Завтрак
Нежное сочетание козьего сыра с медом, согревающее лучше доброго глотка виски, еще теплый черничный пирог с миндалем, заботливо украшенный взбитыми сливками и веточкой мяты. Мое любимое мороженое с сыром маскарпоне — сколько кулинарных изысков, и все девственно покоятся на столах в своем первозданном виде, не надеясь, что кто-либо кроме меня притронется к ним. Видите ли, ученики стараются не набивать брюхо перед тренировкой по крикету. Ох уж эти избалованные сосунки. В сегодняшней трапезе нет такого блюда, которое они еще не попробовали. Или от которого сложно было бы отказаться. С самого детства они привыкли получать все радости жизни на серебряном подносе в руках обворожительной горничной. Но мне никто не мог помешать подкладывать все новые и новые вкусности в свою тарелку: еще ни разу я не присутствовала на обязательной для посещения тренировке, и сейчас не собиралась поддерживать форму. Я надеясь снова прогулять из-за «плохого самочувствия». — Но… Но как же?.. — в медпункте при школе, запах медикаментов и белые стены которого стали для меня почти родными, я впервые получила отказ. — А если фег замолвит за меня словечко? — Не волнуйтесь об этом, Чеслок лично попросил допустить Вас до занятий, — доктор наскоро захлопнул какой-то журнал и тут же отыскал новый в ворохе неотсортированных бумаг. — Он предупредил, что вы придете пожаловаться на свои недуги, но не намерены из-за таких пустяков пропускать урок. — Чеслок, значит? Какой… Предусмотрительный, — не люблю спорить с врачами. Всегда боялась их. Обычно они лишь констатируют факты, которые следует принять с таким же спокойным видом. Но не в этот раз. — А если я все же намерен изменить свое решение? — Я передам ему ваши слова. Но в таком случае вы не успеете исправить оценки. Если ситуация не терпит отлагательств — раздевайтесь, так как внешних признаков болезни я не вижу. Дверь чуть не слетела с петель, когда я захлопнула ее ногой со всех сил вместо привычного «спасибо, что уделили мне время». — Вот видите! А говорите, совсем обессилили, — раздался иронический упрек доктора по ту сторону стены. Не совсем, но руки опускаются. Чеслок не обязан помогать, но зачем ставить палки в колеса? Не хотелось бегать после плотного завтрака. Опозориться благодаря незнанию правил игры тоже не входило в мои планы… Но корнем всех зол был не сам крикет, а раздевалка. Вот что по определению числилось для меня как табу. Ванную комнату я могла использовать ночью, могла попросить Эриксона (соседа по комнате) постоять возле двери и никого не пускать, якобы я слишком стеснителен. Но раздевалка используется непосредственно перед уроком, и избежать встреч с остальными нельзя. Даже если я сама не стану переодеваться и пробегусь по полю в повседневной форме (получив за это пару «У» баллов), придется заходить. Ничего не оставалось, кроме как покорно идти туда с видом смертника. — «Может, еще не поздно повернуть назад? Всего один раз уйти без разрешения. И целый день валяться в постели, забыв обо всем», — пронеслась обнадеживающая мысль, когда я поворачивала ручку двери. Но кто-то вышел из раздевалки, не дав мне толком взвесить все «за» и «против». Паника нахлынула с новой силой, надо было что-то решать. Прямо сейчас. Я сделала вынужденное усилие и шагнула внутрь. Черт, я покраснела? Я покраснела! Не могу сказать наверняка, но уже чувствую, как кровь приливает к щекам. Может, это просто жар, симптомы кровоизлияния в мозг, диапедез, приближение комы и смерти? Уж лучше так, чем злосчастный румянец. Иди, Алексис, просто двигайся к своему шкафчику, как ни в чем не бывало. Скованными напряженными рывками я перебирала ноги, опасаясь, что поймаю на себе чей-то взгляд или (что еще хуже) сама посмотрю вокруг. Даже смотря себе под ноги, я вижу чей-то обнаженный торс краем глаза. Самое время выбежать с криками, но тело будто парализовало. Четкого плана не было, и я просто шаг за шагом продвигалась дальше. Знали бы родители, где я сейчас нахожусь… — Оу, Файрвуд! Ты решился удостоить простых смертных своим вниманием? — кто-то шутливо толкнул меня в плечо. По привычке я подняла глаза к источнику шума, но тут же пожалела об этом. Спасибо хоть, что ты успел надеть штаны. — Я… — теперь и видеть свое отражение не надо, чтобы понять, насколько румянец обагрил мои щеки. — Да, решился. Я судорожно потянулась к своему шкафчику, силясь забыть увиденное. Несколько минут я разглаживала складки на форме, убивая время и не оборачиваясь, пока не раздался спасительный возглас Чеслока. — Все на выход, — ура! Спасибо тебе, парень со странной прической, пусть даже вся эта кутерьма и возникла только из-за тебя. До начала урока оставалось еще около десяти минут, но никто не возразил. Мгновенно раздевалка опустела, осталась только я. Наконец-то можно будет спокойно переодеться. Можно будет, когда… — Чеслок, ты не мог бы выйти?.. — Нет. Я обязан следить за порядком и надлежащим видом учащихся. Представь, что меня здесь нет, — шутка в его стиле, с этим все ясно. Но почему присущая ему ухмылка такая вялая? Чеслок глубоко вздохнул и еще больше ослабил галстук, хотя, казалось бы, куда больше? Он единственный из моих знакомых, кто пренебрегает важнейшим правилом школы — аккуратностью формы: изо дня в день воротник расстегнут до неприличия, а мешающийся галстук зачастую и вовсе перекинут через плечо. Кажется, он настроен очень серьезно. — С тобой все в порядке? — я приготовилась с ходу ответить, что мыть туалет не буду. — Если что, все задания выполнены. — Да какая теперь разница. Тебя приглашают в Лебединый Бельведер, — он тут же выставил руку вперед с просьбой дослушать. — Кажется, они что-то заподозрили. — Что? Ты показал фотографию префектам! Лжец! И как я могла поверить тебе? Сами они не могли догадаться… — я разочаровалась вовсе не в раскрытии правды. Я была подавлена своей наивностью. Все это время я помогала ему ни за что. — Я ничего им не говорил. Поверь, я на твоей стороне, — Чеслок схватил меня за плечи и пристально посмотрел в глаза. — Послушай. Веди себя естественно. Скажи им то же, что и мне при первой встрече. Ты — мастер импровизации, а благодаря моим расспросам еще и заготовила ответы на самые каверзные вопросы. Добавь ко всему прочему директора. Он же не стал бы брать сюда кого попало! Как только на тебя начнут давить, припомни его. Директор слишком самоуверенный и занятый тип, чтобы встречаться с обычными учениками. Даже по просьбе префектов он не станет ворошить твое досье. Ты мне веришь? — Нет! — Отлично, вперед и с песней! — Чеслок силой вытолкал меня из раздевалки.***
Лебединая беседка… Вот оно. Сердце школы. Средоточие добра и света, окруженное розами со всех сторон… И коварное посередине. Роза не будет собой, если ты срежешь шипы. Бутон раскроется, только если стебель не будет поврежден. Придется добираться до лепестков через лезвия. Как жаль, что префекты ждут меня не на безобидное чаепитие. Остается радоваться, что они решили поговорить лично, а не передали через Чеслока уведомление об отчислении. Может, у меня даже есть шанс остаться. Гуманно. И иронично. Пора подводить итоги. Что они могли узнать? Промахов не было. Чеслок не должен был показывать фотографию, но верить на слово нельзя. Ему выгодно иметь помощника, готового за молчание чистить туалеты зубной щеткой. Но он рискует, покрывая меня. Если фотография все же побывала в руках префектов, то случилось это давно, не один день назад (Чеслок почти сразу отдал ее мне). Так почему же меня вызвали именно сейчас? Может, он все рассказал, не предъявляя доказательств? Поверили бы все, с его-то положением на верхних ступенях социальной лестницы колледжа. Что ж. Я не знаю, ровным счетом, ничего. Как мне себя вести? Что говорить? Как оправдываться, не располагая имеющейся у них информацией? Время поджимает, а Чеслок так и норовит пнуть меня для ускорения. Придется импровизировать и отвечать на вопросы по мере их поступления. — Мое почтение. Ах, да, какие лица! — я попробовала разрядить обстановку, едва ступив на порог беседки. Если и проигрывать, то с улыбкой. — Не так уж часто обычному ученику выпадает честь застать всех префектов разом. — Ты знаешь, зачем тебя пригласили сюда? — Вайолет сразу перешел к делу. Мои льстивые речи не возымели никакого эффекта, а непринужденность в общении ужасно раздражала его. При иных обстоятельствах он предпочел бы сохранить молчание, но как мой префект, он обязан показать наибольшую заинтересованность в данном вопросе. Только по секрету: получается все равно не очень. — Знаю только, что это очень важно, — я виновато пожала плечами, оставив позади затею с чрезмерной доброжелательностью. — Фотография все еще у тебя? — спросил Вайолет у стоящего позади фега, не оборачиваясь. — Я отдал ее, — Чеслок немного помялся, но взял себя в руки и нагло уставился на меня вместе с остальными. Все-таки показал. Каким же негодяем надо быть, чтобы лгать и просить о непомерных услугах, глядя прямо в глаза?.. Я очень старалась не показывать своих эмоций и не расплакаться прямо здесь, но смотрела на него со всей накопившейся ненавистью. Чеслок незаметно подмигнул в ответ. Значит, выложил не все карты. — Файрвуд, что ты можешь сказать о ней? — не отступал Вайолет. Будь на его месте кто-то другой — задал бы прямой вопрос и ожидал бы стандартных объяснений. Но только не Вайолет. Он до костей пронизывал взглядом и наблюдал за моей реакцией. Не зря он подошел именно с этой стороны. Он не спрашивал, кто изображен на фотографии. Если я сразу начну оправдываться насчет несуществующей сестры, то выдам себя (тогда станет ясно, что причиной подозрений я считаю именно этого человека на снимке). Ответить стоит в той же манере. — А что вас интересует? Время? Место? Имя фотографа? — без промедлений ответила я. — Не придуривайся, Файрвуд, — Редмонд приподнялся на диване, взмахнул рукой, а после занял прежнее положение. — Вайолет наверняка во всех деталях запомнил снимок. Скажи, кто эти трое. — Мои родители и сестренка. Эта фотография очень дорога мне, учитывая расстояние, которое разделяет нас. Поэтому я особо тяжело переживал ее кражу, — сейчас все средства хороши. Нужно указать на бесчестие Чеслока, ведь все ведется к моему отчислению. Может, хоть это поможет. — Кражу? Не стоило оставлять свои вещи в общественных местах, — разозлился Чеслок. Его слова имеют больший вес. Пожалуй, мне стоит заткнуться. — В твоих документах отсутствуют важные сведения. Твои родители могут приехать? — снова включился в диалог Вайолет. — Не могут, — теперь уже я готова была вот-вот выйти из себя. — Хватит! Все мы знаем, зачем собрались здесь, — не выдержал Мидфорд. — И ты тоже знаешь. Выкладывай. Нет, ну не будем же мы прямо здесь проверять, девушка ты или нет! — Мидфорд! Это неприлично. Но ты… Прав, — Гринхилл не хотел доводить беседу до абсурда, но посчитал эту крайность необходимой. — Хорошо. Файрвуд, правда, все это очень странно. Мы все равно узнаем правду. Лучше бы тебе объясниться, и сделать это прямо сейчас, — молвил Блуэр. — Но… — я шумно сглотнула и пробежалась взором по лицам «судей» в поисках поддержки. Кто-то яро осуждал меня, остальным же не было и дела до происходящего. Ноги предательски подкашивались, а перед глазами болезненной пеленой выстилалось беспросветное будущее. Прощай, последняя капля самообладания. Мысли спутались, я уже не отвечала за свои слова. — Я не… Вы даже не представляете, через что мне пришлось пройти! Я не вернусь туда! И не буду больше скрываться в лавке Гробовщика!.. — Гробовщика? — перебил меня Редмонд и ошеломленно встретился взглядом с остальными префектами. Повисла тяжелая пауза, нарушаемая лишь моими возгласами о том, что «не им, четырем недоделкам, вершить судьбы других людей». — Повтори. Еще раз, — холодно прошептал Вайолет, настолько тихо, что мне пришлось замолкнуть, чтобы разобрать слова. — Иди к черту! — я слишком долго игнорировала их нападки, чтобы сейчас говорить вежливо. — Выйдите все. Нам нужно посоветоваться, — всерьез забеспокоился Блуэр. Уж лучше бы сразу вынес вердикт. — Не нужно, — на этот раз сам Редмонд поднялся с насиженного места. — Файрвуд, ты… В хороших отношениях с Гробовщиком? Нет, ребят, я просто вломилась к нему посреди ночи, разбив окно. Ага, упущу я так просто эту возможность! Что-то тут не так. Если одно только его прозвище способно всколыхнуть беседку, он имеет какой-то вес в этих кругах. — Я? Да мы друзья до гроба, если можно так выразиться.