*******************
Спустя каких-то двадцать минут резвый мотоцикл Шляпника в полном составе доставил троицу до места назначения. Сняв с головы шлем, пошатывающаяся Цукуё не без помощи насмерть вцепившегося в её локоть кролика вылезла из коляски и встала на твёрдую недвижимую поверхность. Расфокусировавшийся от быстрой езды и тряски взгляд наконец-то начал проясняться. Взору открылся вид на маленький семейный ресторан, окружённый снаружи сплетёнными из бамбуковых стеблей кадками с зеленеющими над ними шапками подстриженных полукругом кустиков. Дальнейший созерцательный процесс был прерван тем, что компаньон силой поволок её по направлению ко входу заведения. Когда кролик подтащил несопротивлявшуюся Цукки к двери, девушка обратила внимание на картонную фигурку, встречавшую гостей довольно примечательным изображением. На нём красовался восседающий поверх большого серебряного блюда, водружённого на застеленный белой скатертью стол, розовый косоглазый осьминог. Опираясь одной из продолговатых конечностей на столешницу, он выгнул похожую на баклажан голову дугой с доселе незамеченной за данным видом моллюсков грацией. Многочисленные извивающиеся щупальца соблазнительно зазывали клиентов: одно призывно распростёрлось вперёд, указывая на потенциального гостя и маня к себе завлекающим жестом, другие держали на присосках несколько бутылочек, из горлышек которых на осьминожью тушку лились струйки разнообразных соусов, заливая томно прикрытые очи, оставляя влажные дорожки на блестящей коже. Нижние щупальца головоногий скрестил между собой, словно подражая провокационной позе госпожи Терон в «Основном инстинкте». Самое же последнее, подобно лозе, плотно обвивало табличку, гласившую следующее: «Ама ням-ням: глубокое истязание вкусом»*. Так и не успев осмыслить увиденное, Цукки уже оказалась втянутой внутрь заведения властной кроличьей лапой. Одетая в розовое платьице с белым передником официантка, тряхнув великим множеством хвостиков, наличие которых уподобляло её голову многоногому спруту, с дружелюбной улыбкой проводила новоприбывших посетителей к свободному столику. Вслед за этим она вручила каждому из них меню и преспокойно удалилась, предоставляя гостям время для обдумывания заказа. Цукуё неуверенно пробежала взглядом по наименованиям блюд. Если им верить, то ничего экстраординарного к выбору не предлагалось, однако такая обыденность настораживала ещё сильнее. Украдкой скосив глаза на спутников, она обнаружила, что Шляпник отвернулся к окну, отрешённо выстукивая костяшками пальцев по столешнице какой-то ритм, в то время как кролик прожигал её злым и нетерпеливым взглядом. Меню ни одного из них не интересовало. Вздохнув, Цукки повернула голову к официантке и подозвала её: — Уже определились? — весело спросила девушка, держа наготове блокнот и ручку для записи заказа. — Нет, — отрицательно покачала головой блондинка. — Сперва я бы хотела задать вам пару вопросов. Скажите, какие блюда можно съесть без вреда для жизни? Официантка сконфуженно замолчала, широко распахнув карие глаза и уставившись на огорошившую её особу. Заметив замешательство на лице девушки, Цукуё решила пояснить свою мысль: — Видите ли, меня в моём теле всё устраивает, а потому я вовсе не стремлюсь менять его пропорции. Очень бы хотелось избежать каких-нибудь деформаций или трансформаций, либо же рассчитывать, что их эффект будет полностью погашен блюдом, действующим противоположным образом. Как, например, Алиса смогла вырасти, всего лишь съев пирожок. Понимаете, да? — Не слушайте её, она не в себе и совершенно не соображает, что говорит, — перебил её кролик, обратившись к обескураженной официантке. — Принесите ей любой комплексный завтрак и дело с концом. — Что ты такое говоришь?! — возмущённо запротестовала Цукуё. — Тебе, может быть, и всё равно, а вот я не хочу из-за глупой неосмотрительности отрастить себе вторую голову или третий глаз! — Ано… — подала голос наконец-то пришедшая в себя официантка, — одзё-сан, мне кажется, я поняла, к чему вы клоните. В нашем меню действительно есть несколько блюд, которые способны возбудить рост… эээ… второй головы. Если вас интересует наиболее действенное, то советую выбрать морепродукты в имбирном соусе. Однако уверяю вас, что даже отведав его, лично вам бояться совершенно нечего, — тут девушка умолкла, стыдливо опустив взгляд в пол, и еле слышно продолжила: — Для женщин никакой угрозы нет, все внешние проявления рассекречивают только мужчин... — Правда? — удивлённо раскрыла рот Цукуё и тут же восхищённо воскликнула: — Поразительно! Нэ, Шляпник-сан, может быть, попробуете? Так хочется хоть одним глазком посмотреть на такое чудо! Заслышав такое предложение, враз побагровевший кролик поперхнулся воздухом, дико вытаращившись на Цукки, которая в свою очередь с великой надеждой взирала на сидящего напротив мужчину. Тот некоторое время молчал, а потом невозмутимо изрёк следующее: — Предложение заманчивое, но, полагаю, сейчас для него не самое подходящее время, так что отвечу отказом. — Фи, какой вы скучный, — Цукки обиженно надулась, — будто бы так сложно разок продемонстрировать действие самой настоящей магии! — Полагаю, довольно необычно считать настоящей магией эффект от афродизиака… Да и потом, Тобита-сан, — Шляпник еле заметно ухмыльнулся, — полагаю, в вашем присутствии его употребление попросту оскорбительно. Поверьте, вы способны добиться аналогичной реакции самостоятельно, пользуясь исключительно собственными чарами… — Сэмпай! — не выдержал этих разглагольствований кролик, так и подскочив на месте. — А, да, извини, Матако-кун, полагаю, я несколько увлёкся, — Шляпник примирительно улыбнулся, неопределённо поводя плечами и разводя руки в стороны, давая тем самым понять, что занесло его совершенно непроизвольно. — Чего? — флегматично адресовала в никуда риторический вопрос Цукуё, после чего развернулась к позабытой всеми несчастной официантке и отрапортовала. — Раз вы говорите, что женщинам бояться нечего, то разгуляюсь по полной! Несите мне лембас, тыквенный сок мадам Росмерты и пудинг из Ями Ями но Ми*! — Ээээ…. — на этом полёт мысли официантки закончился. — Принесите омлет, апельсиновый сок и фруктовый салат, — поспешил выступить в роли переводчика Шляпник. — И чашку кофе. Матако-кун, будешь что-нибудь? — Нет, спасибо, — глухо раздалось ему в ответ. — Тогда на этом всё, — наконец-то отпустил несчастную девушку мужчина, и та, встрепенувшись, как птичка, которой открыли дверцу в клетке, поспешила покинуть замучивших ее посетителей прежде, чем кому-то из них вновь не пришла мысль вести с ней неадекватные беседы. Цукуё смерила Шляпника недовольным взглядом, однако же так и не отреагировала на его своевольную интерпретацию её заказа. Вместо этого она гордо вздёрнула нос и встала из-за стола. — Эй, куда это ты собралась?! — тут же переполошился кролик. — Не твоё дело, — огрызнулась Цукки, однако тут же почувствовала, как мягкие лапки резво материализовавшегося перед ней противника грубо толкнули её назад, из-за чего не удержавшая равновесие блондинка плюхнулась обратно на диван. — Ты чего творишь?! — Никуда ты не пойдёшь! — зло рявкнул кролик, грозной тенью нависая над возмущённой Цукуё. — Встанешь из-за стола не раньше, чем съешь свой дурацкий завтрак, и только для того, чтобы наконец-то уехать отсюда! — Но мне надо выйти! — подняла голос Цукки, с негодованием сотрясая в воздухе кулаками. — Да неужели! Ну и куда же, изволь спросить? — Леди о таком не говорят, — глухо пробурчала насупившаяся блондинка, отводя глаза в сторону. — Леди? Леди — это ты, что ли?! И с чего вдруг у тебя так чудовищно раздулось самомнение? Его так много, что даже твоя глупость и та больше его не оправдывает! — Не тебе меня судить, дурацкий кролик! — в сердцах воскликнула вспыхнувшая от услышанной дерзости Цукки. — И, к твоему сведению, Элиза Дулиттл* тоже сначала не была образцом для подражания, но своим старанием и упорством она доказала, что при должном обучении кто угодно может достичь заветного идеала и без запинок произнести скороговорку «в Севилье град крупнее, говорят»! — Хо-хо-хо, ишь куда замахнулась! Мечтай! Даже профессор Хиггинс бежал бы в страхе, рыдая, как маленькая девочка, только бы не пришлось воспитывать вульгарную девицу вроде тебя! — Не желаю слушать подобные упрёки от животного, чьё главное достижение — скоростное совокупление! — уязвлённо выпалила Цукуё, вскакивая с места, нос к носу сталкиваясь с преграждающим ей путь длинноухим недругом. — Пропусти! — И не подумаю! — грозно рыкнул устрашающе оскалившийся кролик, обнажая выступающие вперёд верхние резцы, тем самым заставив блондинку невольно отпрянуть. Жуть какая! Вот тебе и беспомощный шерстяной комочек, пугливо таращащийся на огромный мир, населённый превосходящими его по размерам и силе обитателями, в чьих глазах он выглядит аппетитной закуской! Но что-то не похоже, будто бы этот товарищ сильно озабочен отведённым его собрату местом в пищевой цепочке, иначе, чёрт возьми, почему Цукуё сейчас чувствует себя морковкой, и почему от этого все поджилки трясутся? Низ живота протяжно заныл, усердно намекая, что дальнейшая перепалка с вселяющим ужас оппонентом ситуацию только усугубит. Девушка судорожно соображала, как отделаться от жестокого мучителя, когда на помощь пришёл Шляпник: — Матако-кун, полагаю, Тобита-сан не вынашивает никаких коварных планов и всего лишь желает уединиться в дамской комнате. Я прав? — над тёмной оправой чёрных очков вопросительно поднялась бровь. — Угу, — кивнула Цукки, отводя взгляд куда-то в сторону, несколько сконфуженная заданным напрямик вопросом. — Тьфу, одна морока с тобой, — раздражённо проскрипел кролик, ухватив девушку за запястье и уже привычно волоча следом за собой. — Учти, это последний каприз, который сойдёт тебе с рук! Ты не в гостях у бабушки с дедушкой, которым только и в радость, что побаловать внучку. Так что больше никаких фокусов. И запомни, — тут он развернулся к еле поспевающей за его скорым шагом Цукуё и наклонился совсем близко к её уху, — если я только заподозрю, что ты замыслила побег — пристрелю на месте и не посмотрю, что людное место. На твоё счастье, убить я тебя не могу, но вот наградить незабываемыми впечатлениями от пулевого ранения в ноге — это запросто… — Полагаю, это естественно, что двум юным барышням не терпится посекретничать о том и о сём, — встрял со своей репликой нагнавший их Шляпник, явно не догадывающийся о том, насколько зловещим могло быть содержание предшествующего его появлению шушуканья, — однако всё же лучше сдержаться, пока наверняка не останетесь одни, а то не ровен час, как объект вашего обсуждения услышит, что вы о нём говорите. Крайне недовольный тем, что его прервали, кролик состроил кислую мину. Вот что толку запугивать жертву, когда в финале на арену обязательно выпрыгнет кто-нибудь из старших товарищей и своим клоунским поведением разом сведёт на нет весь достигнутый эффект? — Сэмпай, последняя вещь на земле, которую мы бы стали обсуждать, оставшись наедине, — это вы.*******************
Есть такая штука, называемая обратной перспективой. Кажется, она существовала в европейской живописи где-то в районе средних веков и, вроде бы, имела какое-то отношение к религии. В детали Матако особо не лезла, совершенно не стремясь восполнить сей пробел в своих знаниях. Ей было достаточно прослушанных вполуха уроков по изобразительному искусству, которые давали базовый набор информации. Она, чай, не высоколобый художественный критик, погрязший в никому не нужных научных изысканиях, и не изнеженный сноб, равнодушный к миру реальному, предпочтя вместо него оторванные от действительности рассуждения о возвышенных культурных ценностях. Поэтому непродолжительные думы о всплывших в памяти художественных приёмах появлялись у неё крайне редко, мимоходом и совершенно случайно. Вот и сейчас, когда она стояла в туалете ресторана, опираясь спиной на прохладную стенку, выложенную бледно-розовым кафелем, и запрокинув голову вверх, вряд ли можно было найти причину её неожиданных размышлений. Впрочем, если бы кому пришлось спросить саму девушку о причинах и следствиях, она бы, не задумываясь, мгновенно нашлась, что ответить, предельно просто и сжато отрапортовав: «Потолок». Что и говорить, вряд ли подобное заявление могло удовлетворить любопытство вопрошающего. Брошенное сиротливое словцо мало того, что не давало сколько-нибудь внятных подсказок, так ещё и запутывало сильнее. Редкий владелец непритязательного семейного ресторанчика решится декорировать санузел наподобие Сикстинской капеллы. Скажем прямо, владелец «Ама ням-ням» также не отвёл дизайну помещения для справления естественных нужд первостепенного значения. А потому потолок в туалете был самым обыкновенным, выложенным простенькой белой плиткой с лёгкими сероватыми разводами, очевидно, имитирующими поверхность мрамора. Человек несведущий, по всей вероятности, пожал бы плечами и пробурчал что-нибудь в духе «фи, женская логика». Однако у Матако была своя версия, почему она вдруг крепко задумалась об особенностях построения пространства на плоскости. Ведь обратная перспектива подразумевает то, что точкой схода для предметов изображения выступает сам смотрящий на картину человек, так? Поэтому после длительного созерцания таких художеств ненароком начинает казаться, что они, напрочь пренебрегая задачей затягивать зрителя внутрь, сами вываливаются на него. Вот и Матако, которой казалось, что она уже целую вечность пялится наверх, мерещилось, будто бы потолок отвечает ей взаимностью, заговорщически подмигивая и обещая в любую минуту обрушиться на светлую макушку. Девушка замотала головой из стороны в сторону, отгоняя от себя наваждение. Появление бредовых фантазий удивляло мало, учитывая, что всё утро пришлось скакать вокруг некой полоумной метёлки, будь она неладна. Из-за неё план пошёл наперекосяк и они с сэмпаем совершенно не укладывались по времени. Матако раздражённо развернулась к дверце одной из туалетных кабинок, скрывающей вверенную ей на попечение пленницу. Сколько можно торчать на толчке?! Это что, ещё один побочный эффект от препарата Такечи-сэмпая, который подействовал на неё не только как галлюциноген, но и как слабительное? Или запоздало проявилась реакция на снотворное, и теперь девица сопит, восседая на белом троне? Тратить время на то, чтобы теряться в пустых догадках, Матако не стала, вместо того решительно подойдя к дверце и рьяно забарабанив по ней кулаком. Пластиковая перегородка заходила ходуном, рискуя обвалиться под грозным натиском лобовой атаки, однако девушку такая вероятность ничуть не тревожила. — Эй ты, королева ночного горшка, заканчивай свою аудиенцию с унитазом, а то он чего доброго тебя засосёт! Ответом блондинке послужили странные звуки, раздававшиеся по ту сторону двери, которые, однако, было очень трудно расслышать из-за шума морского прибоя и сопровождавшей его тихой музыки, ненавязчивые переливы которой лились из висевшей под потолком колонки. Девушка напрягла слух, припадая ухом к узкой щели между кабинками, силясь различить неясное шебаршение. До неё донеслось напряжённое кряхтение и тяжёлое сопение, дополняемое натужными вздохами и царапанием. Матако инстинктивно отпрянула. Первая мысль, пришедшая в голову, заключалась в том, чтобы спросить, чем эта девица там вообще занята. Однако пришедшее на помощь воображение дорисовало к звуковому сопровождению убедительно достоверную картинку, разом лишая блондинку желания знать все подробности. Посему она, неуверенно кашлянув, перешла ко второму варианту: — У тебя там всё в порядке? Пыхтение за дверью усилилось, после чего до девушки долетели обрывки фраз, доносившиеся столь неразборчиво и глухо, словно произносившая их особа сидела где-то в придавленной к почве сырой землянке, полностью «съедавшей» любые звуки. — Застряло… Не могу… Не идёт… — дальше опять начались какие-то вымученные стоны, следом за которыми жалобный голос слёзно взмолился, — помоги… Разом похолодевшей от ужаса Матако резко стало очень и очень плохо. Чем, с позволения спросить, она вообще ей может помочь?! Она не Бульма, чтобы держать при себе пи-пи конфеты, вызывающие приступы диареи*! Нет уж, увольте, пусть эта ходячая головная боль со своими проблемами справляется сама, а она умывает руки! Перспектива быть втянутой в дела кишечные самой своей проблемной жертвы, которая каким-то непостижимым образом умудрилась сменить статус угнетаемой невинности на мучительницу своих же похитителей, приводила Матако в ужас. Отскочив от двери, она в панике путано попятилась к выходу из уборной, напрочь позабыв о том, что намеривается оставить пленницу без присмотра, и уже через считанное мгновение была такова. До занимаемого троицей столика девушка долетела с такой скоростью, словно бы её преследовала стая обезумевших от голода волков. Однако же добравшись до места, Матако суждено было забыть о прежней неурядице, с удивлением обнаружив, что оба диванчика пустовали. «Куда это сэмпай подевался?» — девушка озадаченно склонила голову набок. Ну да, она помнила, что Бансай, очевидно, и сам, воодушевлённый примером проблемной девицы, решил составить ей компанию, с той лишь разницей, что пункт его назначения скрывался за дверью с иероглифом «мужчина», а не «женщина». И хотя речь тут была вовсе не о забеге с препятствиями, но элементарная логика подсказывала, что взяв старт в одно и то же время, сэмпай по всем правилам должен был финишировать раньше. Тем более что вверенная им на поруку девчонка умудрилась забуксовать перед самым первым трамплином… «Если только не…» — Матако оборвала мысль настолько быстро, что догадка так и не успела громогласно прозвучать в голове, оставаясь лишь слабым писком, нещадно задавленным всполошившейся блондинкой. Хватит с неё дум на туалетную тему, будто бы ей больше не о чем и поразмыслить, кроме природы «вдохновения», нежданно-негаданно накатившего и на Бансая…*******************
Отчасти Матако была права в своих рассуждениях: вдохновение действительно накрыло Бансая с головой. Вот только никакого отношения к физиологии оно не имело, отражаясь сугубо в процессах творческих. А потому ныне мужчина стоял снаружи семейного ресторана, откинувшись спиной на бетонную стену и быстро бегая карандашом по раскрытому блокноту, минут десять назад извлечённому из кармана плаща. Будучи отнюдь не последним человеком в области искусства, Бансай обладал способностью к удивительно чуткому восприятию. Его музой зачастую становились вещи, с точки зрения простого обывателя совершенно безынтересные, однако именно за этим скучным фасадом Каваками умело распознавал животрепещущую суть, талантливо раскрывая её в текстах своих песен. И как раз сейчас к нему пришла очередная блестящая идея, которую он был намерен немедля реализовать, отгородившись от всех отвлекающих факторов играющей в наушниках музыкой. Эту мелодию он сочинил совсем недавно, но вплоть до настоящего момента слова упорно отказывались укладываться в стройные и гармоничные строфы. И вот теперь, когда в нём пробудился столь сильный эмоциональный подъём, хотелось дать пламенному порыву свободно овладеть умом и сердцем, позволив пылающей огнём душе выжечь на бумаге строки страсти.Ты жил, как все, обычной серой жизнью, Однако этот день привёл тебя в кафе. Что б голод утолить ты выбрал булку, Однако — вот дилемма! — та понравилась и мне. По всем шаблонам встреча так предполагалась: Твою ладонь моя рука перехватила. Но, видимо, случился сбой в системе, И половину от тебя я вместе с булкой откусила… Тара-тара-тара-тара-таракан! Пойду-ка на кафе я в суд подам! Тара-тара-тара-тара-таракан! Так завершился бурный наш роман!
Бансай был полон сил и энтузиазма написать и второй куплет, посвящённый красочному описанию последствий отравления и разборкам с санэпидемстанцией, но тут музыка в наушниках оборвалась. Порывшись во внутреннем кармане, мужчина извлёк из него плеер, экран которого всего на мгновение полыхнул картинкой с перечёркнутой батареей, после чего безжизненно потух. Каваками уныло вздохнул. И как это он умудрился вчера забыть поставить заряжаться свой самый ценный девайс? Однако сетовать на своё беспамятство долго не получилось, потому что уже в следующую секунду до Бансая долетел непонятный шум, раздавшийся откуда-то сверху. Гадать о его источнике не приходилось, а потому ещё до того, как он поднял голову, мужчина точно знал, что за картина предстанет взгляду. Немного левее от того места, где он ныне стоял, на расстоянии где-то двух с половиной метров от земли стенку прорезало довольно узкое оконце, из которого торчала половина туловища прелестной юной особы. Изо всех сил упираясь в бетонную поверхность ладонями, девушка пыжилась, как могла, ради спасения из тесного проёма нижней части своего тела. Лицо кривилось от напряжения в вымученно-плаксивом выражении, а щёки раскраснелись так, как если бы обгорели под лучами палящего солнца. Бансай оторвался от созерцания сей картины и, огибая мусорный бак, вышел вперёд, чтобы девушка могла видеть его ровно перед собой. В теории, конечно, она могла заметить его и гораздо раньше, ведь контейнер для отходов не чинил никакого препятствия для обзора, особенно учитывая занимаемое ей высокое положение. Однако вспоминая о том, в каком состоянии находилась школьница, Каваками подозревал, что представленное её взору изображение могло существенно отличаться от реальности. — Полагаю, Тобита-сан нуждается в помощи? — галантно осведомился Бансай. Цукуё вздрогнула, прекращая свои тщетные попытки, после чего опустила голову вниз. На миг её лицо озарилось светом счастья и трепетной надежды, однако пару секунд спустя губы нервно затряслись, а из глаз потекли ручейки слёз. — Шля-а-апни-и-ик-сааан, — заунывно простонала девушка, — вытащите меня отсю-у-уда! — Полагаю, другого выбора у меня и нет, — смиренно согласился Бансай, снова обходя контейнер для мусора и толкая его вперёд. Когда бак оказался под окном, Каваками забрался на его крышку и очутился лицом к лицу с незадачливой пленницей. Девушка протянула к нему по-детски растопыренные ладошки, ухватываясь за плечи, однако сам мужчина совершенно не спешил прийти на выручку, продолжив стоять без движения. Цукуё, так и не дождавшаяся обещанной помощи, даже перестала рыдать, непонимающе хлопая мокрыми от слёз ресницами. — Тобита-сан, должен сказать, вы меня поражаете, — лёгкая улыбка коснулась губ Бансая. — Даже находясь в состоянии, близком к бредовому помешательству, вы всё равно решились предпринять побег. Ваша сила духа достойна восхищения. Будь Матако здесь, она бы наверняка не упустила случай упрекнула сэмпая за совершенно неуместный флирт. Однако Каваками не видел ровным счётом ничего дурного в том, чтобы выказать свои симпатии девушке. Да, план бегства через окно в туалете безнадёжно устарел ещё где-то в начале прошлого тысячелетия, но ведь она его придумала, будучи не в трезвом уме. Бансай не сомневался, что если бы Цукуё пребывала в полном здравии, то её сообразительность и решительность проявились бы куда более оригинальным образом. Поймав себя на сожалении о том, что девушка лишена способности противостоять похитителям в полную силу, мужчина усмехнулся. — Единственное, я настоятельно попрошу вас не говорить о своих попытках к бегству Матако-кун, — продолжил свою речь Бансай. — Полагаю, она будет очень расстроена тем фактом, что вам её удалось перехитрить, а для вас это может закончиться не слишком хорошо. О да, его напарница в гневе вполне могла натворить дел, что привело бы к не самым утешительным итогам. Поэтому здесь и сейчас Каваками пренебрёг обязанностью учить Матако на примере собственных ошибок. С этим можно и повременить, ведь проступок по неопытности не обернулся никакой глобальной катастрофой. Бансаю ничего не стоило предотвратить побег Цукуё, и единственное, что от него требовалось, так это определить местоположение женского туалета, после чего он мог спокойно поджидать девушку снаружи здания, будучи совершенно уверенным, куда именно выведет её путь к отступлению. — Побег? — неожиданно переспросила ошарашенная Цукуё. — Какой ещё побег? Только не вздумайте произносить это ужасное слово при кролике! — её голос сорвался на крик, и она в страхе вцепилась в ворот плаща мужчины. — Он обещал меня пристрелить, если узнает о чём-то подобном! А я вовсе и не пыталась никуда убегать! — тут она вновь разразилась потоком горьких слёз. — Не пытались? — брови Бансая полезли на лоб. — Нет! Я просто хотела вернуться! А сделать это можно было только через кроличью нору! Но она оказалась такой узкой, что я не смогла пролезть. Такое ощущение, что мы уже не в «Алисе в стране чудес», а в «Винни-Пухе в гостях у Кролика»! — её безудержные рыдания стали ещё безутешнее. Некоторое время Бансай продолжал стоять истуканом, взирая на глубоко несчастную Цукуё, после чего вздохнул и принялся высвобождать невольницу из тесного плена державшей её, словно путы, оконной рамы.*******************
Это невероятно! Каких-то ничтожных четыре с половиной часа и они — о чудо! — добрались до порта! Кто сказал, что можно было управиться за час-полтора? Пусть умник выходит вперёд, уж Матако постарается втолковать смышлёной голове, насколько дырявы её аргументы. Зря у неё, что ли, при себе полные барабаны свинца, которые так и жаждут вступить в конструктивный диалог? Блондинка злобно скосилась в сторону виновницы её паршивого настроения. Та сладко посапывала, опустив голову на плечо Бансая, рыцарски несущего спящую девушку на руках. «И за коим дьяволом сэмпай вокруг неё возится, словно каппа вокруг тарелки на башке*? Небось, когда дело касается мужиков, он их трепетно к груди не прижимает, а закидывает за спину, как какой-нибудь баул», — ехидничала про себя уязвлённая Матако. Бансай, как потенциальный объект любовного интереса, её не привлекал, однако это не мешало воспринимать ситуацию болезненно. Блондинке было до горького обидно, что кому-то вроде этой швабры достаточно просто дрыхнуть, а внимание и забота всё равно доставались как нечто само собой разумеющееся. Сама же Матако могла хоть из штанов выпрыгивать, а избранник сердца в её сторону и головы не воротил. Не удивительно, что подобная несправедливость задевала самолюбие и, впиваясь в грудь подобно острому жалу, отравляла сознание резкой неприязнью. Ведь она ничем не хуже этой пустышки! А то и на порядок лучше. Вот, к примеру, в отличие от этой крашеной мочалки, у Матако волосы светлые от природы. И лицом она вышла красавицей без единого изъяна, родинок или уродующих шрамов. Да и фигура у неё безупречная, позволяет носить откровенные мини-юбки, обнажающие длинные стройные ноги, и заканчивающиеся под грудью топы, демонстрирующие плоский животик. Жаль, что сегодня она вынуждена таскать на себе дурацкое пальто и школьную форму, которые полностью скрывают нежную кожу цвета слоновой кости и волнующие изгибы молодого тела. И не важно, что в начале февраля ещё слишком холодно щеголять в открытых нарядах, Матако была готова и помёрзнуть, только бы привлечь взгляд своего ненаглядного Шинске-сама. Да что там, помёрзнуть, она ради него и жизнь положит! Вот только ему, кажется, совершенно всё равно… Девушка печально вздохнула. Казалось бы только, ей ли грустить? Прошло всего лишь два года со вступления в Ямагути-гуми*, а она уже добилась изрядного положения и принимала участие в самых важных операциях. Сложно было не заметить, насколько сильно отличается её статус от иных подельников, что вошли в группировку в одно с ней время, а то и раньше. И ведь она мало того, что совсем молода, так ещё и девушка! А слабому полу в дела якудза вход заказан. Но только не ей, покровителем которой нежданно-негаданно выступил Шинске-сама собственной персоной. С самого начала было очевидно, что мужчина её выделял, с особым вниманием относясь к тому, чему и как обучалась девушка. Однажды он даже прямо заявил, что ждёт от Матако значительных результатов, ведь ей предстоит стать ключевой фигурой во многих планах Ямагути-гуми. И тогда она, подстёгнутая его словами, стала делать ещё больше, работая над собой на пределе сил, только бы не ударить в грязь лицом и не упасть в его глазах, когда он столько от неё ожидает. Девушке не требовалось объяснять: если однажды Такасуги отвернётся от неё, найдя беспомощной и бесполезной, то второго шанса у неё не будет. И, вполне возможно, отнюдь не только на доверие или, мысля более масштабно, ответные чувства с его стороны, но и на жизнь вообще. Впрочем, о таких мрачных вещах Матако последний раз задумывалась довольно-таки давно, настолько гладко шли её дела. Вскоре после прихода в Ямагути-гуми девушка проявила себя как блестящий стрелок, а ещё некоторое время спустя и вовсе добилась всеобщего признания лучшим снайпером преступной группировки. Её даже прозвали «Алой пулей», очевидно, бесхитростно намекая, каким цветом окрашивается каждый вылетевший из револьвера Матако патрон. С другой стороны, успехи девушки могли удивить разве что тех, кто и слыхом не слыхивал что-нибудь о её прошлом. Ещё бы, разве можно было ожидать от Матако, ещё в первом классе старшей школы получившей звание чемпиона Японии по кюдо*, чего-то иного. И хотя лук и огнестрельное оружие разнились в использовании, как, например, кухонный нож и катана, но вот задача перед блондинкой так и осталась неизменной — поразить мишень. И в этом отношении былой опыт играл добрую службу. «Стрела, выпущенная из пустого сердца, непременно достигнет цель». Смысл этого выражения, которое так часто любил повторять её учитель, был открыт тогда ещё совсем юной Матако далеко не сразу. Додзё, в котором ей предстояло впервые ступить на путь лука, находилось недалеко от родительского дома. На обучение её отдали в 9 лет и в основном из-за страстного на то желания отца, большого фаната данного вида спортивных состязаний. Самой же девочке все эти уроки были глубоко безразличны, потому и особых успехов за ней не числилось. И всё же сенсей не махал рукой на нерадивую ученицу, из раза в раз прикладывая все усилия, дабы она прониклась уважением к искусству владения древним оружием. В те дни он часто произносил излюбленную фразу, которую девочка считала не более, чем пустозвонством, вызывающим лишь непонимание и раздражение. Так прошло два года, за которые Матако не только толком ничего не поняла о кюдо, но находила всё меньше и меньше причин посещать занятия. Всё к тому только и шло, чтобы она бросила додзё, найдя занятия, более походящее на увлечение учащейся младших классов. Но тут случилось неожиданное: сенсей пообещал провести для неё индивидуальный урок за пределами школы. И как бы равнодушна к обучению Матако не была, однако это предложение встретила с доселе неведомыми волнением и трепетом. А как же, ведь обычно частные занятия, являвшиеся отличительной особенностью преподавания в данном додзё, начинались только с 13 лет. Проходили они за городом, недалеко от одной небольшой конюшни, где учитель брал лошадей для себя и своего ученика. Не удивительно, что Матако, никак не ожидавшую такого приглашения, охватило не только крайнее изумление, но и предвкушение чего-то совершенно невероятного, переполнявшее её, словно искрящиеся пузырьки растрясённую бутылку шампанского. Когда в назначенный день они вместе с сенсеем ехали в поезде до пригорода, сгорающая от любопытства девочка спросила, почему учитель вызвал на занятие именно её. Ответом ей послужила мягкая улыбка и нежданные слова: — Стрела, выпущенная из пустого сердца, непременно достигнет цель. Малышка во все глаза смотрела на мужчину, не имея ни единой догадки, почему он произносит эту фразу сейчас. — Матако-чан, ты ведь не понимаешь значение этих слов, так? Девочка, впервые устыдившаяся своего незнания, виновато опустила голову. Сенсей между тем положил руку ей на голову и ласково потрепал по волосам: — Многие ругают нашу школу за то, что мы мешаем кюдо с позабытым в наше время ябусамэ*. Мало кто представляет, чем стрельба с галопирующей лошади может помочь в изучении техники владения луком, при котором твоё тело и ум максимально напряжены и сконцентрированы, а под ногами находится недвижимая твердь. Однако я верю, что только постигнув ябусамэ можно стать по-настоящему хорошим лучником. И опять у Матако в голове было больше вопросов, чем ответов. Но если раньше она равнодушно отмахивалась от них, то теперь ей до дрожи в коленях хотелось найти отгадку к непонятным речам сенсея. Однако впервые попробовав совершить выстрел сидя в седле, девочке показалась, что она только всё больше и больше отдаляется от тайны, окутывавшей высказывания учителя. Спина коня неизбежно тряслась и раскачивалась от ходьбы, лишая возможности не то что попасть в мишень, но и верно прицелиться. Матако старалась сосредоточиться и найти положение, в котором её не будет мотать из стороны в сторону, точно корабль в море во время бури. Но все усилия оказались тщетны, а потому после нескольких неудачных попыток девочка готова была расплакаться. Она не оправдала ожидания сенсея и не могла точно выпустить стрелу даже не тогда, когда лошадь скакала, а когда просто шла! А ведь будь на её месте тот ученик, который относится к кюдо с большей ответственностью и усердием, то наверняка без труда бы смог справиться с подобной задачей. Сжавшись в комок, она приготовилась выслушать раздражённые упрёки за свою бесталанность, но вместо этого сенсей, не сказав ни слова, снял девочку с коня, которого до этого вёл под узду, и сам забрался в седло. Он попросил, чтобы Матако принесла его лук, и, получив от неё желаемый предмет, велел отойти в сторону, после чего резко пришпорил скакуна. По полю прокатилось громкое ржание, после чего лошадь стремглав понеслась вперёд, взрывая копытами землю. Мужчина же, направив коня в нужном направлении, отпустил поводья, которые сжимал правой рукой, и потянулся к колчану на бедре. Достав стрелу, он приложил её к рукоятке, натянул тетиву, на долю секунды прикрыл глаза и... Воздух прорезал звонкий свист, резко оборвавшийся глухим щелчком — вот и всё, что в тот момент уловила девочка. Вздрогнув, она запоздало обернулась, обращая неверящий взгляд к мишени, в самый центр которой прочно вонзился наконечник стрелы. Потрясённая до глубины души, Матако не могла вымолвить и слова. В это время наездник приблизился к ней, резво соскочил с лошади и, опустив на землю лук, быстро подхватил девочку, возвращая обратно в седло. — Сенсей! — эмоции оказались сильнее здравого смысла, а потому малышка, не задумываясь ни на минуту, стремительно извернулась всем телом, рывком приблизив лицо к макушке учителя. Из-за этого неосмотрительного действия она потеряла равновесие и вот-вот бы свалилась с лошади, но мужчина, который так и не успел отпустить свою непомерно юркую ученицу, удержал её, приводя в устойчивое положение. — Матако-чан, не делай так больше, — в его голосе звучало больше страха, нежели упрёка, однако девочка и не заметила беспокойства учителя. — Как вам это удалось, сенсей? Как вы смогли попасть в мишень? Всё произошло так быстро, что я и понять ничего не успела! У вас ведь не было времени даже найти взглядом цель, так как вы смогли верно просчитать траекторию полёта? — Матако-чан, когда ты так тараторишь, мне кажется, что ты хочешь поразить старика наповал скоростью речи, — рассмеялся учитель. — Успокойся немножко и внимательно послушай, что я скажу. Представь самурая эпохи Камакура* на поле боя. Скажи мне, как он, благородный всадник и опытный войн, может прицелиться в своего врага, когда и его самого, и противника перед ним шатает так, как если бы они только что на пару расправились с третьей бутылкой сакэ? — Ммм, — замялась девочка, и, немного помедлив, робко спросила, — разве это вообще возможно? — Нет, — весело улыбнулся сенсей, тем самым ещё больше запутав растерявшуюся Матако. — Именно поэтому самурай в битве никогда не задумывается о том, каким образом его стрела поразит противника. В момент, когда он натягивает тетиву, его сознание должно быть чистым, словно белый лист, тело — слиться с окружающим миром, а душа — освободиться от всякой суеты. В этот момент он перестаёт быть простым человеком, которому неподвластно менять ход вещей. Он полностью теряет свой естественный облик, растворяясь в действительности, становясь единым целым со своим конём, луком, стрелой и даже с целью. Именно в этот самый момент он поражает своего врага, а потому всё, что только и остаётся после, — повторить уже совершённый сердцем путь с помощью ставшего частью его самого оружия... — сенсей остановился, внимательно вглядываясь в лицо Матако. — В этом и заключается смысл фразы «стрела, выпущенная из пустого сердца, непременно достигнет цель». Обещай мне хорошенько подумать об этом. Я хочу, чтобы ты не только научилась понимать философию кюдо, но и почувствовала её в себе, сделав частью своей жизни. С того дня прошло семь лет. Матако думала, что с тех пор, как учитель поведал ей о главном принципе их школы, с тех пор, как в 11 лет она с твёрдой решимостью ступила на дорогу постижения искусства стрельбы из лука, с тех пор, как прошла через множество неудачных попыток и выматывающих тренировок, она, наконец, исполнила обещание перед сенсеем. Казалось бы, прямым доказательством тому являлись её невероятные успехи в стрельбе. Казалось бы, но… Матако поникла головой, пряча расстроенный взгляд за длинной светлой чёлкой. Почему же она никак не может научиться следовать этому наставлению? Ведь если бы она пустила его в свою жизнь, то умела бы усмирять излишне вспыльчивый нрав, не выходила бы из себя из-за малейшей дурости окружающих людей, не беспокоилась по незначительным поводам. Неопытность, присущая юности, могла не столь бросаться в глаза, была бы она более мудрой и терпеливой. Как знать, возможно, тогда и та стрела, которую бы она выпустила из пустого сердца, была способна достигнуть неприступной стены, возведённой Шинске-сама, и пробить в ней маленькую, совсем незаметную посторонним брешь, сквозь которую живительным источником неслышно струились её чувства к нему... Caramelldansen — вот что-то вроде этого — http://www.youtube.com/watch?v=pK1W-0w6yho А вообще на тюбике полно такого же добра по очень многим сериалам, стоит только ввести запрос «Caramelldansen + название». Шва-чан, реклама лапши «Cup Noodle», «чи-чин, пуй-пуй» и иже с ними — милый читатель, если по какой-то роковой случайности ты никогда слыхом не слыхивал, видом не видывал, какие чудеса вытворяет Арнольд Шварценеггер (он же Шва-чан) в японской рекламе, то бросай все дела и беги смотреть на этот праздник жизни! Вот хотя бы тут — http://www.youtube.com/watch?v=jcfI0gf9oDc И, чур, осилить до конца, дабы сполна проникнуться всей прелестью этого дурдома на выезде! =) «Ама ням-ням: глубокое истязание вкусом» — ама — это ныряльщица за жемчугом, как правило, отправляющаяся под воду голышом, либо же в одеяниях крайне скудных. А для того, чтобы пояснить, причём тут осьминоги, я позволю себе цитацию из замечательной книги Куланова А. «Обнажённая Япония»: «Спрут фигурирует во многих японских легендах, особенно в тех, чьи сюжеты связаны с жизнью ныряльщиц-ама. Для женщин, нередко живущих без мужа, чей промысел напрямую связан с «поголовьем» этих умнейших, загадочных и удивительных морских существ, то есть с «плодородием моря», осьминог с его огромными глазами, мягкой, фаллообразной головой и непрерывно извивающимися щупальцами не мог не быть предметом фаллического культа. Спрут — морской секс-символ Японии. Мечта рыбачки или ныряльщицы — неутомимый, восьмичленный монстр с умными глазами, которого, покончив с удовольствиями сексуальными, можно ещё и съесть». Так то! ХР «...лембас, тыквенный сок мадам Росмерты и пудинг из Ями Ями но Ми» — тут Цукуё решила устроить себе сборную-солянку из разных сказочных блюд. Лембас — это эльфийские питательные лепёшки из «Властелина колец», тыквенный сок мадам Росмерты пришёл прямиком из книг о Гарри Поттере, ну а Ями Ями но Ми — это гость из вселенной «One Piece», Дьявольский плод, позволяющий вкусившему его человеку контролировать тьму. Элиза Дулиттл, как и профессор Хиггинс — герои фильма «Моя прекрасная леди». «Она не Бульма, чтобы держать при себе пи-пи конфеты, вызывающие приступы диареи» — Бульма — героиня аниме «Dragon Ball», а пи-пи конфеты — этакие таблетки, съев которые, несчастная жертва будет жаждать опорожнить содержимое кишечника всякий раз, когда кто-нибудь начинает пищать рядом с ней. «...возится, словно каппа вокруг тарелки на башке» — каппа — японский водяной. Согласно поверьям, тарелка, которую он носит на своей голове, всегда должна быть полна воды, иначе каппа лишится всей своей немалой магической силы. Ямагути-гуми — крупнейшая и самая известная преступная группировка в японской мафии якудза. Кюдо — японское искусство стрельбы из лука. Ябусамэ — японское искусство конной стрельбы из лука. Эпоха Камакура — период с 1185 по 1333 годы, известный как время междоусобных войн.