Ритм нашей любви

Умиротворение ночи постепенно исчезало по мере того, как солнце кралось в центр небосвода, прогоняя мрак. Утро настигло нас с Реном, пробиваясь яркими лучами сквозь плотные шторы, проходя через которые свет рассеивался и превращался в приятное теплое облако. Когда на часах было семь утра, на прикроватной тумбочке с моей стороны будильник на телефоне начал свою привычную мелодию, — ненавязчивую, но успевшую порядком надоесть. И хотя она была совсем негромкой, я сразу же проснулся, еще пару секунд вспоминая, где нахожусь. Долго я на это времени не потратил, ведь рядом со мной спал МинКи, напоминая своим присутствием о вчерашнем разговоре. Я торопливо выключил будильник и откинул одеяло, автоматически отодвигая его и с Рена. Погодите… одеяло? Я встряхнул головой в недоумении. То, что я уснул в комнате Рена уже было понятно, но я совсем не помнил, как мы ложились спать. Я сел на кровати, встряхнул головой, стараясь быстрее отойти ото сна. Потом повернулся к длинноволосому брюнету и пододвинулся ближе, склонился к нему, негромко спрашивая: — Ты просыпался ночью, чтобы накрыть нас одеялом, да? — Тихо прошептал я, поглаживая его по голове, отодвигая волосы с лица. Воспоминания о вчерашнем вечере захватили меня водоворотом, заставляя невольно улыбнуться. — МинКи-я, — протянул я, теперь уже настойчиво дотрагиваясь до его плеча. Но чтобы разбудить Рена, много времени не понадобилось, — он практически сразу сонно приоткрыл глаза, а увидев меня рядом проснулся окончательно, сразу же приподнимаясь на локте, видимо, все еще взволнованный из-за того, что произошло накануне. Сколько бы лет ни прошло, я все еще удивлялся тому, какой он был эмоциональный и восприимчивый. И его испуганный взгляд сейчас был тому подтверждением. — Доброе утро? — Произнес он больше вопросительно, нежели утвердительно и поднял на меня свои большие карие глаза, в которых застыло покорное ожидание. И чего же ты ждал МинКи? Неужели, все еще не мог поверить, что мы теперь вместе? Вместе… я мысленно просмаковал это слово. Хотя, если честно, я пока и сам не мог в это поверить. Кажется, для нас обоих все то, что произошло вчера, стало самым невероятным чудом, случившимся совершенно внезапно. Ощущение счастья, с одной стороны, наполняло легкие кислородом, а с другой — что-то сжимало внутри, отчего я каждый раз задерживал дыхание, смотря на Рена. И кому-то нужно было первым начать снимать эту взаимную неловкость, все еще вызывающую армию мурашек при прикосновении. Я очень хотел прогнать ее, несмотря на всю возможную поэтичность этих ощущений. Быть может, кто-то считал это самым романтичным периодом отношений, но наша музыка требовала других нот. И тому была причина: я знал, что эта неловкость заставляет МинКи сомневаться. Именно поэтому он сейчас смотрел на меня словно котенок, которого вчера подобрали на улице, но которого сегодня еще не научили находить лежанку, где он мог бы поспать, и не показали, где его миска. Придя к этому осознанию, я почувствовал, как закололо в сердце: я не хотел допускать даже мысли, что он может снова начать чувствовать себя покинутым и одиноким. Поэтому я поспешно притянул к себе растерянного Рена, целуя куда-то в висок, прижимая так крепко, будто бы у меня его хотели забрать, а я сопротивлялся, что есть силы. — Доброе утро, — прошептал я на одном дыхании. Доброе утро без вопросительного знака, доброе утро, потому что мы проснулись вместе. Я тоже переживал, ведь делал все по какому-то наитию, потому что и меня никто не учил: как это — быть взрослым. Жизнь лишь подкидывала сложные задачи, а решать их нужно было самостоятельно: ни тебе учебника, ни мудрого совета. МинКи обнял меня в ответ с тихим благодарным вздохом, и мы замерли на несколько секунд. — Как спалось? — Спросил я, чтобы не дать тишине слишком затянуться. МинКи не мог знать, что творилось у меня на душе, а мне хотелось рассказать ему об этом. — Замечательно, — негромко отозвался он, потом недолго помолчал и добавил, — я еще никогда в жизни не спал так спокойно, как сегодня. Я очень рад, что ты остался. Ответив, он отстранился, словно смутившись от того, что только сказал, но я тут же поймал его за руку. Сердце дрожало, и меня отчего-то тоже охватило секундное волнение. Я уже приоткрыл было рот, чтобы что-то сказать, но и Рен сделал то же самое. В итоге мы начали говорить одновременно, перебивая друг друга: — МинКи… — Я… Это секундное смятение заставило нас обоих усмехнуться, и сразу стало немного легче. Рен на мгновение опустил взгляд: он улыбался, хотя вместе с тем было заметно, что он стеснялся показать такую сумбурную перемену эмоций. Подумав пару секунд, МинКи вновь подсел ко мне, но уже более уверенно, и кивнул головой, словно прося меня продолжить мысль первым. — Так, что ты говорил? Сейчас он выглядел по-особенному волшебно: распущенные волосы ниспадали до плеч, в ямку ключиц, немного мятая ото сна футболка из чересчур мягкой ткани подсобралась на рукавах, приоткрывая с одной стороны плечо, на котором виднелись две маленькие родинки. Глаза Рена светились сейчас так ярко, словно в них застыли звезды, и в этот момент я понял, что было по-новому: еще никогда я не видел у него такого яркого чистого взгляда. — Мне тоже было хорошо, — я улыбнулся и замер, не в силах даже моргнуть, — приятно осознавать, что я проснулся с тобой. Я смотрел на него завороженным взглядом, радуясь и впитывая каждую секунду времени вместе. Хотелось прижать его к себе, так крепко, что есть силы, и не отпускать. МинКи словно почувствовал мои мысли, и улыбнулся, явно не зная, куда себя деть от смущения. Он помедлил еще пару секунд, сам обнял меня. Я спешно перевел дыхание: даже его объятие было таким нежным, словно меня накрыли шалью из шелка. Он всего лишь сцепил руки в замок за моей спиной, а я почувствовал себя… как на краю норвежского фьорда, как на воздушном шаре над ниагарским водопадом. — Ты ночью… замёрз, да? — Выговорил я в конце концов, возвращаясь к пока ещё нераскрытой для меня теме с внезапно появившимся одеялом, которое наводило на мысль, что я провалился в сон первым. — Я даже не помню, как мы вчера уснули. Рен чуть заметно покачал головой. — Не то, чтобы замёрз, просто подумал, что так будет уютнее. — Он улыбнулся, говоря негромко, словно убаюкивающе. К слову, его голос всегда звучал неспешно и размеренно. Если бы можно было представить голос Рена в каком-то физическом объекте, это было бы большое мягкое одеяло, теплое от того, что с него только что поднялся большой пушистый кот. — Ты крепко спал и даже был не против, чтобы я вытянул одеяло, а потом накрыл тебя. — МинКи усмехнулся, а я постарался поглубже вздохнуть, потому что сейчас мне отчего-то совсем не хватало воздуха словно кто-то одел на меня колпак. — Спасибо, — прошептал я, осторожно поглаживая рукой по его спине, он тут же отчего-то напрягся, но я не успел спросить, что случилось. В то же мгновение раздалась мелодия второго будильника, и я выпустил Рена из объятий, чтобы отключить звонок. — Сегодня будет насыщенный день, надо бы начинать собираться, — проговорил я не без тени грусти, что утренняя магия так быстро заканчивалась. Последние приготовления перед концертом всегда были суматошными, поэтому сегодняшнее утро не могло долго растягиваться. — Да-да, я знаю, сейчас будем собираться, — в голосе Рена послышалась доля обреченности. Я вопросительно нахмурился с немым вопросом «Что случилось?», откладывая телефон обратно на тумбочку. — Очень не хочется отпускать тебя, — взволнованно произнес Рен, словно очень давно хотел это сказать, но прежде не мог подобрать нужный момент. Я улыбнулся. МинКи был очарователен в своей чистоте эмоций. — Мне хочется ещё побыть с тобой, — продолжил он, и подобравшись ближе ко мне, быстро возвратил меня обратно в свои объятия. — Ты такой нежный, — произнес я вслух, неожиданно даже для самого себя. Но не озвучить это было просто невозможно. В каждом его движении была какая-то безумная притягательность и грация, все это создавало невероятный уют. Рен замер, словно осознавая эту короткую, но глубокую фразу. — Нежный? — Переспросил он неуверенно, а я сделав еще один вдох, почувствовал приятный запах сонной неги, запах Рена, тут же вызывающий неожиданный трепет. — Да, — я лишь улыбнулся и уткнулся носом в его шею. — Ты раньше никогда не называл меня нежным, — добавил он немного настороженно, а в глазах у него заискрили звезды. — Конечно, ведь эта твоя часть так долго от меня пряталась. Здорово, что получилось ее поймать. Рен шумно перевел дыхание, так неожиданно чувственно, что у меня все сжалось внутри. Его близость сводила меня с ума, а нежность действительно заставляла млеть. Его теплое дыхание — чуть заметно, шлейфом по коже, тихие вздохи, взволнованные и от того заглушенные. Боже, это было просто невозможно. А когда я запустил пальцы в его волосы, то в мгновение понял, что так сейчас лучше не делать: мои ноздри уловили чувственный запах мускуса и лаванды, отчего-то особенно заметный именно утром. Его запах… был приятным и завлекающим, словно дурманящий эликсир. Или же утром все чувствовалось в тысячу раз ярче? Вряд ли в этом была связь. По позвоночнику сразу же пробежали знакомые каждому мужчине мурашки, растворяющиеся где-то внизу моего тела. Я передернул плечами, задержал дыхание и облизнул за секунду пересохшие губы, нехотя разжимая теплое объятие, но понимая: если посижу с МинКи вот так, чувствуя его каждой клеточкой своего тела, то встать с кровати будет совсем сложно. — Я пойду к себе, а ты тоже собирайся, — проговорил я, скользя ладонью по его руке, и окончательно отпуская объятие. Рен улыбнулся, следя за моими действиями, а его скулы приобрели розовый оттенок, чуть ярче, чем должно было быть. Наверное, он все понял, ведь порой мы хорошо друг друга чувствовали. Слушая меня, он в согласие кивнул головой, а я невозмутимо продолжил: — После завтрака за нами приедет машина, и мы направимся сразу в концертный зал. Думаю, нужно еще раз будет прогнать два финальных выступления: песню-благодарность для фанатов и Sleep Talking — с ней часто бывают проблемы… Я отвлекся от планирования, когда заметил, что МинКи вообще не был сосредоточен на моих словах, он, все еще взволнованный, накрыл мою ладонь своей, и поднял взгляд, словно что-то хотел сказать, но в итоге не решился, и отвел глаза, лишь стараясь не начать улыбаться. — Эй, ты слушаешь меня? Но МинКи не слушал, он был так доволен нашим утренним пробуждением и своей только что выявленной способностью в момент взбудоражить меня, что в конце концов, растянулся в широкой самодовольной улыбке, оголяя красивые зубы, и окончательно смущаясь. Тогда я не выдержал этого красноречивого молчания, и подумав примерно с секунду резко повалил Рена на подушки. — Джей...А-а? — Он сначала ахнул от неожиданности, но в конце концов рассмеялся. Кажется, мы поняли друг друга, даже ничего толком не сказав, и это было удивительно. — Да, ты действительно очень соблазнительный с утра, ты хочешь, чтобы я в этом признался? Тогда я тебе прямо об этом говорю: это действительно так, — я навис над ним, расставив руки по бокам от его головы. Рен лежал подо мной и лучезарно улыбался уже без стеснения. Кажется, именно теперь он, наконец-то, успокоился и полностью расслабился, даже несмотря на то, что еще пять минут назад такое резкое перемещение в постели в горизонтальное положение смутило бы нас обоих. — Только с утра? — Спросил он, кокетливо изогнув брови. — Не только, — ответил я негромко, а потом наклонился и легонько прикоснулся к его губам. Рен прикрыл глаза, его ресницы задрожали словно в предвкушении. Когда я отстранился, на его лице отразилось секундное разочарование, которое он не успел спрятать. Я не сдержал улыбку: уж слишком понятны были его эмоции сейчас, ведь МинКи совсем забыл про свою напускную невозмутимость, которая раскололась еще вчера. Теперь я в полной мере осознал, что он постоянно сдерживал эмоции. Я понял это по тому, как он сейчас лежал подо мной и улыбался: все еще недостаточно уверенно, но счастливо, а его глаза будто сами выпрашивали еще один поцелуй, пусть даже такой невинный. Та самая неловкость окончательно пропала. Кто бы мог подумать, что избавиться от нее в итоге окажется так просто? Для этого нужно было что-то очень человеческое, менее возвышенное, но близкое каждому. «Главное теперь не проболтаться, что я слышал его в душе ночью пару дней назад, иначе она снова появится», — подумал я про себя, понимая, что МинКи не нравилось быть в уязвимой позиции не по своей воле, а я не против был следовать его правилам. — Ты вроде хотел собираться и куда-то идти, — протянул он, осторожно поглаживая меня по руке, но при этом все еще нежась на подушках, потому что ему тоже на самом деле не хотелось вставать. — Не «куда-то», — я усмехнулся, — ты помнишь, что у нас сегодня концерт? — Да-да, и ты как всегда нужен всему свету с самого рассвета, — Покачал головой Рен. Не дождавшись продолжения, он решил действовать сам: помедлив еще несколько секунд, будто собираясь с мыслями, МинКи привстал на локте и порывисто прижался к моим губам буквально на долю секунды. А потом отстранился донельзя довольный и окончательно смущенный. Эти утренние минуты с Рен были волшебными, и поэтому мне еще больше не хотелось, чтобы они заканчивались. Ведь я знал: стоит только выйти из комнаты, попаду обратно в круговорот сумасшедшей жизни, которую, впрочем, сам выбрал много лет назад. Но сейчас как никогда раньше хотелось посвятить время чему-то очень личному и приятному, знакомому большинству, что так редко бывало у публичных людей в полном объеме, — любви. Хотелось остановить время и потратить эту единственную бесконечность на то, чтобы вот так встречать утро с Реном. Мы потянули еще пятнадцать минут, хотя свободного времени и так уже не оставалось. Но несмотря на все рабочие обязательства, я не мог оторваться от Рена, смутно осознавая, что от силы успею хотя бы кое-как одеться до приезда машины. — Знаешь, я впервые чувствую себя настолько на своём месте. Даже не знаю, как правильно выразиться. Просто чувствую, что сейчас все именно так, как надо, как должно было быть, и мне от этого очень хорошо. — Произнес я и посмотрел на Рена, сидя на краю кровати, и уже собираясь вставать. — ДжонгХён-а, — услышав это, он сначала растерялся, а потом улыбнулся, так ласково, что у меня вновь защемило в сердце, — спасибо, что сказал мне сейчас это. Он прикусил губу, его глаза заблестели, и чтобы скрыть это, он поспешил обнять меня со спины. — А еще, спасибо, что остался сегодня со мной. Мне было бы безумно одиноко, если бы я проснулся один, — признался он негромко. А я не без удивления заметил, что Рен постепенно становился смелее в своих эмоциях, судя по тому что он начинал говорить то, что чувствовал в конкретный момент. От этого становилось тепло на душе. — Знаешь, если бы и я тебя не увидел с утра, то тоже бы расстроился. — Усмехнулся я, машинально отклоняя голову назад, чтобы прижаться к нему плотнее. Рен замер, явно задумавшись, а потом шумно перевел дыхание, улыбаясь, и кажется, впервые думая о том, что и мне без него может быть плохо, а не только наоборот. Его длинные волосы щекотали шею, а чувствительные губы прижались к виску. Если можно было бы представить рай, то я сейчас находился в подобном месте. — Впрочем, я тебе сегодня успею надоесть, поэтому не переживай, и давай в конце концов собираться. — Усмехнулся я, а МинКи прикрыл глаза, прижавшись ко мне так близко, что я чувствовал, как быстро и сильно билось его сердце. А еще я видел, как он впился своими тонкими пальцами в ткань домашних штанов где-то рядом с коленкой — он словно держал себя, останавливал, не позволяя себе сделать что-то еще, и стараясь довольствоваться уже той близостью, что стала возможна. — Ты мне не надоешь, — шепнул Рен мне на ухо. От этих распаляющих объятий вело голову сильнее, чем от выдержанного вина. Я даже представить не мог, что одно его присутствие рядом, теплое дыхание и нежный голос, будут заставлять меня отчаянно прикусывать щеку изнутри, чтобы хоть немного успокоиться. Сладкое томление во всем теле никуда не делось, поэтому, я в конце концов нашел в себе силы выйти из номера Рена и направиться к себе. В день концерта на меня обычно наваливалось много организационных обязанностей, и потому я не всегда справлялся с эмоциональной нагрузкой и давлением от агентства и менеджера — поэтому придирался к деталям, чтобы отработать все идеально, в конце концов раздражая остальных своим поведением. Но в итоге, когда концерт заканчивался, а день клонился к закату, все забывали незначительные обиды, и лишь иногда жаловались на что-то, но не со злостью, а ради шутки. Несмотря на раннее время, в коридорах уже было много людей. Я сразу же вспомнил слова менеджера про журналистов, и тут рациональные мысли полноправно вытолкали из головы влюбленные мечты. Наверное, стоило что-то придумать, если придется объяснять Арону, где я пропадал. Однако абсолютно ничего в голову не лезло, и я в конце концов плюнул на эту затею — все равно все тайное станет явным, вопрос лишь в том, как это примут остальные, и когда это произойдет. Вернувшись в номер, я понял, что Арон уже не спал. Закрыв за собой дверь, я увидел его спину — он заправлял постель, а услышав щелчок двери, повернулся, обвел меня взглядом с головы до ног, и отвернулся, возвращаясь к делу. Я внутренне чертыхнулся, собираясь с мыслями для возможного диалога. Последнее время мне казалось, что Арон был слишком проницательным, и вряд ли, после вчерашнего разговора втроем, он совсем ничего не заподозрил. — Ты заблудился? — Спросил старший, расправляя покрывало. — Ты встречаешь меня примерно так же, как мой отец много лет назад, когда я был еще в средней школе, и однажды не пришел домой ночевать, — произнес я невозмутимо, направляясь к своей половине комнаты, прежде чем заглянуть в шкаф, намереваясь подобрать одежду. — А тогда ты тоже ночевал у Рена? — Хмыкнув, спросил он, а я почувствовал, словно по моей спине прошлись хлыстом. Раздражение мгновенно сковало горло невидимой металлической проволокой, я с силой захлопнул дверцы шкафа и развернулся. — Разве я должен отчитываться перед тобой? — Произнес я, напряженно выдыхая. Брошенная с пренебрежением фраза злила даже больше, чем предполагаемые вопросы о наших взаимоотношениях. — Нет, просто любопытно, как ему в итоге удалось тебя околдовать, — пожал плечами Арон. — Околдовать? Рену меня околдовать? — Я с недоумением изогнул брови. Это умозаключение меня порядком удивило. — А разве это не так? — Спросил он все так же невозмутимо. — По-моему все очевидно. — Нет, не так, — я посмотрел ему в глаза ровным и бескомпромиссным взглядом. Я был настолько ошарашен тем, что сказал Арон, что даже не успел сделать отступление вроде: «О чем ты говоришь?» или «Что ты имеешь в виду?». Похоже, сейчас подобное выглядело бы как минимум глупо и трусливо. Ведь уже стало ясно, что Арон обо всем догадался, поэтому я продолжил: — Это обоюдное желание, и я не понимаю, что ты имеешь в виду, говоря «околдовать». Других вариантов, кроме как взаимного решения, просто не существует. — Еще как существует, ДжонгХён… — Произнес старший настолько тихо, что я практически ничего не расслышал. — Что? Но Арон ничего не повторил. Я стоял у раскрытого шкафа, не зная, что делать: ждать продолжения разговора, или плюнуть, и заняться своими делами. Однако молчание длилось недолго, хён в конце концов задал вопрос, вокруг которого мы ходили вокруг да около: — То есть ты хочешь сказать, что вы с Реном вместе? Я нервно сглотнул. Удивительно, насколько быстро материализовались мои мысли: этот вопрос все-таки поднялся в разговоре с Ароном. А если бы старший вчера не зашел к Рену, спросил ли он меня об этом, или нет? Впрочем все это сейчас уже было неважно. Я был уверен во всем, что сделал, и более того, разозлен достаточно, чтобы ответить следующее: — Я ничего не хочу тебе говорить, но если ты спрашиваешь, — я выдержал паузу, — то да, вместе. И если ты будешь ему грубить, как вчера, – а я слышал, что ты вчера ему сказал, – то это испортит наши с тобой отношения. Арон посмотрел на меня ошеломленным и отчего-то растерянным взглядом. Он сел на кровать, смотря перед собой в пустоту и о чем-то задумавшись. — Хён? Я помолчал пару секунд, надеясь, что он ответит, но Арон, кажется, более не торопился. Он смотрел в пол и о чем-то напряженно думал. Я тем временем достал из шкафа необходимые вещи и уже было собирался отправиться в ванную комнату, как он внезапно окликнул меня. — Допустим я не прав, — начал хён негромко, словно все еще сомневаясь, — но я все равно хотел бы тебя предостеречь. Пускай ты и не особо настроен меня слушать. — Предостеречь от чего? — Я недовольно поджал губы. — Если давление исходит от кого-то одного, то не стоит идти на поводу, — он поднял на меня взгляд, упираясь локтями в коленки, и ставя подбородок на руки. Я окончательно потерял нить его рассуждений. Почему он вообще говорил о принуждении? Ни я, ни Рен – мы не принуждали друг друга абсолютно ни к чему. Напротив, открывшаяся тайна стала внезапностью. Однако ответ на мой вопрос повис в воздухе. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отозвался я в конце концов, но уже без раздражения, а с искренним недоумением в глазах, — никто ни на кого не давил. И все это произошло не спонтанно. Выговорив это, я словно окончательно разложил по полкам собственные мысли. — То есть быть с Реном – это твое решение? — Спросил Арон, словно все еще в чем-то сомневаясь. — Конечно, мое. Чье оно еще может быть? Я переложил вещи из одной руки в другую, переминаясь с ноги на ногу. Арон притих и задумался. С его лица в миг пропало выражение назидательного высокомерия. Он казался растерянным, как выглядят всякий раз люди, когда вынуждены признать свою ошибку. Наблюдая, как бегают его глаза, словно в поиске новой теории, я смягчился, понимая, что пора остановить его напряженный мыслительный процесс, все равно ответ на свой вопрос про давление и принуждение я уже не получу. — Ладно, — произнес я устало, нарушая затянувшуюся тишину. Я подошел к старшему, и сел рядом, касаясь его плеча своим, — лучше скажи мне вот что: это так заметно? Кроме тебя еще кто-то догадался? Арон повернул голову, пару секунд смотря в глаза, а потом отвел взгляд. Мне отчего-то стало не по себе. — Заметно. — Выговорил он в конце концов. — Ты ведь поднял весь аэропорт с ног на голову, чтобы найти врача для Рена. Он сделал паузу, а потом продолжил: — Когда любимому человеку плохо, в глазах появляется особая сосредоточенность и настойчивость. По тебе в тот момент сразу стало все понятно. Я нервно прикусил нижнюю губу, слушая Арона. Теперь меня начал волновать еще один момент: не выдал ли я себя тогда в присутствии менеджера. Впрочем, по нашему последнему разговору не было заметно, что он что-то подозревает. Арон продолжил, прерывая мое размышление: — А по поводу тех, кто догадался, могу сказать, что я и ПекХо… А насчет МинХёна — не уверен. Я удивленно изогнул бровь, услышав имя донсена. Наверняка, здесь не обошлось без посторонней помощи, потому что вряд ли ПекХо могло насторожить наше с Реном общение. Я вновь скосил взгляд на Арона. Даже в таком маленьком коллективе слухи распространились уж чересчур быстро. Я даже не предполагал, что настолько быстро. Впрочем, это могло стать достойной репетицией для той дальнейшей жизни, какую я выбрал: вместе с Реном. — МинХён… — Я помедлил, проговорив его имя так, словно взвешивал таблетку на языке прежде, чем проглотить, — тоже в курсе. Старший удивленно приподнял брови. — Бедный парень, — прошептал Арон еле слышно, почти про себя, но я все равно уловил его слова, однако решил ничего не комментировать. — Поразительно, как быстро открываются секреты, — задумчиво протянул я, впиваясь взглядом в пространство перед собой, будто бы там что-то было. — Я давно хотел спросить, почему ты всем своим видом показываешь, будто тебе все это так неприятно? Или ты правда так считаешь? Я не прошу принятия, но твое явное осуждение может мешать совместной работе. А я свое отношение к Рену не изменю, поэтому тебе придется его принять. — Я не осуждаю, ДжонгХён, — Начал было Арон, но буквально сразу же наш разговор был прерван звонком менеджера. Мы категорически опаздывали, и раздраженный голос менеджера стал тому подтверждением. Мы с Ароном принялись поспешно собираться. И почему все важные разговоры непременно должны быть прерваны? Я так и не получил ответ от Арона, почему он вел себя, словно презирал. Ведь мы давно знали друг друга, и личные предпочтения не должны были стать причиной раздора и перемены во взаимоотношениях. Я хотел было повторить свой вопрос, но потом решил, что о некоторых вещах бывает неловко спрашивать дважды, и, возможно, мой вопрос был одним из таких. К счастью, Арон, похоже, так не думал, и уже когда мы вышли из номера, направились к лифту, он вновь вернулся к тому, о чем мы говорили: — Знаешь, ДжонгХён, — начал он негромким голосом, хотя вокруг никого не было, — я лишь хочу, чтобы группа была крепкой, и чтобы вы все были счастливы. Вы правда для меня, как младшие братья. Возможно, поэтому я иногда не успеваю тормозить в резких высказываниях. Просто не хочу, чтобы вы наломали дров, а потом жалели о чем-то. Хочется оградить вас от ошибок, неправильных решений и выводов. Хотя, похоже, единственный, кто сделал неправильный вывод, это я… Мое сердце пропустило взволнованный удар, и я в жесте понимания покачал головой. Хён сначала смотрел в пол, а после поднял голову и посмотрел на меня внимательным взглядом. Я, кажется, никогда еще не видел у него такого четкого и проницательного взгляда. Он словно знал все наперед. В тот момент я понял, насколько уважаю своего старшего. Он действительно был намного старше каждого из нас, и даже не из-за цифры в паспорте: Арон просто видел в своей жизни намного больше. Вот только я не знал, что именно: людей и их поступки, или же какие-то другие ситуации так повлияли на него, что он стал осмотрительным и расчётливым. Пока все это оставалось загадкой. Арон еле заметно улыбнулся, и возле его глаз появились чуть заметные линии, которые, возможно, через десяток лет углубятся, превращаясь в трогательные морщинки. — Спасибо, хён. — Выговорил я с трудом, в горле отчего-то мгновенно пересохло. — Мне правда важно то, что ты сейчас сказал. Я посмотрел на Арона, а тот легонько похлопал меня по плечу. Наш разговор был еще не закончен, ведь свои тайны он не открыл, умышленно уклоняясь от всех моих вопросов. И я понимал, что он делал это намеренно, отвлекаясь на другие темы. — Будьте осторожнее, — произнес он, а потом чуть слышно добавил, — не хочу, чтобы вы повторили мои ошибки. Дверцы лифта открылись, и мы зашли внутрь кабинки. Нам нужно было спуститься всего на несколько этажей вниз, но у меня было ощущение, словно я перемещаюсь из одной жизненной ипостаси в другую. Когда дверцы закрылись, я почувствовал, что вместе с ними закрылась и дверь в прежнюю жизнь, к которой я совершенно не хотел возвращаться: ведь там меня одолевала постоянная тревога. Все это осталось позади этой двери, и холодный вихрь более не мог проникнуть за стенки внезапно появившегося убежища. Это было что-то на уровне ощущений и подсознания, но я чувствовал, как мне становится теплее. Удивительно, как просто и вместе с тем сложно осчастливить человека. Ему нужно лишь найти свой собственный ритм: для кого-то это шум ветра, раздувающий волосы, настойчиво подхватывающий полы куртки. А для кого-то это потрескивание только что зажжённой свечки с тонким запахом лаванды. Во всех этих случаях было важно одно, с кем ты найдешь этот ритм, который заставит ваш жизненный поток следовать согласно новой гармонии звуков. Когда эта мелодия начнется, ты уже не сможешь заглушить ее, она станет вашим спутником. И в этом весь смысл.