***
Откуда-то доносилась песня. Будто… колыбельная. Тиоми нахмурился и подался вперед, прислушиваясь. Голос долетал из щели между дверью и косяком, и длинные тени ползали по полу отсветами фар, словно вторя ему. Он поднялся с дивана и толкнул дверь. Перед глазами мелькнули маленькие, детские руки — его собственные. Как странно. Казалось, они должны быть больше… Глупость какая. Впереди открылась комната, очень темная, необжитая и пустая. За окном лило как из ведра, молния прорезала густое черное небо, и гром бабахнул так, что задрожали окна и под кожей отозвалось. Когда глаза привыкли, из мрака проступили отставшие обои на стенах, паутина по углам, детская кроватка под окном и черный материнский силуэт, держащий на руках дочь. Тиоми остановился на пороге. Казалось, из комнаты исчезли все цвета, кроме серого, черного, коричневого… Как на старой фотографии. Мама напевала колыбельную, и младенец гулил, высунув ручки из пеленок. Ни с того ни с сего Тиоми сотряс озноб, как на сквозняке. За окном завывала буря, пригибала к земле черные стволы, а он стоял, не в силах пошевелиться. Мама заметила его и улыбнулась сквозь темноту. Почему не покидало ощущение, что он почти позабыл, какая у нее хорошая улыбка? Тиоми сглотнул ком и медленно приблизился под мерный скрип половиц. — Что-то не так? — улыбка мамы угасла, сменившись легкой тревогой. Очередной всполох молнии выбелил ее светлую кожу, вычернил волосы, такие же, как у Тиоми, подчеркнул скулы. Он невольно коснулся затылка, пытаясь нащупать привычный узел из прядей. Странно. Он же никогда… разве он вообще подбирал волосы? — Нет, все… все нормально. — Уже заходил к папе? Тиоми словно ударила молния. К папе? Он там, внизу?.. По щекам вдруг потекли слезы, а он всхлипнул и попытался утереть их руками. Охнув и прижав дочь к груди, мама бросилась к нему. — Что случилось? Где-то болит?! Он помотал головой и с трудом выдавил сквозь всхлипы: — Прости, мне… мне кажется… что я очень долго вас не видел. Мама ласково, хоть и несколько обескураженно улыбнулась и свободной рукой погладила его по голове. За окном гремела буря, дождь стегал землю, деревья пригибались к земле от ветра, но в комнате стояла неестественная тишина. — Ну что ты. Мы всегда будем с тобой. Тиоми уткнулся лбом ей в плечо и закрыл глаза. Здесь, рядом с мамой и сестрой, зная, что папа где-то внизу, его обволакивали тепло и уют, но вместе с тем в душе копошилось что-то странное. Возня младенца. Запах маминых волос. Почему же на сердце так тяжело?.. Плевать. Тиоми рядом со своей семьей, а больше ничего не имело значения.***
Сэйши сидел рядом с Рэссой, держа ее руку в своей. Тишина стыла между ними, почти обжигала, хотя он видел умиротворенное белое лицо напротив, видел сияющие лиловые глаза… Все ведь хорошо, наконец-то хорошо! Папа чувствует себя лучше, мама улыбается, Рэсса ждет ребенка… Может, все из-за того, что ребенок вот-вот родится? Попробуй здесь не тревожиться! И все же… Как давно они с Рэссой не сидели вот так, в тишине и полумраке, просто наслаждаясь мгновениями? Как давно он не держал ее за руку, за теплые длинные пальцы?.. Нет… они ведь всегда были холодными, и потому лишь сильнее хотелось их согреть… В неясном порыве Сэйши отнял руку, сделав вид, что захотелось поправить сбившуюся прядь. Тревога нарастала. Жгла раскаленной иглой душу. Душа… Чтобы спасти тебя, она разрезала ваши души и сшила половины. Он дернулся, широко распахнув глаза. Невольно потер грудь, вспоротую фантомной болью. Когти… когти глубоко резанули, и кровь брызнула фонтаном, а потом он очнулся в тканевом шатре, и Рэсса… Несуществующий солнечный свет в ночи. Рэсса напротив, на койке, изможденная, но улыбающаяся с облегчением… Задыхаясь, Сэйши вскочил. Рэсса беспокойно покосилась на него. — Что такое? Нет… Нет! Она не была такой спокойной, не была такой безмятежной! Всегда, когда смотрела на него, ее глаза искрились глубоким, отстраненным пониманием, а сейчас… Что-то не так! Что-то совсем, совсем не так! Может, он просто сходит с ума?***
Кап. Кап. Вода стучала по трубам, барабанила в окна — снаружи свирепствовал дождь. Рэсса водила пальцами по стеклу, будто ловя капли, а позади негромко гудел обогреватель, наполняя дом теплом. Так странно каждый день просыпаться с воодушевлением, будто внутри жила уверенность: сегодня точно все будет хорошо. Каждый день. Сегодня. Давно не было такого умиротворения, такого радостного, полного надежды спокойствия. Дом поблескивал новыми обоями. Обрастал мебелью. Сверкал окнами и темнел дверями. Рэсса извлекала его из голой кирпичной коробки, как мастер извлекает прекрасную скульптуру из каменной глыбы. Шаг за шагом. Неспешно, но уверенно. Она строила дом. Место, куда захочется возвращаться, где бы ни петляла ее дорога. Место, в котором всегда будет царить тепло и уют. Она столько лет искала родителей, искала место, где сможет найти уют и покой, где никакие тревоги больше не достанут ее — пока не поняла, что это место всегда было с ней. Бегство не закончится, пока Рэсса не остановится сама, а раз нет места, куда она бежит, нужно его построить. Дождь стегал окна, тяжелые серые тучи клубились вверху, время от времени полыхая молниями. Рэсса улыбалась, сидя на подоконнике, ноги в белых носках едва касались пола, а в груди словно горело маленькое солнце, теплом согревая все тело. Сэйши тоже придет сюда, как и много раз прежде, но теперь останется здесь навсегда. Она любила его с того дня, как впервые увидела, — и уже бесконечное множество лет. Рэсса потянулась. Откинула волосы со лба и спрыгнула с подоконника под мягкий стук дождя. Стол, утопающий в полумраке гостиной, был завален чертежами и набросками. Планы комнат. Дизайн мебели. Заготовки. Деревянная стружка. Шаг за шагом. Неспешно, но уверенно. Она построит свой дом, теплый и уютный. Здесь они будут жить с Сэйши — у него тоже нет места, куда бы он мог возвращаться. Может, однажды здесь раздастся детский смех. Рэсса разгладила один из чертежей. Четкие линии, черные на белом. Еще немного поработать — и из заготовки получится маленький стол для кухни. Шаг за шагом, неспешно, но уверенно она строит свой дом.***
Сэйши неподвижно стоял на пороге. Старые доски едва уловимо поскрипывали от ветра, казалось, весь дом позади сделался таким хрупким, что обрушится в пропасть, стоит лишь сильнее надавить. Впереди, насколько хватало глаз, простиралась равнина, где серо-зеленая, измученная непогодой трава неслышно колыхалась, как море. У горизонта поднимались туманные силуэты деревьев, а может, то были росчерки далеких молний. Небо затягивали тучи, воздух пропитался запахами подступающей грозы, и Сэйши, казалось, вот-вот растворится в ней, вот-вот сам станет бурей. Скрипнула дверь. Тень расчертила крыльцо, и рядом встал отец. Его длинное кимоно чуть развевалось на ветру. Раньше ты ведь никогда не носил кимоно, отец? Всегда тяжелый плащ, что всколыхнулся позади, когда ты… — Хочешь уйти, а? Сэйши ответил не сразу. Посмотрел долгим взглядом в его морщинистое, осунувшееся, постаревшее лицо, что никак не могло постареть, ведь он был Охотником, а потом, перед войной, стал вампиром. Перед войной… В темных, отливающих красным глазах отца разгоралась подступающая буря. — Я не знаю, — признался Сэйши. Тучи клубились вверху, трава все сильнее гнулась к земле под натиском ветра, что бросался в лицо с остервенением хищника. — Тогда подумай, что у тебя есть здесь, и что будет, если ты уйдешь, — спокойно ответил отец. — Здесь твоя семья. Счастье, хоть и призрачное. Там — бесконечные сражения, боль и потери, что в итоге, скорее всего, не приведут тебя к тому, чего ты хочешь. Сэйши взглянул на него и с трудом разомкнул губы: — Это счастье ненастоящее. — Это счастье, которого ты никогда не достигнешь там. Счастье, которого не будет, как бы ты ни бился, что бы ни делал… Ты будешь лишь разбивать себя в кровь, как это делает он. Отец кивнул на горизонт, явно говоря о Рэе. Может, в нем все же и была какая-то тень настоящего отца из его воспоминаний. — Сколько раз ты сражался. Сколько раз пытался сделать мир лучше. Прошло почти шестисот лет с того момента, как ты родился, Сэйши, но твоя душа до сих пор не нашла ни счастья, ни покоя, ты до сих пор посреди войны, посреди руин и смертей… Ты заслужил отдохнуть. Посмотри, мы все здесь. Ты ведь даже не надеялся на такое счастье? Дверь не открылась. Никто не переступил порог. И все же рядом с отцом, тепло улыбаясь, появились мама и Рэсса. Глаза запекло, мир заволокла туманная пеленая. Сэйши сжал зубы, только бы не дать прорваться всхлипу, только бы не позволить слезам побежать по щекам. Мать и отец — родители, которых он потерял очень, очень давно. Рука Рэссы лежала на животе, обтянутом платьем. Его ребенок. Ребенок, которого у них, скорее всего, никогда не будет. — Я не хочу уходить… — выдавил он сквозь пережатое горло. — Не уходи, — просто сказал отец. — Не могу, — Сэйши мотнул головой и отвернулся, потому что смотреть было просто невыносимо, но их силуэты горели перед глазами, словно выжженные на сетчатке. — Это просто твоя гордость. Лучше отри… — Это и твоя гордость тоже! — выпалил Сэйши, резко обернувшись. И сам не заметил, как ноги сошли по ступенькам на землю, так что отец, мама и Рэсса теперь возвышались над ним. — Разве ты не ушел на войну Тэнгу, хотя мог остаться?! Если бы ты остался, все было бы по-другому! Тогда бы мама… и я… Тогда бы мама осталась в живых! — слезы сорвались вниз, кляксами расплываясь на темной тропе, а он уже не пытался их сдерживать. Все равно! Все равно, ведь по сути, его сейчас не видит никто, кроме него самого! — Но что если без тебя они бы проиграли войну Тэнгу?! Да, ты погиб в бою до того, как она закончилась, но что если твои решения и поступки приблизили победу тех, за кого ты сражался?! И что случилось бы с Рэем, если бы ты не нашел бы его и не приютил?! Кем бы он стал, если бы ты в разгар ада не проявил к нему доброту?! Ты ушел, потому что хотел защитить то, что тебе дорого, и я тоже уйду!!! Даже если все будет зря, я хотя бы попытаюсь! А если умру, то меня уже не будет волновать, что я не остался здесь! Сэйши развернулся и ступил на траву, будто нырнув в океан. Над головой полыхнули молнии, громыхнуло, и тучи заклубились вверху черными тенями, застилая мир. Разгоралась гроза.***
Вскоре чернота сделалась такой плотной, что пришлось выставить руки, чтобы ни на что не натолкнуться. Через несколько мгновений из мрака проступили громадные пульсирующие шары, соединенные друг с другом ярко-фиолетовыми нитями, как пуповиной, и полные причудливых видений. Казалось, смотришь в кинопроектор, как в ближайшем шаре четыре девушки, так похожие друг на друга, что не оставалось сомнений — сестры, водили хороводы вокруг костра на лугу. Искры взвивались в воздух, пронзая мрак, белые одеяния приподнимались от прыжков, обнажая босые ноги. В соседнем шаре двое детей с растрепанными волосами катались на игрушечной машинке, а большие, наверное, отцовские руки их ловили. Я чудовище, устало подумал Сэйши, останавливаясь. Я хочу разрушить счастье этих людей, пусть оно и не наяву, и вернуть их в реальность, где им опять придется бороться за свою жизнь и за своих близких и где их, скорее всего, сотрет в порошок мощь «Кенрюоку». Может, не стоит ничего делать? Так и оставить их в идеальных мирах, где они больше не узнают боли и слез? Какое он вообще имеет право решать за них? «А такое, — всколыхнулся внутри вкрадчивый голос. — Ты теперь глава Охотников Сэры. Разве не ты в таком случае несешь ответственность за всех существ Хаоса в этом городе?» Да… это правда. Правда. Если он глава Охотников Сэры, то должен сделать все, чтобы спасти своих людей. Даже если придется вырвать их из счастливых видений, даже если придется уничтожить недостижимое счастье, которого они хотят больше всего… Сэйши вскинул голову. Шары простирались далеко вперед — не сосчитать. Их, наверное, несколько сотен, как и существ Хаоса в Сэре. В одиночку ни за что не управиться. Может, если высвободить нескольких, они помогут… Он воплотил меч. Размахнулся и ударил по ближайшему шару. Тот прогнулся и спружинил с такой силой, что Сэйши не удержался на ногах, а меч отлетел далеко назад. Проклятье, на шаре ни царапины, хотя стенки кажутся тонкими! Их что, получится разбить только изнутри? Может, тогда еще кто-то выбрался? Сэйши поднялся, отпустил меч в Хаос и направился сквозь черноту по проходу между шарами. Обрывки чужих видений, пульсируя, наползали на него. Мужчина и женщина стоят на скале перед морем, держась за руки. Юноша в кругу друзей задувает свечи на торте. Женщина сидит в забитом зале, где разворачивается театральной представление. Девушка делает сальто с пирса в воду, и ей аплодируют. Где же здесь видения войны? Где картины, как твой меч кого-то пронзает, и кровь брызгает тебе на одежду? Даже у Рэя, он мог бы поклясться, в шаре было бы что-то другое. Не бои, ни пытки, ни убийства. Если никто не испытывает искреннего счастья от сражений, тогда зачем они сражаются?! Он шел, шел, шел, а все шары казались целыми. Неужели больше никто не выбрался? «Это твое решение и только твое», — вторил внутренний голос. Впереди взвилось стекло, да так резко, что Сэйши едва не врезался в него. Он отшатнулся и через миг заметил фигуру напротив: маленькую, в грязной кофте с короткими рукавами и потертых штанах. Ребенок. Грязные бирюзовые волосы прядями спадали ему до плеч, а по-звериному злой взгляд спектральных глаз прожигал насквозь. — Рэй? — выдал Сэйши. — Что ты здесь делаешь? Мысли еще путались, как в тумане. Рэй же… уже очень много лет не ребенок. И остался там… снаружи. — А я что, обязан тебе отчитываться?! — ощерился Рэй, точно так же, как когда они были детьми. Точь-в-точь. В четырнадцать лет Сэйши бы сжался от такого — сейчас только нахмурился. — Почему бы и нет? — бросил он иронично. — Сейчас, получается, я старше тебя. Рэй метнул на него огненный взгляд из-под ресниц и с кривой, совершенно взрослой улыбкой, какой в таком возрасте у него еще точно не было, бросил: — Разве? Раньше ты просто взваливал все на меня. Я охотился, свежевал мясо, защищал нас от солдат, что рыскали просто повсюду! Я крал кошельки в городах, а ты даже этого не мог нормально сделать! А что вообще делал ты?! Ныл, плакался ночами в рукав и таскался за мной хвостиком? Ты никогда не задумывался о том, чтобы взять на себя ответственность! Лицо Рэя пылало гневом, губы подрагивали, будто вот-вот могли обнажить клыки, на щеках выступили красные пятна. Он, как и все иллюзии Сэйши, совершенно отличался от оригинала, но был в чем-то неуловимо похож. — Смотри! — обвиняюще бросил Рэй и взмахнул рукой, будто отбрасывая театральный занавес. Мир вокруг вытянулся, шары превратились в размытые длинные пятна, и Сэйши обрушился в никуда.***
Он уже не чувствовал холода. На каждом шаге думал: больше не могу, — но ноги каким-то чудом отрывались от земли и под подошвами ледянисто похрустывал снег. Мимо проходили люди, обнимая себя руками. Он понимал, что отстает, но тело не слушалось, не хотело бежать, а каждый рывок отдавался в голенях студенистой дрожащей болью. Больше не могу. Не могу. Не могу. Снег скрипел, и скрипел, и скрипел, и некуда было деться от этого скрипа, пока он не слился в сознании в сплошной белый шум. Слева у оврага, где из-под белой пелены пробивались корни деревьев, стояла телега. Одна из двойки запряженных лошадей лежала на земле, и редкие снежинки путались в ее гриве, оседали на темном крупе и не таяли. Хозяин телеги тянул ее за узду, словно не осознавая, что это уже не поможет, и по его морщинистому лицу текли слезы, путаясь в бороде. Сэйши почти остановился, но Рэй с такой силой толкнул его в спину, что он едва не рухнул лицом в снег. — Шевелись! Он скрипнул зубами, но не обернулся. И без того знал, что Рэй сейчас выглядит не лучше него самого: прядки, что выбились из-под тряпок на голове и капюшона, обледенели, на ресницах и бровях застыл снег, а лицо покраснело от мороза и сильно обветрилась. Они оба прикрыли рот и нос старыми шарфами, но это почти не помогало. — Переправа! — раздался крик впереди, и по бесконечной череде людей пробежал полный надежды шепот. — Мост! Рэй позади выдохнул и бросился вперед, увязая в снегу по колено. Мимо прогрохотала телега, полная бочек и сундуков. Сэйши и Рэй попытались на нее запрыгнуть, но возничий замахнулся на них кнутом. Рэй остановился, пошатнулся, едва не упав, и уперся руками в колени. На его лбу блестел нездоровый пот. Мужчины и женщины обгоняли его, уже даже не пытаясь стряхнуть окаменевший снег с шуб и сапог. Сэйши не знал, как они добрались до моста. Казалось, еще шаг — и бессильно рухнет, но переставлял ноги в тумане, пока не почувствовал, как скрипят и дрожат под ногами старые доски. Мимо проехала еще одна телега, оставшаяся лошадь едва ее тянула, пустое дышло тяжело моталось на колючем ветру. Сэйши невольно хватанул ртом обжигающий воздух сквозь шарф — казалось, будто сотни ледяных осколков прокатились по горлу. Что-то затрещало, содрогнулось, он сбился с шага, не понимая еще, почему белый мир вдруг накренился направо… Короткий полет, даже крик не успел вырваться, — и он ушел под воду среди сломанных льдин и обломком дерева. Казалось, его окатили кипящим маслом. Сэйши агонично заметался, но одежда мгновенно потяжелела и потянула вниз. Он замахал руками, но ледяная вода противилась, а поток стремительно уносил ко дну. Вверху взвился столб пузырей, чернота взвихрилась, и посреди бескрайнего мрака показался силуэт Рэя: без шубы, без шарфов и ботинок, в одних лишь легких штанах и рубахе… Молниеносно, быстрее, чем Сэйши когда-нибудь бы смог, Рэй доплыл до него и схватил за шубу. Рванулся вверх, извиваясь всем телом, как странная рыба, и потянул его за собой. Когда они вынырнули, кашляя и глотая обжигающий воздух, ледяной ветер впился в кожу тысячами кинжалов. Лицо мгновенно окоченело, но Рэй словно и не замечал холода: с рычанием выбравшись на берег, он тащил и тащил Сэйши за собой, дрожа всем телом так, что, казалось, вот-вот упадет.***
Миг — картинка рывком сменилась, так резко, что в голове разлилась боль. Сэйши покачнулся, глотнул воздух ртом, поежился невольно, будто только-только выбрался из ледяной реки. Как только тогда не отморозил ничего? А Рэй?.. В горле встал ком. Рэй дотащил его до палатки, где оборудовали госпиталь, совсем как сейчас. Чудом дотащил, не бросил, хотя мог и даже должен был, чтобы спастись самому. А потом… Василиск схватил его. Схватил. Сцепив зубы, Сэйши прижал ладонь к гудящему лбу. Зачем призрак из воспоминаний показывает ему это? Зачем раздирает старую рану? Ничего ведь теперь не сделать. Они оба тогда потеряли все, оба цеплялись друг за друга и тянули на дно: Рэй — жестокостью, которую не мог обуздать, Сэйши — бессилием, с которым ничего не мог сделать. Прошедшие годы стирали воспоминания, но не могли стереть отвратительные чувства. Вечный голод, кражи, тумаки и ругань. Досаду, злость и обиду, когда Сэйши не смог убить пойманного кролика, и Рэй его побил… Ужас, когда они воровали кошельки у толстосумов в городе, один из них поймал Сэйши за руку, и Рэй, защищая его, разбил мужику голову… Рэя тошнило тогда и всего трясло, будто он убил человека. Будто он вспомнил, каково это — убить человека. «Что ты чувствовал, когда убил в первый раз? Именно в первый. Я знаю, что ты чувствовал в остальные разы». Нет, Сэйши не собирался жалеть Рэя, не собирался оправдывать его поступки — лицемерие! Но… тогда, в войну Тэнгу… они были просто детьми, что оказались в разгар побоища, видевшие смерть своих близких… Все, что они могли, — цепляться друг за другом. Тянуть друг друга на дно. Столько лет Сэйши ждал, пока судьба снова столкнет его с Рэем. Столько лет мысль о неотвратимости этой встречи тлела в глубине сознания. Для чего? Отомстить? Отомстить за то, как Рэй тогда вел себя с ним? Или за годы пренебрежения, за то, что просто ушел, бросил его, опять оставил в одиночестве? Вот только Рэй не уходил. Не бросал его. Он сделал все, чтобы спасти Сэйши. Бросился за ним в реку не раздумывая, только бы вытащить его. Он был жестоким. Импульсивным. Непредсказуемым. Как бомба замедленного действия — не знаешь, когда рванет. Он видел смерть отца, точно так же, как Сэйши видел смерти матери. Пусть у них не было кровного родства, зато была связь куда крепче: связь боли и пережитых испытаний. Сэйши устало вздохнул. Если бы рядом была стена, он бы к ней провалился. Совершенно неудивительно, что он вырвался из своей идеальной иллюзии, но перед самым выходом в реальность напоролся на Рэя, как на нож. Он пришел в Сэру, гонясь за Рэем и потворствуя своей боли, он помнил его жесты, его лицо, его одежду даже почти шесть веков спустя, он помешался на Рэе, и тот превратился в навязчивую идею. Будто, если догнать его, все стало бы хорошо. «Что я должен сделать?» — спросил сам себя Сэйши, сквозь пальцы разглядывая маленького Рэя, что обжигающе смотрел на него сквозь стекло. Тогда он ничего сделать не мог. Ему было тринадцать, и война захлестнула его, как шторм крохотную лодчонку посреди моря. Рэю было почти пятнадцать. Почти. Невелика разница, ведь так? Он впивался в мир всеми силами, что у него были, и рвался вперед, забыв о боли, страхе, слабости… Сэйши тогда не мог ему помочь. А сейчас? Запах каменной крошки и пыли — тяжелый, отдающий озоном, рвущий легкие. Серые руины вокруг, что совсем недавно были зданиями. Разбитые дороги. Темно-красные пятна среди травы. Когда Сэйши и Рэй шли от деревни к деревне, от города к городу, казалось, война вымела всех людей подчистую. Ни путешественников, ни беженцев — лишь редкие солдаты и мародеры, что стаями мух роились над брошенными домами. Когда они вдруг оказывались среди людей, в местах, почти не тронутых войной, то казалось, проваливались в сон. Вот только и там царила гнилостная духота увядающего праздника: как будто чем больше умирали люди, чем больше вокруг было разрушений и ужаса, тем сильнее оставшиеся пытались сделать вид, что ничего не происходит. Высокий грузный человек в мешковатой одежде. Богатый — Сэйши видел, как он расплачивался в лавке, его кошель под завязку был набит монетами, да так, что от их блеска захватывало дух. Рядом с ним шли двое охранников в кимоно, с мечами на поясе, но ничего. Если не рискнуть сейчас, опять придется есть корни и траву. Дичи стало мало: наверное, гомон солдат распугал. Рука змеей скользнула к поясу мужика и сорвала кошелек. Неощутимо. Невесомо. Тяжесть монет обдала ладонь, но перед глазами вспыхнуло, и Сэйши вдруг оказался на земле. Боль от удара пришла через мгновение, а над ним застыл один из охранников. Грубым рывком он поднял Сэйши на ноги. — Думаешь, можешь так просто красть у господина Саэтомо? Может, тебе пальцы переломать? Он встряхнул Сэйши, как тряпичную куклу. Голова мотнулась, а он закрыл глаза, чтобы не выдать страх, что ледяной струйкой расплылся в груди. Пусть бьет. Пусть ломает пальцы, если хочет. — Убери руки, — раздался позади тихий, но резкий голос. Сэйши обернулся. Зеваки вокруг расступились, пропуская Рэя, что сжимал в правой руке катану в ножнах. Раньше она висела у него за спиной. Охранники ответили ему издевательским смехом, что подхватил кое-кто из толпы. Лицо Рэя исказилось в яростной гримасе. Он выхватил катану, забросил ремень ножен на плечо и наставил острие на охранника, державшего Сэйши. Что-то дрожало в глубине его глаз, что-то, что так и кричало о страхе и потере контроля над собой. Мир завертелся водоворотом тусклых и темных пятен, вырвался землей из-под ног. Что там произошло дальше? Рэй рванулся вперед. Обнажил ли меч? Ударил человека, держащего Сэйши, и тот рухнул наземь — из его головы, как из трещины, вырывалась кровь. Они вдвоем бросились прочь, прочь под крики толпы, выпутываясь из рук, что пытались схватить за одежду, быстро до ветра, отчаянно загудевшего в ушах… Рэй бледен, как смерть, на лбу блестит нездоровый пот, ноги, кажется, вот-вот подломятся. Сэйши нерешительно подходит, тянется рукой к его плечу, но тот оборачивается, его лицо искажается в яростной гримасе, а кулак летит в подбородок Сэйши, так сильно, что удар валит на землю… Сэйши вдруг обнаружил, что сидит на черноте посреди мерцающих шаров, вытянув ноги. Не получалось пошевелиться, не получалось даже держать спину ровно, веки смыкались, и в сознании снова вспыхивали видения зовущих его мамы, отца, Рэссы… Нет. Нельзя… нельзя снова поддаться этим чувствам… этому… глубокому многолетнему отчаянию. Хватит. Он сделал свой выбор, когда поднял оружие, вылетевшее из рук Рэя, и выстрелил в Василиска, чтобы защитить его, отомстить за него… Ненависти к Рэю больше не было, а может, не было никогда. А что насчет ненависти к себе? Бессильный, кричали голоса отовсюду, слабый, беспомощный. Посмотри на него, посмотри, какой он сильный и решительный, посмотри, как он рвется вперед, как достигает целей. А что насчет тебя? Нет. И это… Сэйши боролся. Стал главой Охотников Сэры. Он взял на себя эту ответственность, он сделает все, чтобы спасти их, он открыл Рэссе свои чувства, он… Рэй стоит у стены, разглядывая гравюру: на ней женщина потрясающей красоты и с таким же потрясающе ледяным, равнодушным лицом. Ее волосы — красные волосы, он знает это, да, они ярко-красные — подобраны в пучок, но несколько прядей спадают до плеч. Рэй в хорошем расположении духа: таким Сэйши видел его раз или два за все время. — Я убью ее! — кричит он, широко улыбаясь и сверкая глазами. — Я убью ее, и война закончится! Правдиво ли это воспоминание или просто порождение вконец запутавшегося разума? Сэйши со стоном поднял руки и потер виски. Нет, кажется… кажется, правда. Женщину с гравюры звали Икирисе Нима. Одна из командующих… противоположной стороны. Какое это все имеет значение?! При чем здесь она, если она давным-давно умерла, но война закончилась даже раньше? Какая теперь разница?.. Сэйши мучительно выдохнул. Пошатываясь, снова сел. Маленький Рэй из-за завесы стекла неотрывно смотрел на него. Дело не в прошлом, а в том, что происходит сейчас. Снаружи бушует самый настоящий ад, их вот-вот сотрет в порошок, а Рэй там сражается с Корнелиусом… Рэй. В прошлый раз война свела их и тут же отбросила в стороны. Теперь же… В прошлый раз Сэйши не мог помочь Рэю. Война шокировала его, лишила сил к сопротивлению, и он просто плыл по течению, пытаясь слепо спасти свою жизнь. Но теперь ему не тринадцать. Он больше не испуганный маленький мальчик, потерявший родителей и оставшийся один посреди побоища. Он больше не Охотник-Одиночка, что не в силах изменить систему, прогнившую до корней, и предпочитает держаться от нее подальше. Рэй не будет бороться в одиночку. Больше нет. Сэйши поднялся на негнущихся ногах, будто неведомая сила вздернула его за веревочки, и снова замер перед стеклом. Вдруг оказалось, что он гораздо выше Рэя, гораздо крепче и шире в плечах: так и должно быть, когда взрослый стоит рядом с ребенком. Горло сильно сдавило, и через мгновения он глубоко, сипло вздохнул — и ударил по стеклу. Глухое бам. Раз, другой, третий, но ни царапины не остались, только алые раны вспыхнули на костяшках. Сэйши потянулся было в Хаос за мечом, но замер. Неправильно. Стекло совсем прозрачное, ощущение будет такое, словно он снова поднимет оружие на Рэя. Сэйши ударил еще раз и сжал окровавленные кулаки на стекле. Проклятье, что же делать? Извиниться за то, что тогда ничем не мог помочь? Лицемерно. Накричать за то, что Рэй тогда даже не пытался сдерживать свою жестокость, не пытался открыть свою боль и лишь сильнее заворачивался в нее, как в саван? Бесполезно. Они смотрели на жизнь совершенно по-разному, а когда говорили, слова не помогали, пока в конце концов не превращались в град насмешек и обвинений. Два мальчишки, слабый и отстраненный — жестокий и скрытный, застряли в войне, что давным-давно кончилась, но в их душах не стихал лязг клинков и взрывы энергии Хаоса. Они так и остались там, посреди разрушенных зданий, серой каменной пыли и пятен крови. Сэйши в холодном доме, где погас очаг и мама под одеялами сгорала от лихорадки. Рэй в захваченном бараке, где отец на полу умирал от ран. Пора уходить. Уходить, даже если невыносимо. Сэйши огляделся. Шары позади пропали, сменившись рядами вещей. Катана Рэя в ножнах валялась на полу, рядом тлели угли догорающего костра. Неподалеку бесформенной грудой темнел плащ полководцев «теневиков», точно такой же, как у Рэя сейчас, вот только даже на вид этот казался насквозь пропитанным кровью, а его серебряная застежка погнулась. Дальше высились ряды сломанных школьных стульев и погасший очаг, совсем как тот, что в доме… Сэйши тряхнул головой и шагнул к стульям. Под ногами хрустели камни, листья, осколки зеркал. Он поднял один из стульев — тяжелый — и швырнул в стекло. Оно загудело и хрустнуло, длинные трещины пробежали от места удара. Зарычав, Сэйши схватил другой стул и опустил на него еще раз, и еще, и еще. В бешенстве хватанув воздух ртом, он снова размахнулся и ударил. С оглушающим звоном стекло брызнуло осколками, что медленно, очень медленно взвились в воздух, сверкая цветами спектра. — Рэй! — крикнул Сэйши, отбросил стул и рванулся к нему. Тот поднял голову — и Сэйши понял, что смотрит на себя самого, только тринадцатилетнего. Руки сомкнулись в объятиях на пустоте.