Когда небеса упали

Часть 4. Было ли это обусловлено приёмом пищи или тем, что она, по меньшей мере, частично выплеснула наружу свою ярость, но этой ночью она спала без сновидений. На следующее утро Грима ничего не принес с собой, кроме черной атласной ленты. Эовин была готова расценить это как непристойное поведение, но он опередил ее: - Нет, моя леди. Боюсь, что я разочарую тебя. Мне тоже нравится идея насчет небольшой игры в слугу и госпожу, но я полагаю, что мы должны отложить это на потом. А сейчас я предлагаю тебе принять ванну. - Ванну? - Да, ванну. Ты знаешь: горячая вода, мыло и те вещи, которыми вы, женщины, наслаждаетесь, намазывая ими себя… - Ты, по всей видимости, подозрительно хорошо осведомлен о дамских купальных ритуалах, мой господин Грима. Могу ли я предположить… - Нет, - перебил он ее, - ты ничего не можешь предположить. А теперь ответь: ты будешь сейчас принимать ванну? Это прозвучало так заманчиво, что Эовин не смогла устоять перед этим соблазном. - Да. Конечно, - сказала она. - Хорошо, - он встал позади нее и завязал ей глаза. - Это так необходимо? - Да. Конечно. - Ты не хочешь, чтобы я знала, где я? - И это тоже. - А что еще? - Я хотел прикоснуться к твоим волосам. И прежде чем возмущенная Эовин нашла какие-нибудь слова, пригодные для ответа, он взял ее за руку и увел из комнаты. Их путь не был долгим. Через несколько минут Грима остановился и отпустил ее руку. Эовин услышала звон ключей, а затем звук открывающейся двери. Грима слегка подтолкнул ее вперед. Она шагнула внутрь, и он закрыл дверь позади нее. Она сняла с глаз повязку. Это было похоже на маленькую глиняную лачугу без окон, с отверстием в остроконечной крыше. Оно давало достаточно света, но ещё на стене висел факел. В комнате находились только один стул, тумбочка и ванна из желтоватого мрамора. Вскоре ванна наполнилась горячей водой. В насыщенном парами воздухе витали восхитительные ароматы пряностей и трав. Эовин дернула было шнурок на своем платье, но вдруг что-то остановило ее. Она сомневалась в том, что Грима упустит возможность подглядеть за ней в замочную скважину или сделать что-нибудь подобное. Она подошла к двери и прислушалась. Снаружи не доносилось ни единого звука. Она нагнулась и посмотрела в замочную скважину. Там был ключ. Немного успокоившись, она разделась и залезла в ванну. Эовин раньше никогда не подозревала, как мало ей надо для счастья. Горячую ванну. Хорошо, может быть, это и не было именно счастьем, но почти…Это было так прекрасно - снова чувствовать себя чистой, словно вода и мыло смыли прочь не только пот и грязь, но и то чувство отвращения от ее ночных кошмаров. Когда вода стала холодной, Эовин вылезла из ванны и завернулась в полотенце, которое она обнаружила лежащим на стуле вместе со свежим платьем. Она отметила, что платье было из ее собственного гардероба. Мысль о том, что Грима рылся в ее вещах, заставила ее вздрогнуть. Она добавила еще один пункт к и так уже очень длинному списку обвинений против бывшего Советника своего дяди. Однажды она отомстит ему и за это. Она огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, что она могла бы забрать с собой. Чего-нибудь, что может быть как-то использовано, когда она придумает план побега. Она нашла на тумбочке расческу. Она не была такой острой, как те гребни, которыми она пользовалась в Медусельде, но при наличии некоторого воображения эта расческа может вполне сойти и за оружие. Кстати об оружии, здесь находился превосходный стул, которым она может ударить Змеиного Языка по голове, когда он зайдет за ней. Сердце Эовин возрадовалось, и она поспешно собралась одеваться. Но, увы! ее радость была преждевременной – как раз в тот момент, когда она сбросила с себя полотенце и потянулась за платьем, дверь открылась, и вошел человек, с которым она уже решила расправиться. Она снова быстро прикрылась полотенцем и высокомерно произнесла: - Я не слышала, как ты стучал в дверь прежде, чем войти. - Потому что я не стучал, - Грима откровенно пялился на нее без малейшей тени смущения. Его глаза скользили вверх-вниз по ее телу, и этот неприятный пристальный взгляд сопровождался еще более отвратительной улыбкой. - В целях безопасности, моя леди. Было бы крайне неблагоразумно с моей стороны предоставить тебе возможность забрать с собой что-нибудь отсюда. И, кстати, я надеюсь, что ты не считаешь меня настолько наивным, чтобы я подождал, пока ты не будешь готова разбить мой череп тем стулом? Было похоже на то, что он прочитал ее мысли, но Эовин не собиралась сдаваться. - Ты превосходный тюремщик, Змеиный Язык, - с отвращением сказала она. – Тебя этому обучил Саруман? Или это у тебя прирожденный дар? Грима проигнорировал ее слова. - А теперь, моя леди, - произнес он, - если ты хочешь приступить к завтраку, я вынужден попросить тебя одеться. Если, конечно, ты не предпочтешь вернуться в свою комнату в этом полотенце. - Я не стану это делать в твоем присутствии! – вскипела Эовин. – Выйди отсюда! Если хочешь, я могу дать тебе слово… - Я не доверяю словам, моя леди… - Я ожидала подобного ответа от такого лжеца, как ты. - Почему тогда ты предлагаешь мне что-либо сделать, заранее зная, что я откажусь? Ты думаешь, что лицезрение твоей красоты лишило меня разума? Увы, я должен разочаровать тебя: как бы я ни был восхищен тем, что вижу сейчас, я все равно способен мыслить. Если ты не хочешь одеваться у меня на глазах, я отвернусь, но затем я буду вынужден обыскать тебя. - Как. Ты. Смеешь?! – выкрикнула она, полностью лишенная присутствия духа его наглостью. – Ты самый грязный, уродливый, злой, гнусный, похотливый и лицемерный подлец из…из…из я-даже-не-знаю-кого! Я удивляюсь, как Земля до сих пор носит тебя! Я удивляюсь, как небеса еще не упали на тебя за твои многочисленные злодеяния! Я… Грима стоял неподвижно, пока она поливала его этим душем из сомнительных комплиментов: руки сложены, голова наклонена набок – и если бы Эовин не была сейчас в такой ярости, то она бы заметила, что он изо всех сил старается сдержать смех. - Не утомляй себя слишком большим количеством деталей, моя леди, - наконец прервал он ее. – Я вник в суть того, о чем ты говоришь. Эовин оборвала на полуслове следующее ругательство, и стояла перед ним, тяжело дыша. - А теперь, когда мы достигли понимания в этом, несомненно, очень важном споре, я хотел бы вернуться к предыдущему вопросу. Давай, моя леди, сделай свой выбор: что для тебя является менее отвратительным: мои глаза или мои руки? И он показал ей свои открытые ладони: чистые белые руки, с нежной кожей и длинными тонкими пальцами… Одним словом, немужественные. - Не смей прикасаться ко мне! – пронзительно крикнула она и сбросила с себя полотенце. Она предстала перед ним в обнаженном виде, может быть, на несколько секунд, прежде чем надела платье. Но за эти несколько секунд он ухитрился впитать ее всю – с головы до пят – своим пристальным взглядом. Пока Эовин зашнуровывала платье, ее руки тряслись от злости. Наконец, она закончила, засунула ноги в обувь и повернулась к источнику своего гнева. - Ты великолепна сегодня, моя леди, - отметил он, низко поклонившись ей. – Это платье – одно из моих любимых…э-э-э, я имею в виду, что оно тебе очень идет. Хотя без него ты выглядишь даже лучше. Он бросал ей вызов. Было видно, что ему доставляет наслаждение ее злость. «В таком случае, у тебя больше не будет никаких забав», - подумала она про себя, а вслух сказала так спокойно, как только могла: - Теперь мы можем идти? - Нет еще, - ответил он, приближаясь к ней. – Ты забыла расчесать свои волосы. Она схватила с тумбочки расческу, и стала быстро причесывать ей свои длинные пряди. Она проделывала это довольно небрежно, потому что хотела как можно скорее покинуть это место. Каждый раз, когда расческа натыкалась на спутанный клубок волос, Эовин вздрагивала от боли. Грима наблюдал за этим некоторое время, а затем подошел к ней еще ближе и поймал ее за запястье. Она ахнула от удивления. Он с легкостью вытащил расческу из ее пальцев. Эовин, резко дернувшись, попыталась отскочить назад, но он не позволил ей это сделать. Вместо этого он подтолкнул свою жертву к стулу и заставил ее сесть. - Ш-ш-ш…, - прошипел он, кладя свои руки ей на плечи. – Не надо. Я не могу спокойно смотреть на то, как ты мучаешь себя, хотя в этом нет абсолютно никакой необходимости. Позволь мне… Эовин попыталась вскочить со стула, но он держал ее. А затем он сделал кое-что, от чего она лишилась силы сопротивляться. Он прикоснулся к небольшой родинке у нее на затылке, и она на мгновение почувствовала себя так, словно все ее тело пронизано горящими стрелами. Она вздрогнула, и мужчина, стоящий позади нее, наклонившись к ее уху, прошептал так, что она могла чувствовать его дыхание на своей щеке: - Я знаю, что тебе это понравится…, - и он лизнул мочку ее уха. Эовин чувствовала себя так, будто она вернулась в свои ночные кошмары. Она теряла свой контроль. Она сделала попытку пошевелиться, но Грима немедленно отреагировал на это и снова прикоснулся к ней – теперь уже к ямочке между ее ключиц, и вновь она ощутила его дыхание. - Сиди спокойно…, - услышала она его шепот. – Я просто хочу причесать тебя…И ничего больше. И она подчинилась. Он расчесывал ее волосы: медленно, осторожно, ласково. Эовин казалось, что ее разум окутан густым туманом, она не могла соображать. А также она с трудом могла дышать. Она просто существовала под его ласками – нежными, сладкими, мучительными ласками, которые она получала от рук своего врага. «Это заклятье, - вертелось у нее в голове, - это заклятье…» Наконец, он закончил. Грима в последний раз провел по ее волосам расческой, и затем отбросил ее. Эовин встала, опасаясь того, что ее ноги могут подвести ее, но, к счастью, этого не случилось. - Не желаешь ли посмотреть в зеркало, моя леди? – спросил Грима. Мельком глянув в зеркало на тумбочке, она увидела знакомое отражение и черную фигуру рядом с ним. Их взгляды встретились в зеркале, а потом Грима достал черную ленту, которую прятал у себя в рукаве, и опять завязал ей глаза. Он снова взял ее за руку, но прежде чем увести ее отсюда, он слегка сжал ее кисть и сказал: - Спасибо, моя леди. Эовин вырвала у него свою руку. - За что? – спросила она. - За то, что позволила мне прикасаться к тебе. Это было…великой честью для меня… и великим наслаждением. Ей захотелось сказать что-нибудь грубое, но торжественность его голоса остановила ее, и она всего лишь пробормотала, почти без недовольства: - Ты немного извращенец. Тебе так не кажется? Он тихо засмеялся. - О, да! Еще как кажется! Я извращенец. И что теперь?