Снотворное

POV Джон       Я во все глаза уставился на Мэри. Она выглядела очень уставшей, глубокие тени пролегли под так любимыми мной глазами. Женщина, из которой вытянули всю жизненную энергию. Вымотанная физически и эмоционально. Мы сидели на нашей кровати, и она никак не могла найти себе место. Как в лихорадке металась из одного угла в другой, каждую минуту меняя позу и тоскливо вздыхая. Я дотронулся губами до её лба — ледяной. Кого я обманываю? Я же знаю, что моя жена физически абсолютно здорова. Причина её недомоганий кроется совсем в ином — в душевных переживаниях и терзаниях. О нашей общей подруге.       В моей версии случившегося много пробелов. Я знаю основное, но, увы, не главное. Я смутно в курсе темы разговора, произошедшего между Грейс и Шерлоком несколько месяцев назад. Детали мне несколько позволяет восстановить моя фантазия и многолетняя дружба с Холмсом-младшим. И картина представляется неутешительной. И после этой непростой для обеих сторон беседы Флетчер сделала то, чего от неё все мы (в том числе и наш капризный детектив) меньше всего ожидали — переехала жить к Майкрофту. Насколько мне известно, пара быстро и вполне мирно разрешила их многолетнее напряжение и недомолвки (и как у них это только вышло?), и как нам казалось, обстановка в нашем небольшом сообществе более-менее наладилась.       В один миг они заметно преобразились — Грейс и Майкрофт. Два человека, таких близких и одновременно таких чужих, переродились подобно фениксам, став единым целым. Теперь везде они появлялись вместе, будь то дружеский ужин или важное политическое собрание (уж не знаю, кем там представилась наша женщина-загадка). Они переглядывались, громко смеялись и тайно хихикали, обсуждали что-то своё и общее, ухаживали друг за другом и поддерживали. Вопрос об их отношениях оставался открытым. Их поведение и речь одновременно указывали на дружеские и интимные отношения. Я не видел в их взглядах ни нежности, ни страсти, что лишний раз убеждало меня в их дружбе. Но с другой же стороны они стали похожи на сиамских близнецов, объединённых чем-то тайным и крепким, что заставляло меня усомниться в правдивости первого утверждения. Я терялся в догадках, и честно говоря, стеснялся спросить напрямую.       На самом деле, важным был вовсе не статус их отношений, а разительные перемены в Грейс. Несмотря на то, что большую часть времени она проводила с Холмсом-старшим, мы достаточно часто виделись. И сказать, что она расцвела — ничего не сказать. Флетчер превратилась в поистине шикарную женщину, при этом став ещё более чуткой и интересной собеседницей.       В один из вечеров, когда мы пригласили подругу к нам на ужин (Майкрофт прийти не смог, а Шерлок, узнав, что Грейс тоже приглашена, сослался на важные дела), я был искренне ошарашен, заметив, что она вновь поменяла цвет волос — стала блондинкой. Тёплый оттенок, некоторые прядки выкрашены в светло-розовый. Её кожа стала сиять из-за этих перемен во внешности. Женщина стала пользоваться косметикой, немного подчёркивая игривый изгиб бровей, притягивающие глаза и волнующие губы. Ранее любимые объёмные платья она поменяла на обтягивающий низ и свободный верх, — юбка карандаш, восхитительно подчёркивающую линию ног, и шёлковую блузку с рукавами-фонариками, свой белизной превращая и без того светлую кожу Флетчер в переливающийся перламутр. Теперь вся она дышала непоколебимой силой, женственностью и притягательной чувственностью.       Необходимо заметить, что Майкрофт уладил ситуацию, связанную с премьер-министром. Уж что конкретно он предпринял, мы не знаем (честно говоря, даже не уверен, что хочу знать), но поскольку никто так и не заявился к Грейс с вопросами, все остались довольны. Насколько я знаю, Флетчер приняла после несколько заказов, но вдаваться в подробности на всякий случай я не хотел. От греха подальше.       Мне особенно запомнился один из вечеров, который мы провели вчетвером. Накануне мне позвонил мой товарищ и уныло поинтересовался, нет ли у меня знакомых в онкологических центрах в нашей и других странах. У его младшей дочери обнаружили многочисленные метастазы в лёгких. Девочка нуждалась в срочном лечении, но у родителей не было ни связей, ни денег, чтобы обеспечить ей соответствующую, классифицированную помощь. Первая мысль, возникшая у меня после искреннего сочувствия — Майкрофт. И я пообещал другу сделать всё, что в моих силах. Набрав дрожащими от волнения пальцами номер Холмса-старшего, я кратко и немного сбивчиво изложил суть дела. Мужчина обещал помочь связями и деньгами. Предложил встретиться в ресторане для, так сказать, делового ужина.       Весь вечер мы вдвоём обсуждали это непростое дело, смекая, куда лучше отправить малютку и с какими докторами связаться, что необходимо купить для облегчения боли и транспортировки.       Было очевидно, что Майкрофт на седьмом небе от счастья. Он разительно отличался от того человека, что я знал раньше. Гибкий, добродушный. Улыбающийся. Что так повлияло на него? То, что Грейс изменила своё мнение и в конце концов оказалась рядом с ним или сама Грейс, как солнце, выжгла все червоточины в душе Холмса-старшего?       Но соль этой истории совсем не в доброте и щедрости Майкрофта. Она в Грейс. В женщине, которая влилась в обстановку дорогого ресторана с некоторым опозданием и сразу затмила всех присутствующих своим необычайным светом. В женщине, которая купалась в переизбытке восхищённых взглядов, облачившись в струящееся атласное платье с запахом. В женщине, чья энергия чувствовалась на расстояние и заставляла твоё собственное сердце биться сильнее, а кровь бежать быстрее. В женщине, в которую невозможно не влюбиться. В яркую, завораживающую и уверенную.       А потом она заболела.       Попросту где-то простыла. Сперва начала быстрее уставать. Украдкой вытирала текущий нос. Изредка кашляла. И пыталась держать прямо стопудовую гирю вместо головы. Но спустя время банальная простуда, к всеобщему удивлению, не отступила. Напротив — набрала обороты.       Обнаружили двустороннее воспаление лёгких.       И началась суматоха. И начался ад.       Естественно, Майкрофт напрочь отказался отправить Флетчер в больницу. И речи быть не могло даже о лучшей из лучших. Он переоборудовал одну из гостевых комнат в некое подобие больничной палаты. Вышло, кстати говоря, довольно правдоподобно. Провода всевозможной аппаратуры тянулись и путались по всему периметру. Что-то где-то пикает, издавая пронзительные звуки и мигая разноцветными огоньками. На большой автоматической койке в середине комнаты сможет лечь вся семья еврейских беженцев. Разве только вид из окна был совсем не больничный — слишком высоко. В общую картину также не вписывались огромный телевизор с книжными полками.       Грейс окружали лучшие врачи и сиделки (когда была острая нужда в последних). Но толку от этого — чих кота. Радовало одно — ей не становилось хуже, показатели держались на одном уровне.       Если быть полностью откровенным, то мы не знали, какой следующий шаг нам предпринять. Мы перепробовали всё возможное (и даже народную медицину по настоянию Мери, прости Господи). Но надо отдать должное Флетчер. Её энергия, её сила, хоть и довольно поубавились, но всё так же били и заряжали других. Она была непоколебима и неутомима в своей оптимистичной и порой глупой уверенности в лучший исход. Она не сдавалась и не давала опустить руки нам. Она старалась жить полной жизнь и не упускала шанса удивить нас, даже будучи прикованной к кровати.       И сегодня в начале вечера Мэри вернулась от Грейс, проведя с подругой практически целые сутки и помогая ей выполнять обычные ранее мероприятия, доставляющие сейчас немало хлопот. Из-за бессилия. Моя жена рассказала, что Флетчер уплетала за обе щёки отраву, ту, что она притащила (якобы это должно помочь отхождению мокроты), попросила посмотреть с ней какие-то дурацкие фильмы и без умолку болтала. В общем, всё было как обычно. Но я понимал, что моей жене тяжело смотреть на подругу в таком состоянии без слёз.       — Не думай о плохом, — я глубоко вздохнул. — Ты же сама знаешь, что она поправится. У неё тяжёлый случай пневмонии, а не рака, — мои слова были предназначены для жены, но от произносимых вслух утешений мне самому становилось чуточку легче. Бальзам на душу.       — Я знаю, я знаю, — тихо всхлипнула Мэри, теснее прижимаясь ко мне, — но смотреть на неё… Это… Это просто… Я не понимаю, что и когда пошло не так. Почему всё так обернулось? — я посчитал её вопрос риторическим и оставил без ответа. Ненадолго умолк.       — Знаешь, я собирался сегодня к Шерлоку. Он два дня не отвечает на мои звонки и смс. Хочу проверить, не обглодали ли его хладный труп существа, замороженные в холодильнике, — нелепо пошутил я, в надежде увидеть на лице жены хотя бы тень улыбки. Удалось! Какая-то тень по её лицу точно пробежала. Но вот улыбки л? — Пойдёшь со мной?       — Прости, милый, но, наверное, нет. Я так устала, знаешь, что лучше, наверное, прилягу. Может, посмотрю какой сериал или просто пощелкаю каналы. А может позвоню попозже Грейс — поболтаем.       — Хорошо, — я не стал давить. Знал, что ей нужен не физический, а психологический отдых. А в присутствии Шерлока, в последние недели раздражённого и всем недовольного, моральная усталость только увеличится. — Развлекайся, — я сделал паузу, прежде чем добавить. — И не смей плакать.       — Я и не думала, — она подняла руки как будто собиралась защищаться. Я нежно чмокнул её в макушку, поправил покрывало, укрывающее ноги, и тихо удалился в освежающий вечер.       Сегодня я хотел начистоту поговорить с Шерлоком. Больше никаких шуток. Больше никаких игр. Никаких тайн. Грейс балансировала на грани, и она нуждалась во всех силах и поддержке от нас, близких ей людей. Чтобы ни произошло между ними, было очевидно — их по-прежнему связывает нечто. Они как цветок и солнце, тянутся навстречу друг другу, несмотря на порой разделяющую их темноту.       Надо только надавать по шее этому упертому цветку.

***

      Я говорил, что Шерлок стал нервным и недовольным по любому поводу? Это я ещё приукрасил ситуацию.       Холмс-младший был чернее тучи. И опаснее молнии. Хмурый, напряжённый. Злой. Возбужденный. Исхудавший. Движения стремительные, излишне резкие и грубые. Он не мог найти себе место в давящих четырёх стенах, метался из угла в угол, как израненный зверь, и что-то пытался мне рассказать. Речь сбивчивая, пылкая, местами невнятная и непонятная. Тональность голоса то резко повышается, то неожиданно понижается. Он надрывается. А в следующую секунду шепчет тихо, и только по неистовому движению губ можно понять, что он вообще что-то пытается сказать.       — Что с тобой происходит? — спросил я прямо, появившись в дверном проёме кухни с сэндвичами и чаем. Если он сейчас же не поест, то его унесёт ветром в одну из дождливых ночей.       — Я же тебе сказал, когда этот мужчина заявился ко мне, рассказал свою историю и попросил найти своего… — раздражённо бросил Шерлок, но я быстро остановил этот словесный фонтан.       — Я говорю не об этом. Я говорю о тебе. Что происходит с тобой? — Я в полном порядке, — мужчина схватил один из сэндвичей, откусил внушительный кусок и вновь закружил по комнате. — Я полон сил! Бодр. Готов расследовать дела. Только не эти скучные и однотипные. «Мистер Шерлок», — нараспев проговорил Холмс-младший, пародируя старческий женский голос. — «Мой муж пропал и оставил записку, в которой говорит, что я старая, вонючая ман…».       — Что у вас произошло?       — С кем? — Шерлок был недоволен, что я вновь прервал его. — Со старой, вонючей…       — Господи, нет! — мне начало надоедать играть с ним в кошки-мышки. Мы оба прекрасно знали, о чём действительно идёт речь. Только Шерлок явно избегал откровенного разговора. — С Грейс.       — Абсолютно ничего, — просто ответил мужчина и изучал меня внимательным взглядом.       — Что произошло в вашу последнюю встречу? — я не собирался менять тему.       — А что могло случиться между мной и Флетчер? Ссора. Недопонимание. Ложь. Взаимные обвинения. Оскорбления. Хочешь, чтобы я продолжил?       — Она хотела восстановить ваши отношения. Но, очевидно, не вышло. Что ты натворил? — Я? — искренне удивился мой друг. — Что натворил я? Тебе не кажется разумным, что во всей этой заварушке я-то как раз являюсь жертвой?       — Ты никогда не был жертвой, Шерлок. И вряд ли сможешь, даже если очень постараешься.       — Всё не просто, Джон, — Холмс-младший шумно уселся на диван, закинув руки на его спинку. — И если она не рассказала вам, то почему я должен что-то рассказывать? — упирался Шерлок.       — Ты — мой лучший друг. Я хочу помочь тебе. Хочу помочь вам обоим.       — Я в полном порядке, — злобно бросил мужчина. — Мне не нужна твоя или чья-то ещё помощь. Хочешь быть полезным? Поменяй пелёнки Грейс и утри ей слюни.       — Это вовсе не смешно, Шерлок. Она в тяжелом состоянии, — внешне я оставался совершенно спокойным, но внутри меня от его слов взорвалась бомба под названием «Сжигающая всё на своём пути Ярость». И как он только мог так говорить?       — Ты видишь, чтобы я смеялся? — он иронично изогнул бровь.       — Пожалуйста, перестань, — мне было неприятно и больно от происходящего здесь цирка. — Я не могу облегчить её физическую боль, поэтому надеюсь угомонить хотя бы бурю в душе. Я не хочу даже думать об этом, но, если… — я сменил позу, нервничая. — Но если с ней что-то случится… Ты же… Ты же знаешь, пневмония — коварная болезнь. Сегодня ты не можешь пошевелить ни ногой, ни рукой, а завтра уже прыгаешь от радости или же матрас на твоей койке тихо сворачивают и отправляют в прачечную. Я просто хочу, чтобы в случае наихудшего исхода она ушла счастливой. Ты понимаешь? Я прошу тебя хотя бы притвориться, что ты прощаешь её. Ты же так хорошо умеешь играть чувства, которые на самом деле не испытываешь, — съязвил я и тут же об этом пожалел. — Извини.       Холмс-младший надолго замолчал, уставившись в окно и задержав на чём-то свой проницательный взгляд.       — Я не знаю, что мне делать. Я хочу помочь. По-настоящему, — быстро прибавил он.       — Хорошо, — удивился я его искренности, не ожидая, что он так быстро пойдёт на уступки. Но было ясно — он вымотан донельзя их нелёгкими взаимоотношениями. И долгим одиночеством. — Для начала расскажи мне, что между вами произошло. И я говорю не про последнюю встречу. Что случилось много лет назад? Почему она уехала?       — Это долгая история.       — Ещё вся ночь впереди, мой друг. Я тебя внимательно слушаю.