Шаг. Шаг. Остановка.

Просыпаться в чужих теплых объятиях, несомненно, приятно. Но, только, не когда ты уверен, что ложился спать один. - Какого?.. - начал Маус удивленно, опуская взгляд на ладони, которые сцеплены замком на его груди. Но, наткнувшись на чертовски знакомые запястья и пугающе выступающие вены, он вспомнил о Мильковском, который нагло вторгся в темноту комнаты этой ночью. Который прижался к Маусу, стараясь согреться. И, который вовсе не собирался уходить, расположившись на кровати друга. - Rice and shine, sunshine, - резко разводя обнимающие его руки, произнес брюнет. Он оттолкнул Мильковского, услышав после тихий вздох и недовольное бурчание. - В следующий раз, когда захочется меня разбудить, будет достаточно слов, а не головой об стену, - произнес Женя, слегка пиная парня. Маус усмехнулся. - Кофе? Мильковский равнодушно пожал плечами и отвернулся, вновь завернувшись в одеяло. Маус фыркнул и поплелся в коридор, невольно ругаясь при столкновении с косяком и раскрытой дверью. Яркое зимнее солнце светило прямо в лицо, и парень почти вслепую добирался до кухни. После он еще целых десять минут искал веревку от жалюзи на пластиковой раме окна. Маус победно поднял руки вверх, когда тонкие пластины, наконец, заслонили окно, не пуская лучи солнца в помещение. День сегодня был необыкновенно ярким, почти весенним. Вот, только, какая весна в середине января? Парень еще раз сонно протер глаза. Перед глазами скакали разноцветные пятна, из-за которых он не мог спокойно сделать даже подобие завтрака. Маус опустил веки на несколько секунд и попробовал наугад ткнуть в сторону чайника, стараясь включить его, а другой рукой нашарить банку кофе. Когда басист все же открыл глаза, пятен стало меньше, однако теперь уже на столе красовалась неровная дорожка из просыпанного сахара, который неудачно попался парню под руку. Про себя Маус несколько раз злобно чертыхнулся и, наплевав на все, просто поставил на плиту молоко для какао, которое просто физически нельзя рассыпать. А еще, заглянув в окно, он отметил, что день обещает быть необычным. Хотя бы потому, что сегодня кому-то придется выбраться из их "убежища" и сходить за продуктами. Или жить голодной забастовкой против вселенной. А вообще, можно банально заказать пиццу. «Да, определенно, это лучший вариант», - решил Маус, и отпил горячее какао из кружки, задумчиво вглядываясь в потолок. Сейчас он пытался решить довольно сложный вопрос, который появился в голове вместе с осознанием нового дня. «Сколько еще времени Мильковский будет хандрить?». Этот вопрос Маус задавал себе уже не в первый раз. Вот только ответа не было. Он не знал, когда будут новые концерты. Не знал, что вообще делать дальше. И больше всего парень не мог понять, а хочет ли он, вообще, что-то делать? И, уже тем более, очень ли он хочет покидать эту квартиру? Напитка в кружке осталось меньше половины. «Надо бы поднять Мильковского с кровати, иначе пролежит весь день», - решил Маус, направляясь в свою спальню. Однако когда он преодолел коридор, он столкнулся со вполне проснувшимся парнем, который на ходу натягивал толстовку. - Куда собрался? – голос басиста звучал с неприкрытым удивлением. Женя проскользнул мимо него и направился в коридор, не проронив ни слова при этом. Маусу оставалось лишь последовать за ним, сопровождая друга непонимающим взглядом. Он наблюдал, как вокалист надевал куртку, зашнуровывал зимние кроссовки и натягивал любимую шапку. После он ловко выудил из шкафа в прихожей скейт и, развернувшись, потянулся к дверной ручке. - Скейт? Зимой? – Маус с каждой секундой только приобретал удивление во взгляде и голосе. – Ты серьезно? - Парковки и метро никто не отменял, - это было единственное, что сказал Мильковский перед тем, как закрыть за собой дверь, впуская в квартиру холодный воздух улицы. А Маусу оставалось лишь глубоко вздохнуть и вернуться в теплую кровать, сохранившую вчерашний запах сигарет и неприятный, чересчур сладкий аромат шампуня вокалиста. Маус перевернулся на бок. Взгляд, его, блуждал по стене с яркими постерами, огибая полку с книгами и задерживаясь на проводе от зарядного устройства, к которому уже черт знает какие сутки присоединен телефон. Парень лениво сполз с кровати и протянул руку к телефону. Ему хватило нескольких минут, чтобы проверить почту и удалить половину писем, которые он даже не прочитал. Да и не собирался, если честно. Единственное, что привлекло его внимание, так это короткое сообщение от Тоши, которое тот наверняка писал либо второпях, либо спросонья, толком не попадая по экрану телефона. Он сообщал о ближайшей репетиции в студии, которая являлась, чуть ли не первой за последний месяц. Интересно, сколько времени Маус не видел Тошу и Влада? Три недели, четыре? И сколько еще мог не видеть, если бы не репетиция? А главное, почему Мауса совсем не волнует это? «Апатия Мильковского явно заразна», - отбрасывая телефон в кучу вещей в углу, парень усмехнулся и уткнулся лицом в подушку. Отказало желание вообще, что-либо делать. Маус долгое время лежал неподвижно, находясь в состоянии полусна. Он не мог сосредоточиться ни на одной мысли, все словно огромным комом вертелись в голове, не давая распутать это скопление на отдельные высказывания. Кажется, парень сделал сейчас бы что угодно, лишь бы это состояние покинуло его. Но что он мог сделать? Только перевернуться на другой бок и вновь принять полную беспомощность против своего «настроения». Маус приподнялся на локтях, оторвав, наконец, голову от подушки, и оглянулся вокруг в поисках книги, что читал еще вчера. Кажется, она называлась «Последний секрет», Вербер. Да, именно так. Вот только где она сейчас? Парень чертыхнулся, вспомнив, что она осталась в комнате Жени. Вот теперь Маусу точно придется подняться, ибо дальше покрываться мхом от бездействия ему не очень-то хотелось. Он поднялся, уже не обращая внимания на скрипение кровати. Солнце светило еще ярче, машины за окном начинали свою бешеную гонку за первенство у светофора, и даже пешеходы, почему-то, хотели за ними угнаться. Маус усмехнулся, глядя на это утреннее, знакомое каждому действо, и быстро проследовал в соседнюю комнату. Его шаги совсем не были похожи на Женины. Маус ступал тяжело, местами судорожно, словно в спешке, зная, зачем идет и куда. Совсем не так, как Мильковский, который редко задумывался о целях своих действий. Он просто шел вперед, глядя в никуда. Он просто останавливался каждые два шага, как заведенная игрушка. «Он просто свихнулся», - отрезал Маус. Книга уже была у него в руках, и парень сел в кресло-мешок, наугад открывая книгу в первой её половине. Маус не заметил, как прочитал целую сотню страниц, не отрываясь от текста. Время в этой квартире и так летело незаметно, но сейчас парень даже не уловил момент, когда пугливое зимнее солнце скрылось за горизонт, объявляя, что трудягам пора возвращаться с работы, а старшеклассникам ползти через темные дворы к родному компьютеру. Комната обернулась в шаль полутьмы, но и сейчас Маус умудрялся читать, наклонив книгу в сторону окна. Совсем неожиданно, резко, и даже оглушительно хлопнула входная дверь. Морозный ветер улицы ворвался в квартиру, сопровождаемый снежинками-невидимками, которые задорно кружились в воздухе и, опадая на грязный ковер, исчезали. Невесомые шаги, которые сложно было услышать без усилий, прозвучали сначала в коридоре, а после переместились в комнату Мауса, потеряв звук совсем. Единственное, по чему мог судить басист о местоположении Мильковского, так это скрип кровати и едва слышный глубокий выдох, отдающий усталостью. Маус фыркнул, захлопнув книгу и отбросив её в сторону Жениного дивана, который он отказывался покидать, даже когда к нему приезжали гости. Парень быстро поднялся, на несколько секунд потеряв ориентацию в пространстве от резких движений, и направился в соседнюю комнату. Да, он угадал, Мильковский вновь улегся на его кровать, причем, раскинув конечности так, что места для второго не оставалось. Маусу чертовски захотелось скинуть парня с кровати, и он даже подошел ближе, чтобы сделать это, но Женя развернулся к нему и ловко убрался к стене, словно освобождая для друга место. - Да ты издеваешься, - выдохнул басист. – Вали в свою комнату. Мильковский усмехнулся. - Могу сказать тебе тоже самое. - Чего ты пытаешься добиться, Женя? – холодно задал вопрос Маус, словно разговаривая с ребенком. Мильковский долго смотрел на него, не моргая, а после лишь легко пожал плечами. Басист громко фыркнул. - Спасибо за достойное объяснение, - вновь с холодом в глазах и голосе произнес Маус. Женя усмехнулся, продолжая смотреть на друга сверху вниз. Его, кажется, совсем не волновало то, что парень недоволен и, что он пытается разобраться в его поведении. Мильковскому плевать. Он хочет спать. И курить. Но больше, все же, спать. Вокалист принимает горизонтальное положение и утыкается лицом в подушку. Маус с улыбкой думает, что это идеальный способ закончить разговор. Вот только, что ему делать дальше? Он все так же стоит посреди комнаты, опустив взгляд и пытаясь понять Мильковского. И не сказать, что ему это нравится. Маусу вообще не особо хочется разбираться с тараканами в голове друга, особенно сейчас, когда у них происходит некое обострение. - Уходить, значит, ты категорично отказываешься? – сквозь зубы произносит он. Мильковский даже не делает попыток ответить. Он продолжает лежать на своей половине кровати, прижавшись к стенке. Он не обращает внимания на слова. Он забивает буквально на все сейчас. Словно здесь нет никого, кроме него. И это чертовски бесит. - И ведь, не стряхнешь тебя, - зло говорит Маус. – К стенке прижался, гад. Он слышит тихий смешок от Жени. Ему хочется разозлиться окончательно, показать, что его достали эти странные игры Мильковского. Но не может. Как бы его не бесило происходящее, он не находит в себе силы и способы прекратить это. Гитарист вздыхает и плюхается на свою половину кровати. Раунд проигран? А было ли это битвой? Что вообще это было? Почему Женя так тянется к его комнате, да и чего таить, к нему самому? Зачем? И главное, как Маусу остановить это? Слишком много вопросов. Маус думал над каждым, пока за окном не стемнело, но адекватных объяснений он так и не нашел. Хотя, Женя и адекватность?.. Ладно, над этим можно подумать завтра. Над многим предстоит подумать завтра. А сейчас стоит отдаться свету фонаря, к которому буквально прикован взгляд Мауса. Руки вновь обвиваются вокруг его груди. Где-то между лопаток парень чувствует теплое дыхание. И, сейчас он абсолютно в сознании, чтобы оттолкнуть Женю. И, он хочет этого. Маус дергается, старается вырваться. Но хватка парня становится только крепче. Женя ухмыляется, басист слышит это. И, почему-то, усмехается вместе с ним. Идиотская ситуация. Идиотское положение. Идиотские улыбки на лицах. Маус уже не помнил, когда они оба улыбались одновременно, не от изящной колкости или издевки в сторону одного из них. Они чертовски соскучились по этому, Маус уж точно. А еще, он понял, что чертовски скучал по Жене сегодня. Это молчаливое существо с лохматыми волосами и пустыми серыми глазами стало необходимой частью его комфортной жизни. Не стоит больше отпускать его. И, наверное, не стоит позволять отпускать себя. - Спокойно ночи, - прошептал басист, глядя на сложенные замком руки в десяти сантиметрах от его лица. - Спокойной, - выдохнул Женя ему в спину, и Маус вновь почувствовал его улыбку. Слишком теплая ночь для морозного января, не находите?.. __________ Сорьки за месяц ожидания. Жду отзывов от тех, кому не лень.