***
Но была у Аджасайри проблема посерьёзнее, чем обильные дожди, — Сафи, в столь юном возрасте оставшаяся без матери. Отца у львёны не было, из всех родных лишь мать, тётя и кузина. Добродушная Аджа сдержала обещание, данное ей племяннице: она заботилась о Сафи так, будто та была ей родной дочерью. Юная львёна проявляла сильную апатию к жизни: она не плакала, не билась в истерике, но ни с кем не разговаривала, а ела с неохотой, через силу. Все, кто знал Сафи, сильно переживали за неё: всё происходящее с ней было очень печально. Вначале некогда сияющие задорным огоньком глаза Сафф будто потухли, стали как у старой львицы. Затем лоснящаяся шёрстка потускнела, мордочка осунулась, а детская пухловатость, ещё не успевшая смениться подростковой нескладностью, резко перешла в болезненную худобу. Боясь за племянницу, Аджасайри не отходила от Синеглазой, пытаясь хоть как-то её развеселить: рассказывала сказки, услышанные ею ещё от покойной матери, ведала об увиденном ею в детстве, о том, какие животные обитают на Землях Величия и какие львы живут за его пределами. Но почти в каждой из этих историй Аджа вспоминала свою родную покойную сестру. Боль потери отзывалась остро ноющим шрамом на сердце, щипала глаза, заставляя их слезиться, и львице приходилось быстро уходить прочь, чтобы выплакаться в волю. Она не хотела, чтобы Сафи видела её слёзы. Сафи же, вопреки мнению тёти, понимала всё прекрасно. Она никогда не спрашивала у Аджасайри, грустит ли та из-за смерти своей сестры, — эту тему в Прайде старались не поднимать — и сама ни с кем об этом не говорила. Хотя и без того всё было понятно. Львята, прекрасно понимающие всё происходящее, тоже пытались помочь своей подруге: когда Аджасайри уходила выплакаться, кто-нибудь из друзей Сафф оставался с ней — они решили, что Сафи не должна быть одна. Наслышанные об ужасных историях о том, как от barafu moyoni погибали вполне здоровые животные, они пытались это всячески предотвратить: пробовали её развеселить или хоть как-то приободрить, что, впрочем, у них не очень хорошо получалось из-за их сильного волнения. А когда львята понимали, что им не удалось выбить из некогда весёлой Сафи даже слабую улыбочку, они переживали из-за этого и сильно нервничали. Так сильно, что впечатлительная Ниота один раз потеряла сознание от волнения.***
То было раннее утро на Землях Величия. Отряд львиц только-только вернулся с ночной охоты и теперь отдыхал в Пещере Прайда; с восходом солнца Король отправился на утренний обход границ своих территорий. Все остальные члены Прайда ещё крепко спали. Кроме одного из них. Стоя на самом краю Церемониального утёса и напряжённо глядя вдаль, в сторону розово-огненного рассвета, Сахани будто бы ждала кого-то. За всё то время, что она там находилась, юная львица не шевельнула ни одним мускулом, и только лёгкое подрагивание кисточки её хвоста выдавало напряжение Сахи. Песчаная Бунтарка так долго стояла там, что, казалось, была способна загипнотизировать само Солнце, однако шорох со стороны Пещеры отвлёк её. Сахани резко повернула голову — там, зевая и жмурясь от ярких лучей, стоял Принц. Кивнув ему в знак приветствия, Сахи щелчком хвоста подозвала кузена к себе. — Sawubona, Сахани, — проморгавшись, поздоровался подошедший Тау. — Ты сказала, что у тебя есть ко мне разговор. — Да, — кивнула Сахи, переходя сразу к делу: — Это касается Сафи. — Её? — Тау был искренне удивлён. — С ней ещё что-то случилось? — взволнованно спросил он, нервно передёргивая плечами. Сахани тяжело вздохнула и продолжила уже чуть тише, что было совершенно неестественно для неё: — Сафи уже несколько дней не выходит из Пещеры, не посещает Водопой. Почти ничего не ест, ни с кем не разговаривает, — она на секунду замолкла, чтобы глубоко вздохнуть. — И ты же ведь слышал, что Бабу сказал? Принц утвердительно кивнул и вполголоса ответил: — Что если она заболеет barafu moyoni, то может умереть. Не хочу этого... — ещё тише добавил он. — Никто этого не хочет, Тау, — хрипло произнесла Песчаная Бунтарка. — И поэтому я и позвала тебя — поговорить. Принц стоял, в недоумении глядя на кузину. Поговорить с ним... о чём же? Сахи и Тау редко разговаривали о чём-либо, а если и доводилось им перекинуться парочкой фразой, то это было не более, чем «привет, пока, как дела». А тут всё явно склоняло к серьёзному разговору. — Так... О чём же? — Тау никогда не видел свою сестру такой взволнованной и обеспокоенной. Обычно, даже в самых трудных ситуациях, Сахани оставалась твёрдой и непоколебимой, как сама Скала Предков. Никто в Прайде и на всех Землях Величия не видел её встревоженной и напуганной. Но именно такая она сейчас и стояла перед Тау. В ответ Сахани лишь нахмурила брови и принялась ходить из стороны в сторону, нервно покачивая хвостом. — Знаешь, — тихо произнесла она, не останавливаясь, — когда Луса и Ниота пытались разговорить Сафи... — здесь Сахани на миг замолчала, словно подбирала слова. — Они говорили с ней о том, что ей интересно, и мне показалось, что она немного повеселела. Лишь на мгновение, но... Ты бы видел, как засияли тогда её глаза! Мне кажется, если бы мы побольше беседовали с ней, то смогли бы отвлечь от злых мыслей. Сафи просто нельзя грустить! Принц утвердительно кивнул: — Я понимаю тебя, Сахани, но разве не разумно ли будет, чтобы все разговаривали с Сафи? В ответ Песчаная Бунтарка покачала головой: — Всех будет недостаточно. Нам хватит одного тебя, — она подняла голову и хмуро посмотрела на ошарашенного Тау. — М-меня? Почему именно меня? Принц отступил на шаг назад и чуть отвернулся — холодный взгляд кузины смущал его и вызывал не самые приятные ощущения. Обычно так она смотрела, когда была чем-то недовольна, но не это заставило Тау волноваться. Он не мог понять, что такого особенного в нём, почему именно он может помочь Сафи? Лестно, конечно, было слышать такие слова, но не понятен был их смысл. — И чем же я лучше других? — осмелился он нарушить тишину. — Почему никто больше не может разговорить Сафи? — Потому что ей гораздо приятней общаться с тобой, чем с кем-либо ещё, — пояснила Сахани. — Это все знают. — Все, а-а-а... А кто же это «все»? — Вместо того, чтобы спрашивать по делу, младший брат Мохату прицепился к этой фразе. Сахани нахмурилась, прожигая его взглядом: — Не юли, давно уже всё ясно. Неужели ты никогда не замечал, с каким энтузиазмом она слушает все те истории, которые ты рассказываешь? — Ну да, но я думал, что ей просто интересно. — Интересно слушать твои непутёвые россказни? — усмехнулась Песчаная Бунтарка. — Не-е-е, тут дело немного в другом... — В чём же? — А подумай. Тау поднял глаза к небу, задумчиво почёсывая подбородок. И действительно, что же так привлекает Сафи в его рассказах? Может, эти невероятные истории, наполненные приключениями и легендами из преданий старого шамана? Хорошо же. Но разве будет кому-нибудь интересно слушать историю, растянутую на долгое-долгое время, да ещё и при условии того, что рассказчик или забудет концовку, или перепутает с другой историей, или и вовсе побежит по своим делам? А может, Сафи нравится просто разговаривать, болтать со всеми? Однако почему же в беседах она в основном только слушает? Сидит где-нибудь неподалёку и говорит не больше, чем молчунья Рада, нечасто начинает разговор первой. Или же Сафи просто сжалилась над юным Принцем и слушает все его истории лишь потому, что больше некому? И наверно, Сафф просто не хочет, чтобы Тау расстраивался, что его рассказы никому неинтересны. Вот это уже более походило на правду; доказательством было к тому же то, что Сафи, добрая и милая, не умела говорить что-либо отрицательное прямо в морду собеседнику — боялась расстроить. И для Тау это было более, чем правильный ответ. — Ну? — Сахани, чуть приподняв бровь, выжидательно смотрела на кузена. — Может... из жалости? — не то ответил, не то спросил Тау, сам смутившись таким словам. Сахани раздражённо фыркнула и слабо стукнула лапой по камню: — Тьфу, Тау, ты невозможен! Ну что за afkani! А я думала, что ты умный лев. — Так что же тогда? Неужто... Сафи действительно нравятся мои истории? — Нет, Тау, — хмуро покачала она головой. — Почему? — А потому, дундук, что ей нравятся не сами истории, а то, кто их рассказывает. Вот и весь секрет. Принц не ожидал такого ответа. Чтобы Сафи испытывала симпатию, да к нему... Да никогда ж такого не было! Да, ей нравится общаться с ним, нравится играть вместе с ним, но Тау всегда считал, что Сафи просто стесняется общаться с другими. А теперь ему в лоб говорят, что он ей нравится. И не было же никаких предпосылок для этого, ни намёков, ничего! А может, он просто не замечает того, что очевидно для других? Заметив, что кузен смутился, Сахани с сарказмом спросила: — Что, скажешь, что это не так? — Нет, я верю. Но... — он метался, не зная, с чего начать. — Как давно это началось? Кто ещё знает? И откуда? Сафи что-то говорила вам? И что говорила? — Тау, — строго произнесла Сахи, — я сейчас тебя не в жёны взять Сафи прошу. Я прошу, чтобы ты поговорил с ней. — О чём же я буду... — запротестовал было львёнок, но Сахани была настроена решительно. — О всяком! Ты с ней больше всех нас общаешься и знаешь, что она любит. Цветочки, косточки, что там ещё?.. — Она головой толкала ошарашенного брата в сторону пещеры. — В общем, придумаешь! Ты же у нас умный лев. Пускай и afkani... — с этими словами Сахи бесцеремонно столкнула Тау в пещеру. — Давай. И чтобы когда я вернулась, Сафи хотя бы улыбалась! Тау посмотрел вслед ушедшей сестре, чей силуэт растворился в белых лучах солнца, а затем перевёл взгляд на самый тёмный угол пещеры. Прилетевший оттуда ветер встопорщил его шерсть на загривке и спине.***
Сафи лежала в самом дальнем углу Пещеры, спрятав мордочку между лап. Это тёмное место стало её пристанищем на последние несколько дней, в котором львёна скрывалась от внешнего мира. Она постоянно сидела там, либо скучающе царапая когтями каменные стены, либо тихо плача, когда никто не видел. Сафи ела и пила принесённую ей в черепашьем панцире воду тут же, а угол покидала только в самых крайних случаях. Её здесь мало беспокоили, можно было легко спрятаться ото всех в чёрной тени — чего ещё желать маленькому напуганному львёнку? Рядом с Сафф лежала берцовая кроличья кость, любезно оставленная ей Квели, но как не была она обглодана вчера, так и осталась. Не притронулась Сафи и к птичьему яйцу, что было ей в качестве десерта на завтрак, который Синеглазая также не захотела есть. В общей сложности Сафи не смаковала ничего ещё с полудня прошлого дня, и теперь живот сильно урчал. Сафи посмотрела в сторону оставленной ей еды: неплохо было бы немного поесть. На кости мяса было совсем мало, «на зубок», а вот яйцо выглядело весьма аппетитным. И не долго пролежало, не должно было успеть сгнить. Но только львёна привстала, чтобы лапкой дотянуться до яйца, как с противоположной стороны пещеры раздался шум. Племянница Аджи тут же легла на место, однако успела лапой подкатить к себе яйцо. Где-то — судя по звукам — на утёсе разговаривали между собой Сахани и Тау. В тишине Сафи прекрасно слышала их голоса, но, будучи задумчивой и отвлечённой, разобрать смогла лишь некоторые фразы. — ...если она заболеет barafu moyoni, то может умереть. — Этот голос точно принадлежал Тау. — Она заболеет, она умрёт... — тихо, нараспев мурлыкала Сафи, лапкой перекатывая свой «десерт» по полу. В данный момент она плохо понимала смысл этой фразы, и к кому именно она относилась, но невыспавшемуся от ночных рыданий львёнку это было не особо важно. Синеглазая даже не поняла толком, что она только что сказала. Разговоры вдалеке начали затихать; Сафи замерла, когда краем уха услышала, что кто-то ступил на каменный пол Пещеры. Она лежала, напрягшись всем телом, и прислушивалась к шагам позади неё. Этот кто-то, — Сафф не видела, кто — тихо пыхтя и топая, медленно приближался к ней, переступая через лапы и хвосты спящих львиц. Львёнка осторожно приподняла голову, чтобы посмотреть, кто стоит позади неё, и тут же отвернулась. — Сафи, привет. Ты как себя чувствуешь? Львёна молча лежала, игнорируя вопрос Тау. — Сафи, я же знаю, что ты не спишь, не притворяйся. У Сафи и в мыслях не было делать вид, что она ещё спит, — разве что на мгновение и промелькнула такая идея — просто сейчас ей не хотелось ни с кем разговаривать, даже с лучшим другом. Пробурчав что-то нечленораздельное, кузина Лусы повернула голову в сторону и принялась рассматривать лежащий рядом камень, коготками царапая его. На вопрос друга она также не ответила. Тау шумно засопел. Он не знал, что думать: обидел ли он сейчас Сафи своим едким замечанием, может, довольно резко сказал ту фразу? Поэтому спросил чуть мягче: — Ты как спала? Хорошо? Сафи вновь впала в ступор и очнулась только после того, как Тау мягко похлопал её по плечу. — А? Да... — тихо и нехотя пробормотала Синеглазая. На мгновение она приподняла голову, чтобы бесстрастно посмотреть на друга, а затем вновь перевести всё своё внимание на рассматривание трещин на камне. Тау чувствовал, что Сафи недосуг было разговаривать с ним, да и ему самому не очень было приятно силой вытягивать из неё слова, однако он уже пообещал Сахани, что поговорит с ней. Обещания сдерживать нужно, а ещё Тау действительно хотел помочь подруге. Однако вот согласился он с условиями Сахани по большей части из-за того, что та могла больно стукнуть его за отказ. Но это не означает, что Тау безразлично состояние Сафф! — Ты не против, если я посижу тут, рядышком? — И, не дожидаясь ответа, он тут же присел сбоку от Сафи, а та и не заметила этого. В молчании просидели они ещё какое-то время. — Сафи, — Тау первым нарушил тишину. Он понятия не имел, о чём говорить, поэтому брякнул первое, что вспомнил: — Знаешь, Бабу вчера сказал, что сегодня на небе будет радуга. В полдень, — добавил львёнок после небольшой паузы. — Он сказал, что её будет хорошо видно с утёса. Будешь смотреть? Принц внимательно глядел на подругу, но та даже ухом не повела. Сафи сейчас вообще не хотела общаться с кем-либо, даже с лучшим другом. Нет, она не гнала его от себя, не капризничала, не пыталась уйти в другой угол Пещеры, она просто хотела, чтобы тот оставил её одну. Синеглазая подумала, что если она будет молчать, Тау наскучит и он уйдёт. Но Тау уходить не собирался. — Может, ты боишься, что в полдень будет слишком душно? — Такое предположение неожиданно пришло в голову Принцу и было тут же принято им как правильное. — Но там будет душно не больше, чем здесь! — львёнок лапой указал на стены пещеры. — Вот когда полуденный ливень пройдёт, посмотрим на радугу. Ладно? Сафи опять ничего не ответила. — Эй, Сафф... Ну, так что? Ты пойдёшь смотреть? — Нет, никуда я не пойду... — хрипло ответила Синеглазая. — Ты будешь сидеть в этой душной норе? — возмущённо-испуганным голосом воскликнул Тау. — Но Сафи, ведь так нельзя! Тебе двигаться нужно, гулять нужно, а то ещё заболеешь ba... — Он тут же прикусил язык: чуть не проболтался! При Сафи вообще лучше не говорить о каких-либо заболеваниях, она львёна нервная, особенно после последних событий. Тау в мыслях молился, чтоб Сафф не расслышала его бормотание. — Что говоришь? — чуть повернув голову, племянница Аджасайри до холодного равнодушия спокойно посмотрела на друга. «Не услышала!» — промелькнуло в голове Принца, и тот облегчённо выдохнул. — Я говорю, тебе гулять нужно больше, — строго ответил он. — Ты так давно не выходила наружу, что столько всего интересного пропустила! — Чего я там только не видела... — хмуро пробурчала Сафи, уткнув мордочку в лапы. Может, ей и было интересно, что происходит снаружи, но уж точно не сейчас. Тау судорожно задумался, пытаясь вспомнить, что любит Сафи, чтобы этим можно было её завлечь. Очень вскоре в голове всплыла последняя фраза Сахани, которую та произнесла перед тем, как столкнула его в эту пещеру. Это заставило Тау вспомнить о чём-то важном. — Ну, там под Скалой цветы выросли. Лиловые. Как твой нос. Это было правдой: от долгих ливней и гроз по всем Землям Величия разрослись цветы, закрыв собой тёмно-зелёную траву и разлив над саванной свой медовый аромат. Они были везде и всюду; услаждая глаза наблюдателя своей красотой один день, на следующий же тут же сменялись другим, ещё более красочным цветком. — Лиловые цветы? — переспросила Сафф, приподнимаясь с насиженного места и вопросительного глядя на Тау. Тот, заметив огонёк в её взгляде, приободрился. — Да, их целая поляна. — А... где они? — Под Скалой же. Их прямо с утёса и видно. Сафи боролась с внутренним противоречием. С одной стороны львёна не хотела выходить из этой уютной тёмной Пещеры, однако когда ещё ей выпадет шанс посмотреть на цветы — она таких никогда не видела. А Тау, заметив, что новость о цветах заинтересовала Сафф, тем временем продолжал нахваливать их. — А пахнут как! — он прикрыл глаза, шумно втянув носом воздух. — Не ляжка зебры, конечно, да и нос из-за пыльцы потом долго чешется, но запах просто невероятный у них. Тебе понравится, я думаю. Сафи закусила губу. Она завидовала Тау, завидовала тому, что тот видел эти цветочки, а она — нет. Это несправедливо. — А ещё можно прямо вниз спуститься, чтобы посмотреть на них, — Принц внимательно смотрел на Сафи, ожидая её реакции. — Далеко идти не надо... Львёна была уже готова встать и попросить Тау показать ей эти чудесные цветы, однако в этот момент у неё сильно заурчало в животе. Сафи инстинктивно положила лапку на брюшко, пытаясь так заглушить урчание. — Ой, да ты голодна похоже... — подметил Тау. — Мы вот, к сожалению, уже всё съели, до обеда ещё долго, но давай-ка найдём, чем бы тебе перекусить. Он осмотрелся по сторонам, и взгляд его пал на кость и яйцо. — Это твоё? — спросил он, тыча в предметы лапой. Сафи слабо кивнула: — Да... Мне принесли. — Значит, теперь самое время съесть это. Сафи протестовать не стала, да и зачем, если итак собиралась трапезничать? Тау подошёл к еде и, не поворачиваясь к Сафф, уточнил: — Ты чего будешь: мясо или желток? Хм... Но я бы на твоём месте выбрал желток, ведь мяса тут почти и нет. Что думаешь? — Желток буду, — тихо, почти беззвучно ответила Синеглазая. Она ещё какое-то время смотрела на яйцо, пока Тау не объяснил, как его есть — до этого момента Сафи ничего «птичьего» не пробовала. Медленно смакуя во рту густой желток, Сафи больше была погружена в собственные раздумья, чем пыталась распробовать вкус новой — для неё — еды. Голова была забита мыслями, приятными и не очень, но каждую из них львёне нужно было обдумать, чтобы принять конечное решение. Сколько дней уже она здесь сидит? Раньше, бывало, Сафи силком в пещеру было не затащить, а теперь ей каменные стены стали милее внешнего мира. Бывало, целый день сидит на утёсе или возле Заводи и играет с друзьями, а сейчас только камушек в лапках перекатывает. И будто в тумане сидит: не слышит и не видит никого. И не заметила, как привыкла к этому. Как давно она говорила с кем-либо? Обычно Сафи не проводила день без беседы с сестрой или друзьями, а теперь словно язык проглотила или воды в рот набрала. Даже молчаливая Рада — и та говорит больше. До которого дня всё это будет продолжаться? Нельзя же вечно прятаться и скрываться ото всех, забиваясь в густую тень. Это не её, это не для Сафи, не для маленькой синеглазой львёны. Ей же и самой скоро тошно от этого станет, уж она-то это знает. Сафи, слизав остатки белка со скорлупы, подняла голову. Тау в этот момент смотрел куда-то в сторону, но львёне это было неважно. Она посмотрела на выход из Пещеры, за которым в ясном небосклоне висело солнце. Глаза, отвыкшие от яркого света, заслезились; Сафи зажмурилась, но отворачиваться не стала. Ведь что-то манящее и притягательное было в этих белых лучах. Всё это время Тау тихонько сидел и терпеливо ждал, когда подруга закончит трапезу. Он не торопил её — зачем, если впереди итак полно времени? Уже начали просыпаться некоторые львицы и львята, но Тау и ухом не повёл. — Ты наелась? — мягко спросил он. — А то я могу ещё принести, не эту белую кость. Сафи молчала, глядя в сторону выхода из Пещеры. Тау подумал, что подруга просто не расслышала вопроса, — он и вправду говорил тихо — и уже было хотел повторить его, но был перебит на полуслове. — Я хочу... посмотреть на них, — неожиданно громко для самой себя сказала Сафи и тут же отвернулась, смутившись. — Ты о чём? — спросил Тау, внимательно рассматривая подругу. — Ну, цветы эти... Хотя бы одним глазком... — ответила львёна и тут же спрятала взгляд. Тау широко улыбнулся и кивнул: — Я понял. Конечно! Я покажу их тебе. Но лучше вечером: тогда нежарко будет. Пускай и был сейчас Сезон дождей, однако знойное африканское солнце продолжало греть так же, как и в Засуху. В тяжёлом влажном воздухе жара чувствовалась сильнее; лишь многочисленные тучи и полуденные дожди ненадолго остужали саванну. Сафф слабо кивнула: — Хорошо. Я подожду. Она вежливо попросила друга оставить её одну и принялась рассматривать яичные скорлупки. Тау и сам был готов удалиться: всё, что надо было, он уже сказал, а прочие разговоры можно и до вечера оставить. Тем более у него были и другие дела и досаждать Сафф излишним вниманием ему не хотелось. Выходя из пещеры, львёнок чуть ли не нос к носу столкнулся с кузиной. — Ну, как всё прошло? — тихо спросила Песчаная Бунтарка, пытаясь разглядеть Сафи из-за плеча Тау. — Всё хорошо и даже лучше. Сафи сегодня выйдет погулять. Сахани снисходительно кивнула; на этом брат и сестра разошлись.***
Когда к концу дня полуденная жара немного спала, а над горизонтом разлились пурпурно-багряные лучи закатного солнца, два львёнка собрались выйти из Пещеры. — Мы ненадолго, мам! — крикнул один из них, пробегая мимо серо-бурой львицы. — Чуть-чуть погуляем и вернёмся. Второй же из них, львёнок-девочка, прошёл молча, только кивнул в знак уважения матери своего друга. — Не отходите далеко от Скалы, zingane, — только и успела произнести львица, когда кончик хвоста львёнка-девочки скрылся за каменным сводом. Через мгновение львица поднялась и вышла вслед за львятами из Пещеры — проследить. — Видишь? Видишь, Сафи? — обратился к своей подруге тёмно-охристый львёнок. — Вон, прямо у подножия. Львёна усиленно щурила глаза, но, кажется, так и не сумела разглядеть того, что показывал ей друг. — Давай спустимся к ним поближе, — предложил львёнок и первым ступил на тёмный камень, служивший началом своеобразной «лестницы» вниз. — Камни высохли. Ступай смелее. Сафи потопталась на месте, прежде чем сделать первый неуверенный шаг. Лапы её дрожали, будто она обежала без передышки все Земли Величия или заболела лихорадкой. Она неуклюже встала рядом с львёнком и снова замерла. — Всё в порядке, — тёплой улыбкой приободрил её Тау. — Не бойся, ты спустишься. Держись рядом со мной. В то время, как спуск со Скалы Предков у львят-двусезонников занимал по времени чуть больше, чем двадцать забегов гепарда, Тау и Сафи спускались значительно дольше. После нескольких безвылазных дней юной львёне было тяжело вспомнить, как надо правильно, на какие именно камни вставать. Тау заботливо и терпеливо пояснял ей всё. — Ты большая молодец, Сафи! — воскликнул Принц, когда они наконец были внизу. — Ещё пару раз, и будешь спускаться, как и прежде! Львёна непонимающе похлопала глазами: — Пару раз? — Ну да. Или ты хочешь всю жизнь прожить в Пещере? Говоря это, Тау не ждал ответа от Сафи, да та и не собиралась говорить что-либо. Она обвела взглядом растущие посреди изумрудной травы лиловые цветы. — Эти..? — на выдохе спросила львёна. — Да. Сафи, зачарованная, смотрела на цветы не отрываясь. Конечно, Тау описывал их, но его короткого рассказа было недостаточно. Это нужно было увидеть своими глазами. Все цветы росли хаотично, не слишком плотно, но и не слишком далеко друг друга — вполне достаточно, чтобы в некоторых местах скрыть траву. Способствовало этому ещё и то, что фиолетовые лепестки осыпались сразу же, как только цветок начинал завядать, а поскольку жизнь цветка была коротка, опавших лепестков было полным полно. Цвет лепестков, что опавших, что ещё крепко державшихся в цветоложе, трудно было описать одним словом; по крайней мере, Сафи не видела в них чисто «фиолетовых» и «лиловых» цветов. Это была целая палитра разных тонов и оттенков, по которым можно было даже опередить возраст растения: молодые цветы были нежно-розовой, местами даже бледной, как капля алой крови в море белого молока, окраски. Постарше цветки имели чуть более тёмную окраску, лиловую. Похожим цветом обладают лавандовые побеги. Иногда кончики лепестков этих растений были светлыми, но не такими бледными, как только что распустившиеся цветы: их цвет был сравним с пером фламинго. Ну, а самые старые цветы, готовые «рассыпаться в пух и прах», были самыми тёмными на этой поляне: тёмно-фиолетовые, без каких-либо светлых пятен, они, казалось, сливались с темнотой ночи. Такие же холодные и завораживающие. Но Сафи, несмотря ни на что, привлекли именно эти: они действительно были по цвету, как её нос. Про запах же следовало рассказать отдельно. Это был целый букет разных ароматов: от лёгкой свежести, — какая бывает после грозы и дождя — щекочущей ноздри, до сладковато-приторного запаха. Примерно также пахнут медовые соты диких пчёл. Синеглазая львёна завороженно смотрела на раскинувшееся перед ней розово-лиловое поле. Она осторожно, даже как-то боязливо подошла к рядом растущему цветку и ткнулась в его тычинки мордочкой; пыльца тут же попала на нос, из-за чего Сафи громко чихнула. Цветок покачнулся, и из-под него вылетело что-то маленькое и яркое. — Что это? Маленькая звёздочка? — Это светлячок. Их тут много. Смотри! Тау отошёл чуть в сторону и лапой взъерошил траву — вмиг оттуда вылетело несколько светлячков; очерчив над полянкой круг, они вновь скрылись в тёмной траве. — Словно звёзды опустились на землю, — выдохнув, шёпотом сказала Сафи, не сводя глаз с ярких «звёздочек». — И впрямь как звёзды, — согласился с ней Принц, также любуясь этими необычными созданиями. — Гляди! — вдруг резко окликнул он подругу. — Вон, один сел неподалёку. Пойдём, посмотрим на него поближе. Светляк сидел на колыхаемой ветром травинке и, кажется, был занят своими, светляковыми делами, поэтому и не обратил внимания на двух львят, что осторожно и тихо подошли к нему. Даже улетать не собирался, настолько флегматичным он был. Сафи поморщилась: — Букашка?.. — Жучок! — поправил её Тау; сказано это было с такой гордостью, будто «жучок» в любом случае лучше «букашки». — Они представлялись мне... побольше, — после небольшой паузы сообщила Синеглазая. — Ну, какие есть, — львёнок пожал плечами. — Других тут нету. Сафи отступила на шаг назад, продолжая всё также пристально смотреть на светляка. Было какое-то разочарование от осознания того, что «красочная звезда» оказалась обычным таракашкой. И что Тау нашёл в них особенного? Цветы да, цветы красивы, а вот эти букашки... «Ну, светятся они. И что? А kadoti говорят, что на Слоновьем Кладбище из расщелин идёт светящийся пар, это красивее, по-моему», — так думала львёна, но не стала говорить вслух — не хотела расстраивать друга, который с неподдельным восхищением смотрел на перелетающих с травинки на травинку светлячков. — Да, определённо, ты права, Сафи, — подал он голос, — они действительно похожи на звёзды! На маленькие звёздочки, сошедшие с небес. Львёна с лёгким укором и непониманием посмотрела на своего друга. — Тау... Но ты же понимаешь, что звёзды не сходят с небес? — тихо сказала она. — Я знаю. Но я как-то раз подумал: если Великие Короли Прошлого удостаиваются такой чести, как быть звёздами на ночном небе, то почему нельзя сделать также и для обычных львов, некоролевской крови? — На лапку Принца в этот момент сел маленький светлячок, и львёнок какое-то время задумчиво рассматривал его. — Некоторые из них тоже были хорошими и сделали много великих дел при жизни. У других зверей и птиц умершие либо перерождаются в кого-то другого, либо же их души всегда сопровождают потомков, однако же у нас, львов, ни слова нет про это. И это нечестно! Вот я и подумал... Раз уж звездой стать нельзя, то пусть души умерших будут хотя бы светлячками, такими «земными звёздами»: всегда рядом в ночи, освещают путь во мраке. Он продолжил как ни в чём не бывало разглядывать светляка, а Сафи задумчиво отвернулась в сторону. Она никогда не думала о таком, да и не задумывалась в принципе, ведь тема смерти её совсем не интересовала до недавнего времени. Сафф просто не представляла, что нечто подобное может произойти с её близкими, и было совершенно не готова к такому. Новость о смерти родной матери вначале сильно удивила юную львёну, — сложно ей было понять то, что мама больше не придёт к ней — а затем, спустя некоторое время, едва не привела к barafu moyoni. Несмотря на возраст в шесть лун, Синеглазая всё ещё сильно зависела от матери — без Увумиливу она была совершенно одинокой. Сколько таких холодных ночей Сафи провела, лелея о том, чтобы мамочка обняла её своей тёплой лапой, приласкала и рассказала сказку на ночь?! Львёна бы всё отдала, лишь бы вернуться в прошлое и исправить случившееся. Но это было невозможно... Сафи понравилась версия Тау. Она не знала, правдивой ли та была, она просто верила. Верила в то, что любимая мама всегда будет рядом с ней. Львёна подняла взгляд на горизонт; её глаза были влажны, но ни одна слезинка не скатилась по её щекам. — Там целое облако светлячков, — тихо сказала она, слабо улыбаясь. — Давай пойдём к ним, посмотрим, заодно расскажешь поподробней о своей идее. Они довольно тепло поговорили в эту ночь, и Сафи избавилась от злых мыслей. Когда львята возвращались обратно, Тау нашёл в траве яркий камень и протянул его подруге. — Вот. Это будет твоим трофеем, памятью об этой прогулке. Смотри, какой он красивый. Камень и вправду был красивым: гладкий, тёмно-песочного цвета с полосами от светло-смолистого до угольного оттенка, да ещё и ярко блестел в лучах луны. — А у меня тоже есть трофей для тебя, — сказала Сафи, удаляясь в ближайшие заросли травы и оставляя удивлённого Тау позади. Она вскоре вернулась, держа в зубах яркий цветок. — А это тебе, — с улыбкой сказала Сафи, кладя цветочек возле лап удивлённого львёнка. — Спасибо, что показал мне такое красивое место, — добавила львёна, мягко поцеловав друга в щёку. Внутри Тау был целый ураган эмоций. Один невинный поцелуй, даже, скорее, простое прикосновение носа Сафи к его щеке, заставил его смутиться и, как минимум, покраснеть. А Сафф стояла спокойная и счастливая. В этот момент со Скалы Предков донёсся голос Королевы, и Синеглазая тут же повернула голову, навострив ушки. — Яра зовёт нас... Пошли! — она развернулась и направилась к Скале по вытоптанной ими же дорожке. А Тау так и остался стоять на месте, прижав лапу к щеке, на которой всё ещё держалось тепло от поцелуя Сафи.