Казус "Перестрелки"

      — Грегор, — окликнул его Саймонс, стоило машине чуть отъехать от здания главного управления по вопросам безопасности.       — Да, сэр? — бесцветно отозвался парень, даже не потрудившись повернуться к командиру лицом.       — Вы не притронулись ни к одному блюду, виконт.       — Не было аппетита, — соврал Грегор, хотя желудок сводило от голода, и сейчас парень в полной мере это ощутил. — И, полковник… сэр, извольте не называть меня по титулу.       — На прошлой неделе вы запретили мне называть вас по имени, — совершенно серьезно, без каких-либо игривых ноток, ответил на это Саймонс. — Не так ли, лейтенант?       Грегор не удержался от язвительного: «Вас ничуть, к сожалению, это не остановило, сэр». Не прошло и получаса, как полковнику было вынесено предупреждение, что в сторону одного мальчишки ему даже и смотреть не стоит, но Эндрю изумительно легко проигнорировал слова графа.       «Или, что более вероятно», — кисло подумал Грегор, — «это мне хочется так думать».       Саймонс лишь тихо хмыкнул, не продолжая бессмысленного спора, и наклонился вперед, что-то сказав — Грегор не разобрал что именно — водителю. Тот кивнул и на следующем перекрестке вместо того, чтобы поехать прямо, свернул на узенькую улочку, которая, петляя, уходила куда-то вниз. Ехали они явно не в головной офис командования части. В этом районе города Грегору еще не доводилось бывать, поэтому он слабо представлял, куда они все же направляются. По всему выходило, что куда-то ближе к окраине, где разрослись целыми массивами производства, и лепились друг на друга домики для бедных. Показалась огромная труба тэц, и парень убедился окончательно, что заехали они в не самый популярный район столицы, который обычно все здравомыслящие горожане предпочитали избегать.       — Здесь есть неплохой небольшой семейный ресторанчик, — ответил на его удивленный взгляд полковник Саймонс. — Никто мне не скажет спасибо, если виконт Гизи упадет в голодный обморок. Не волнуйтесь, хозяева — мои старые знакомые, не отравят.       — Но… — хотел возразить Грегор, возмущенный и тем фактом, что Эндрю так мог о нем подумать, и отеческим тоном, которым было это сказано, но решил, что и так выглядит достаточно глупо, чтобы подтверждать еще и словами свою недалекость в последнее время, поэтому просто поблагодарил: — Спасибо, сэр.       Если Саймонс и удивился внезапной смене настроения своего адъютанта, то никак это не выдал. Грегор посчитал, что тот его просто терпит, как всякое неизбежное, навязанное свыше зло.       — Не за что. Мои подчиненные мне как семья. И моя прямая обязанность заботиться о каждом. Кстати, приехали.       Семейный ресторанчик оказался, несмотря на расположение, милейшим местечком, выдержанном в стиле прошлой, еще довоенной эпохи, с мягким приглушенным верхним светом, выбеленными стенами и низким потолком. Фоном играла ненавязчивая музыка. Ресторанчик был пуст — ни одного посетителя. Увидев, кто к ним зашел, хозяйка, высокая женщина с добрым радушным лицом, сразу вышла навстречу, бросив вытирать стаканы за стойкой. Она поприветствовала Саймонса как родного, искренне обнимая. А Грегору она подмигнула. И когда с приветствиями было закончено, она отвела их на уютную веранду, к столику, расположенному в удобной уединенной нише, около окна, выходящего в сад на заднем дворике. Обставлена веранда была просто — деревянные стулья и столы, покрытые белыми кружевными скатертями, небольшие светильники на стенах.       — Хорошее место, сэр. — Грегор чувствовал, что надо что-нибудь сказать. Да и по правде, ему действительно нравилось.       — Я время от времени тут обедаю. Никакой излишней мишуры.       Хозяйка принесла им корзинку с еще теплым, одурительно пахнущим хлебом и проворковала:       — Эндрю, дорогой, как обычно? — получив легкий кивок в ответ, она улыбнулась еще шире. — А твоему молодому человеку?       — Я… — Грегор даже потерял дар речи; он как раз тянулся взять кусок хлеба, так и замер. Женщина решила, что у него с полковником свидание — этого еще не хватало! И к тому же она смотрела на Саймонса такими влюбленными и понимающими глазами, что любому сразу все становилось ясно. Ей ничего не светило на этом фронте, но ей не мешало это интересоваться военными сводками.       «Первое ваше, так сказать, свидание, постель уже была, почему бы вместе и не пообедать?» — подал признаки жизни ехидный внутренний голос.       — Мне просто чашечку кофе, а ему — твой фирменный суп, Берта, — спокойно ответил Саймонс. — Юноша сильно проголодался.       Берта глупо хихикнула.       — Совсем измучишь ребенка, Эндрю, — выдала она. И исчезла. Грегор проводил ее изумленным взглядом, чувствуя, как его начинает мутить — не то от голода, не то от того, что его только что прилюдно (и пускай в ресторанчике никого не было) назвала любовником Саймонса незнакомая ему женщина. Не то, чтобы она была не права…       — Дышите, лейтенант, — насмешливо сказал ему полковник. — Вас тут никто не знает, ваша репутация…       Следуя совету, он сделал глубокий вздох и нашел силы, чтобы огрызнуться, чем выдал свое волнение окончательно:       — К черту мою репутацию!       — Тогда чем же вы так… огорчены? — Эндрю был сама невинность, он отломил от куска хлеба небольшой ломоть и протянул его Грегору. — Возьмите, лейтенант.       Грегор посмотрел прямо на собеседника, не выдержал внимательного — и совершенно серьезного — взгляда и отвел глаза. Предложенный ломоть он проигнорировал, захватив из корзинки другой кусок.       — Вам доставляет удовольствие издеваться надо мной, не так ли, сэр?       Тот лишь пожал плечами.       — Не я первый начал.       Грегор знал, когда стоило отступать, немного сдать свои позиции, чтобы с блеском выиграть соревнования, пусть даже при назначенной судьями перестрелке. Отец хотел, чтобы он, наконец, повзрослел, и устроил этот несчастный спектакль, отправил его служить в пятый королевский полк. И в его силах доказать ему, что отцовские усилия не пропадут даром, даже несмотря на то, что самому Грегору подобное выражение родительской заботы встало поперек горла. И он решил, что им с Эндрю все же стоило поговорить, не для плодотворной дальнейшей службы (хотя чего греха таить, и ради нее тоже), а ради Елены. Если они так и будут препираться, то никогда слаженно не сработаются, а значит, могут поставить все под угрозу. Саймонс сделал первый шаг, озаботившись о его обеде, теперь очередь за ним.       — Хорошо…       Полковник приподнял одну бровь и склонил голову, показывая, что внимательно его слушает. Грегор сглотнул и продолжил:       — Я сознаю, что повел себя несколько неподобающе, поэтому… — слова давались с трудом. — Поэтому я… черт!.. — он сжал кулаки. Он был так уверен, что сможет переступить через свою гордость и извиниться, но столкнулся с тем, что он не понимал, за что именно хотел услышать от него извинения Саймонс, и это не давало выдавить нужные слова. — Нисколько ни о чем не жалею, сэр.       Эндрю рассмеялся. Настолько заразительно, что непроизвольно на лице Грегора тоже появилась улыбка.       — Именно это мне и нравится в вас, виконт!       — Лучше Грегор, — смирился с неизбежным парень. — Даже «лейтенант» вы умудряетесь произносить так, будто насмехаетесь надо мной.       — Мы оба знаем, что это звание вы пока не заслужили…       Он был возмущен до глубины души прямотой полковника, но знал, что обижаться не имеет права — Саймонс был прав. Грегор рассматривал свои руки и корзинку с хлебом.       — О, Берта, — Эндрю кивнул появившейся хозяйке с подносом, — спасибо.       Она ловко поставила глубокую тарелку с ароматным супом перед Грегором.— Не за что, дорогой, сейчас принесу чай.       Дождавшись, когда хозяйка скроется с веранды, Грегор, справедливо решив, что если он не пообедает сейчас, то так и пробудет голодным до вечера, все же взял ложку и отхлебнул овощного супа-пюре. Было божественно, ничуть не хуже готовки Донны.       — Если вам интересно, сэр, я не просил у отца этого назначения, — сказал он, не привыкший ни перед кем оправдываться, он знал, что все же стоит это сказать, чтобы Эндрю считал его кем угодно, лишь бы не отцовским ставленником, пускай это все и выглядело со стороны жалко. Он лишь понадеялся, что не настолько, как он себе представил. — Все решили без меня.       — Вот как. — Конечно, тот ему нисколько не поверил. — Ешьте, Грегор, — добавил Саймонс и, снова поблагодарив Берту за принесенный чай, внезапно сменил тему: — Почему вы хотели в армию? Не как благородный отпрыск знатной фамилии?       Грегор оторвался от тарелки и процитировал любимую директорскую поговорку:       — Мне дым Отечества сладок и приятен. Как-то так…       — Значит, если бы при неких гипотетических условиях я начал искать одного глупого ребенка, чтобы убедить — ему незачем портить свою карьеру из-за каких-то своих по-детски непродуманных решений, я бы достиг успеха?       Если бы да как бы!       — Сомневаюсь, что вы бы нашли, сэр, — пробурчал Грегор, на мгновение представив, куда могли завести поиски полковника Саймонса. — И сомневаюсь, что вы стали бы искать.       Суп приятной сытостью растекся по желудку, и начало тянуть в сон.       — Да, я собирался найти господина Эванса, объявить ему, что не принял отказа, и что он до сих пор числится в рядах пятого стрелкового, — как ни в чем не бывало ответил Саймонс. — И я нашел, только не там, где ожидал. Только, надо признать, меня сперва несколько разочаровала… находка.       — Так в душу запал? — брякнул осоловелый Грегор, пронзенный внезапной догадкой, для чего ему все это рассказывает Саймонс. — Я не уверен, что смогу ответить вам взаимностью в ваших любовных притязаниях.       «Желание повторить — не в счет», — добавил он мысленно, вспоминая неосторожные свои пьяные слова.       Повисло напряженное молчание.       — Несмотря на все, я прекрасно понимаю, что можно желать секса с кем-то другим, но не любить, — продолжил Грегор, стараясь не смотреть на собеседника. — Предлагаю оставить все, что было, в прошлом.       — Хорошо, лейтенант, рад, что мы все решили, — как-то слишком легко согласился Саймонс спустя пару минут, когда Грегор уже успел пожалеть о своих словах. — Если вы поели, то подождите у машины.       Хозяйка забрала пустую посуду. Она обеспокоенно посмотрела на них, но промолчала, ни с кем не делясь своими размышлениями. Ей, как владелице публичного места, пусть и не самого популярного, доводилось видеть множество встреч и расставаний, но она никогда не позволяла себе вмешиваться.       Даже, если за столиком сидел дорогой ей человек.       Первые полчаса, когда весь вернувшийся с учений отряд приветствовал своего командира, а потом получал задания на вторую половину дня, Грегор просто вынимал папки из шкафа. Развод полковник проводил основательно, его глубокий голос Грегор прекрасно слышал через открытое окно кабинета. По идее на плацу должен был присутствовать и Грегор, но Саймонс, молчавший все время, пока они ехали в расположение полка, по приезде сказал, что до завтрашнего утреннего построения лейтенант может считать, что его в части пока нет, и отправил в кабинет — к бумагам, совершенно, по мнению Грегора, бесполезным.       Грегор не понимал, по какому принципу следовало рассортировывать, а Саймонс ничего не сказал на этот счет, поэтому он просто начал раскладывать бумаги на три тематические кучки. Лучше, конечно, было пойти к полковнику и попросить уточнения задания, но Грегор не был уверен, что Саймонс будет рад его видеть.       — Конечно, не будет, — сказал сам себе Грегор, сгружая стопки бумаг возле единственной пустой стены в кабинете. — Ты, Грег, сделал все, чтобы выглядеть в его глазах хуже простейшего существа на земле.       Он, просматривая многочисленные отчеты, ведомости, формы приказов, думал об утреннем полу-обеде, полу-совещании, о том, что там в действительности ничего и не было толкового сказано. Потом мысли его перескочили на случившийся разговор, и его охватило гнетущее чувство, что он перегнул палку, и что он вводит в заблуждение в первую очередь себя, позволив страху перед непонятно чем одержать победу. Хотя поступил Грегор, как он сам пытался себя уговорить, вполне по совести. И даже без оглядки на отца.       Он так увлекся разбором, что пропустил, как опустились сумерки, а часовые стрелки остановились на одиннадцати. Грегор посчитал, что раз на сегодняшний день он исключен из жизни полка, он может не следовать расписанию, да и никто не хватился его на вечернем смотре. Отряхнув руки от бумажной пыли, Грегор огляделся, заметил на столе одинокую оставленную кружку. Повинуясь порыву, парень взял ее в руки, поднес к глазам — в комнате быстро стемнело, а свет он поленился включить.       Кружка как кружка. Все с тем же кофейным следом, который он заметил с утра. Он вспомнил, о чем подумал первым, когда увидел сонного Саймонса, допивающего кофе, и странное чувство защищенности в объятиях полковника… Как-то совсем не выходило так, будто он был готов действительно все это оставить в прошлом.       Грегор не любил себе лгать, хотя делал это с завидным постоянством.       — Чтоб все провалилось… — проговорил он, сжимая тонкую ручку, поставил чашку обратно на стол, убрал неразобранные папки в шкаф, аккуратно закрыл за собой дверь кабинета.       В коридоре было пусто, в административном корпусе часовые стояли только у входа. Грегор постучал и, не дождавшись ответа, дернул за ручку. Дверь открылась, пуская его внутрь личных комнат полковника, тот сидел на кресле рядом с низким журнальным столиком, на котором веером легли разнообразные бумаги.       Саймонс подпер подбородок рукой и бездумно разглядывал листы, в другой — свободной руке — он держал уже пустой стакан для виски. Казалось, он даже и никакого желания не имел видеть кого-либо. В первую очередь — навязанного свыше адъютанта. Он наградил застывшего у двери испуганным зверьком Грегора тяжелым, нечитаемым взглядом. Оставалось только гадать, в каких мыслях он пребывал после разговора с графом Гизи, так некстати (или наоборот — очень даже кстати) подслушанного, и устроенного самим Грегором в ресторанчике Берты.       — Лейтенант Эванс, — бесцветно сказал полковник, отворачиваясь от парня, — отбой был объявлен еще час назад.       Он поставил пустой стакан на столик. Решимость, которой Грегор набрался, разбирая остаток дня бесконечные, как казалось, папки с делами в кабинете полковника, резко пошла на убыль.       — Я… — начал было парень, но понял, что если сейчас еще хоть что-нибудь скажет, то никогда не сделает то, что задумал. Поэтому, преодолев невесть откуда взявшуюся робость (зачем ненужные волнения, если он уже все для себя решил?), за пару шагов оказался у кресла Саймонса. Сегодняшний вечер мало чем напоминал ночь, которую Грегор провел с… Эндрю пару месяцев назад, но почему-то парня охватило чувство вседозволенности. Полковник молчал, выжидая, что же он еще вытворит.       — Мне плевать на отбой, — сказал он и не разочаровал ожиданий, быстро, чтобы, не приведи все существующие силы, передумать, наклонился, зажмурившись, и коснулся пересохшими губами рта Эндрю.       «Сейчас оттолкнет!..» — подумал он, застыв в этой неудобной и глупой позе. Парень в равной степени страшился и того, что старший мужчина воспользуется случаем и втянет его в поцелуй, вроде тех, которые так щедро дарил тогда, и того, что его отвергнут. — «Ну, бери же! Я не рискну — не решусь — предложить еще раз…»       Несколько бесконечно долгих минут он стоял, неловко согнувшись, потом почувствовал, как на плечи его легли чужие горячие ладони, заставляя опуститься на жесткие колени. Губы Саймонса под его губами дрогнули в улыбке, и только это послужило предупреждением перед поцелуем, глубоким, долгим, с привкусом виски. Когда воздуха стало решительно не хватать, Грегор прервал поцелуй и донельзя смущенный уткнулся носом в шею Эндрю, куда-то за левое ухо. Руки полковника скользнули с его плеч на спину, остановились на пояснице, большие пальцы зацепились за ремень форменных брюк. Щека полковника кололась, но Грегор решил, что ему нравится это ощущение.       — Вы, лейтенант, — голос Эндрю звучал мягко, — совершенно непоследовательны. Еще днем одна только мысль, что между нами могут быть какие-либо отношения, вызывала у вас негодование. Сейчас…       Грегор фыркнул и, повинуясь порыву, прикусил кожу шеи. Он помнил, что Эндрю подобное действие очень в прошлый раз понравилось, и сейчас Саймонс ожидаемо напрягся.       — Мне надоело отказывать себе в малом удовольствии… — размыто ответил Грегор, не озвучивая того, что таким образом хотел доказать: что действительно сожалеет о сказанных, как ему тогда казалось, тщательно продуманных, словах, и что он ни в коем мере не отцовский шпион. Сейчас, когда губы чуть саднили после поцелуя, подобная мотивация выглядела настолько глупо, что даже упоминать ее не стоило.       — Вы никогда себе особо и не отказывали в малых удовольствиях, смею заметить, — насмешливо заметил мужчина, легко поглаживая его спину.       — Не в этих точно, — оскорбился парень, думая, что ему намекают о его распущенности, которой никогда и не было-то. Эндрю должен был это понимать.       — Вы были правы сегодня, лейтенант, мы не должны делать этого.       Эндрю вздохнул и вытащил пальцы из-за пояса парня — кожу, лишившуюся прикосновения теплых рук, покалывало. Грегор был готов отдать голову на отсечение (все равно — бесполезный аксессуар, как не посмотри, в его случае), что Саймонс во всех подробностях вспоминает слова графа, хотя явно хотел взять предложенное. Сейчас, наверное, подумал Грегор, Эндрю, несмотря на все желание (а оно было, Грегор чувствовал, насколько тот напряжен!), его прогонит.       — Грегор-р… — добавил Эндрю хриплым шепотом, когда сидящий на его коленях парень уже был уверен, что все кончилось, не начавшись.       По спине прошелся табун мурашек. Грегор не думал, что сможет зайти дальше поцелуев, хотя с полковником у него было куда больше, чем принято обсуждать в обществе, но сейчас парень был уверен — ради того, чтобы снова услышать свое имя, произнесенное этим глубоким, отдающим внизу болезненной тяжестью, голосом, он готов на все. В конце концов, никто не вправе решать за него с кем ему спать, даже папеньке, будь тот хоть трижды графом Гизи и шефом службы безопасности.       — К черту папу, — прошептал Грегор, вдыхая терпкий аромат кожи любовника (определенно теперь точно — любовника!), отстранился и перед тем, как снова того поцеловать, повторил громче, выделяя каждое слово: — К. Черту. Папу.       И вместе с графом — все сомнения туда же.       Трель телефона раздалась так оглушительно в ночном полумраке комнаты, что Грегор, расслабленный и полусонный, вздрогнул. Эндрю, на чьей груди он так удачно примостил голову, шевельнулся, пробормотав явно что-то нецензурное в сторону телефона и, спихнув с себя парня, привстал. Лишившись удобной опоры, Грегор недовольно заворчал, утыкаясь лицом в подушку.       Телефон и не думал переставать противно названивать. И Эндрю все же встал, стягивая с кровати тонкое одеяло, в которое тут же завернулся. Но Грегор, не глядя, ухватился за кончик ускользающего одеяла и натянул его на себя обратно. В комнате с наступлением ночи стало довольно-таки свежо. В ответ на насмешливое хмыканье сверху он все же решился разлепить ставшие такими тяжелыми веки, в тот же момент об этом жалея. Первым, что он увидел, был голый тыл любовника, уже добравшегося до раздражающего телефона и беседующего с невидимым собеседником.       Смущаться, конечно, было глупо — в этот раз виноват в случившемся был только он сам. Нельзя было даже списать на алкоголь, о котором Грегор мужественно решил забыть с памятного вечера у Коули, даже за ужином отказывался от бокала вина. Винить можно было разве что только вспыхнувшую злость на родителей и собственную глупость и слепоту. Или благодарить…       Грегор, отворачиваясь от занимательного, с какой стороны все же ни посмотри, зрелища, поерзал. Эйфория от недавнего удовольствия уже ушла, и теперь он чувствовал, что казенное белье все покрыто катышками, а матрас, тоже, естественно, казенный, неровно набит ужасно твердыми комьями, — и все это он ощущал голой, неожиданно чувствительной сверх меры кожей. За пять лет обитания в общаге при Академии он, конечно, и не на таком лежал, приходилось спать как-то и на тонком голом матрасе, небрежно кинутом на пол, но сознание почему-то уцепилось за мысль, что на кровати, стоящей в личных апартаментах полковника Саймонса, было куда удобнее.       «Ну», — обругал себя Грегор мысленно, — «тогда, в общаге, матрасик на полу был в единоличной моей собственности и… кхм, всяким я там не занимался».       Свет мешал, и он ужасно хотел спать. Думать, что сейчас вот, скорее всего, придется встать, потому что было бы совершеннейшей глупостью (а лимит разнообразных глупостей, казалось, он исчерпал за сегодня до дна и еще немножко взял в кредит) оставаться тут до утра. Но узкая военная койка, никак не рассчитанная на двоих, несмотря на катышки, комковатый матрас и прочие неудобства, показалась Грегору невероятно удобной. Парень натянул одеяло на голову и, чуть согревшись, подумал, что если он сейчас уснет, то у Саймонса хватит совести его не будить.       — Грегор, — кровать прогнулась. Рядом с ним сел Эндрю, положив руку ему на выглядывающую макушку и разворошив и так спутанные волосы.       — Ммм…— отозвался Грегор, не желая вылезать из своего убежища. Но он считал себя сильнее своих страхов, потому все же вынул взлохмаченную голову из-под одеяла.       Оказалось, пока он прятался от всего мира и размышлял об уровне комфорта, полковник не только успел окончить разговор, но и подобрал с пола рубашку, накинув ее на себя и застегнув на пару пуговиц.       — Вставайте, лейтенант. Звонил адъютант Его Светлости.       — К черту Его Светлость, — пробурчал Грегор. Думать об отце в данный момент он посчитал лишним, но все же полюбопытствовал: — Просил передать отцовские пожелания всех кар и бед?       В свете всего новоузнанного о себе и о папеньке Грегор даже предположил, что с того бы сталось уже знать о произошедшем в последний час на узкой койке…       — Нет, — Саймон улыбнулся и с видом человека, привыкшего получать все, что захочет, со всем знанием дела улучил поцелуй. Грегор неосознанно потянулся за добавкой, но Эндрю уже встал с кровати. — Хотя надо признать, ваш отец был на этот счет весьма прямолинеен.       — Пфф! — фыркнул Грегор, рискнув вылезти полностью из-под тонкого, но такого теплого одеяла. Стоило, наверное, все же признаться, что слышал разговор графа и Эндрю и уверить последнего, что он никакой не шпион. Поежившись, он огляделся в поисках своих рубашки и брюк. Саймонс тем временем наклонился, поднимая нечто блестящее с пола (Грегор залился румянцем, когда осознал, что именно) и тут же выбрасывая в корзину для бумаг, затем подал парню потерянные им вещи. Брюки оказались безнадежно смятыми, и парень порадовался, что получил с утра у Проныры второй комплект формы.       — Будет лучше, если ты вернешься в свою комнату.       — Конечно, так же удобнее, — не удержался Грегор от подколки, думая на самом деле, что горячий душ сейчас — самое лучшее решение. И действительно надо поспать. Полковник над ним вздохнул, снова сел на кровать и одной рукой ухватил его за подбородок, разворачивая того лицом к себе. Юноша неохотно подчинился, останавливая взгляд у Эндрю где-то за ухом.       — Мне кажется, что к такой хорошенькой мордашке должна прилагаться хоть толика мозгов. Иначе я чувствую себя героем известной поговорки.       — Какой? — Грегор даже не обиделся на «хорошенькую мордашку» и намек на полное отсутствие здравого смысла. В последнее время у него действительно были с ним… некоторые проблемы.       — Той, где про зло, — Эндрю как-то по-доброму рассмеялся, еще раз прикоснулся губами к щеке ничего не понимающего Грегора, и, наконец, отпустил его подбородок. — Одевайся и иди спать, завтра с утра у ребят после построения небольшой турнир. Покажи себя, хорошо?