Шаг. Шаг. Остановка.

Маус улыбнулся, почувствовав спокойное дыхание где-то в районе шеи. Солнце за окном только лишь показывалось из-за горизонта, освещая город теплыми оттенками оранжевого и красного. Холодная ночь медленно отступала, уступая место ленивому снежному дню, такому же солнечному, как и предыдущий. Кажется, погода дразнит город и его жителей, снабжая детвору мокрым снегом для лепки снеговиков, а взрослых заставляя со злостью отыскивать свои автомобили среди сугробов. Глядя на это, разрываешься на две части, одна из которых желает выбежать на улицу и прыгнуть в огромный сугроб, а другая неумолимо тянется к теплу и мечтает об очередном дне дома с горячей кружкой кофе и любимой книгой. Осторожно, стараясь не разбудить Мильковского, который уже явно пристрастился к ночным визитам в комнату басиста и сну в его кровати, Маус поднялся и подошел к окну. Просыпающийся, пока еще совсем сонный город медленно разгонялся и набирал обороты, становился шумнее и торопливее, каким он обычно бывает в середине дня. Парень провел рукой по подоконнику, отмечая про себя, что неплохо было бы выкинуть пустые пачки от сигарет и сломанные зажигалки, которые вперемешку с одеждой валялись здесь. Басист приоткрыл окно, вдыхая запах морозной свежести, которой так любят снабжать освежители воздуха и жвачки. Щелкнула зажигалка, и Маус слабо затянулся, прикрывая рукой лицо, прячась от чересчур яркого солнца. За собой парень услышал слабое движение, и повернулся, когда кровать жалобно скрипнула. Мильковский, сонно махнув рукой в сторону окна, поплелся вон из комнаты, недовольно фыркая себе под нос. Маус разобрал из его бормотания лишь что-то про окно и «холодно, черт возьми», от чего невольно отпустил смешок и неловко подавился дымом. Где-то из коридора послышалось довольное «Так тебе и надо», и басист только громче рассмеялся, выкидывая сигарету в окно почти целой и захлопывая окно. Маус столкнулся с Женей в дверях ванной. Мильковский остановился, зачем-то пристально глядя в глаза друга, в то время как тот пытался проскользнуть мимо него. Но комната была чертовски узкой, и басисту с усталым вздохом пришлось просто взять парня за плечи и пододвинуть в сторону. Вокалист с явным удивлением поднял взгляд на друга, но тот лишь закрыл дверь перед его носом и отвернулся в сторону раковины. За дверью зашумела вода. И если бы не этот шум, Маус бы непременно услышал громкий звонок своего мобильного, на который недавно наткнулся, разбирая завалы вещей, и ради разнообразия решил его включить. Понимая, что басист подходить к телефону не станет, Мильковский глубоко вздохнул и оторвался от приготовления кофе, медленно отправляясь в комнату, откуда доносилась непривычно громкая для этой квартиры мелодия. На экране телефона высветилось имя Влада и картинка с красным «Гибсоном», на котором соло-гитарист группы играл довольно долгое время, хотя сейчас у него совсем другая гитара. Женя даже не стал задумываться, почему вместо обычных фотографий на контактах у Мауса стоят инструменты, и если уж так, то почему парень не сменил «Гибсон» на новый инструмент. Женя иногда не понимал Мауса, так же, как и тот не понимал его. Разве взаимное непонимание не сближает?.. Мильковский улыбнулся странной мысли и с неохотой провел по экрану, принимая звонок. - Алло, это Тоша. Да-да, я звоню с телефона Влада, потому что мой скоропостижно скончался. Я тут тебе одну очень радостную новость сообщаю! Доброе утро, кстати, - быстро заговорил парень, от чего вокалист невольно скривился. Как же за эти недели он отвык от манеры речи других людей! Теперь, даже вполне знакомый, хоть и чересчур радостный и возбужденный голос друга резал слух своей интонацией, скоростью и даже тембром. И вновь парня настигло это сильное желание повесить трубку, а потом соврать про неполадки связи. Всяко лучше, чем этот торопливый голос на другом конце провода. - В данный момент ты только собираешься сообщить новость, а не сообщаешь её, - холодно одернул друга вокалист. – И это не Дима. Динамик телефона затих. Удивленный барабанщик замолчал, впервые за этот месяц, услышав голос друга. - Женя? – послышался тихий смешок. – Вновь научился разговаривать, значит? Поздравляю. Мильковский слегка улыбнулся, спокойно воспринимая вполне ожидаемую шутку друга. Парень и не спорил с тем, что в последнее время мог действительно напоминать онемевшего или забывшего слова человека. Сложно не согласиться с тем, что будь он на месте своих друзей, он бы опускал еще больше шуток и острот. Или ему только предстоит с ними столкнуться? Так или иначе, стоит вернуться к разговору. Собирается ли он рассказывать дальше? -… Или ты слишком занят своим удивлением от звука моего голоса? Женя любил молчать только с одним человеком. И это точно был не Тоша. - Ах да, точно, - голос парня явно оживился. – Если в двух словах, то пакуйте чемоданы. Мы валим на море. Самолет завтрашним утром. Мильковский громко и показательно фыркнул. - На дворе январь. Какое к черту море? – голос парня прозвучал достаточно грубо и даже громче, чем обычно. Это вышло случайно, и Женя про себя чертыхнулся, понимая, что выдал свое недовольство от всего разговора в целом. Хотя в следующий миг он засомневался, что Тоша обратил на это внимание. Ниженко усмехнулся, словно ожидал этого вопроса, не особо озаботившись интонацией, с которой он был произнесен. Парень начал рассказ с того, как группе повезло попасться на глаза организатору летнего фестиваля в Одессе, и как удачно это время не совпало с их туром, который начинался буквально с разницей в десять дней. Впрочем, парень много чего говорил, однако Мильковский понял, что кроме информации о концерте его ничего из этого не волнует. В тот момент, когда Женя собирался грубо прервать барабанщика и уточнить, во сколько все-таки самолет, в комнату зашел Маус, отвлекая Мильковского своим внешним видом. Басист был в одних пижамных штанах и с небольшим полотенцем на голове. Замечая свой телефон в руке вокалиста, он одними губами спросил «Кто это?», на что Женя протянул ему аппарат со знакомым «Гибсоном» на экране. Маус усмехнулся, но, не желая делать даже попыток поприветствовать друга, прошел мимо Жени и плюхнулся на кровать, кидая влажное полотенце куда-то в сторону подоконника. Мильковский же продолжил вполуха слушать чуть ли монолог Тоши, изредка невпопад отвечая на вопросы. При попытках как-то свести «беседу» к прощанию парень получал лишь тихие смешки от Мауса, за что кидал в него попадавшиеся под руку вещи. - Ты, твою мать, вообще меня слушаешь? – грубо прошипел парень в трубку, когда Мильковский в очередной раз не ответил на его вопрос. - Вроде, – вокалист с печалью признал, что у него закончились «снаряды» для атаки басиста. Из динамиков телефона послышались посторонние голоса, среди которых Женя легко узнал Влада. - Неужели мне и с ним придется говорить? – закрыв рукой микрофон, жалобно простонал Мильковский. Маус глупо хихикнул, но после, опомнившись, прикрыл рот ладонью. Однако вскоре смех пробрал его не на шутку, и парень уже катался на кровати, беззвучно гогоча, еще и заражая смехом Женю. Тот делал это гораздо менее энергично, но все же он смеялся. Чего не делал давно, кстати. - Я передаю трубку Владу, - тем временем сообщил барабанщик слегка непонимающим голосом, ведь от него не укрылись приглушенные звуки смеха. Однако спросить он не решился, предполагая, что ржут друзья именно над ним. И как бы ему не хотелось громко послать их за это, парень промолчал и отдал трубку другу. Лучше пусть с ними соло-гитарист разберется. Мильковский, тем временем, глубоко вздохнул, услышав из динамика голос Влада. Тот поприветствовал Женю без всяких язв и доброжелательно поинтересовался, как дела. Вокалист тихо фыркнул, и, ответив, что все замечательно, резко преодолел расстояние до кровати. - Маус тут хочет что-то важное спросить, - с довольно улыбкой произнес Женя. – Я передаю ему телефон. Басист мгновенно потерял усмешку, с которой смотрел на друга и, грубо выхватив у него аппарат, показал свободной рукой кулак. Мильковский лишь продолжил улыбаться, и, ловко перепрыгнув друга, плюхнулся на свободную сторону кровати, на которой уже привык спать. Теперь он начал забавлять себя тем, что не давал Маусу спокойно разговаривать, старательно отвлекая всеми способами. Но, в отличие от вокалиста, Маус легко совмещал «битву» с ним и полноценный диалог с Зайченко, который, в основном, отвечал на вопросы парня быстро и замысловато, иногда заставляя этим переспрашивать. Женя прислушивался к их разговору лишь иногда, больше занимаясь обороной себя с помощью подушки. Вскоре и Маус решил применить её, истратив все старые мягкие брелоки и мячики, которые уже черт знает сколько пылились у него в тумбочке. Парень быстро понял, что махаться большой подушкой одной рукой и держать телефон в другой явно неудобно. И потому он ловко переключил звонок в режим громкой связи, наполнив комнату спокойным голосом Влада и тихими комментариями Тоши где-то сбоку. Женя одобрительно хмыкнул. И в следующий миг повалился на матрац, получив мягкий, но все же чувствительный удар по макушке. Однако отбиваться не перестал, даже находясь в лежачем положении, хоть и при этом давая Маусу преимущество. - Ладно, Влад, - брюнет отполз к своей привычной половине кровати, прижав Женю подушкой и пока не давая возможности атаковать, - до завтра, спасибо Тоше за звонок. Только вот еще кое-что… - Да, что еще? – Зайченко имел привычку спрашивать, даже когда продолжение фразы задерживалось всего на несколько мгновений. - Принеси, пожалуйста, завтра запасные… Блять! Мильковский, сука! Отвлеченный разговором, парень не успел увернуться от удара подушки и повалился вперед, так как стоял на коленях на краю кровати, откуда падать назад было банально опасно. Не сказать, правда, что нынешнее его падение тоже было безопасным. Хотя бы потому, что он лишь в последний момент успел выставить руки вперед и не свалиться на Женю, чьи удивленные и широко раскрытые глаза теперь были так близко к лицу Мауса. - Да что у вас там творится? – не выдержал Зайченко, хотя даже недовольство он умел выражать очень сдержанным тоном. - Летаем, блять! - Падаем, блять! Слова прозвучали почти одновременно. Двое засмеялись, сопровождаемые едва слышными усмешками от Влада и Тоши. Видимо, не только на их телефон практиковалась громкая связь. - Ладно, что ты там просил, Маус? – спросил Зайченко, так и не дождавшись продолжения прерванной фразы. Басист фыркнул, заправляя упавшие на лицо пряди за ухо. Женя невольно наблюдал за его движениями, в то время как Маус вглядывался в движения его зрачков, обрамленных карей радужкой, узор которой теперь было несложно разглядеть. - Я говорил про медиаторы. Притащи пару-тройку завтра, - все-таки произнес парень немного отвлеченным голосом. – Мои я, где-то, явно просрал. Теперь парни только и занимались тем, что увлеченно блуждали взглядами по лицам друг друга, которые продолжали находиться на расстоянии всего двадцати сантиметров. Слишком близко и непривычно. Маус в другой ситуации бы непременно отполз от друга куда подальше, но сейчас его что-то останавливало. Что-то, что сильнее затекающих кистей рук, на которые он опирался. - Эм, ну окей, принесу, - с едва заметной неловкостью произнес Влад, почему-то ощущая, что говорит это совсем не к месту. Слишком уж тихо было на другом конце провода. Словно парень разговаривал сам с собой. Маус осторожно перенес центр тяжести на одну руку и ловко взял телефон другой. Он собирался сказать спасибо и быстро отключиться, чтобы прервать нелепую ситуацию, как бы некой части его сознания этого не хотелось. Однако басиста хватило лишь на то, скомканное «угу, давай», чем он вновь вызвал насмешку в глазах Жени. Парень быстро сбросил звонок, даже не дождавшись ответного «Пока», которое Зайченко сказал уже громким гудкам. «Влад подождет», - решил Маус. Сейчас проблема посерьезнее. А проблема ли это, вообще? Он просто неловко упал на Мильковского. Почему ему таких моральных трудов стоит подняться и уйти, или же просто сесть на кровати? Что держит его? А Мильковского? Что им обоим не дает хоть как-то двинуться с места и перестать смотреть друг другу в глаза? - Слишком много вопросов? - вдруг спросил Женя, заставляя Мауса от удивления оторвать взгляд от глаз друга и начать неловко блуждать по его лицу, теперь нарочно избегая глаз. Женя буквально прочитал его мысли. Неужели вопросы прямо таки отражаются на его лице? - О чем ты? - единственное, что пришло Маусу в голову для ответа. - Парни задавали слишком много вопросов, не так ли? – с улыбкой повторил блондин, наслаждаясь тем, как изумление медленно растворяется в глазах друга. - Да, если ты об этом, - на выдохе сказал Маус. Мильковский усмехнулся. Кажется, сегодня улыбка слишком часто появлялась на его лице. Давно такого не было. Ну, а что поменялось? Что изменилось в его жизни с того момента, когда солнечный Женя потерял свое привычное желание улыбаться? Да, у него в квартире поселился Маус, лучший друг, который решил, что так продолжаться не может и нужно вытягивать парня из депрессии. Но изменил ли он что-то? Нет, у него, Мильковского, все было по-старому. Он также молчал, ходил по комнате, словно лунатик, и с холодной язвительностью отвечал на любые, даже самые ненавязчивые и невинные вопросы. Но, Маус что-то определенно сделал с ним. Или же, просто поступил не как остальные и не сделал ничего, разрешив воздействие на себя, вместо воздействия на Женю? Маус почувствовал, как затекают его конечности. Особенно рука, на которую он опирался, сбрасывая звонок. Однако что-то внутри говорило, что он должен продолжать стоять в идиоткой позе. И, несмотря на свое огромное презрение к этому «что-то», Маус слушался его. Единственное, что могло спасти басиста из этой ситуации – Женя, который пожелал бы это прекратить. Вот только не особо заметно, что он собирается это делать. Теперь Маусу оставалось лишь ждать. И он ждал. И старался уловить каждое слово, которое Женя произнесет. - Слушай, - басист мгновенно перевел взгляд на лицо Жени. – Может… поменяемся местами? Не устал еще? Маус слышал, как тихим смехом отдавало каждое слово Мильковского. Он сейчас мечтал придушить его, ведь парень знал наверняка: Женя определенно догадывается, что творится внутри у друга, но черта с два он пойдет ему навстречу и даст выскользнуть из этой, забавляющей вокалиста, ситуации. И, сейчас он, даже не дожидавшись ответа Мауса, неловко обхватил его руками и перекатился, оказавшись сверху, причем, в отличие от басиста, Женя решил не вставать на колени, опираясь на ладони, а просто улегся на друга, уложив сложенные руки Маусу на грудь. - Это уже совсем наглость, чувак, - слишком удивленный, чтобы говорить с недовольством, выдал Маус. - О, ты заметил? – саркастически замечает Женя, упираясь подбородком в свое тонкое запястье и внимательно глядя на парня сверху вниз. - Чего ты этим добиваешься? Или пытаешься добиться? И вообще, какого хрена, Женя?! Маус попытался грубо спихнуть парня с себя, но с огромным удивлением встретил сопротивление с его стороны. Мильковский оперся на правую руку в нескольких сантиметрах от уха басиста, и, усмехнувшись, принял ту же позу, что и его друг минутами ранее. Только вот Маус не нагибался над его лицом так низко. И не смотрел в Женины глаза так, словно видел в них пейзаж. - Что ты там такого увидел? – сделал попытку усмехнуться басист, чувствуя ужасную неловкость, находясь в данном положении. - Тише, - Мильковский приложил один палец к его губам, заставляя парня замереть от неожиданности, - дай мне поближе рассмотреть твои глаза. И больше басист не пытался что-либо сказать. Он просто молча ахуевал удивлялся происходящему. Он наблюдал, как вокалист смотрит в его глаза, иногда приближаясь, а иногда даже отрывая руки от матраца, выпрямляясь. Вскоре он вновь приблизился, почему-то уже не сосредотачивая внимания на глазах Мауса. Парень разглядывал все его лицо, а тот видел, как карие глаза едва заметно двигаются из стороны в сторону. Вдруг Маус понял, что сейчас Женя настолько близко, что их носы едва ли не соприкасаются. Они все также смотрят друг другу в глаза, почти не моргая. И, почему-то, басист никак не мог сказать, даже себе, что случится в следующий момент. Женя немного повернул голову вбок и приблизился еще больше. Маус почувствовал теплое дыхание на собственных губах. Он понял, что собрался делать Мильковский. Да, черт возьми, сложно не догадаться сразу. Вот только, пока басист успешно отодвигал это предположение на задний план сознания. Пока оно не стало единственным из возможных. В тот момент, когда губы Жени коснулись Мауса. И тут, совсем рядом, раздался телефонный звонок, да так громко, что оглушил Мильковского, который легко позволил Маусу скинуть себя на кровать. Басист мельком взглянул на экран, пытаясь разобраться, посылать ли Владу мысленные благодарности или же злиться за прерванный момент. В результате он просто ответил, стараясь выкинуть любые споры из головы. Не особо, правда, считая, что это возможно. - Да, я слушаю. Предательское сбившееся дыхание и не сокрытое недовольство в голосе. О да, определиться было не так уж и сложно. Он понял, что внутренне совсем не благодарил гитариста. Маус ненавидел себя за это, а еще за чертово сожаление. И за мелькнувшее на миг яркое разочарование, когда знакомая мелодия нарушила тишину в комнате. - Не отвлек? – как-то странно прозвучали эти слова. Или Маус медленно начал скатываться в паранойю? - Нет, что ты хотел? «Даже по твоему голосу слышно, как ложно это «нет», - так и говорил насмешливый взгляд Жени, который басист поймал на себе. «Заткнись», - одними губами произнес парень в ответ и демонстративно повернулся к другу спиной. - Просто хотел сказать, чтобы вы выползали в аэропорт пораньше. В этот раз рейс точно не задержится, так что лучше стоит обойтись без бешеных бегов в сторону стоек регистрации, - усмехнулся Зайченко. Маус молча улыбнулся, на минуту забывая, что Влад его не видит. Он вздрогнул, почувствовав, как рука касается его плеча и делает усилие, чтобы вновь развернуть его на спину. Парень сопротивлялся слабо, старательно изображая равнодушие и отвечая гитаристу, что они обязательно выйдут пораньше и постараются не опоздать. Рука Мильковского настойчиво тянет его на себя, и вскоре Маус вновь плюхается на спину. Влад продолжает что-то говорить, причем парень не сказал бы, что это его раздражает. С гитаристом он разговаривал чуть ли не чаще остальных, они были близкими друзьями, и единственным, что напрягало Мауса сейчас, так это отсутствие возможности послать нависшего над ним Женю. «Улыбается еще, сволочь», - мелькает злая мысль, которая чуть не вырывается наружу, в ответ на Владово «Отрепетировал новые песни?». - Да, только вчера повторял, - слишком легкая ложь. И вновь усмешка на лице Мильковского, который слишком близко, чтобы не слышать их диалог. Маус торопливо прощается, хотя внутри все еще не может решить, так ли он хочет терять повод не говорить и не объясняться с Женей насчет… хм, насчет всего вообще? Вряд ли, лишь эта странная сцена несколько минут назад вызывает у Мауса вопросы. - Ладно, до встречи. Привет Жене передавай, - басист, даже не видя его, знает, что Зайченко улыбается. - Угу. Тошику тоже, - и вновь почти картинно бросает телефон подальше от себя, да так, что он едва ли не встречается со стеной. Теперь ничто не мешает задавать вопросы. Но Маус молчит, глядя в большие карие глаза парня, который вновь в опасной близости к его лицу. Женя осторожно протягивает руку к лицу друга, касаясь щеки. Невероятно нежно проводя по ней, он доходит до подбородка, а потом прикасается к губам. Маус, словно, был оглушен и не двигался, поддаваясь движениям руки. Мильковский улыбается и опускает ладонь на изгиб его шеи, знакомым уже движением опускаясь навстречу Маусу, чтобы снова попытаться его поцеловать. Попытаться. - Какого хрена ты творишь?! Басист с силой отталкивает друга на другую сторону кровати, а сам судорожно поднимается и с трудом удерживает себя, чтобы не забиться в дальний угол. Неужели снова? Неужели Женя думал, что он позволит ему сделать это снова? Да, Маус не особо понимает, какого черта это произошло в первый раз. Да, он понимает, что сам совершил ошибку, поддавшись моменту. Но блять, еще раз?.. Последнюю мысль он озвучил, натягивая на себя водолазку, а сверху – любимую футболку с Бэтменом. Мильковский продолжал находиться на кровати, теперь уже полусидя, опираясь на стену за спиной. Он наблюдал за каждым движением Мауса, с некой жадностью боясь упустить любой жест. И басиста, до скрежета в зубах, бесило это. То, что Женя просто смотрит на него. Не пытается что-то объяснить, извиниться, или наоборот, обидеться и замкнуться. Он лишь сидел неподвижно и с усмешкой в глазах наблюдал за другом, хотя Маус и мог поспорить, что всего несколько мгновений назад он видел в этих самых глазах разочарование. Мильковский оказался в дверном проеме и издевательски помахал рукой, когда басист надевал зимние кроссовки. Маус поднял на него взгляд, сквозь зубы, выговорив непонятное для Жени ругательство и отвернулся, начиная судорожно рыться в карманах. - Это ищешь? - уже привычно тихий, с нотками издевки голос, на который парень обернулся и почувствовал, как на самом деле он не хочет сейчас покидать теплую квартиру и идти на холод. Да и не в тепле было дело. Но оставаться здесь Маусу казалось еще мучительней. Поэтому он с толикой злости вырвал из рук Жени протянутую пачку, забытую на подоконнике с того самого вечера и, развернувшись, покинул квартиру, надеясь, что хотя бы холодный зимний ветер поможет ему немного прийти в себя и в себе же разобраться.