Тайны хэмвингтонского двора

– Ваша светлость… Доминик вовремя отскочил в сторону, избежав тем самым удара со стороны своего господина. – Как ты посмел?! – воскликнул Скотт. – Кто тебя просил делать это?! Зачем ты вообще это сделал?! Молодой лорд Керкленд был просто в бешенстве. Доминик мог лишь усмехнуться в ответ; Скотта он не боялся, потому как знал наверняка, что ничего плохого тот ему не сделает. А оправдана была это злость лишь ревностью. – Успокойтесь, ваша светлость. Подобные эмоции вам не к лицу. Скотт до того растерялся от его спокойствия, что не нашелся с ответом. Он замер, поняв, что в который раз просто пошел на поводу своих эмоций и выставил себя не в самом лучшем свете. – Зачем? Горько выдохнув, Керкленд поплелся в сторону дивана, на который и присел. Он был растерян и просто опустошен. Хедервари лишь вновь усмехнулся и пошел следом за ним. Несмотря на то, что они были ровесниками, Доминик видел и понимал намного больше. Он был по-своему мудрее и дальновиднее. Подойдя к господину, юноша присел на колени перед ним и положил ладони на его ноги. – Ваша светлость, вы изводите себя понапрасну. Скотт не стал отстраняться или бранить слугу за столь непозволительную близость. Они давно перешагнули черту условностей и стали настоящими братьями, и у молодого лорда не было более доверенного человека, нежели Доминик. – Считаешь меня жалким? – прямо спросил Скотт. Хедервари накрыл своими ладонями ладони лорда. – Вовсе нет. Просто ваш отец внушил вам мысль о том, что вы ничего не стоите. Керкленд отстраненно кивнул, но отвечать ничего не стал. Это было правдой. Он всю жизнь всегда слышал от отца лишь порицания. Словно сам по себе Скотт – сплошная ошибка, полное ничтожество, вообще не человек. За все годы своей жизни он настолько привык к этому, что стал считать обидные слова истиной. – Ваша светлость, не стоит хоронить себя живьем, – мягко сказал Доминик. – Вы можете сами решать, как и чем вам жить. Лишь только вы один хозяин своей жизни. Услышав эти слова, Керкленд горько усмехнулся. – Это не так. – Вы ведь не знаете наверняка. – У меня нет никаких прав, Доминик. У рубиноглазых вообще нет никаких прав. Но Хедервари намерен был стоять на своем. – Мы не в Хайзерштате живем, ваша светлость. И вы отнюдь не простолюдин. Чтобы не говорил на сей счет его светлость. Вы ведь видели нашего принца, его высочество Меттью. Он просто на вес золота именно потому, что в жилах его течет кровь рубиноглазых. – Это исключение. Хедервари придвинулся ближе, теперь уже касаясь грудью колен лорда. Из его длинных волос выбилась прядь, и Скотт по привычке протянул одну руку и заправил волосы за ухо. – Отчего же? Исходя из ваших слов – ему должно быть даже тяжелее, чем вам. Или вы исходите из того, что взор сэра Джеймса Уильямса устремлен на его высочество? Скотт стыдливо отвел взгляд. Рука его, однако, так и застыла подле слуги, оказавшись на плече молодого человека. Со стороны такой жест вполне мог сойти за любовный, но то было лишь истинно братское доверие. – Наш принц прекрасен. Немудрено, что он то и дело ловит полные восторга взгляды. Доминик вновь усмехнулся: – Ваша светлость, вы не менее великолепны. Однако вы сами отвергаете это, а потому окружающие видят лишь то, что вы сами хотите им показать. Поверьте мне, вы можете быть куда лучше и сильнее. Однако Скотт лишь упрямо замотал головой. – Я знаю, насколько жалок. И этого не изменить. Протянув вперед освободившуюся ладонь, Хедервари заставил господина обернуться к себе. У них были одинакового цвета глаза – изумрудно-зеленые. То единственное, что было у них похожим. – Это вполне можно изменить, – вкрадчиво сказал Доминик. – Сейчас, когда вы более не зависите от своего отца. Уверен, его величество будет только рад, если вы станете его сильным союзником. Это Керкленд и сам понимал. Отец более не имеет права указывать ему что-либо, теперь это прерогатива короля Альфреда. А тот, в свою очередь, не позволит себе как-либо унижать или оскорблять своего официального жениха. – Но Доминик, – отозвался лорд. – Я не умею быть сильным. Хедервари лишь улыбнулся. – Это не беда. Я научу вас. Но прежде вы должны уяснить одно – сэр Джеймс не ответит взаимностью на ваши чувства, если в вас не будет внутренней силы. Сегодня я заставил его обратить на вас внимание, но вы ведь не хотите, чтобы все ограничилось проявлением жалости? Воистину, слуга говорил с господином даже слишком вольно, но Скотт вовсе не был против этого. – Этого я не перенесу, – признался он. – Только не жалость. Доминик кивнул. – Так заставьте его уважать вас. Верьте мне, ваша светлость, вы сможете. Керкленд сжал ладонью плечо своего доверенного, после чего доверчиво прильнул к нему, упершись лбом в шею. – Я постараюсь, – сказал он. – Я стану сильным. А Хедервари погладил его по гриве огненно-рыжих волос и улыбнулся. Он все сделает для того, чтобы помочь молодому лорду. Благо господина – одно из двух его заветных желаний. Сперва это, а потом Доминик возьмется за нечто куда более сложное. Герцог Родерих Эдельштайн застыл у дверей рабочего кабинета короля, ожидая итога переговоров. Он понимал, что ничего хорошего эти переговоры не сулят. В первую очередь – ничего хорошо Гилберту, персоны которой они непосредственно касались. По сути, решалась судьба принца. Попросив Элизабет побыть с братом, Родерих стал ожидать неизвестности в одиночку. Помимо герцога и десятка представителей королевской охраны, в коридоре стояли три кочевника. Один из них, насколько мог судить Родерих, был братом вождя. Весь вид этого юноши так и кричал о недовольстве. Словно он был недоволен самим фактом мироздания, не менее того. Второй кочевник разительно отличался от первого довольно любопытной внешностью: иссиня-черные волосы, худощавое лицо с резко выступающими скулами и очень сильно раскосые глаза. Никогда прежде Родерих не видел людей с такой внешностью. – Не ерзай, – тихим, но крайне недовольным тоном сказал он первому. – Заткнись, Кохеку, – отозвался тот. – Я не намерен играть роль воспитанного прохвоста. Герцог удивился столь странным переговорам, но никак не показал, что слышит эти слова. – Притихни, а не то я укорочу тебе язык, Романо. – Да тихо вы оба. На сей раз голос подал третий человек. Внешне он походил на Кохеку, хотя были и заметные отличия. – Не приказывай мне, Ли. На сей раз Эдельштайн позволил себе бросить на кочевников прямой взгляд. Оказалось, что Кохеку тоже наблюдает за ним. И от взгляда этого герцогу стало не по себе. Наконец, двери кабинета открылись. Вождь кочевников, не высокий и здоровенный, как можно было бы подумать, а низкорослый и миниатюрный, покинул кабинет и уверенно направился к своим дружинникам. Секунда, и вот он остановился, обнаружив взглядом застывшего герцога. Это был изучающий, откровенно оценивающий и совершенно неприличный взгляд. – Хайзер-бастард? – осведомился вождь. – Неплохо. У Бернхарда получились хорошенькие сыновья. В его тоне была явна насмешка. Эти слова, и вообще сама ситуация, заставили Родериха густо покраснеть. – Прошу прощения? – осведомился он. Однако Люциано не был намерен что-либо ему объяснять. – Надеюсь, мой принц не менее красив, иначе будет неприятно. Хорошая наследственность. Кивнув дружинникам, вождь уверенно пошел дальше. Те последовали за ним, так же окинув герцога насмешливыми взглядами. Это было явное проявление неуважения, но иного ожидать не стоило. Смутило Родериха слишком уж хорошее настроение вождя. Дождавшись, пока гости скроются за ближайшим поворотом, герцог поспешил в кабинет. – Ваше величество? Король сидел за своим столом. Он был до того бледен и потерян, что Родерих замер. Прикрыв за собой дверь, он прошел ближе. – Ваше величество, – повторил он. – Что произошло? Людвиг поднял взгляд. – Меня поставили перед фактом. Кочевники не хотят более ждать, пока мы исполним обещания. – То есть? – Ультиматум, – сказал король. – Либо я отдаю ему в супруги Гилберта, либо они объявят нам войну. Завтра вождь вернется за окончательным решением. Герцог нашел в себе силы кивнуть. Да, кочевники настроены крайне решительно. – И что теперь? Это был слишком сложный вопрос. Не сразу, но Людвиг ответил: – Я не знаю, что страшнее. Но, похоже, нам придется ответить согласием…