***
Просыпаюсь я уже в поезде. Лежу на кровати, утопая в мягких простынях. В голове на удивление чисто, никакого тумана. Приподнимаюсь и вижу Энобарию. – Ну что, проснулся герой? Мы уже почти дома, – она скупо улыбается. – Почему я ничего не помню после того, как вырубили экраны? – я сажусь, боясь почувствовать головокружение. Но его нет. – А ты чего хотел? После того, что устроил в Капитолии, чудо, что ты вообще жив, – Энобария фыркает. – Войдёшь в историю как самый буйный победитель. – Мне плевать, – я встаю и подхожу к этажерке с выпивкой. Ментор неодобрительно качает головой, но я только отмахиваюсь. Выпить мне необходимо. Выливаю в себя рюмку дурно пахнущей прозрачной жидкости. Жмурюсь от неприятного ощущения, но постепенно всё больше прихожу в себя. – Что там в Капитолии? – Да ничего. У всех только и заботы было – выпроводить тебя из столицы побыстрей. Ты изрядно вымотал распорядителям нервы, выкрикивая со сцены, как их ненавидишь. Нам с Брутом еле удалось списать всё на твое сумасшествие. – Я и так свихнулся. – Знаешь что? – Энобария явно злится. Если хочешь жить спокойно, тебе лучше и правда притворится тёпленьким. Вспомни Энни Кресту из Четвёртого. Она с приветом после своих Игр, Сноу её и не трогает. – Мне не придется притворяться, – отвечаю я и ставлю рюмку на место. Через полчаса мы въезжаем на вокзал Дистрикта-2. Делаю один вдох-выдох на счастье, и выхожу из поезда на платформу. Жмурюсь от ослепительного солнца, бьющего прямо по глазам. Подношу ладонь к лицу, загораживаясь от слишком ярких лучей. Через пару секунд привыкаю к свету и опускаю руку. На вокзале нет ни камер, ни телевизионщиков. Только жители, мэр с семьей и миротворцы. Непонимающе оглядываюсь вокруг, ищу хотя бы одного капитолийского репортера. Но напрасно. Перевожу взгляд на толпу у поезда. Никто не аплодирует и не машет руками. Никто не выкрикивает моё имя, все просто молча наблюдают за мной, трибутом, убившим свою союзницу, свою любимую, ради собственной жизни. На их лицах я могу прочесть все виды неодобрения – от немого укора до открытой ненависти. Они ненавидят меня из-за Мирты. Я сам себя ненавижу. Да, так и должно быть.***
– Дзинь! Мгновенно вырываюсь из липких объятий ночного кошмара и сажусь на кровати. Через разбитое стекло врывается холодный осенний воздух, охлаждая мое горящее в лихорадке тело. Сколько не вставляй новые стекла в рамы, всё бесполезно. Их все равно будут разбивать. Именно это меня и разбудило. Очередной булыжник лежит на полу в окружении осколков. Надоело заказывать окна по три раза в месяц. Лучше уж оставить всё так, хотя жители Дистрикта найдут другой способ сделать мою и без того кошмарную жизнь ещё хуже. Я жестоко ошибался, когда думал, что дома меня встретят как победителя. Для своего собственного народа я – чудовище. Мне нет прощения ни от кого: ни от жителей, которые ненавидят меня всей душой, ни от своих собственных родителей, которые теперь избегают меня. И что главное – нет прощения от самого себя. Всё больше убеждаюсь в том, что надо было покончить с собой. Тогда Мирта осталась бы жива, а мои мучения кончились бы через минуту. Сейчас же я обречен на страдания каждой секундой своей жизни. Мук совести и издевательств со стороны других мало. Ещё хуже с родителями Мирты. Я ни разу не видел их за те два месяца, что прошли со дня возвращения. Только однажды я услышал, как мать рассказывала отцу о том, что они написали прошение в Капитолий, чтобы меня забрали обратно в столицу. Ответа не пришло, но через неделю к нам в дом явились трое мужчин в белых халатах и сообщили, что приставлены ко мне в качестве врачей-кураторов самим Сноу. Они уложили меня на кровать и долго обследовали, простукивали и прослушивали каждый сантиметр моего тела. Потом констатировали психическое расстройство и выписали кучу таблеток и порошков, которые избавили меня от ночных кошмаров, но не смогли отгородить от того, что происходит днем. Первое, о чём я думаю, когда просыпаюсь – Мирта. Её образ не выходит у меня из головы весь день. Она больше не смотрит на меня так ласково, как смотрела когда-то. Передо мной враг – такой, каким она была первые дни на арене. И мне страшно. Во мне не осталось ни капли той безжалостности и жажды чужой крови, которые необходимы были на Играх. Теперь мне хочется только одного – чтобы эта Мирта ушла и вернула мне ту, что носит венок из ромашек на голове. Теперь я знаю, что настоящую Мирту я видел всего лишь раз. – Уходи! – ору я на нее. – Оставь меня в покое! И когда прибегают доктора, чтобы сделать мне очередной укол, я даже не сопротивляюсь. Всё лучше, чем видеть, как призрак любимой старается стереть у тебя все хорошие воспоминания. Проваливаюсь в сон и чувствую прикосновение губ настоящей Мирты к моим губам. – Помни меня. – Помню тебя. Всегда. Примерно через неделю порошки и таблетки начинают помогать. Чужая Мирта всё реже и реже появляется передо мной, уступая место настоящей. С самого утра я вижу её образ, неотступно следующий за мной. Целый день я провожу у себя в комнате, не произнося ни слова. Всё потому что она, появляясь, каждый раз прикладывает палец к губам. Я повинуюсь и сижу не шевелясь. Постепенно я возвращаюсь к нормальной жизни и чувствую, что доверие родителей ко мне понемногу возвращается. Однажды они вместе даже уезжают в Капитолий по специальному приглашению Сноу. И тогда я понимаю, что нужно делать. Посылаю слугу к местному скульптору с приглашением зайти ко мне по важному делу. Деньги ему, как и всякому другому, конечно нужны, поэтому я даже не сомневаюсь, что он придёт. Через полчаса скульптор является: чувствует себя явно неуютно, да и разговаривает со мной сквозь зубы. Но когда я объясняю, для чего он мне нужен, его лицо преображается: старик недоуменно хмурится, потом прикусывает губу, а потом его взгляд внезапно теплеет. Он согласно кивает и поворачивается, чтобы уйти, но я его останавливаю. – Пожалуйста, работайте здесь. Скульптор удивленно поднимает брови. – Мне нужен материал. – Привозите его сюда. Я хочу смотреть на вашу работу. Он пожимает плечами, но потом кивает и уходит, обещая вернуться через час. Следующие четыре дня старик проводит за работой, воплощая мою идею в жизнь. И когда заканчивает, рядом со мной стоит Мирта. Как живая, в полный рост. Только вырезанная из мрамора. Скульптор – настоящий мастер. Он аккуратно вырезал даже переплетения косы и каждую ромашку из венка у неё на голове. – Спасибо, – шепчу я и крепко сжимаю его запястье. К моему удивлению, старик не одёргивает руку, а ловит мою ладонь и крепко пожимает её. На глазах у него слёзы. – Тебе спасибо. За то, что доказал, что ты не такой, как все думают. Я зову слуг и вместе с ними мы выносим мраморную Мирту во двор. Затем поднимаем и несем на Главную площадь Дистрикта-2. Через полчаса моя Мирта уже стоит в центре площади перед Домом правосудия. Вокруг нас уже собралась толпа зевак, которые, широко раскрыв глаза, тычут в меня пальцами и с трепетом рассматривают работу скульптора. Я подхожу к Мирте и обнимаю ее, не чувствуя холода мраморного тела. – Я не достоин победы. И не достоин прощения. Их героиня – ты. Ты – их победительница. И моя тоже. Я всё равно люблю тебя. И никогда не забуду. Целую мраморный лоб и отхожу в сторону. Чувствую, что люди замерли, и я разворачиваюсь, чтобы уйти. Не хочу мешать им снова видеть ту, за кого они меня так ненавидят. Толпа расступается и пропускает меня. Без единой насмешки, без едких фразочек. И я благодарен им за это. Я вернул Дистрикту его героиню.