Алый пепел

Земли смертных привлекательны. С древнейших времен они очаровывали могучих богов и прекрасных богинь. С древнейших времен смертные становились яблоком раздора для вечных: их отчаянием, их любовью, их смертной амброзией. Персефона смеялась, прижимая белую ладонь к пышной груди, переговаривалась с Нефелой и Иридой о новых нарядах и новом любовном увлечении Аполлона, и веселым, невинно-кротким, взором оглядывалась вокруг. Любовалась. Белоснежными Афинами, узкими улицами, широкими дорогами, высокими храмами и ароматом вин и свежих фруктов. Юными девушками, разносившими между вечно-живущими яства, и молодыми юношами, занятыми привлечением внимания хрупких красавиц. Детьми, снующими вокруг и музыкой, слышимой каждой клеточкой бегущей в теле вечности. Персефона смеялась, пряча за длинными ресницами усталость, следила незаметно за величественной мамой, сидящей по правую руку от Геры, и витала мыслями где-то там, там еще чайки рассекали морскую гладь, а дельфины пели свои сказки. Она любовалась. Миром вокруг. - Кора, я рада, что ты здесь, - к богине весны подошла королева сегодняшнего праздника, - наконец-то мы можем немного побыть вместе, поговорить. Афина сияла, точно вылепленная из золота, ожившая красота. Она сегодня получила сразу два приза: белоснежный город, в центре которого отныне цвело оливковое дерево, и опозоренного Посейдона, которого сегодня отверг афинский народ. Афина была горда, она дарила благосклонные улыбки поздравляющим и воспевающим ее смертным и бессмертным. Она только расцветала, когда отец, великий Зевс, довольно смотрел на свое любимое дитя. - Тебе нравится? – взмахнув руками, будто обнимая все вокруг, богиня войны улыбалась, ожидая ответа. - Здесь прекрасно, - кивнула Персефона, - а благодаря твоему покровительству станет еще прекрасней. Прекрасней… А там рвется хрупкая ткань хитона, там падает нежное женское тело на белый мрамор, там, куда приходят помолиться мудрой богине с совой на плече, извивается под богом морей прекрасная дева. - Богиня моя! – кричит она, стонет. – Спаси меня! Защити дочь верную твою! Великая Афина, умоляю! Кора смотрела, как кривятся в недовольстве губы названной сестры, как темнеет чарующий взор, как замирает тело, натянутой струной. Кора наблюдала, как ясноокие боги и богини раздраженно передергивают плечами, слыша, как вымещает злость на жрице Афины, могучий брат Зевса. Кора понимала, чего они ждут: что ты предпримешь, сестра моя? А там, когда Посейдон удовлетворенно скатывается с истерзанного тела, и исчезает во всполохах океанских бликов, на мраморном полу в крови и божественном семени, скукоживается клубком жрица. А там, в месте, которое она любит с детства, по воле ее богини, вдруг пряди серебряных волос начинают извиваться безобразными, шипящими телами гидр, вдруг кожа покрывается чешуей, ноги становятся змеиным хвостом. - За что, моя богиня? – шепчет она, умирает. – За что? - Друзья мои, семья моя, - встает, улыбаясь, Афина со своего места, - ешьте, пейте, продолжайте праздновать этот великий день! Не стоит обращать внимания на такие мелочи! Вновь музыка наполнила Афины, вновь послышались смех и пение, вновь вокруг воцарились беззаботность, радость и счастье. - На чем мы остановились, милая Кора? – Афина обратила свой теплый взор на любимую подругу. - На том, - ответила Персефона, - что твой город станет еще прекраснее под твоим руководством. *** А дальше… Дальше не сложно. Всего лишь напоследок коснуться руки мстительной Немесиды, всего лишь на прощание коснуться рукава хитона Лахесис. Без усилий. И вплести в паутину судеб нечто неуловимое, такое, что и не обратит никто свой всезнающий, всевидящий взор. Вплести и знать, что спустя дни, года, века по воле Зевса, вопреки собственному желанию, будет отдана Гефесту неукротимая Афина, будет отдана, чтобы однажды подарить миру сына – Эрихтония. Как на войне, сестра. Жизнь за жизнь, проклятие за проклятие. Вплести и спустя тысячелетия слышать, как ревет разъяренный бог морей, в бессилии наблюдает за, тонущей в глубинах вод, Атлантидой. Как умирать, дядя. Смерть за смерть, душу за душу. Кора не гордится тем, что сделала, но выбор ее неизменен. Кора не сожалеет о содеянном, не в ее это правилах. Кора не смалодушничает, и когда придет срок, заплатит сполна. Как мстить. За тех, кто лишь песчинка в руках золотоносных. Просто Персефона тоже богиня. И как все боги эгоистична. Как и все боги – не умеет прощать.