1185 год, Англия
В груди болезненно-сладко щемило, и тепло разливалось по телу. Франц чувствовал себя живым, как никогда живым и полным сил, но внутри царила пустота. — Прости, — шепнул он, глядя на застывшее лицо девушки сквозь окровавленные пальцы. Он не мог смотреть дольше необходимого и поспешил отвести взгляд. Не мог… Она сломанной куклой лежала на земле, среди листьев и сосновых иголок, эта решительная травница, что отправилась в лес после захода солнца. Переборов себя, Франц взглянул на ее закрытые глаза, обескровленные губы и упавшие на лоб каштановые волосы… — Прости, — повторил он, как будто это простое слово еще могло что-то изменить. А ведь она… Она почти не боялась. Не выказала ужас и отвращение, как это было с другими. Казалось, будто юная травница просто спит. Если бы не такое изломанное тело… Он опустился на землю и обхватил голову руками. Несколько раз судорожно сглотнул, как будто это могло перебить металлический привкус во рту. Уже пятеро жертв… И прежде они все казались ему совершенно одинаковыми. Такие пустые, фальшивые, все с выжигающей ненавистью к нему. Он не был им мил, когда еще жил в городе, а теперь, утоляющий жажду человеческой кровью, порождал легенды о диком оборотне. Франц не жалел ни одного из них — ни взбалмошную пекаршу, ни молодого зверолова, ни остальных. Но эта девушка совсем другая… Впервые он чувствовал боль от содеянного, впервые не испытывал дикой гордости за собственное творение-панацею. Палец заскользил по гладкой бледной коже, оставляя кровавые линии и завитки. Они складывались в замысловатый узор, и казалось, будто на шее и лице девушки расцветали причудливые ярко-красные цветы. Только это он и мог сейчас для нее сделать. Теперь, если верить преданиям, душа девушки, умершей такой ужасной смертью, не будет вечно скитаться в лесном тумане, а сможет обрести покой и отправиться… Вверх. Закончив, Франц осторожно подхватил травницу на руки. Под ногами хрустела листва, он судорожно вдыхал промозглый воздух и все никак не мог залатать пустоту в душе. Бездыханная, в белой льняной рубахе, залитой кровью, она казалась ужасно неуместной здесь, в царстве сырости, растений и диких зверей. Если бы только кто-то увидел его сейчас и без колебаний выстрелил… Тогда бы всему этому кошмару пришел конец. Ведь девушка ни в чем перед ним не виновата… Вокруг стояла пустая, гулкая тишина. Ни звука шагов, ни хруста сломанных ветвей. Лишь пронзительно вскрикнула где-то вдалеке потревоженная птица.***
Трупы вывозили вечером, в закрытых повозках. Куда — Франц не знал. Однако не нужно было объяснять, от чего умерли все эти люди. Чума, бич грязных улиц, крестьянских лачуг, богатых городов и роскошных дворцов. Она не щадит никого, а дыхание ее смертоносно. Спасенья от нее нет — и кому, как не ему, знать это? Вот только горожан убивала не только она. Франц мог поклясться, что каждый вечер в повозке оказывается хоть один труп без струпьев и бурбонов и с крохотными ранками на шее или руке. Он собственными руками сотворил Королеву Смерти. Та дочь Инквизитора, с пшеничными волосами и чуть по-детски вздернутым носом. «Лекарство подействовало, чума больше не имеет власти над тобой. Но как оно тебя изменило? Ненавидишь ли ты меня за то, что я сделал с твоим отцом?..» Франц стоял за темными деревьями и наблюдал, как два крепких крестьянина волокут тело, завернутое в саван. С размаху они опустили его в телегу и отправились за ворота — за следующим. Дикость и проклятье. За что этим людям такое после смерти? Стражники перекликались на сторожевых башнях. Всполох заходящего солнца играл на их нагрудниках и лезвиях секир. Город неприступен только с виду, Франц прекрасно это знал. Проникнуть за стены ночью будет не слишком трудно. Он должен увидеть ее, свою Королеву Смерти, должен. Чего бы это ни стоило. — Здравствуйте, — раздался рядом негромкий голос. Франц вздрогнул и нервно взглянул на худощавого мальчишку, прислонившегося к дереву. Откуда он взялся?.. — Что ты здесь делаешь?! — вырвалось у него. — Я никому не скажу, что вы здесь, — поспешил успокоить тот. Слова застряли в горле, когда Франц получше разглядел его лицо. Такие глубокие, выразительные глаза — серые, с ярко-желтыми крапинками. А волосы… Каштановые корни делались ярко-синими к концам. Душу вдруг захлестнуло… что-то странное. Мальчишку окутывал сероватый ореол энергии. Казалось, они черпали силу из одного Источника. Он тоже Измененный. Но чем? Совершенно точно не его лекарством… Тот поднял руку и показал черный символ на тыльной стороне ладони. И Франц вспомнил… Один из деревенских притащил к нему испуганного паренька, взявшегося незнакома откуда — мало ли, вдруг он разносил какую-то заразу. По-английски мальчишка знал несколько слов, латынью же не владел вовсе. Еще и имя такое странное… Он явно нездешний. Каннаги. Его зовут Икирисе Каннаги. — Пойдемте, — позвал тот уверенно. — Мне нужно показать вам кое-что.