Сестренка

ДжиЕн знал, что рана его смертельна, и что умирать он будет долго и трудно. Пока боли почти не было, только в животе пекло и очень хотелось пить. Но пить было нельзя, и Джи просто прикладывал к губам влажную тряпочку. СынХен спрятал его в зарослях, прикрыл ветвями и ушел. В лесу еще стреляли, но вскоре все вдруг затихло, и Джи заплакал тихонько. Он понял, что и Севена больше нет… А потом и слезы пропали. Отступили перед тем огромным и пугающим, что вставало сейчас перед ним, с чем нужно было разобраться, к чему следовало подготовиться. Холодная, черная бездна распахивалась у его ног, и парень мужественно смотрел в нее. Он не жалел себя, своей жизни и молодости, потому что все время думал о людях, жизни которых были важнее его собственной. СынХен сейчас отстреливался где-то там, среди рейдеров, и ДжиЕн боялся услышать, что и его автомат внезапно замолкнет. А еще он думал о сестре, которая оставалась теперь совсем одна на руках у болезненной матери, если та вообще еще жива. И парень не знал, как она переживет войну без его, пусть и далекой, но поддержки. И кто поддержит ее после того, как война закончится. Автомат СынХена замолк, но не успел Джи испугаться, как сам Чхве появился перед ним. Отодвинул ветки, молча сел рядом, обхватив раненную руку и покачиваясь. -Севен погиб? Парень кивнул. Потом сказал: -Все наши вещи забрали. Оружия тоже нет. -Он сразу умер? -Сразу, - сказал он, а ДжиЕн подумал о ЕнБэ. Его друг долго тонул в болоте. А в Севена долго стреляли. Соврал СынХен. Но Джи сделал вид, что поверил. Командир продолжал раскачиваться, баюкая руку и стиснув зубы. -Болит? -У меня здесь болит! – парень ткнул в грудь. – Здесь так болит! Ведь я всех вас… Не уберег никого… -Зачем ты так? – вздохнул Джи аккуратно. – Все же понятно, война… -Ничего не понятно. Вы сюда не воевать приезжали. Вас здесь спрятать хотели, спасти от этого всего. Зачем я вообще сунулся в этот лес и вас за собой потащил? Хотел героем показаться, вспомнил, как до ранения воевал. Сидел бы тихо, в центр же сообщил еще тогда. Они бы сами справились в случае угрозы. Там-то людей больше, чем шестеро пацанов! СынХен впервые признал, что он сам не старше своих бойцов-мальчишек. -Не надо, - попросил ДжиЕн. – Мы ведь все согласились. И не ты один рвался вспомнить. Я тоже воевал, даже радовался дурак. -Но они не воевали. -Они – да, - Джи поник, уставился в землю. -ДжиЕн-а, - тихо позвал Чхве. – Все хорошо, - как бы глупо не звучала сейчас эта фраза, но Квону она была нужна. СынХен притерся к боку парнишки, стараясь не задеть бинты. Джи тронул его за руку, переплел свои тонкие пальцы с чужими, длинными и сильными. -Т.О.П, - неожиданно усмехнулся ДжиДи в макушку командира. – Жалко, что все так сложилось. Если бы мы жили немного раньше, из нас вышел бы неплохой рэп-дуэт, да? -Даже больше. Мы бы целую группу собрали. Ребята тоже хорошо поют, - подыграл второй репер. -Да, но Севен слишком своевольный, чтобы петь в группе, тебе не кажется? А он вообще петь умеет? Я не слышал, - вдруг протянул Джи, делая вид, что столько болтать ему совсем не больно. -Умеет. Он стал бы сольным артистом. Девчонки по нему с ума сходили бы. -И по тебе, - ревниво откликнулся ДжиДи. -Дурной, - улыбнулся Т.О.П. -Да. Ты же знаешь, - голос парня стал тише. СынХен поднялся. -Лежи тихо. Я пойду, посмотрю, что там, и вернусь. -Постой! Чхве обернулся, Квон перевел взгляд с его лица в небо, перекрытое ветвями. -Я… не сирота, на самом деле. У меня мать есть, но она больна серьезно, поэтому детей не воспитывала почти. Из-за этого я сам растил младшую сестру. А теперь… -Я понял. Не беспокойся, - оборвал СынХен, не вынуждая парня договаривать. -Спасибо. И последнюю просьбу выполни… -Нет, - сказал он. Квон говорил, словно прощался, и Чхве невольно вспоминал последнее признание Севена. Ведь тот догадывался, что все так кончится, и попрощался заранее. -Не надо, СынХен-а, все равно ведь умру. Только намучаюсь. -Я сейчас приду, Джи. Просто подожди. А потом вернемся обратно в разъезд. К ночи как раз успеем. -Поцелуй меня, - вдруг попросил ДжиЕн. СынХен вздохнул, оперся рукой о ствол дерева, наклонился к любимому. Прихватил губы один раз, второй, потом коснулся поцелуем лба и отстранился. Джи прищурился насмешливо и явно пошутил бы на тему этого целомудренного поцелуя, если бы разговаривать не становилось все больнее. Чхве прикрыл парня ветками, тихо поднялся и зашагал к речке, навстречу рейдерам. Оружия с собой не взял. Он скорее почувствовал, чем расслышал этот слабый, утонувший в ветвях выстрел. Замер, вслушиваясь в звенящую тишину леса, а потом, еще боясь поверить, побежал назад на подгибающихся ногах. Квон выстрелил в висок, и крови почти не было. СынХен опустился на колени рядом с телом, коснулся лбом уже не вздымающейся груди и заплакал. Слезы тихо покатились по щекам, парень сминал кулаками бесполезные бинты, окрашенные красным. Он просидел так очень долго. Пока не почувствовал, что тело в руках остыло. Потом поднялся, стал рыть яму не далеко от того места, где Джи лежал. Земля была мягкой, податливой. Рыл ее руками, выгребал наружу, ножом срезал корни. Вырыл быстро, а как повернулся к ДжиЕну – застыл. Мочи не хватало поднять его и в яму опустить. Наконец, он приподнял Джи, и голова паренька мотнулась в сторону безвольно. СынХен вплел пальцы в короткие темные волосы, сжал коротко и отпустил. -Дурной ты, ДжиЕн-а. Такой дурной, - провыл парень, поднял легкое тельце и опустил в яму. Зарыл ее еще быстрее, чем раскопал, ни разу не посмотрев на Джи. Не видя, как мальчишеское, почти детское лицо постепенно скрывается под слоем земли. Зарыл и, не дав себе отдыха, пошел туда, где лежал Севен. Рука ныла, боль накатывала, сводя судорогой, уходила и снова возвращалась. И Севена он похоронил плохо, уже не чувствуя себя от усталости. Покачиваясь и оступаясь, ушел он от могил. Побрел навстречу рейдерам. В руке был сжат автомат с единственным оставшимся патроном. У Севена автомат пустой был: он всегда все до последнего выпускал. Если бы сейчас перед Чхве хоть один рейдер возник, он бы тут же его положил. А что потом – неважно. Остальные пусть делают, что хотят. Хоть убьют его. Потому что сил уже нет. Ничего нет: только – боль. Болело тупо, глухо, словно застарелая рана, все тело. СынХен знал, что от этого уже не избавиться и думал о ДжиЕне. Ничего конкретного, просто лицо перед глазами стояло, привычки его смешные. Белые сумерки тихо плыли над прогретыми камнями. Туман копился в низинах, ветерок почти стих, лишь шевелил листья иногда. И СынХену в их шелесте мерещились голоса друзей, и он в ответ шептал им что-то, едва шевеля губами, и горестно качал головой. А рейдеров все не было. Не попадались они ему, хоть он и шел открыто, сам искал этой встречи. Он не высматривал следы, не кружил, а просто шел прямо, как заведенный. Но никто не появлялся. Скоро Чхве понял, куда его ноги несли. К полуразрушенному дому, где, может быть, еще прятались чужаки. Когда этот дом перед ним из земли вырос, он замедлил шаг, притих, выглядывая врага. Долго вокруг не раздавалось ни звука, но вот мимо дома с едва заметным шуршанием скользнула тень, и СынХен догадался, что это часовой. Он приближался к этой тени медленно, заторможено, как во сне. Наступал на одну ногу, медленно переносил вес на другую, стараясь, чтоб ни одна веточка под его ступнями не скрипнула. В этом странном птичьем танце он пересек всю поляну, отделявшую лесные кусты от старого дома, и оказался за спиной неподвижного чужака. Еще плавнее двинулся к его спине, поплыл в беззвучном, прекрасном танце, и в шаге остановился. Он долго сдерживал дыхание, ждал, пока успокоится сердце. Достал нож, по миллиметру заносил его над рейдером, готовясь к одному точному, решающему удару. И еще – копил силы. Потому что их было мало. Очень мало, а рука болела и ныла невозможно. СынХен все вложил в этот удар, все до последней капли. Рейдер даже не вскрикнул почти, только вздохнул тягуче и опустился на колени. Чхве рванул с него автомат, ремень запутался, и, тяжело вздохнув, парень вырвал его все-таки, а рейдер упал шумно на землю. СынХен даже на секунду не замер, испугался, что на шум кто-то выскочит, и сам бросился к дому, сжимая в руках чужой автомат. Толкнул снятую с петель дверь и влетел в дом с криком: -Стоять! А они спали, сонные лица повернулись к СынХену, один только сообразил, что к чему, кинулся к оружию, но Чхве всадил в него пулю. Парня швырнуло в стену, а СынХен, никогда не знавший языка этих дикарей, начал ругаться хрипло и страшно. А рейдеры не двигались, испуганные. И не крика они испугались, не автомата в чужих руках. Просто подумать не могли, представить себе, что этот парнишка, в грязи измазанный, с перебитой рукой, один здесь, на много миль совсем один. А потому все четверо послушно легли на пол, лицом вниз. Чхве связал их всех, а потом заплакал. Его затрясло, как в лихорадке, он смеялся сквозь слезы и кричал: -Что, взяли нас, да? Смогли?! Никого вы не взяли! Нас всего шестеро было! Ненавижу, ненавижу! Лично каждого убью, если начальство помилует! Плевать, что дальше будет! Но с каждым расквитаюсь!.. Рейдеры ничего не понимали, не знали они корейского. Только слушали гневные вопли, и им, наверное, тоже страшно было, только СынХена это не волновало. Рука у него ныла так, что все горело внутри, и мысли путались. И единственное, о чем он думать мог, это как сознание не потерять, и из последних сил за него цеплялся. Тот последний путь до железной дороги он уже никогда не мог вспомнить. Колыхались впереди спины чужаков, болтались из стороны в сторону, потому что шатало СынХена, и иногда он чуть не падал, но тогда подхватывали его ребята, которые, наверное, мерещились ему, улыбались ободряюще, и он шел дальше. И лишь тогда он сознанию своему оборваться разрешил, когда окликнули их по-корейски, когда понял, что навстречу свои идут. Тогда улыбки друзей погасли в голове, и он упал…