Шаг. Шаг. Остановка.

- Хэй, парень, ты как? - с толикой сочувствия спрашивает водитель, когда машина, наконец-то (!), останавливается. Маус чувствовал себя относительно неплохо в квартире друга, но выпитое все же дало о себе знать по пути домой. Бутерброды так и стремились обратно в жестокий мир, хотя басист и сдерживался изо всех сил. Его не слабо укачало, и теперь каждое движение вызывало неприятные ощущения сначала в голове, а потом резко отдавались где-то пониже горла, от чего даже открывать рот ради пары слов парню не хотелось. Он сунул в протянутую руку водителя почти в два раза больше, чем тот просил, за что мужчина поспешил помочь Маусу выбраться на воздух, который, хоть и был свеж и в меру приятен, но трезвости придавал не особо. - До подъезда доведу — дальше сам. Только не напивайся больше, парень. Маус вымученно улыбнулся и медленными шагами потопал за водителем, придерживающим его неустойчивую тушку, которую так и клонило вниз, к холодной, скользкой земле. Хоть не поскользнулся, и на том спасибо. Звонить в домофон было бесполезно — Женя наверняка спал, но вот набрать его номер можно попытаться. Найдя нужный контакт с изображением красивой акустики белого цвета, Маус несколько раз нажал «вызов», то ли от нервов, то ли от нетерпения. А может, от холода. Все-таки, ранним утром на улице не особо комфортно без перчаток. - Боже, ты где? Сколько времени? - после долгих гудков, которые Маус и не пытался считать, Мильковский все же ответил. Басист сразу представил сонного Женю с полузакрытыми глазами и спутанными волосами, на ощупь пытающегося отыскать свой телефон. И невольно улыбнулся. - Я здесь, у подъезда, и сейчас где-то четыре утра. Забавно, правда? - слишком задорным голосом для человека, который с трудом стоял на ногах, произнес Маус. - Забавней некуда, - хмуро выговорил Мильковский. - Сейчас открою. Спустя несколько минут и мучительного подъема по лестнице Маус все же добрался до двери квартиры, где его ждал сонный и лохматый Женя, прямо, как и представлял себе басист. Правда, он не представлял его столь недовольным. «Ну, хоть какие-то эмоции», - усмехнулся Маус про себя. - Какие эмоции? - а нет, не про себя. Мильковский выжидающе смотрел на друга, не спеша пускать в квартиру. - Забей. Пусти меня уже, - почти отталкивая парня, Маус все же переступил порог. - Ты свалил из дома и напился? Серьезно что ли? - если бы не выдающие карие глаза, Маус бы не уловил удивление в голосе Жени. - Это легче, чем понять, что здесь за дерьмо происходит, - не сдержался басист, сбрасывая покрытые снегом ботинки. Ответом ему послужило лишь молчание. И усмешка. Тихая, довольная усмешка. - А что за дерьмо здесь происходит? - с интересом задал вопрос Женя. Маус почувствовал дикую злость на Мильковского. Впервые за последнее время ему действительно захотелось посильнее вдарить Жене. Не то, чтобы раньше Мауса не посещали такие мысли. Просто сейчас это желание, видимо, подогреваемое не совсем трезвым разумом, в данный момент ощущалось очень отчетливо. Но парень все же сдержал себя. - Серьезно что ли? Ты, - Маус особо выделил это слово, - спрашиваешь меня? Женя, улыбаясь и уже не скрывая предвкушения, уверенно кивнул. Басист был уверен: Мильковский ждал этого. Ждал, пока Маус произнесет эти слова, которые тот с трудом говорил даже в своих мыслях. Но вот только Женя этого не дождался. Но кое-что все же произошло. Это не вошло в историю, но запомнилось явно лучше, чем все великие события вместе взятые. Маус окончательно послал все «за» и «против», а так же все остальное, что вертелось у него в голове в тот момент. Он устал от усмешек, которые так хотелось содрать с довольного лица вокалиста. И поэтому просто приблизился к Мильковскому и поцеловал, мысленно показывая средний палец всем мыслям, которые были с этим не согласны. Женя не оттолкнул его. Он замер на месте, не делая ровным счетом никаких движений. Он просто позволял Маусу зло кусать его губы, вымещая на них всю скопившуюся в парне злость. Позволял сжимать себя в объятиях, вдыхая аромат сигарет и алкоголя. И это продолжалось даже дольше, чем он ожидал. Но Мильковский никуда не спешил, потому спокойно дожидался, пока Маус все же отпустит его. - Ты разочарован? - задал вопрос Женя, когда басист все же отстранился. Маус усмехнулся. Слегка криво, совсем не так, как он делал это обычно. - Немного, если честно, - признал он. - Видимо, всю инициативу ты потратил на прошлый раз. Женя беззвучно рассмеялся в кулак. Он опирался на стену, стоя напротив друга, который, в свою очередь незаметно держался за стенку шкафа, на всякий случай. Потерять равновесие ему хотелось сейчас в последний момент. - Прости, не знал, что ты так набросишься на меня. - Оу, так тебе требовалась моральная подготовка? - саркастично огрызнулся басист. Это начинало выводить из себя. Что вообще происходит? Женя получил, что хотел. Но сейчас он выставляет все так, словно это Маус жаждал поцеловать его все это время. «Хотя, возможно так и было, но блять, я здесь не один такой!», - в мыслях Маус уже открыто негодовал. Мильковский молчал, возможно, не зная, что ответить, а может просто не хотел отвечать. Он долгим взглядом смотрел в глаза друга, который явно хотел прожечь в нем дыру, а может и сжечь всего Женю к черту. Вот только волшебство не случается только благодаря сильному желанию. И они не в сказке. «Что очень прискорбно», - усмехнувшись, заметил Маус. - И что дальше? Вопрос повис в воздухе, Маус его проигнорировал. То, что разговора у них не выйдет, стало понятно еще в тот момент, когда басист перешагнул порог дома. Какой у них был выход? Что им сделать, чтобы избежать этой тишины? Она отличалась от той, что нравилась Маусу. Она не веселила Мильковского, потому что сейчас он не знал, что она означала. Женя уже вообще сомневался в том, что знал что-то. Одно лишь действие вертелось у него в голове. Осталось решиться. Открыть карты. Показать, что ему не все равно и признаться в блефе. Слишком сложно. Молчание между ними затянулось. А терпение Мауса истекло. Все. Будь, что будет. Он резко подался вперед и даже не почувствовал того, что Женя двинулся ему навстречу. Они не знали точно, кто именно поцеловал другого. Их губы просто встретились, а руки начали нервно блуждать по телам, прижимая их друг к другу. Маус запустил ладони в лохматые волосы, а Женя сцепил руки на его шее. Он почти повис на друге, а тот, тем временем, прижал Мильковского к стене, жадно поглощая каждое движение его языка. Спустя полминуты Женя резко разорвал поцелуй. Он уткнулся Маусу в шею, стараясь не зацикливаться на запахе алкоголя. Басист опустил руки на его плечи, слабо прижимая к себе. От Мильковского пахло шампунем и, чуть ощутимо, кофе. Это было странно, учитывая, что сейчас четыре утра. Но парень тоже решил не зацикливаться. Их вполне устраивало просто стоять посреди коридора и сжимать друг друга в объятиях. И не было ничего неловкого. Им не казалось, что это странно. Наоборот, впервые за последние двенадцать часов они оба чувствовали себя абсолютно на своем месте. - Мне нужно собрать вещи, - Маус с неохотой отстранился от Жени, наваливаясь на стену за собой. Мильковский усмехнулся. - Иди спать. Я разберусь, - и неловко коснувшись губами его щеки, вокалист отправился в комнату, которую уже вполне можно было называть их спальней. Как бы пошло это не звучало. Маус на секунду замер, все еще ощущая на своей щеке чужие губы. Этот жест со стороны Жени казался басисту таким непривычным, странным, но одновременно таким теплым, уютным. Он был совсем не соответствующим всему тому, что делал Мильковский раньше. Даже во всех их предыдущих "попытках" не было столько нежности, сколько в этом секундном действии. Маус подождал еще несколько секунд, ожидая, пока это странное, незнакомое чувство пройдет, а он перестанет улыбаться и, наконец, отправится в комнату. Однако до кровати он так и не дошел. Маусу захотелось смыть с себя хотя бы часть запаха сигарет и алкоголя, который, казалось, уже впитался в кожу. Что уж говорить об одежде, которую парень сбросил как можно скорее и залез под прохладные струи воды. Ему не хотелось выходить из ванной комнаты всю оставшуюся ночь, так сильно Маусу нравилось ощущение стекающих по телу капель воды. Даже усталость отошла куда-то на второй план. Осталась только вода и запах апельсинового мыла, и все это приправлено тихим шумом крана, который казался самым приятным звуком во всем мире. Выйти все же пришлось. Прямо навстречу холодному сквозняку, непонятно откуда взявшемуся в их квартире. Маус надел мятую пижаму, которую отыскал в барабане стиральной машины. От мокрых волос по телу бегали неприятные холодные мурашки, и парню хотелось как можно быстрее завернуться в теплое одеяло. Маус быстро двинулся в спальню, шлепая босыми ногами по полу. Когда он оказался в комнате, то понял, почему в квартире так чертовски холодно. На подоконнике, завернувшись в небольшое одеяло, которое явно стащил с кровати, сидел Женя и курил, морщась при каждой затяжке. Маус улыбнулся и подошел к нему, ловко вырывая сигарету из тонких пальцев, как Мильковский когда-то из его губ. Все повторяется, меняются только роли. Интересно, Маус тоже теперь будет согреваться с помощью друга и ныть про то, что он открыл окно? Басист усмехнулся этой мысли. Женя фыркнул и, с едва заметной неохотой, поднялся, накидывая одеяло на плечи Мауса. Ткань отдавала теплом, и парень с удовольствием завернулся в него, а после, слегка наклонился для легкого поцелуя, на который Мильковский охотно ответил. - Как ты можешь курить? Это противно, - вдруг выдал Женя, плюхаясь обратно на подоконник и захлопывая окно. Маус удивленно поднял бровь, взглянув на парня, и даже воздержался от сигареты, которая все еще была в его руке. Он просто смял её в пепельнице и подвинул вещи, чтобы сесть напротив. - Ты сам бросил всего полгода назад, - произнес басист с едва заметной улыбкой. - И считаю, что сделал себе лучший подарок, - с гордостью в голосе ответил Женя. - Кстати, вкус реально дерьмовый. Маус усмехнулся и пожал плечами, понимая, что спорить не о чем и не за чем. Он просто залез на подоконник с ногами и сложил руки на согнутые колени, упершись подбородком в предплечье. Женя некоторое время просидел неподвижно, а после все же поднялся на ноги и начал доставать из шкафа вещи, которые аккуратно складывал в стопку на кровать. Несколько предметов одежды ему пришлось буквально вытягивать из-под Мауса, которому чертовски не хотелось слезать с подоконника. Он фыркал на Женю, словно недовольный кот, упрямо сидя на месте, а Мильковский лишь тихо посмеивался, продолжая собираться. Роли действительно поменялись. Теперь Маус сидел неподвижно, жадно улавливая каждое движение, производимое другом, а тот активно занимался поисками чемодана. Конечно, можно было включить свет и не мучиться, роясь в предрассветной полутьме, но Женя не искал легких путей. Тем более, светить широким экраном телефона было гораздо интереснее. - Теплее, - вдруг произнес Маус, когда Мильковский потянулся к самой верхней полке шкафа. - Угу, продолжай в том же духе. - Заткнись и достань эту громадину сам, - огрызнулся вокалист. - Ты не хочешь дальше играть в «горячо-холодно»? Жаль, - тихо засмеялся басист, спрыгивая с подоконника. Маус с легкостью достал чемодан, едва протянув руку. Он оказался тяжелее, чем выглядел, но парень старательно сохранил невозмутимость на лице и уложил груз рядом с кроватью. Женя благодарно коснулся губами его щеки и отвернулся, чтобы начать скидывать в чемодан вещи. Басист же лег на кровать, накрывшись одеялом и уткнувшись лицом в подушку. Он невольно упрекнул себя за паясничество, непонятно откуда взявшееся и чем вызванное. Не будь он в состоянии «спать-язвить-лежать-тихо-ворчать», Маус непременно бы покопался в себе на эту тему. Но сейчас ему хотелось лишь всего выше перечисленного. И, если честно, немного виски. Совсем немного. - У тебя нет запасов чего-нибудь, крепче пива? - тихо задал вопрос Маус, глядя на Женю из-под одеяла. Мильковский презрительно фыркнул. - У меня нет даже пива. И вообще, тебе хватит уже. Спи. Вокалист уложил большую часть их вещей на дно чемодана, придавив сверху кедами и примочками для своей гитары. Сейчас идея собрать вещи в один багаж казалась не такой гениальной, как раньше. Однако искать собственный походный рюкзак, с которым Женя путешествовал в небольшие туры, ему совсем не хотелось. Тяжело вздохнув, парень продолжил сборы, игнорируя тихие смешки Мауса, который явно не собирался спать. Спустя несколько минут Маус осознал, что в сон его все же немного, но клонило. Правда спеть колыбельную Мильковский категорически отказался, мягко выразившись словом "Обойдешься", и басисту пришлось справляться самому. В царство Морфея Маус попал лишь после полсотни пересчитанных слонов. Женя несколько раз аккуратно проверял, спит ли друг на самом деле или притворяется. Все же спит, если даже на поцелуй в лоб не отреагировал. Женя усмехнулся и тише обычного продолжил уже запихивать, а не просто складывать, вещи в сумку. Застегивать чемодан он не стал и аккуратными шагами направился на кухню. В пять часов утра было бы самым лучшим выпить кружку кофе, но Мильковский решил ограничиться чаем со льдом. Позавтракать нормально он всегда успеет.