь и которые никак на тебя не повлияют. Что выберешь? И, не дождавшись ответа, склонился к Клинку еще ближе и зловеще протянул: — Вот что бывает, когда столько времени мне не подчиняешься. Я все делаю исключительно ради блага Организации. Даже сейчас! Клинок хмыкнул, и от этого грудь взорвалась, а новый поток крови пропитал рубашку и боль превратилась в какое-то тупое онемение там, где жуткий меч вошел в тело. — Правда? А я… всегда думал… что ты просто… используешь Королей Хаоса. Ставишь их… в такие условия… что, когда появляешься перед ними… как спаситель… они готовы ради тебя на все. Ты… эгоист… и лицемерный ублюдок… И никакого Символа не дождешься! Нахлынуло такое облегчение, что впору было рассмеяться. Клинку хотелось высказать это все с того самого момента, как он встретил Акияму Рэя. Даже страх смерти и боли ушел, потому что лицо у того перекосилось. Тот схватил его за воротник и резко дернул. Адская боль едва не разорвала Клинка на куски, и он захлебнулся криком. — Что ж… — Рэй улыбнулся сквозь колкий удушающий полумрак, но его глаза остались холодными и страшными. — Знаешь, даже хорошо, что ты так думаешь! Злого Лидера ты уже увидел. Относительно добрый будет только после вступления в Организацию. Но вот насчет последнего пункта ты ошибся. Увы. Он вскинул нож, и лунный свет, что лился сквозь прорехи в крыше, ярко блеснул на заточенном лезвии.