Космическая несправедливость

      Гинтоки было очень спокойно. Волнения словно испарились вовсе, а в душе разливалось тепло. Но не такое, которое бывает при весёлом забытье в алкоголе, а такое уютное, домашнее, с привкусом клубничного молока. Ощущение абсолютного умиротворения. Он втянул носом приятный тонкий запах и словно сквозь дымку услышал собственный вопрос:       - И это должно возбудить меня?       - Чёрт тебя дери, Саката, - Хиджиката сплюнул в опасной близости от ботинка Йорозуи. - Можно подумать, что пытаться соблазнить тебя - просто неописуемо восхитительное занятие! Я уже не могу даже рожу твою видеть!       Замком развернулся и, подкуривая, направился прочь.       Это всё было частью "тренировок". Вот уже второй месяц команда "Сашийо" (изначальное название было придумано куда длиннее: "Садисто Шинсенгуми Йорозуя Тогда и Горилла и Майолэнд и Восхитительное Парфеи Ублюдки Где Тогда Моя Еда", но в заголовок списка дел Хиджикаты влезло только "Сашийо") готовилась к ответственной миссии по спасению города и к полёту в космос. Подготовка осложнялась тем, что остаткам шинсенгуми всё ещё приходилось поддерживать иллюзию порядка в городе, изредка помогая спасаться людям от их свихнувшихся насильников. Вопреки всем ожиданиям, город разделился не на две базы – Альф и Омег - а на четыре, совершенно неравные по количеству людей, группы – на слабых и сильных Омег и Альф. И это было хуже, чем любая междоусобная война – это была настоящая охота. Сильные Альфы преследовали всех Омег без разбору, сильные Омеги сбивались в небольшие группки и устраивали облавы на понравившихся Альф, слабые Альфы просто пытались мирно "сдружиться" со слабыми Омегами, но не преуспевали – ибо слабые Омеги были самые малочисленные, несчастные, испуганные и измученные существа в Эдо, не желавшие идти на контакт вообще с кем-либо. Ну, разве что с Хиджикатой, которого за глаза успели прозвать "Спасителем униженных и оскорблённых", и каждый Омега в городе (неважно, из группы слабых или сильных) мечтал, что когда-нибудь прискачет его личный Альфа-Хиджиката и восстановит справедливость, а затем продемонстрирует, как правильно не придерживаться указаний из его же брошюрки по безопасному поведению в условиях "Омегаверса".       Но Хиджикате не из мечтаний Омег, а вполне реальному, уставшему и задолбавшемуся Хиджикате было совсем не до демонстраций. Антидота выслано не было. Аманто больше не выходили на связь. Не только аманто, подарившие Земле "Омегаверс", но аманто вообще, словно планета Земля резко потеряла привлекательность для захватчиков. Между делом, в мыслях замком уже начал грешить на земных террористов, мол, те всё подстроили, чтобы очистить Землю от инопланетян, но этой теории мешал тот факт, что эти самые террористы помогали "Сашийо" подготавливать космический корабль для полёта. А это значит, как подсказало Хиджикате его усиленное предчувствие, готовилось что-то похуже простой террористической атаки.       Чем менее радостные мысли посещали голову Тоширо, тем более раздражающими казались ему тренировки, хотя он, опять-таки, сам же их и придумал. Ему с командой предстояло провести в космосе не один месяц, пока они будут добираться до планеты-родины вируса, а это значило, что он должен был быть уверен в том, что всё это время каждый член команды останется надёжным. И, конечно, главное его беспокойство было вызвано единственным Омегой в группе – Сакатой.       После случая с Окитой Хиджиката сильно усомнился в иммунитете Йорозуи к Альфийским феромонам, но после внезапно открывшейся супервозможности Омеги вопрос его необходимости в команде был снят. Просто в один прекрасный день, когда Хиджиката вновь орал на Гинтоки, выказывая своё недовольство его безалаберным отношением к делу и отсутствием мозгов, Гин просто взял и ляпнул, что если так, то почему же многоуважаемый замком ровно в ту же минуту думает о том, как ему приятно находиться рядом с ним. И это стало той точкой, после которой Хиджиката просто не мог позволить себе выпустить его из-под контроля. Эмпатические и телепатические способности Йорозуи, вкупе с его силой воина, многократно умножали его полезность. Добавить к тому, что этот немного смущающий факт, который он теперь знал о замкоме, не должен был выплыть наружу, и получалось, что Йорозуя теперь обязан был быть в команде, чтобы Хиджиката мог управлять ситуацией.       Поэтому сейчас, когда Гинтоки снова выдал что-то типа "Хиджиката-кун, будь честнее", Хиджиката развернулся и, с силой схватив того за грудки, зашипел:       - Только попробуй...       - Я что, похож на идиота, - серьёзно сказал Гинтоки. - Думаешь, мне доставит удовольствие, если все узнают, что ты прёшься от моей компании?       Тоширо резко отпустил ворот Гинтоки, словно ошпарился.       Он попытался выдать какую-то ругань, но его перебил скучающий голос Сого:       - Ну что вы там копаетесь, вам опять показать, как это делается? Данна, готовьтесь трепетать!       Надо сказать, что для Гинтоки эти пресловутые "тренировки" тоже были тем ещё стрессом. Возможность чувствовать собеседника, читать его мысли, поначалу казалась ему прикольной, но чем сильнее становилась его сила, тем глубже в самого Гинтоки проникали чужие мысли и чувства. Он переживал их как собственные, не в силах ничего изменить, и большинство этих чувств были – страх, неуверенность, жестокость и боль от разочарования. Люди в городе невольно испытывали всё это, когда двое влюблённых людей, оказавшись, с точки зрения вируса, неподходящей парой, расходились и против воли сходились с другими партнёрами, когда счастливая семья распадалась, потому что вирус счёл это необходимым, когда безответная любовь получала вдруг ответ, но он был лишь механическим, плотским и всё также навеянным вирусом. Гинтоки стойко выносил всё, но эти ужасные чувства копились в нём, терзали и искали утешения, которое он, как простой наблюдатель, не мог им принести. И он злился, ощущая свою беспомощность и бесполезность, злился и лишь усиливал собственные муки.       Только рядом с орущим, сухим и жёстким ублюдком Хиджикатой он чувствовал успокоение.       И будь он проклят, если это не раздражало его чуть ли не больше всей сложившейся ситуации!       Когда Сого подошёл к ним, Гинтоки вновь сверлил замкома вызывающим взглядом, считывая его сбившиеся мысли, представлявшие собой забавную смесь ругани и сосредоточенности на цели.       - Окита-кун, отойди, кажется, ты смущаешь Хиджикату-куна.       - Да, пожалуй, это так. Он всегда смущается, когда мы собираемся в общей бане.       - Что, так всё плохо?       - Не то чтобы очень. Ему бы побольше уверенности.       - Уверенность должна болтаться между ног, Окита-кун.       - Заткнитесь. Оба.       Хиджиката жахнул своей аурой по аурам Сого и Гинтоки. Это, кстати, было дополнением к его сверхинтуиции – какая бы по силе аура ни встретилась ему на пути, он мог разнести её в клочья так, что противник чувствовал почти физический урон.       Сого закатил глаза, но ничего не сказал, так как к ним присоединился обеспокоенный Кондо:       - Ну же, ребята, если все так и продолжат упрямиться, то мы не сможем никуда полететь. Тоши, признай уже, что он готов. Йорозуя, скажи нормально, ты ничего не чувствуешь?       Гинтоки сморщился и отогнал желание снова как-нибудь отшутиться. Он устал, он хочет сладкого, а значит, пора со всем этим заканчивать. Он оценил свои ощущения. Что значит "ничего не чувствуешь"? Что он должен чувствовать? Привязанность, влечение? Или что-то, что присуще только сталкерам?       - Нет, ничего я не чувствую.       Сколько бы раз и в каких кустах после очередной попойки они ни оказывались вместе, он не чувствовал никакого желания оказаться в интимной близости с Хиджикатой, и это было совершенно нормально. Точно такие же нормальные ощущения он испытывал сейчас – вид Хиджикаты его искренне бесил. Только одна вещь, которую и ощущением-то сложно назвать, была другой – где-то глубоко, на уровне неосознанных мотивов, Гинтоки было попросту хорошо рядом с ним.       - Ладно, Гинтоки, Тоши, тогда сворачиваемся, нам ещё надо уладить вопрос с провизией. Я не совсем понимаю, откуда в списке такое количество суконбу и собачьего корма, - Кондо развернулся по направлению к штабу, ожидая, что все отправятся за ним, но Хиджиката не двинулся с места.       - Эм, Тоши?       - Сейчас, один момент. Я должен сделать это. В последний раз.       - Ну что же ты за упрямый осёл такой, - Гинтоки нервно вздохнул, прокручивая в голове всё то унижение, что ему предстоит вынести. Опять. - Давай, только по-быстрому.       Он пару раз медленно моргнул, сосредотачиваясь на ощущениях и вычищая лишнее, а потом опять взглянул на Хиджикату.       Сутью его проверок и тренировок было то, что Тоширо пытался своей аурой ударить его, зацепить, но совершенно по-особенному. Он пытался заставить его Омегу испытать желание. И за все два месяца, что они мучили друг друга, максимальным результатом было то, что Гинтоки громко чихнул. Кондо был уверен, что это показатель иммунитета Гинтоки, Сого – что замкомандующего профан в интимных делах, а сам Хиджиката в том, что Йорозуя врёт. Что этот кудрявый придурок врёт и ставит под угрозу всю их операцию. Уверенность в этом Хиджикате давал тот факт, что Гинтоки, хоть и читал его мысли, не смог прочесть то, насколько сильно Альфа Хиджикаты желал его Омегу.       - Отойдите все, - он не мог допустить, чтобы эти постыдные ощущения, даже принадлежавшие не его разуму, не его телу, стали достоянием общественности.       - Уж не думаешь ли ты, что у меня на тебя...       - Сого, заткнись и отойди, твою мать!       Окита покрутил пальцем у виска и без дальнейшего интереса ушёл.       - Хиджиката-кун, не нервничай, это вредно...       Гинтоки оборвался на полуслове, едва аура Хиджикаты коснулась его собственной. Хиджиката подошёл слишком близко, ближе, чем когда-либо позволял себе на их дурацких тренировках. Он смог взять себя в руки, и мысли в его разуме, насколько мог судить Гинтоки, лились стройными рядами вместо рваных, быстрых клочков.       - Что ты чувствуешь?       Йорозуя подумал несколько секунд, потом пожал плечами – ничего из ряда вон выходящего.       Тогда Хиджиката позволил себе прикоснуться к Гинтоки: он положил ладони ему на шею, продолжая вглядываться вглубь апатичных глаз, упираясь большими пальцами ему в подбородок.       - А теперь?       И тут Гинтоки замешкал с ответом – он не мог понять, что он чувствует. Вот тот же Хиджиката, тот же серьёзный до тупости взгляд, вечно сведённые брови и привкус табачного дыма в дыхании. Но в нём же – что-то дико "не-хиджикатовское", слишком неправильное, слишком открыто вызывающее и извращённое, но такое искреннее. И так безумно соблазняющее точно такую же, "не-сакатовскую" часть Гинтоки. Именно так Альфа желает Омегу.       Гинтоки сглотнул.       - Хиджиката-кун, у меня для тебя плохие новости.       - Что?       - Кажется, у меня встал.       - С чем я нас и поздравляю.       - "Нас"?       - Кажется, у меня тоже.