Одержимость с привкусом ладана

-Тауриэль, известно ли тебе, кто эта девушка? Головная боль - это самое настоящее проклятие, и я смогла насладиться им в полной мере, когда красивый мужской голос достиг моих ушей. Я уже слышала этот глубокий ледяной тембр. Именно он давал мне указания, когда я водила кистью по холсту, создавая свою единственную драгоценную картину, казалось, много тысячелетий назад. -Нет, но она назвала меня русалкой. - В женском голосе слышалась насмешка. - Она красива. Легкое прикосновение к моему лицу, и дышать стало легче, словно с него сорвали липкую толстую паутину. Жажда разжигала в горле нестерпимый огонь, но глаза открывать я не спешила. Все тело, каждая крохотная косточка и мышца болели так, будто меня долгое время избивали палками и топтали ногами в тяжелых ботинках. Кто-то заслонил свет, перед глазами стало еще темнее, чем было до этого. Мне впервые снился такой сон, непохожий ни на один до этого. И впервые мой бесплотный жестокий спутник обрел голос. Вдох - туда, выдох - обратно. Несмотря на беспощадную пытку, терзавшую мое тело, я чувствовала ярость, огненной пеленой застилающую тьму, делавшую темноту перед глазами кроваво-красной, как одежды, бесстыдно сброшенные кленами. Нечто, о чем я даже не представляла, падало и разбивалось внутри меня, мелкие осколки больно щипали глаза, остаток мелкого крошева поселился где-то в левой части тела. То, что раньше казалось смыслом моей жизни, рассыпалось вместе со мной здесь и сейчас, выползая наружу ядовитыми слезами, выедая глаза и оставляя длинные полосы ожогов на щеках. Бесцельно блуждая внутри себя, я призывала на помощь ту рациональную сторону своей души, которая, должно быть, покинутая и одинокая, давно таившая обиду, навечно закрылась в одном из бесконечных закоулков разума. Я все еще тонула, просто зеленоватой прекрасной воды с тонкими острыми гранями солнечного света здесь не было. Была лишь алая тьма и пылающая ярость за пережитые мучения. -Владыка, взгляните, она плачет, - предатель-голос резанул тишину, словно острое лезвие, и мне пришлось открыть глаза. Холод сковал все внутренности, грозя заморозить трепещущее легкокрылой птицей сердце. Рядом обладатель голоса. Чудовище, из-за которого моя жизнь превратилась в кипящий дьявольский котел. Не чувствуя своего тела, я резко приняла вертикальное положение, за что и поплатилась слепотой. Несмотря на весь ужас от потери самой себя, черные точки, резвящиеся перед глазами, оттягивали момент встречи. Я знала, что сейчас передо мной возникнут фальшивые синие глаза. Ненастоящие, как и весь этот мир вокруг. Фальшивые до последнего высокомерного взгляда. И мир взорвался яркими огнями. Первое, на что упал мой взгляд - уже знакомая русалка. В моем мире она останется именно ею. Все так же недосягаемо-прекрасна, с водопадом ярких осенних волос и глазами цвета морской глади. Ее взгляд не отличался ни высокомерностью, ни теплотой. Он был острым и резким, как и все черты ее чудесного лица. С трудом я перевела взгляд вбок, встречаясь глазами с чудовищем из моих кошмаров. Мне стало тошно, и весь мир поплыл нечеткими кругами, словно в опиумном бреду, я стала делать судорожные вдохи и выдохи, чтобы зацепиться за эту реальность. Когда земля перевернулась, к счастью, он выпал из моего поля зрения, но мерзкая память снова и снова воскрешала в голове этот ненавистный образ. Чуть слышный шорох его одежд - шаг навстречу ко мне. -Назад, - неожиданная власть в голосе, соседствующая со смертельной отравой, стали сенсацией для всех, в том числе и для меня. Чудовище наклонилось надо мной резко и очень быстро, и я удивительным образом уменьшилась, не выдержав взгляда стеклянных глаз, таящих внутри себя угрозу гораздо более страшную, чем бесстрастное выражение его нечеловеческого лица. Внезапно на дне этих сапфировых озер мелькнуло нечто знакомое - насмешка? - и я впервые взглянула на него по-настоящему. Безусловно, романтически настроенные леди сочли бы монстра, стоящего передо мной, невероятно красивым. Вытянутое изящное лицо с высокими скулами, удивительный изгиб губ, длинные серебристые волосы, струящиеся по сизым одеждам мужчины. Гордую голову его украшала корона из тонких кружевных ветвей, алых листьев и кровавых, налитых соком, ягод. Ужас вызывали его глаза - синее, ледяное стекло, не иначе. Сколько презрения и омерзения выливалось на меня из этих бездонных озер. Надеюсь, в моих собственных этих эмоций было не меньше. Молчаливый поединок, в котором не может быть ни победителя, ни проигравшего. Он, подпитываемый своим высокомерием, я - собственной яростью, сошлись в беззвучной дуэли. -Ты не можешь мне ничего запрещать, - холодно и безразлично произнес он, - советую не забывать этого! Я была далеко не глупой, и угроза, струившаяся в бархатных нотках его голоса, не ускользнула от моего внимания. Преодолевая желание броситься от этого мужчины прочь, возможно, даже обратно в тот ледяной омут, откуда меня недавно выловили, я, неожиданно твердо, спросила: - Это угроза? Он был доволен вопросом, я чувствовала это мрачное удовлетворение в уголках его губ. - Скорее, неоспоримый факт. Триумфальный огонь в его глазах, и рабская покорность в моих. Ненависть к нему, к себе, к собственной слабости и бессилию заставляла мои кулаки сжиматься до болезненного хруста, до спазма. - Кто вы? Вопрос прозвучал, словно пощечина, никакого рабского восхищения - лишь сухой интерес. Я гордилась собой. - Мое имя - Трандуил, владыка Лихолесья, сын Орофера. Он издевательски вежливо склонил голову в поклоне, а я долгое время вглядывалась в фальшивые и бесконечные, как само время, глаза. Это было равносильно тому, как если бы он схватил меня рукой за горло и поднял высоко над собой. Дышать все еще было отвратительно больно, а горло саднило так, будто в него вливали расплавленное железо. Жуткая усталость свалилась на меня внезапно, липкими пальцами хватая за волосы, оттягивая их до боли, до крика. - Мне хочется верить, - едва слышно прошептали мои спекшиеся губы, - что это не более, чем дурной сон. Я желаю думать, что вы существуете лишь в моем воспаленном воображении, да в нелепом рисунке на стене. Он самодовольно смотрел на меня сверху вниз, и горделиво произнес: - Я также реален, как и другие. И даже много, много больше. Край рационального сознания проснулся после долгого оцепенения и нашептывал мне лишь одно - это горькая, горькая правда.