***
Mmoja baada ya mwingine Sisi ni kwenda kuwinda, Mmoja baada ya mwingine Sisi ni kwenda kuwinda, Mmoja baada ya mwingine Sisi ni kwenda kuwinda. Watoto wa Afrika akaenda kuwinda; Watoto wa Savana akaenda kuwinda; Watoto wa Jangwa akaenda kuwinda. Je, si kufungia, wanyama, katika majani marefu; Je, si kujificha, wanyama, katika mashimo kirefu; Je, si kukimbia, wanyama, juu ya ardhi moto — Watoto wa Afrika akaenda kuwinda; Watoto wa Savana akaenda kuwinda; Watoto wa Jangwa akaenda kuwinda. Bariki, Baba, watoto wako, Bariki, Mama, watoto wako — Watoto wa Afrika akaenda kuwinda; Watoto wa Savana akaenda kuwinda; Watoto wa Jangwa akaenda kuwinda. Mmoja baada ya mwingine Sisi ni kwenda kuwinda, Mmoja baada ya mwingine Sisi ni kwenda kuwinda, Mmoja baada ya mwingine Sisi ni kwenda kuwinda.
***
Казалось, что все пять львиц были сосредоточены на предстоящей охоте, но это было не совсем так: мысли одной из них, с глазами синими, как небо в бурю, были далеки от стада чернопятых антилоп. «Как там моя Сафи, моя маленькая itshitshi? — в мыслях рассуждала Увумиливу, безэмоционально глядя вперёд, между ушей Яры, на размытый горизонт. — Надеюсь, она сейчас хорошо проводит время с друзьями и не вспоминает о своих ночных кошмарах. О Айхею! — синеглазая львица издала немой крик, обращённый к Небесам. — Защити мою дочь! Она — единственное моё дитя. И сердце кровью обливается, когда я вижу её плачущей». — Уву… — раздалось тихое. Мать Сафи посмотрела вперёд: кажется, она сильно отстала от других. Львица поспешила сократить дистанцию, однако мысли её были всё ещё далеки от Мира Маиша. «Если бы я только могла огородить Сафи от кошмаров, то… — И тут одна догадка резко осенила её: — А ведь я могу! Могу… Внушив уверенность, я тем самым помогу ей справиться со страхом». Увумиливу точно загорелась желанием принести Сафи kago: она уже представила, как обрадуется её дочурка, как перестанет видеть страшные сны, как… Но, к сожалению, всё это было возможно только при kago. Однако были некоторые проблемы с его добычей. Хотя бы потому, что охотиться они идут на антилоп, не на газелей. А для kago нужен был череп именно газели — иначе бы это был не kago, а просто разукрашенная черепушка травоядного. И надеяться на то, что Яра поведёт охотниц к газелям, — даже по просьбе Уву — было практически бессмысленно. Можно было, конечно, сделать ставку ещё и на охотничью группу Двалы, но… что, если и они не пойдут охотиться на газелей? Оставалось надеяться только на себя родимую. И тут Увумиливу пришлось выбирать, когда лучше всего будет пойти за kago. Вариант «сейчас» отпадал, поскольку сейчас они охотились на чернопятых антилоп. «А завтра?» Но завтра тоже было нельзя, ибо Уву пообещала принести kago сегодня. «Значит, сегодня. Но когда же именно?» Самым оптимальным было бы пойти ловить газель уже после вечерней охоты, но сможет ли Уву в одиночку выдержать ещё одну охоту? Вряд ли она, уставшая, — львицам приходилось прикладывать много усилий, чтоб поймать добычу — сможет поймать ещё что-нибудь. «Значит, нужно всё-таки идти сейчас». Но тогда придётся нарушить строй, уйти, не предупредив никого, заставить остальных поволноваться. Возможно, Увумиливу получит ещё и жёсткий выговор от Королевы с домашним арестом в придачу, но… будет ли это иметь значение, если Уву будет уверена, что её родная дочь в следующую ночь поспит спокойно?! За этими раздумьями сестра Аджасайри даже не заметила, как отошли Матунда и Утаму. — Та swala, что с левого края стада, и будет наша добыча, — шёпотом сообщила Яра стоявшим позади неё двойняшкам. «Пора! — решила для себя Уву, более не слушая слов Королевы. — В любом случае, я ведь несильно подведу остальных, я заплачу за своё отсутствие тушей газели». Решив на этом, Увумиливу незаметно удалилась, даже не удосужившись предупредить о своём уходе хотя бы сестру родную. Когда же Аджасайри заметила отсутствие Уву, та была уже далеко-предалеко, за высокой травой.***
— Я тебе в который раз говорю, ты, пустоголовтина! Это зебр лучше сушить на солнце, не бушбоков! — За «пустоголовтину» я тебе хвост ощипаю, помяни моё слово! Это во-первых. А во-вторых, чем это ты так стукнулся, что несёшь такую чушь?! — А! Так ты считаешь, что бушбоки лучше?! На повышенных тонах вели свой спор два падальщика, — гриф и стервятник — и, кажется, никто из них двоих не хотел отступать от своего мнения. Впрочем, кто смог бы понять, о чём они беседуют, не будь он падальщиком? Вот и Увумиливу не смогла, тем не менее, от птиц ей не нужно было узнавать об «изысках гурмана». — Kadoti! Гриф и стервятник на секунду замолкли, прислушавшись к стоящей под кривым деревом львице. — Kadoti… У вас хорошие глаза: не видели ли вы здесь поблизости газелей? Гриф и стервятник переглянулись. — Это всё, о чём Вы хотели спросить, insikazi? Ну-у-у... — падальщик призадумался. — Видали мы одно небольшое стадце. Во-о-он в той стороне, — сказал гриф, махнув крылом куда-то в сторону. — Да. Где-то там. — Ох, спасибо вам большое! Вы даже не знаете, как сильно вы помогли мне! Прощайте! — поблагодарив падальщиков, Увумиливу поспешила на восток — туда, куда ей указал гриф. Птицы задумчиво проводили львицу взглядом. — Слушай, дружище, — обратился стервятник к своему «приятелю», — а не та ли это особа, за нахождение которой та голубоглазка обещала нам шкурки? — Хм… — многозначительно промычал гриф. — Вроде, она, а… Шетани разберёт, она это или не она! Эй, лысый! — разбудил он сидящего на нижней ветке сипа. — Не та ли эта львица, которую все так дружно ищут? Сип с трудом разлепил слипшиеся веки и, широко зевнув несколько раз, ответил: — Похоже, она-а-а… — И ещё один зевок. Стервятник ухмыльнулся, запрыгивая на ветку повыше: — Ну, в таком случае я полетел за своей законной порцией шкурок! Он уже собрался взлететь ввысь, но гриф остановил его: — Стоять, пустоголовтина! Не забывай, кто узнал её! — Ничего не знаю, а двое на одной шкуре антилопы не уместятся! У меня договор с теми львицами, и ты в него не входишь, лохматик! — с этими словами стервятник взлетел ввысь. — Ст-о-ой, вор!!! — благим матом заорал гриф, незамедлительно следуя за падальщиком. Сип только лениво прищурился, проводив их взглядом, и снова начал дремать.***
Небольшое стадо газелей паслось неподалёку от восточной части Пастбищ. Животные мирно пощипывали редкую, почти с корнем выеденную травку, и даже не подозревали, что одному из их собратьев вскоре придётся нестись галопом от львицы, которая засела в засаде в старом кустарнике, прямо за его спиной. Напрягшись всем телом, хищница, спрятавшись от чужих глаз в колючих кустах, внимательно смотрела на газелей, пасущихся прямо напротив неё. Одно животное так вообще находилось чуть ли не под носом охотницы: только сделай прыжок и сможешь лапой коснуться его крупа. Львица давно наметила ту газель и теперь выжидала удобный момент для атаки: как опытная охотница, она знала, что нужно дождаться самого подходящего момента, чтобы погоня за добычей была как можно короче и проще. Тем более, если охотиться идёшь в одиночку. Львица нервно дёргала кисточкой хвоста из стороны в сторону. Она не отрывала глаз от той самой газели, попутно поглядывая и на других животных стада: они стояли по бокам от «намеченного» травоядного, всего в паре слоновьих шагов, но всё равно достаточно далеко — мешаться точно не будут. Оценив это, охотница решила, что сейчас самое подходящее время для атаки. «Либо сейчас, либо никогда, — быстро пронеслась мысль в голове львицы. — Надеюсь, долго гнаться не придётся. Ну, лапы и когти, не подведите!» Сощурив свои синие глаза, чтобы ветки кустарника не поранили их, охотница напряглась всем телом и, оттолкнувшись от сухой земли, вылетела из-за своей засады. Стадо встрепенулось.***
Отфыркиваясь от летящего в морду песка и жмурясь, Увумиливу преследовала намеченную газель. Несмотря на то, что охотница дотошно выжидала момент для нападения, что-то всё равно пошло не так. Синеглазая львица не могла сказать точно, что именно, но ясно было одно: если она хочет принести сегодня вечером своей дочурке kago, то ей придётся хорошенько постараться. Животное неслось вперёд быстро, резкими и высокими скачками — поймать сложно, но возможно. Уву, покрывая расстояние между собой и добычей, молилась, чтобы газель не вздумала вдруг резко поменять траекторию бега или — что ещё хуже! — не начала нестись зигзагообразно. Ведь тогда её шансы на удачное завершение охоты снизятся к нулю. Однако львица была выносливой, и поэтому дистанция между нею и газелью начала стремительно сокращаться. И в этот момент животное резко свернуло влево. «Ах ты ж!» — в мыслях воскликнула сестра Аджасайри, когда её едва не «занесло» на резком повороте. Это, конечно, несильно замедлило её, однако ж погоня от этого точно не будет короткой. А ведь у Уву в мыслях было как можно скорее поймать газель и идти отчитываться перед Ярой! «Ох, хоть бы ты не начала скакать из стороны в сторону», — пронеслось в голове Увумиливу. И, как по заказу, газель начала петлять. Уву раздражённо захрипела, отметив для себя, что не стоит думать на охоте, ведь мысли бывают материальны. Синеглазая львица не могла сказать точно, сколько времени длилась погоня и какое расстояние они уже покрыли, но внутреннее подсознание подсказывало ей, что они уже далеки от того места, где она наткнулась на стадо газелей. Однако Уву быстро отбросила эти мысли, сосредоточившись на охоте. Газель неслась во всю прыть — Увумиливу ускорилась; газель резко свернула в сторону — Уву повернула следом; газель высоко подпрыгнула, преодолев расстояние, равное пяти шагам жирафа — сестра Аджасайри покрыла эту же дистанцию в мгновение. Как не пыталась добыча, но ей было не уйти от такой быстрой охотницы, как Увумиливу. Мать Сафи и сама почувствовала это, когда расстояние между ней и газелью начало постепенно сокращаться. И это не могло не радовать её: синеглазая львица уже представляла, как принесёт своей дочурке kago. Уву словно наяву видела, как засияют глазоньки Сафи от радости, а Яра, увидев такую тушу, возможно, не будет сильно гневаться на неё. Однако Увумиливу пришлось отвлечься от этих приятных мыслей: газель, резко развернувшись, пронеслась возле львицы, да так близко, что та смогла почувствовать её запах и легко сумела бы поймать её, если бы вытянула лапу чуть вперёд. Это было так неожиданно и внезапно, что сестра Аджасайри замешкалась, прежде чем продолжила погоню. Тем не менее, добыча допустила грубую ошибку, ведь теперь охотнице ничего не стоило поймать её. Впрочем, такое поведение было глупым, но для себя Увумиливу решила, что газель просто хотела сделать резкий разворот, но «немного перестаралась». Но когда животное снова пронеслось мимо львицы, едва не сшибя ту, Уву начала волноваться. Это было уж слишком странным, не было похоже, что газель вновь совершила ошибку; кажется, что она вовсе не замечает львицу. Увумиливу смутилась: травоядное в данной ситуации должно бояться хищника и только, а не гоняться от призрачной опасности. «Но что же её так беспокоит?» — тревожно спросила саму себя Уву, пытаясь понять, что всё-таки происходит с этим животным. Газели были пугливы и осторожны, но они редко когда беспокоились без особой причины. «Но… Нет! Сейчас не время отвлекаться на всякие глупости. Охота — это сейчас самое важное», — дав себе такую установку, мать Сафи продолжила погоню за газелью, которая успела отбежать от неё на достаточное расстояние. Животное, уже не разбирая дороги, свернуло вправо, в сторону невысокого кустарника. Уву уже забеспокоилась, что газель рванёт сквозь него, — львице-то придётся обходить эти колючки — однако этого не произошло: застыв прямо возле зарослей иссохшего под лучами солнца молочая, газель через мгновение развернулась и понеслась прочь от того места, оставив Увумиливу стоять в недоумении. Синеглазая львица, проводив добычу взглядом, решила всё же посмотреть, что же такого увидела газель, что так перепугалась. Уву медленно приблизилась к кустам, заглянув за них. Гну. Там были гну. «Газель испугалась этих антилоп?» Несколько животных стояли, пощипывая траву и изредка переглядываясь. Двое других же сцепились в драке, сталкиваясь с друг другом тяжёлыми лбами. «Гон. У них сейчас гон, точно», — вспомнила Уву, и тут же этот факт быстро забылся, когда львица вспомнила ещё одну немало важную деталь. Гну очень свирепы во время гона. Они и в обычное-то время были довольно раздражительными, а в период «весны» и вовсе становились нервными, готовыми броситься на всё и всех, кто побеспокоит или разгневает их. Вот почему та газель так заволновалась, почуяв рядом гну, и убежала стремглав, едва заметила их. И в этот момент один nyumbu повернулся в сторону львицы… Тревогу и страх, которые овладели Увумиливу, нельзя было описать словами. Лишь одна мысль билась в висках: бежать. Бежать, не оглядываясь назад. Спасаться, прочь, прочь от этого места, подальше от этих гну. Самец, заметивший Уву, глядел на неё в упор, нервно стуча копытом по сухой земле, — присутствие львицы на его территории раздражало и нервировало его — а Увумиливу стояла, как завороженная, глядя на серых животных. Небольшого уклона в сторону хватило, чтобы вывести из себя травоядного. Наклонив тяжёлую голову, гну понёсся в сторону сидевшей за кустами львицы. Уву застыла на месте, не в силах пошевельнуться, и только когда разъярённый травоядный оказался совсем близко рядом с ней, сестру Аджасайри как током ударило: дёрнувшись, львица резко развернулась и, стараясь не обращать внимания на неприятную боль в животе, невесть откуда взявшуюся, понеслась туда, куда пару мгновений назад убежала газель. Мать Сафи бежала так быстро, как никогда раньше. Она изо всех сил напрягала мышцы, пытаясь выжаться на полную, однако предыдущая погоня отняла у неё много сил, да и лапы затекли, пока она сидела около кустарника. А разъярённый гну тем временем нёсся позади и, похоже, совсем не хотел отставать или сворачивать в другую сторону. Увумиливу боялась обернуться назад и посмотреть, на каком расстоянии находится от неё nyumbu, но она знала, что он не остановится, пока львица не уйдёт.***
Никогда ещё Увумиливу не боялась за свою жизнь так, как сейчас. Всё, о чём только думала синеглазая львица, всё, чего она желала, было одно: вернуться живой и невредимой к дочери. Уву была на пределе своих сил, но сдаваться она не собиралась. Ради тех, кем она живёт, кем дорожит, ради Сафи, ради Аджи, ради Лусы, ради всех её друзей, родных, близких, её Прайда... Она не может умереть здесь. Она должна сегодня вернуться домой. Мать Сафи бежала, не смея обернуться назад — даже совсем маленькое замедление скорости могло стоить ей жизни. Несущийся позади неё гну всё никак не хотел останавливаться или сворачивать в другую сторону, а Уву чувствовала, что вскоре силы покинут её. Синеглазая львица подумала было использовать тот приём, которым воспользовалась газель, когда убегала от неё, однако на это у Уву почти не осталось сил. Оставалось только надеяться на природную выносливость и везение. И похоже, что сегодня удача точно была на стороне Увумиливу: стоило львице приглядеться вдаль, как на своём пути она увидела камень, достаточно высокий, чтобы его не смог перепрыгнуть гну, но не слишком, чтобы не смогла это сделать такая львица, как Уву. Сестра Аджасайри решила, что раз само Небо преподнесло ей такой подарок судьбы, то им нужно обязательно воспользоваться: гну точно не станет пытаться перескочить через булыжник и остановится прямо перед ним, а у охотницы появится возможность невредимой вернуться домой. «Hii ni fursa yangu!» — пронеслось в голове львицы, и Увумиливу до пульсирующей боли в мышцах напрягла свои лапы. Главное сейчас — выложиться на полную, скорее достичь этого валуна, изо всех сил оттолкнуться от земли, перепрыгнуть через камень... За ним — спасение, за ним — безопасность. Никогда ещё Уву так не бегала. Ей показалось, что она смогла бы обогнать самого быстрого на Землях Величия гепарда. Львица словно почувствовала новый прилив казалось бы угасших сил. Мать Сафи знала, что их надолго не хватит и вскоре она свалится на землю от усталости, поэтому старалась использовать свои силы по максимуму. Она уже оставила nyumbu далёко позади себя и стремительно приближалась к валуну. Скоро надо будет прыгать... Главное не просчитаться... Львица касается передними лапами небольшого островка зелени, который он выбрала как начало для прыжка, и, с силой напрягши все мышцы, отталкивается от земли. Сердце бешено стучит, мать Сафи не верит, что у неё всё получилось. Что она в безопасности. Но не всё так радушно, как она представляла: будучи где-то над самим валуном, Увумиливу замечает сбоку от себя какое-то движение. Охотничьи инстинкты сработали без промедления: Уву инстинктивно повернула голову вправо; будучи ещё в полёте, она увидела несущегося на неё с той стороны другого гну. Всё, что успела заметить львица, — он тоже прыгнул, наклонив голову и выставив вперёд свои острые рога... В этот момент время словно остановилось: трава не шелестела, ветер не качал деревья на горизонте, облака не плыли по небу. Всё замерло. Уву смотрела не моргая на летящего на неё гну, на то, как он стремительно, но в то же время ужасно медленно приближается к ней. В действительности прошло лишь мгновение, но за этот миг Увумиливу успела подумать о прошедшем и испытать целую палитру самых разных эмоций. Это были не просто испуг или неконтролируемая паника, нет. И совсем не то чувство, от которого трясутся поджилки, а кровь стынет в жилах. Тот ужас, который испытала львица за эти секунды, нельзя было сравнить ни с чем. Увумиливу почувствовала резкую острую боль в области правого бока и живота, которая вскоре, как кровь по жилам, растеклась по всему телу; не сразу поняла, откуда такой странный привкус на её губах. Когда до неё дошло, что это её собственная кровь, ещё большая паника и ужас охватили львицу. Она дёргалась, извивалась, пытаясь высвободиться, но лишь сильнее потревожила раны, принося себе ещё большие страдания. На глазах львицы навернулись слёзы, а из перепачканного в крови рта вылетел истошный хрип. Отбежав немного от камня, гну, на рогах которого висела Увумиливу, резко мотнул головой, скидывая изуродованное тело на землю и понёсся дальше, словно ничего и не было. И только красные пятна на его рогах и голове указывали на обратное. Жалобно стонучи и извиваясь, ослабленная львица пыталась поджать лапы к животу, чтобы притупить боль и остановить кровотечение, не понимая, что от этого ей будет только хуже. Она уже потеряла много крови, а раны были очень глубоки — даже самый опытный лекарь не сможет ей помочь, разве что облегчит страдания, задушив. Но Уву не хотела умирать. Как бы ни была она слаба, как бы ни горел её живот, как бы ни была велика лужа крови под ней, львица хотела жить. Готова пережить любую, самую мученическую боль, но должна вернуться домой. Должна была. «Это невозможно... — плача, шептала Уву, еле шевеля окровавленными губами. — Так... не должно было всё закончиться. Сафи...» Ах, если бы она могла вернуться в прошлое и исправить свои ошибки! Она бы не лежала здесь, совсем одна. Уву не хотела думать о том, что произойдёт после, ведь мысли о будущем кололи сердце больнее, чем боль от настоящего. Она не хотела размышлять, что произойдёт с её близкими после её смерти, однако сознание невольно вырисовывало картины: вот плачет её родная сестра Аджа, в стороночке всхлипывают львицы; Король прискорбно опустил голову; львята сжались в углу. А вот и... Нет! Увумиливу не хотела видеть этого! Но было уже слишком поздно — скрючившись, в сторонке ото всех сидела Сафи. Милое, бедное, беззащитное дитя. Сафи... Что же теперь с тобой будет? Перед глазами львицы всё плывёт; её дыхание прерывисто, сердце бьётся слабее, чем у спящего, а чуткие уши более не слышат ничего. Лишь где-то позади доносится слабый гул, который Увумиливу уже не может расслышать. Тёмная пелена застлала её глаза; судорожно вздохнув, львица закрыла глаза, проваливаясь в эту темноту. И не было больше мук, жгучей боли и тяжёлых стонов. Лишь вечные спокойствие и тишина...***
Хрипло перекликиваясь с друг другом, несколько птиц-падальщиков кружили над бездыханным телом, созывая других kadoti на «трапезу».