Мгновения грёз

      Ощущения возвращаются… неожиданно. Казалось бы, я чувствовала мир кончиками своих пальцев и прежде, да вот только мир был ненастоящим и мои пальцы не имели плоти уже много лет, а я не понимала разницы, пока не вернулась. Пока меня не вернули обратно в это бренное, побитое невзгодами, демонами и Джоном Винчестером тело.       Откуда-то тянет сквозняком, и я невольно вздрагиваю — тело ещё слишком хорошо помнит удушающую жару в Альбукерке. Несколько длинных секунд не могу понять, куда делась боль, ведь я умерла в ней, помнила её все годы, проведённые на Небесах, и хоть райская завеса не позволяла пережить её снова, я ожидаю ощутить боль — от синяков, от каждого удара, от повреждённых внутренних органов, от сломанных костей, от предательства, в конце концов! — сейчас.       Однако боли нет.       Есть лишь… исцеление? Я чувствую себя обновлённой, как только что вылезший из принтера белый лист бумаги с аккуратными черными буквами на нём, ещё тёплый и идеально гладкий.       — Люси? — слышится надо мной взволнованный голос и рука осторожно касается моей руки.       Я снова вздрагиваю, и чужое прикосновение послушно исчезает.       Открыть глаза оказывается труднее — страшнее, если откровенно, — чем может показаться на первый взгляд. Годы прошли, но я чувствую, что совершенно не готова это сделать. На самом деле, я не была до конца уверена, что меня вернут и даже успела смириться с жизнью… наверное, лучше будет назвать это «существованием» за чертой, из-за которой мало кто возвращается. У меня было вполне спокойное существование на первых порах и достаточно знаний, чтобы оно оставалось таковым в последние несколько месяцев, прежде чем меня вернули. Ангелам не удалось потревожить мой покой.       Оба Винчестера рядом: Сэм сидит в изножье, Дин стоит на коленях подле кровати и внимательно выглядывается в моё лицо. Кажется, мы в моей комнате… ну, той, что я заняла, когда мы арендовали домик в Даунсвилле.       — Ты… — едва слышно начинает Дин и, запнувшись, продолжает после нерешительной паузы: — как ты себя чувствуешь?       Смотрю на него и меня опять пробивает дрожь, хотя я безумно рада его видеть. Это походит на… помешательство? Мне хочется бежать от него сломя голову, бежать далеко, чтобы никогда не видеть его больше, только я всё равно счастлива видеть его рядом.       Кажется, он замечает моё смятение – его выдают беспокойно сжатые губы. Мне хочется коснуться его в успокаивающем жесте, я почти тянусь к его руке, но пальцы замирают на полпути и ладонь бессильно падает на матрас.       — Я в порядке, — вздыхаю, наконец, и сажусь на кровати, свешивая ноги вниз. — Всё… всё ведь закончилось хорошо?       — Как видишь, — коротко комментирует Сэм и не совсем понятно, что он имеет в виду, впрочем, присутствие их обоих, живых и здоровых, здесь ясно говорит, что, по крайней мере, мне удалось вытащить Дина из кошмара. Я пропустила момент, когда они расстались с Джоном и мальчиками, и не сумела вернуться в него, чтобы подсмотреть со своей райской выси и убедиться собственными глазами. Пришлось довольствоваться тем, что первый слух о смерти кого-либо из Винчестеров появился спустя пятнадцать лет, когда погиб Джон.       — Как вы меня вернули?       — Неважно, — хрипло отзывается Дин. — Главное — ты в порядке.       Громкие слова, что понимаем мы оба, однако ни один из нас не стремится поправить это заявление. Я смотрю на старшего Винчестера, пытаясь угадать его мысли, но он, облизнув губы, отворачивается, словно боится моего взгляда.       — Я, наверное, — неловко подаёт голос Сэм, видя нашу заминку, — пойду… сделаю кофе. Будешь? — уточняет он у меня. Коротко киваю и смотрю ему вслед, всё ещё пытаясь понять, как мне общаться с ним дальше. Я должна испытывать ненависть и ярость при одной лишь мысли о Сэме Винчестере, только теперь у меня будто нет сил это делать. Нет смысла. Неужели Рай очистил меня от этого?       Дин поднимается вслед за ним и тоже хочет покинуть комнату, но я вскакиваю, делаю пару шагов и тут же падаю на пол — моё тело пробыло мёртвым минимум несколько часов, неудивительно, что оно ещё не привыкло снова быть живым. Винчестер пытается поймать меня да медлит, и я всё-таки разбиваю колени о доски, поэтому он подаёт мне руку, чтобы помочь встать, точно извиняясь за эту оплошность.       Едва я касаюсь Дина, меня настигают воспоминания — яркие, точно всё случилось недавно и не прошло никаких девятнадцати земных лет в Раю. Под веками разливается алое марево аварийного освещения, я снова вижу чёрные глаза, полные ненависти и похоти, снова ощущаю обжигающие удары и чувство, будто меня сейчас разорвут на части голыми руками. Это случилось в кошмаре, в тёмном углу подсознания, но казалось таким материальным, что тело само откликается на прикосновение.       Я вырываю руку и отшатываюсь слишком поспешно, чтобы это выглядело вежливым, едва не падаю снова, когда пячусь назад. Дин на автомате тянется поддержать меня, однако вовремя понимает происходящее и, выставив руки ладонями вперёд, тоже отступает от меня на шаг, увеличивает расстояние между нами.       Он нервно облизывает губы, и я вспоминаю, как то же — только в предвкушении — сделал демон с его лицом. На мгновение мне кажется, будто Винчестер сейчас подойдёт ко мне, повалит на пол и… сделает это снова. Всё тело содрогается от одной лишь мысли, что он может это сделать, и я абсолютно беззащитна перед ним, не сумею отбиться, если он действительно захочет этого. Мне никто не поможет.       Не знаю, что видит на моём лице Дин, но он, всё ещё молча, отворачивается и продолжает свой путь к двери.       — Дин, постой, — зову я его. Спина Винчестера напрягается, едва он слышит своё имя и кажется, будто он сейчас уйдёт ещё быстрее, однако он послушно застывает, коснувшись дверной ручки. — Ты не должен себя винить.       — Не должен? — глухо выговаривает он. — Не смей говорить мне, что ты…       — Я не виню тебя, — я пытаюсь придать голосу твёрдости, да тщетно — он предательски дрожит. — Это был не ты.       — Правда? — он оборачивается. — То есть это не я избил тебя и сломал твои руки, когда ты попыталась сопротивляться? — он делает шаг навстречу мне. — Это не я изнасиловал тебя просто потому что мне показалось забавным так поступить? — ещё шаг, и мне приходится подавить желание отступить. — Это не я задушил тебя, в то время как ты просила, и просила, и просила меня проснуться, несмотря ни на что, до последнего пыталась вытащить меня оттуда? — он подходит ко мне почти вплотную, и ярость на его лице как никогда напоминает злобу демона, той его тёмной сущности, за поступки которой он будет винить себя независимо от любых заверений в обратном, моих или Сэма. Я встречаю его взгляд со всей отвагой, что у меня ещё осталась, хотя колени дрожат и я будто готова упасть снова. Или удрать, очутиться где-нибудь подальше, скрыться так, чтобы он никогда не сумел меня найти. — Ты действительно в это веришь?       — Я не виню тебя, — повторяю я едва слышно, силясь придать голосу ту уверенность и искренность, какую хочу донести до измученной души Дина.       Он медленно, точно боясь спугнуть, поднимает руку и невесомо касается моего лица, проводит кончиками пальцев по скуле — там, куда пришёлся один из ударов, и мне требуется сознательное усилие, чтобы не задрожать снова. Винчестер движется ниже и, миновав уголок губ, который я послушно растягиваю в слабой улыбке, на что он отвечает своей чуть кривоватой, держит путь к моей шее.       Тут-то моя бравада испаряется. Я вцепляюсь в его запястье и отвожу руку прочь.       — Умом я понимаю, что это был не ты, что мне не нужно тебя бояться, — шепчу я и крепче сжимаю пальцы на запястье, едва Дин со вздохом отчаяния пытается вырваться из хватки. — Правда инстинкт велит мне бежать.       — Прости, — шепчет он больным голосом. — Знаю, этого недостаточно, но… прости меня, — он бессильно опускается на колени, — прости, пожалуйста, прости, прости, — наверное, если бы я не боялась его прикосновений, он бы сейчас вцепился в мои ноги и не отпускал, пока — что? Мы в тупике и вряд ли есть советы по преодолению таких случаев.       — Дин…       — Я… я не знаю, чем я могу искупить это… смогу ли я вообще когда-нибудь искупить это, но…       — Дин, — я тоже сажусь на колени, чтобы видеть его покрасневшие от сдерживаемых слёз глаза, и нахожу в себе силы взять его лицо в свои ладони, чтобы он не смел отвернуться от меня. — Для меня прошло девятнадцать лет, и этого достаточно, чтобы я не винила тебя. Чёрт, — слово, запретное на Небесах настолько, что даже не приходило в голову, сейчас скатывается с языка с каким-то извращённым удовольствием, — да я, кажется, уже простила твоего брата, а ведь он уничтожил всю мою жизнь. Всё ещё немного… запутано. Дай мне время.       Винчестер не верит — мне или себе, не знаю, — в его глазах, в каждой слишком ранней для него морщинке всё ещё видно отчаяние, и, похоже, ничто не сможет убедить его в искренности моих слов.       — Мы будем в порядке, — наконец-то мои слова звучат уверенно и в них нет страха перед прошлым — таким далёким для меня и таким недавним для Дина. Вместе с этими словами я нахожу в себе силы обнять его и позволить ему ответить тем же.       — Мы будем в порядке, — соглашается, в конце концов, Винчестер.