Одержимость с привкусом ладана

Почти детская наивная растерянность и непонимание происходящего в его глазах, или, что более вероятно, - нежелание понимать. Точно мой внезапный, сиюминутный порыв являлся недоступным для его вездесущего контроля, словно покорная и предсказуемая марионетка, до сей поры безоговорочно подчинявшаяся отточенным движениям рук хозяина, одним уверенным жестом разорвала шелковые нити, до крика утопающие в ледяном спокойствии запястий. Удовольствие особого рода разливалось по моим горящим жилам, заставляя пылающие губы, все еще хранившие в своих уголках печать поцелуя, растягиваться в вымученной улыбке, - то была ранее непознанная, но, тем более сладкая в своей новизне, власть женщины над мужчиной. На один удар сердца, почудилось, будто в его таких ненастоящих глазах ядовитой гадюкой скользнул ужас, словно могущественный король был не в силах сопротивляться - не похоти или собственным жгучим желаниям, вовсе нет. То, чего он действительно страшился лежало, казалось бы на поверхности, - чужой силы, могущественнее, чем его собственная. Вне всяких сомнений, он ожидал, что единственная, оказавшая ему достойное сопротивление, окажется такой же, как и сотни предыдущих - когда охота перестает казаться такой сладкой, и заветный трофей уже трепещет на самом краешке дрожащих пальцев, настает время испробовать добычу на вкус, - и разница, которая чудилось такой явственной исчезает, точно всю вечность Трандуила преследовал доводящий до бесконечного раздражения образ одной и той же женщины - робкой, пассивной и доверчивой. После сотен лет отполированных до шедеврального автоматизма действий, он наконец по-настоящему испугался. Испугался собственных, пока еще смутных и едва различимых, сомнений в неоспоримости своего авторитета. Простая, земная женщина - слабое и ведомое существо, от которого невозможно спастись. -Наверное, это очень сильное чувство. - Тихий, едва различимый голос скользнул в сотканное пересекающимися взглядами практически интимное пространство. Я не верю ему, и Владыка с легкостью читает это в моем взгляде и сжатых до хруста запястьях, словно открытую книгу. Представив, как безумно, должно быть, выгляжу со стороны с болезненным румянцем на бледных щеках, распухшими губами и замутненными глазами, становится дурно от видения знакомой незнакомки. Ненавистной и ненавидящей. Длинные пальцы истинного аристократа скользнули сквозь растрепанные ветром косы, пропуская и играя блестящими прядями, беспрепятственно позволяя солнечному свету золотить чужие локоны. -Я не чувствую раскаяния, - мягко произнес мужчина, все так же задумчиво прикасаясь рукой к моим волосам. -Я тоже. В горном кристально-чистом воздухе слышался оглушающий звук ломающихся стен моего сопротивления. Можно просто стоять рядом, чувствуя жар от едва ощутимого прикосновения чувственных пальцев и наслаждаться бешеным желанием глупого сердца освободиться из непробиваемой клетки ребер. Или позволить северному равнодушному ветру развеять остатки морока с запахом ладана, оставляя эти противоречащие друг другу эмоции в соколиной стране, где до сегодняшнего дня мирно покоились сны. В моей стране. Это подарок. -Пожалуйста, давайте вернемся в замок, в начале весны темнеет все так же рано. Трандуил предоставил мне выбор, которого никто и никогда не давал в старом мире, молчаливо надеясь на столь естественное согласие. Но путь, по которому суждено было пройти в одиночку, был избран задолго до появления в моей жизни этого эльфа, хотя с некоторых пор начинает казаться, что синеглазый король незримым призраком присутствовал в моем коротком бессмертии всегда. -В твоей жизни не останется смысла без этого, не так ли, маленькая Роксана? - его уста шепчут эти слова, но они мгновенно растворяются в сумерках, цвета буйной сирени, так и не сорвавшись с губ. -Нет. -Тогда почему с таким завидным упорством, которому определенно можно найти более полезное применение, ты ведешь кровопролитные войны с собственным сердцем? Что останется после того, как тело, измотанное от постоянных внутренних сражений, опустеет и одряхлеет? Чего ты боишься? -Тебя, - пылая от собственной искренности, ответила я. -И это совершенно справедливо. Еще одна секунда, словно разъедающая все на своем пути кислота, навечно отпечаталась в памяти, когда теплые губы Трандуила запечатлели целомудренный поцелуй на моем запястье, словно метка, стереть которую не удастся даже самому времени.

***

Две ночи подряд сон не являл свою милость моему несчастному сознанию и неконтролируемое желание почувствовать себя значимой и нужной, присоединиться к чужому, сладостному и далекому миру полностью заполнило знакомо-пугающую, вязкую и густую, точно нефть, тьму вокруг моей постели. Горящие, словно в них насыпали горсть песка, глаза нестерпимо чесались, но отдых все не решался войти в серебряное от скупого лунного света пятно рядом с огромным ложем. Холодным водопадом заскользила на пол простыня, разливаясь настоящей рекой в густом ворсе ковра, когда я высвободилась от омерзительных, душных объятий роскошной постели. Скупо освещаемый дрожащими пальцами факелов коридор извивался, точно акробатические атласные ленты, время от времени теряясь в чернильных пятнах, недоступных для взгляда пламени. Бездумно, точно живой мертвец, я брела по коридору, без надежды, не отдавая себе отчет в происходящем. Через некоторое время мои глаза натолкнулись на взгляд короля, являвшийся зеркальным отражением моего собственного безумия. Его прекрасное лицо выглядело безумно уставшим, под мутными сапфировыми озерами залегли темные, знакомые не понаслышке, тени. Погрузиться в мрачную пустоту его очей, лишь для того, чтобы увидеть там собственное отражение - осознание древней женской слабости. Кто из нас сделал резкое движение навстречу первым было неважно, никого больше не волновали такие несущественные мелочи, как эта. Тело трепетало в несдержанных, головокружительных и долгих, как вечность объятиях, пока губы, разжигая распутное пламя в крови господствовали на моей шее, не насилуя и не ломая, всего-навсего соблазняюще предлагая правила безмолвной игры без пустых ограничений. В глазах Трандуила, таких же чернильно-черных от похоти, как и тьма моей комнаты трепетало единственное желание, которое может владеть живым существом, выжигаемым изнутри собственным сердцем. Он льнул ко мне, древний, но так страшно уставший от бессмертия, в неосознанном желании забыться, а я млела от нестерпимой потребности в большем. Память отказывала в рассказе о подробностях, каким образом мы оказались в спальных покоях, и молочный, ледяной шелк коснулся обнаженной спины. Грудь налилась давно забытой истомой под решительным напором мужского рта, блаженная улыбка скользнула, точно хищная птица, рассекая ночное небо, по уставшему лицу. Трандуил с силой вдавил хрупкое тело, беззащитное перед ним, в мягкую постель с необъяснимой яростью, и не отрывая гипнотического взгляда лазоревых глаз сделал резкое движение, проникая в горячее влажное лоно. Сладость этого момента заполнила все вокруг, она затмевала такие глупые и странные понятия, как вечность и время. В груди раскаленным прутом пульсировало пламя эмоций, разделенных на двоих. Ни с чем не сравнимый восторг в его глазах, и мои рваные вздохи, мучительно-долгие движения внезапно сменявшиеся резкими и мощными толчками, срывающими с сухих от возбуждения губ несдержанные крики. Было непонятно, где заканчивается его тело и начинается мое - вся вселенная смешалась в разноцветной карусели из эмоций, ощущений и чувств. Горячие прекрасные пальцы касаются моего лица, даруя тепло, мечты о котором неосознанно преследовали по ночам, словно бесы, совращающие грешника. Я умирала и отрывалась от опостылевшего мира, растворяясь в воздухе яростным клубком наслаждения. Король взял на себя полный контроль над происходящим, его мужское естество, казалось, доходило до упора, раз за разом заставляя крики, точно испуганных бабочек, срываться с приоткрытых губ. -Роксана... Вожделенное освобождение окутало пылающее тело в свой тяжелый, непробиваемый кокон, и его горячее семя выплеснулось в меня, усиливая и без того ошеломительное счастье. Я встретила его взгляд, и увидела нечто многим большее, нежели просто эгоистичное желание обладать - извращенную необходимость владеть и быть подвластным. Потребность в ощущении собственной беспомощности перед кем-то более совершенным. Перед смертной женщиной, являвшейся одновременно яблоком и змеей.* Мужчина практически не дышал и не двигался, окружив меня кольцом сильных и обманчиво-надежных рук, напоминая навеки застывшего в камне Римского бога. До конца времен блуждать во тьме, пугаясь собственных нереализованных желаний и стремлений, разделяя бремя бессмертия с ним. Раз за разом, теряя себя, обретать нечто более прекрасное. Отдавать, дабы получать. Вечно... От автора: 1 - цитата Генриха Гейне