Ритм нашей любви

— А вообще ты мог бы ответить, что-то более чувственное, — наигранно обиженно шепнул мне Рен, когда мы подошли к лифтам в отеле. В его голосе послышались игриво-романтические нотки. Похоже, его не слишком удовлетворил мой ответ на сцене. Я внутренне усмехнулся, задумываясь уж не хотел ли вдруг он моего публичного признания. — Зачем кому-то знать, что чувственное я могу тебе сказать на самом деле? Ведь это предназначено только для твоих ушей, — отозвался я так же негромко. Рен взволнованно улыбнулся, явно не ожидая, что я отвечу нечто подобное, и вздохнул поглубже, а я продолжил: — Мне было очень приятно, — я взглянул на него из-под ресниц. — Ты галантен до такой степени, что я завидую сам себе. — Кажется, эта фраза поразила МинКи окончательно, и на его лице появилось выражение затаенной радости. Говоря о словах Рена во время концерта, я пока не предполагал, чем потенциально может обернуться его выходка, но как бы то ни было, мне правда было приятно. Ведь своим поступком МинКи дал всем понять, насколько ценит мое мнение. — Тогда я рад, — МинКи приподнял уголки губ. — ДжонгХён, — раздался неожиданный голос ПекХо, приближающегося к нам, — мне нужно с тобой поговорить. Тигр подошел к нам с Реном, прерывая беседу. По его сосредоточенному и чуть заметно взволнованному взгляду я понял, что разговор отложить никак не получится. Рен нахмурился, но не стал комментировать то, что его не пригласили к беседе, как и спрашивать, почему у кого-то оказались от него секреты. Он был достаточно тактичен, и не лез в чужие дела. МинКи на секунду засуетился, будто бы решая, говорить сейчас мне что-то или нет, но в конце концов, решив, что другой возможности не будет, негромко произнес: — Зайди ко мне потом, — взволнованно шепнул МинКи мне на ухо, и я почувствовал, как он положил мне что-то в карман куртки. Потом он коротко улыбнулся, махнул ПекХо рукой, желая спокойной ночи, и быстрым шагом направился в сторону лифтов. Я ненадолго задержал взгляд на его спине, безмолвно провожая, отчего-то взволнованного сейчас брюнета. — Давай пройдемся? — Прервал мои мысли ДонХо, и я тут же вернул свое внимание на него, немного рассеянно кивнув головой. — Пойдем. Но что случилось? — Мы спустились с лестницы, ведущей к лифтам, миновали главный холл. Прошли мимо сотрудников отеля за стойкой регистрации и вышли сбоку от центрального входа. Мыслей в голове было так много, что я даже не успел сразу спросить у донсена, куда мы направляемся и зачем. Я опустил руку в карман и нащупал знакомую по форме карточку, узнавая в вещице карточку-ключ от номера. Я в удивлении приподнял одну бровь: МинКи дал мне карточку от своего номера? Это было неожиданно, любопытно, и достаточно для того, чтобы мне уже сейчас стало душно, хотя на улице задувал промозглый ветер. ПекХо сразу не ответил мне, что произошло. Мы прошли около трехсот метров, вышли в небольшой сквер неподалеку от отеля. Из-за позднего часа людей здесь уже не было, мы оказались наедине, и тогда ПекХо замедлил шаг. Он выглядел озадаченным: руки в карманах, на голове капюшон от темно-зеленого худи, а лицо застыло в каменном выражении. Я начал волноваться: неизвестность и столь томительное оттягивание разговора не предвещали ничего хорошего. — Не томи, что случилось? — Вновь спросил я, скрещивая руки на груди. На улице было холодно, легкая куртка и рубашка под ней совсем не согревали. Мы отошли от основного освещения центральной аллеи маленького парка, и остановились у лавочки рядом с раскидистым деревом. Поодаль виднелся небольшой домашний буддийский храм: крыша пагоды словно бы держала над собой тяжелое небо. В ночной темноте он навевал мысли о чем-то недобром. — Помнишь, за сценой ты спрашивал, что случилось? — Спросил ПекХо. — Еще бы, ты пообещал объяснить все позже, и мне бы хотелось уже поскорее узнать, что черт возьми происходит. — Торопливо выговорил я, опуская руки в карманы, чтобы немного согреться. ПекХо опустил взгляд, сцепив пальцы, и продолжил спустя несколько мучительных секунд. — Я никогда раньше не рассказывал, и не хочу, чтобы эта информация распространилась, поэтому не говори никому о нашем разговоре. Просто сейчас я не могу не поставить тебя в известность, потому что чувствую определенную ответственность. Я напряженно нахмурился. Воздух, который был и без того прохладный, стал еще холоднее. Со стороны храма потянуло тонким запахом сандала от дотлевающего благовония, и сейчас этот запах мне показался более резким, нежели к которому я привык: он проникал внутрь, сковывая глотку, затрудняя дыхание. — Я начну с краткой предыстории, она касается моего прошлого, о котором я вообще мало рассказывал, — начал ПекХо, опускаясь на скамейку, я остался стоять напротив, переступая с ноги на ногу, но уже не из-за холода, а от волнения, — но теперь эту тему никак не избежать, иначе у тебя появятся определенные вопросы. Ты когда-нибудь слышал о ганпхэ? Я тяжело вздохнул, понимая, что беседа с самого начала неумолимо превращается в кромешную тьму. ПекХо упомянул название сильнейшей корейской мафии, которая до сих пор держала под контролем некоторые ключевые отрасли страны, а с мнением мафиозных авторитетов даже считалась полиция. В нашей стране в принципе было много не особо легальных течений, которые уже сквозь многие поколения вели свою игру: многочисленные религиозные секты, например. В детстве дорога в мою школу шла как раз по пути мимо храма, где для особых духовных практик собирались разные люди, почитающие держателя этого храма. Однажды меня даже остановил какой-то мужчина, желающий втолковать, что и как в этой жизни правильно, рассказать, что если и я присоединюсь к их полутайному сообществу, то открою для себя много сокрытых истин. Но я, будучи достаточно нелюдимым ребенком, просто убежал, не дослушав пугающие речи, а потом постарался придумать новый маршрут к школе. Что касается мафиозных группировок, о них я знал немного, лишь то, что связываться с членами этих организаций мягко говоря не стоит. «Попадешь в какой-нибудь заговор, и никогда уже не отмоешься», — говорил мне назидательно отец, намереваясь втолковать тринадцатилетнему мне негласные правила безопасности, и неприглядные реалии Кореи. — Слышал, — коротко ответил я, — но почему ты спрашиваешь? ПекХо еще раз посмотрел мне в глаза немигающим долгим, будто бы испытывающим взглядом. Он выглядел сейчас так, будто бы готовился к прыжку с обрыва, но не был уверен в надежности канатной страховки. Однако иного пути не было, поэтому он сделал последний решающий перед прыжком шаг: — Если можно так сказать, то я плотно связан с этой организацией… — начал он совсем негромко, словно бы по привычке оглядываясь по сторонам, — был связан во всяком случае. Мой отец не последний человек в их темном мире. Услышав эти слова, я почувствовал, словно мне на голову одели чугунную крышку. Я медленно опустился рядом на скамейку, посмотрел на друга сосредоточенным взглядом, и проговорил тихое: «Я слушаю тебя». ПекХо рассказал, что его детство прошло в мафиозном лагере, куда отправляли на обучение сыновей членов этой организации. Именно там он освоил основные корейские виды единоборств и узнал разные грани жизни. Много подробностей он не рассказал, в основном, как хотел начать жить привычной для большинства людей жизнью, и о нежелании становиться последователем дела отца. В конце концов, у него получилось осуществить желаемое. — Но как ты начал… обычную жизнь? — Произнес я все еще ошарашенным голосом, словно пытаясь прочитать плохо разборчивый текст. — Это долгая история. Скажу только, что мне всегда хотелось выбраться оттуда, стать свободным, хотя отмыться до конца от печатей прошлого уже никогда не получится. Я оказал одному важному человеку услугу, и меня отпустили в качестве награды, зная о давнем желании уйти. Отец, конечно, был не рад, говорил даже, что откажется от меня. Впрочем, и сейчас мы практически не общаемся, но я не об этом… — по его скулам прошлись желваки, — я не думал, что придется снова встретиться со своим прошлым лицом к лицу. Он напряженно выдохнул, а я скосил подозрительный взгляд, подсознательно готовясь к тому, что мне еще, возможно, придется сейчас услышать. — Что ты имеешь в виду? — Причина по которой я тебе сейчас все это рассказываю, потому что я увидел у Джейсона татуировку-эмблему одной китайской организации. Да, везде такое есть, — начал объяснение ПекХо, увидев, как у меня на лице появилось выражение абсолютного шока, а глаза стали вдвое шире, — когда я увидел это, то сразу не поверил, но потом долго присматривался и окончательно убедился. Не знаю, с какой целью он оказался с нами, есть ли во всем этом связь, или же опасность эфемерна. Быть может, он так же как и я вышел из теневого мира, и сейчас ведет обычную жизнь, но в таком случае татуировки обычно сводят. Например, мне пришлось перекрывать свою татуировкой тигра. В висках начало пульсировать, по всему телу словно прошел разряд молнии, я почувствовал, как сердце забилось в три раза быстрее. Слишком много было совпадений, и я совершенно не понимал, откуда ждать опасности. Что может произойти, где не ошибиться в расчётах? — Ты уверен? — Спросил я стальным голосом. — ДжонгХён, я уже сказал, что уверен. — Отозвался Тигр, не понимая, зачем я переспрашиваю. Я опустил взгляд и качнул головой, окончательно принимая факт того, что открывшаяся правда, к сожалению, не изменится. — Тогда, что мы можем сделать? — Спросил я, по-настоящему запутавшись. Я бывал в разных ситуациях, но в таком будто бы киношном сюжете оказался впервые. — Я пока не понимаю его мотивов, и разорвать контракт сейчас невозможно, поскольку это будет совершенно безосновательно. — Сказать менеджеру, что Джейсон предположительно член мафии мы тоже не можем, так как последует соответствующий вопрос, откуда мы прознали об этой информации. — Верно, — заключил ПекХо, а я тяжело выдохнул, словно мне на плечи накинули железную сетку. Тигр продолжил, — просто держи все под контролем, следи за ним. Хотя мне кажется, ты и так этим занимаешься. Я в свою очередь буду делать то же самое. Остальным не говори ничего, я бы не хотел посвящать кого-то еще в эту тайну. Кроме того, я все еще затрудняюсь ответить: ушел ли он из мира теней или нет, меня сбивает с толку несведенная татуировка. — ДонХо, — я выдержал тяжелую словно метровый камень паузу, — он может оказаться тем человеком, который совершал покушение на Рена? Тигр сдвинул брови и задумался. — Хм, все, конечно, может быть, — он потел ладонью лоб, — но это тогда какое-то чересчур точечное попадание, редко бывают такие совпадения. И потом ты проводишь ассоциацию из-за цвета волос? Я коротко кивнул, понимая, что этот аргумент может звучать несуразно, но после всего, что открылось за последнее время, я со своей стороны вообще перестал верить в то что, что-то может казаться нелепым. Все решали детали, и к ним нужно было относиться внимательно. — Отчасти, — признался в конце концов я неожиданно для самого себя, — не могу избавиться от этой мысли, но надеюсь, что это все же неправда. Не нравится он мне, постоянно находится рядом с Реном, еще и этот танец… я правда волнуюсь. ПекХо снисходительно хмыкнул, и положил мне руку на плечо. — Во всяком случае еще ничего не произошло, я только тебя предупредил, чтобы ты был в курсе, потому что тебя, конечно, больше всех волнует окружение Рена. Я утвердительно покачал головой, и перевел взгляд на ПекХо. Удивительно, как совершенно незаметно для самого себя я внезапно начал легко и свободно говорить о Рене как о своем партнере в присутствии других. Особенно, когда речь заходила о его безопасности. Этот факт заставил на секунду смутиться, хорошо, что в сумерках этого не было заметно. — Спасибо, — произнес я низким шепотом, — и спасибо, что доверил мне свою тайну. Я буду бережно к ней относиться. — Я знаю, поэтому и рассказал тебе. А еще потому, что ты бы не простил мне, если вдруг с Реном что-то случилось, — сказал он и поспешил тут же добавить, увидев, как я сразу напрягся, — но я думаю, что все будет в порядке. Благовоние, наконец, дотлело, и ветер нетерпеливо унес в своих порывах непривычно едкий запах. Мы направились в обратном направлении в сторону отеля, и некоторое время шли молча. Я пытался свыкнуться с новой информацией, принять ее как должное. Впрочем, кто я такой, чтобы делать выводы, каким должно быть чье-то прошлое? Ведь это та жизненная полоса, исправить которую невозможно: будь она прямой или в форме зигзага — художниками здесь выступаем не мы. Поэтому я внезапно остановился и поднял на ПекХо понимающий взгляд: — Я рад, что ты сейчас с нами, — произнес я, а ПекХо сначала удивленный, чуть заметно приподнял уголки губ, — и рад, что все сложилось именно так как есть, потому что иного правильного варианта просто быть не могло. Я не знаю много подробностей о твоем прошлом, но что я знаю точно, это то, что ты замечательный друг, и я благодарен тебе. Ты всегда можешь рассчитывать на меня. У каждого из нас за спиной был свой опыт, своя история, которая вряд ли могла пересечься с историей другого человека, но судьба каким-то образом смогла соединить нас вместе. И именно так было правильно. ПекХо посмотрел на меня с благодарностью и произнес негромкое: «Спасибо». Я хотел спросить его еще о многом, но не был уверен, что он смог бы мне рассказать это, во всяком случае сейчас. Однако кое-что меня все же особенно волновало: — А что с твоим отцом? ПекХо покачал головой, а в его глазах появился налет печали. Эта печаль шла из глубины души, от самого сердца. — Я надеюсь, что мы когда-нибудь снова встретимся, но пока он не хочет меня видеть. Его горечь отзывалась в моей душе каким-то особенным пониманием. Я со своим отцом тоже не ладил, конечно, не сравнимо с его ситуацией, но изначальный смысл был один — боязнь разочаровать. ПекХо тоже тяготило то, что он не смог полностью оправдать родительских ожиданий, и я понимал, насколько сильно это чувство могло пожирать его изнутри. Поэтому я просто не мог сейчас оставить его одного со всей этой информацией, и постарался поделиться своим опытом общения с отцом. Конечно, он был совершенно отличным, но я видел, как ПекХо становилось от моих слов легче. Мы остановились возле храма и подошли к большой бронзовой курильнице, которая тоже была выполнена в виде пагоды, а на ее верхушке восседала статуя буддийского божества в форме какого-то неведомого животного, отдаленно напоминавшего льва. Разговор между нами здесь прекратился сам по себе, потому что атмосфера не предполагала прерывание голосами ее естественной тишины. Мы взяли по три палочки благовоний, молча подожгли их, и зажав между ладонями, вознесли над головой, закрыв глаза и стараясь концентрироваться на аромате. Дым тонкими струйками тянулся на небо, извиваясь словно пронзенный копьем дракон, и уносил вместе с собой мысли и просьбы, при этом создавая непривычное чувство умиротворения. Словно жизнь поставили на паузу. ПекХо, должно быть, молился, о том, чтобы снова встретиться с отцом. А я думал, как хочу счастья для себя и близких мне людей, как хочу, чтобы красная нить судьбы, что связала нас с МинКи, была прочной, не путалась и тянулась без узелков; как желаю, чтобы все опасения оказались лишь миражем. В этот момент я почувствовал, как мне отчего-то стало теплее: я почувствовал это тепло даже на кончиках пальцев. Оно словно явилось, чтобы сообщить, что мою просьбу успели передать по этому неплотному облаку дыма. Я открыл глаза, и увидел, что палочка уже догорала.       Я оказался у двери в номер Рена уже глубоко за полночь. Разговор с ПекХо настолько занял мои мысли, что я все еще не мог отвлечься. Кроме того, я пока не решил, как подать всю эту информацию МинКи, учитывая, что всех деталей я обещал не раскрывать. Сказать «Держись подальше от Джейсона» звучало бы навязчиво и безосновательно. Вероятно, Рен подумал бы, что я сошел с ума и в принципе был бы прав. Но если раньше мной управляло только чувство собственности, которое я никак не мог унять и придать ему вменяемые рамки, то теперь мне хотелось оградить его от потенциальных опасностей, и пускай они могли бы быть даже надуманными. Я достал карточку-ключ и приложил ее к пластине для разблокировки двери, ловя при этом странное ощущение волнения и предвкушения. Еще бы: раньше я не чувствовал себя так, словно появляюсь у Рена в комнате вопреки каким-то правилам. В комнате было темно, во всяком случае мне так сначала показалось, поскольку я только что был в хорошо освещенном помещении коридора, и глаза еще не успели привыкнуть к потемкам. Но буквально спустя пару секунд я начал различать, что в номере освещение не совсем отсутствовало: я прошел еще пару метров, и наконец вошел в основную комнату. Здесь по периметру в хаотичном порядке были расставлены свечи. Стоп. Свечи? Я огляделся. Это действительно были свечи… От них тянуло приятным цветочным ароматом: сладким, но не приторным. Я несколько раз моргнул, думая, что, может быть, мне показалось, но все оставалось на месте. На моем лице появилась улыбка: стало неловко и радостно одновременно. Я огляделся в поиске автора этого уюта и не без удивления обнаружил, что МинКи спал, лежа поперек кровати, как если бы прилег пару минут назад, чтобы просто немного отдохнуть, но в итоге задремал, позволив настойчивому сонному наваждению одолеть себя окончательно. Я почувствовал укор совести: он уснул, устав ждать, когда я вернусь. На низком столике я разглядел легкие закуски и бутылку, по форме напоминающую бутылку из-под шампанского. Это только усилило мое удивление. Рен… когда он успел все это сделать? Сердце волнительно забилось, а странное незнакомое чувство, подкралось и сковало мне легкие. Еще никто никогда не устраивал для меня таких сюрпризов: романтичных и приятных представителю любого пола. То, что я сейчас увидел стало идеальным ответом на вопрос, что давно волновал меня: как правильно ухаживать за парнем? Я понятия не имел, что вообще в таких отношениях правильно. Можно ли подарить ему букет цветов, или же цветы дарят только девушкам? Вдруг такой подарок может быть расценен, как потенциальное сравнение с женщиной. Но Рен только что развеял все мои опасения, показав, что можно делать абсолютно все, что будет приятно, потому что в конечном итоге вне зависимости от пола всем приятна забота любимого человека. Я тихо подошел к кровати, и осторожно сел на край, МинКи лежал неподвижно, а его ресницы легонько дрожали. Я провел по покрывалу ладонью, и мягко дотронулся до его руки, поглаживая большим пальцем запястье. — Прости, что я так долго, — прошептал я еле слышно, — ты, должно быть, устал сегодня. Я переместил ладонь выше, и еле прикасаясь, провел по волосам, убирая непослушные пряди с лица. В этот момент Рен шумно перевел дыхание и повернулся на бок, а я замер, боясь разбудить его неосторожным движением. Но он зевнул, ловя при этом меня за руку, и неожиданно произнес: — Я полон сил, — сказал он, потирая другой рукой глаз, и явно преувеличивая свои возможности, — но ты действительно долго. Его улыбка сверкнула в сумерках, а я усмехнулся. Оказалось, что он вовсе не спал, и сейчас сел на кровати, принявшись расправлять помявшуюся рубашку. — Однако свечки еще не успели догореть, как я вижу, — он обвел комнату взглядом, проверяя сохранность своего труда, — поэтому все в порядке. Я рад, что ты здесь. — Как я мог не прийти, когда ты оставил мне такое многозначительное приглашение, — сказал я, имея в виду ключ от номера. МинКи смущенно улыбнулся, сжав при этом пальцами полы рубашки. Я помедлил пару секунд и продолжил: — Здесь так красиво, — я еще раз обвел взглядом комнату, после чего посмотрел на МинКи. В неплотной темноте комнаты, в белой рубашке с парой лишних расстегнутых пуговиц он выглядел словно эльф из сказки. Из взрослой сказки, потому что посмотрев еще раз на него я почувствовал, как снова становится жарко. Я нервно сглотнул и добавил: — И ты тоже невероятно красивый, — произнес я, представляя, как Рен расстегивал дополнительную пуговицу, которая теперь не давала мне покоя. МинКи замер, словно обомлев от неожиданного комплимента. Его глаза взволнованно забегали, будто бы он пытался срочно найти какой-то объект для внимания, чтобы увести свой взгляд в безопасное место, потому что смотреть на меня ему сейчас стало сложно от эмоций. Он встал с кровати, подошел к окну, а потом развернулся и встал напротив, словно готовясь к важной речи. Я с интересом склонил голову чуть на бок, смотря то на него, то на вырез рубашки, спускающийся призывно низко, но в конце концов постарался отвлечься, решив, что такое перемещение взгляда очень быстро заметят. — ДжонгХён… — начал было он явно волнуясь, но я не дал ему закончить, игриво перебивая. — Да? МинКи замер и смутился. — Подожди… — Жду, — я широко улыбнулся, отставив руки чуть позади себя, с интересом наблюдая за Реном, который в конце концом засмеялся. — Вообще-то я пытаюсь тебе кое-что сказать, — выговорил он, не переставая улыбаться. — А я пытаюсь сделать так, чтобы ты не переживал, — я склонил голову теперь на другой бок, вновь оценивая с каким искушением мне придется бороться ближайшее время. Рен выглядел потрясающе: белая рубашка подчеркивала тонкую талию, широко распахнутый ворот, который я уже успел оценить, открывал острые ключицы, к которым так хотелось сейчас прижаться губами… А потом приспустить светлую ткань с плеча, прикусить тонкую кожу, и тут же провести языком, зализывая место укуса… Я встряхнул головой, пытаясь возвратить себе напускное целомудрие, с волнением ощущая, что почему-то именно сейчас это стало особенно сложно сделать. Вся комната словно была напитана феромонами Рена, и с каждым вздохом мне было все труднее просто смотреть на него. МинКи помедлил еще пару секунд, собираясь с мыслями, и в итоге начал издалека: — Мы всегда знали друг друга как друзья, — он выдержал паузу, — и мне кажется, пришло время начать узнавать друг друга с новой стороны, если ты не против. Поэтому я захотел сделать тебе приятно, сказать спасибо, что ты… принял меня таким, какой я есть. Мне… правда, это очень важно. МинКи подбирал слова очень аккуратно, его голос звучал негромко, видимо, чтобы не выдать волнения, потому что я чувствовал, насколько ему было неловко от всего того, что он говорил сейчас. — А романтический ужин с шампанским настроит на нужный лад? — Я улыбнулся, не в силах перестать смотреть на Рена, улавливая каждую его эмоцию. А их было невероятное множество: услышав мои слова, он вспыхнул, и начал в волнении заламывать пальцы. Явное смущение стало заметно даже при тусклом освещении от свечей и слабого света в коридоре. — ДжонгХён, я и так безумно волнуюсь, — не выдержав моего комментария, неожиданно признался Рен, поражая меня своим внезапным откровением. Тогда я встал с кровати и подошел к нему, накрыл его ладонь своей, мгновенно отрывая МинКи от заламывания пальцев, переживая что еще немного, и он что-нибудь себе сломает. — Прости, — прошептал я негромко, смотря ему в глаза, — мне очень приятно. Я даже растерялся, когда зашел в комнату. Это все так неожиданно, спасибо. Это действительно было неожиданно, потому что следующий после признания шаг сделал именно МинКи. Это он начал превращать нас в полноценных любовников, и даже сказал об этом намерении, хоть это и стоило ему значительных нервов, он был честен, что требовало немалого мужества. Он был прав: несмотря на то, что мы знали друг друга уже много лет, мы всегда общались как друзья, пусть даже и хотели вести себя иначе, но умышленно прятали симпатию. Но сейчас внезапная вседозволенность, открытость все еще шокировала нас обоих. Мы чувствовали себя беглецами, которые много лет пересекали границу под покровом ночи, боясь быть пойманными, а теперь эта самая граница была не только открыта, но и выстелена чуть ли не ковровой дорожкой, приглашая пройтись по тому же пути, но уже днем и без ощущения того, что делаешь это нелегально. Я был уверен, что и Рен сейчас опасался сделать что-то не так: например, с чем-то поспешить, или наоборот слишком затянуть, чтобы потом вновь не пришлось пересекать границу в ночи и прятаться от патрульных. Это была тонкая грань, нечто необъяснимое, с чем, я уверен, редко встречаются гетеросексуальные пары. Рен тоже понимал это, именно поэтому он взял на себя ответственность совершить пробную прогулку по открывшейся границе. Его поступок вызывал у меня приступ особой нежности и желание ответить ему тем же. — Я хочу, чтобы ты был со мной счастлив, хочу узнать тебя таким, каким тебя не видит никто другой. В глазах у Рена замерли маленькие звезды. Он улыбнулся и наклонил голову, тихонько качнув головой в знак благодарности. — Ты расскажешь мне, когда все началось? — Вкрадчиво спросил я, приподнимая его голову за подбородок, чтобы снова встретиться с Реном взглядом. Я хотел найти ответ на вопрос, как долго МинКи был в меня влюблен, как долго мы ходили вокруг да около. Я хотел узнать потайные уголки его души, чтобы для меня больше не было загадок, ведь я так не любил неизвестность. Он подумал несколько секунд, после чего ответил: — Расскажу, — он улыбнулся, — если и ты со мной тоже поделишься своими секретами. — Хорошо, у меня для этого есть целая ночь, — я осторожно убрал его локон за ухо. Мне безумно нравилось это делать, — и следующая бесконечность. Я весь твой. МинКи опустил ресницы и улыбнулся, переводя зашедшееся от волнения дыхание — он все еще так делал. Заметив такую реакцию на свои слова, я внутренне усмехнулся. Он был безумно чувствительным, и это так завораживало… Рен тем временем самым непосредственным образом стащил с кровати несколько маленьких подушек, и положил их ближе к панорамном окну, спустил все со столика, опустился на пол рядом, и приглашающее похлопал ладонью возле себя: — Приземляйся. Будем смотреть на ночной город, пить шампанское и говорить. Я улыбнулся уголками губ и последовал приглашению. МинКи быстро распечатал бутылку, отмахнувшись от моего предложения открыть напиток. Мне оставалось только ждать, когда Рен разольет игристый благородный напиток, и следить за его запястьями, то и дело выглядывающими из-под рукавов рубашки. И когда только у меня начали появляться подобные фетиши? С Реном вообще все было по-новому. — За успешный концерт, — сказал он, поднимая бокал. — И за нас. — За нас, — эхом отозвался я, смутно осознавая, что из последних сил борюсь с искушением, а вечер только начался. Мы сидели с МинКи на невысокой ступеньке подоконника рядом с окном, и неспешно потягивали шампанское, заедая ровно нарезанными кубиками твердого сыра и сладким виноградом. Я не без шока узнал, что Рен был влюблен в меня на протяжении многих лет, а его симпатия зародилась с тех самых пор, как мы встретились в агентстве. — Ты меня поражаешь… правда? Так долго? И ничего не говорил… — Я сразу не мог принять этот факт. В последнее время открылось столько правды, что я просто не успевал переписывать свою картину мира. Рен пожал плечами и опустил глаза. — Я сам не знаю, как все так произошло, но очень сложно было прервать привычный поток жизни и повернуть его в другом направлении. Я понимающе покачал головой. Уж про что, а про жизненные потоки мне не нужно было рассказывать. Я не понаслышке знал, насколько по-настоящему трудно принять их, не говоря уже о том, чтобы менять самостоятельно. — Знаешь, а ведь это ты сделал меня таким, какой я сейчас. Я приехал в Сеул совершенно другим человеком, но сейчас почти не замечаю за собой тех привычек, которые были когда-то. — Я? — В искреннем удивлении округлил глаза Рен. — А что я сделал? — Ты был рядом, — я усмехнулся, — был собой, весь такой бойкий и не желающий идти по проложенному кем-то заранее пути. Хотел делать это самостоятельно, не слушал указаний. Даже моими пренебрегал, когда меня внезапно выбрали лидером. Ты смотрел фильмы после отбоя, наплевав на распорядок общежития, где все мы поначалу жили, надевал рваные белые джинсы, когда нужно было прийти в строгом костюме. Ты открыл мне глаза на то, что жизнь может идти по тем правилам, которые мы сами установили. Ты многому научил меня, и помог найти себя. Рен усмехнулся, будто бы вспоминая все те моменты, о которых я говорил, и которые мы пережили когда-то. — Я даже не представлял, что мой юношеский максимализм сможет стать полезным, но если это так, значит все было не зря. — Он улыбнулся, будто бы все еще предаваясь теплым воспоминаниям, а я тем временем вспомнил то, о чем давно хотел спросить, и что он так отчаянно скрывал раньше. Антидепрессанты. Я все еще не знал, зачем они ему тогда понадобились. Выждав время, в итоге я задал этот вопрос… Рен сначала не хотел говорить, и мне потребовалось немало времени, чтобы уговорить его признаться. В конце концов, я напомнил, что мы пообещали быть честными и ответить сегодня на все, о чем захочется спросить. И он рассказал, нехотя и сумбурно. Это откровение стало для меня особенно болезненным, ведь я ничего тогда не знал, а соответственно, не мог предотвратить. — Рен, как ты мог заниматься подобной ерундой, — история про антидепрессанты меня просто убила. Услышав, что я назвал его не настоящим именем, а псевдонимом, МинКи нахмурился, видимо, жалея, что вообще рассказал об этом, но было уже поздно. — Знаешь, как я переживал за тебя! Не очень-то весело доставать тебя из ванной в полуобморочном состоянии из-за того, что ты решил баловаться таблетками. Я посмотрел на него с упреком, напряженно выдыхая. МинКи протянул ко мне руку, и сжал своими тонкими пальцами мою ладонь. — Я согласен, что был не прав, я признаю это, — произнес он смотря мне в глаза, — прости, что доставил тебе столько беспокойства. — Речь не о моем беспокойстве, а о твоем здоровье, — произнес я, но уже мягче. Прикосновение Рена моментально избавляло от агрессии. Но теперь я чувствовал себя виноватым из-за того, что МинКи по сути занимался этим «самолечением» из-за меня. Я прислонился головой к стеклу и посмотрел в потолок, вспоминая тот вечер, когда благодаря какому-то чуду спустился на первый этаж в нашем доме, услышав звук разбитого стекла, и увидел Рена на полу в ванной. — ДжонгХён, я идиот, я знаю, — протянул МинКи, настойчивее тряся меня за руку, пытаясь вновь привлечь мое внимание. Я перевел на него взгляд. — Это моя вина, я не справился с эмоциями, это было неправильным решением, но я обещаю, что больше не поступлю так. — Ты обещаешь, что больше никогда не будешь причинять себе вред? Рен на секунду опешил, услышав фразу, которую я произнес непривычно серьезным голосом. — Ты обещаешь, что не причинишь боль моему любимому человеку? — Произнес я, четко разделяя слова. — Если тебе больно, то и мне тоже, подумай об этом хотя бы с такой стороны. Это не стало так внезапно сейчас, так было всегда. И было бы дальше, если бы мы продолжали ничего не знать о чувствах друг друга. Мне правда плохо, когда с тобой что-то происходит, особенно когда я абсолютно ничего не знаю. Ты ведь не хочешь, чтобы мне было плохо? МинКи опустил ресницы, вероятно, впервые думая о такой рекурсии собственной боли. Однако упоминание о «любимом человеке» настолько растрогало его, что он отчаянно пытался сдержать не совсем уместную сейчас улыбку. — Я обещаю, — произнес он в конце концов после нескольких секунд раздумья и осознания моих слов. Некоторое время мы молчали, потом вновь посмотрели друг на друга, и я добавил: — Пожалуйста, говори мне прямо, если тебя что-то тяготит, — попросил я уже мягким голосом. Рен прищурился. — Тогда и ты тоже говори мне, — он посмотрел на меня оценивающе, ловя в лице сумбурные эмоции, — например, сейчас ты думаешь о чем-то еще, да? Это как-то связано с тем, о чем вы говорили с ПекХо? Задав вопрос, он сделал небольшой глоток из изящного бокала, таким образом очень искусство переводя стрелки. Я изобразил кривую улыбку, понимая, что совсем забыл, что МинКи был слишком внимательным и редко проигрывал в словесном фехтовании. — Ну, так что? — Он хитро улыбнулся, ожидая продолжения беседы. Я утвердительно качнул головой, признавая, что меня в этот раз поймали. Осталось быстро придумать, как обойти тему с прошлым Тигра по его просьбе, рассказав только то, что можно. Мне совсем не хотелось городить от МинКи секреты, учитывая, что у нас выдался своеобразный вечер откровения, но чужими тайнами должны были распоряжаться их собственные хозяева. Поэтому я рассказал Рену все остальное, обходя стороной источник информации. Как и предполагалось, МинКи оценил мое обвинение в сторону Джейсона неоднозначно. — ДжонгХён-а, это как-то очень странно, — произнес он задумчиво, — больше похоже на сюжет криминального романа. — Но такие же романы пишутся в том числе по реальным событиям, — не уступал я, пытаясь убедить Рена в собственной правоте, однако я не был до конца уверен, что мне это удалось. Обычно он мог согласиться со всем, что слышал, но продолжить мыслить по-своему, на корню обрубая причину для спора. — Пожалуйста, будь внимателен, я не хочу, чтобы что-то случилось. — Да что может случиться? — Рен улыбнулся, явно не понимая, о чем я толкую и зачем. — Не знаю, — признался я честно, но не перенимая спокойного настроя МинКи, — но у меня плохое предчувствие, я не знаю, как это описать. — Я понял тебя, не волнуйся, в машину к мало знакомым людям садиться не буду, — пошутил он, — боже мой, ты так переживаешь за меня, что становится неловко. Я же не принцесса, в конце-то концов. Глаза Рена заблестели игривым огоньком, таким же ярким, как брызги шампанского, и я понял, что он уже не особо сосредоточенно меня слушал. Огни ночного города, проникающие сквозь широкое окно хаотичными цветными озарениями приземлялись на его светлую кожу. Когда МинКи облизнул нижнюю губу, оставляя ее слегка влажной, на тонкой коже отразились еле заметные золотые капельки света. Я втянул в себя воздух, вновь чувствуя, как накатывает знакомая истома, которая и без того держала меня в напряжении весь сегодняшний вечер. Впрочем как и каждый раз, когда мы с МинКи оказывались наедине. Нежность так активно соперничала с вожделением, в итоге соединяясь в единое чувство безусловного обожания, и я просто смотрел на Рена, ощущая, как сильно колотится сердце, как отчетливо бегают по спине мурашки, стягиваясь в напряжение внизу живота. Боже мой, как с этим справиться… Рен искоса глянул на меня, и тут же отвел взгляд. Его не слишком острый кадык дрогнул в глотательном движении. Неужели, не только у меня пересохло в горле? Я мгновенно облизнул сухие губы, продолжая бороться с нарастающим желанием, контролировать которое становилось все сложнее. Темнота и игриво дрожащие огоньки от свечей создавали интимную атмосферу, алкоголь тоже сделал свое дело, и я чувствовал себя намного более расслабленным, чем обычно… МинКи вообще знал, что делал, создавая всю эту композицию? Из задумчивости меня выдернул весьма неожиданный вопрос, который, по всей видимости, давно интересовал Рена. — ДжонгХён, а с кем ты целовался в ночном клубе? Я шокировано округлил глаза, пытаясь сообразить, о чем вообще идет речь. МинКи оценил мое абсолютное непонимание вопроса, вместе с мгновенно нахлынувшей задумчивостью, которая явно свидетельствовала о том, что я понятия не имел, о чем он спрашивает, и начал объяснять по порядку. — На самом деле Сынрёль рассказал мне, что его друг видел тебя с парнем в клубе на Каннаме несколько месяцев назад. Я сильно удивился, потому всю жизнь думал, что тебя интересуют только девушки. — Ах, это, — я усмехнулся, наконец добравшись до нужного ящика своей памяти, — хорошие у тебя друзья, внимательные. Но в общем-то у меня мало есть, что рассказать, потому что я плохо помню, что тогда произошло. Рен опустил глаза, видимо, приняв замечание про друзей на свой счет. — У тебя… что-то было с ним? — Спросил он осторожничая, и заранее обижено, чем вызвал у меня еще больший шок. — Боже, МинКи, нет, — выдал я окончательно ошарашенным голосом, — все вообще по-другому. Рен притих, смотря на меня доверчивым взглядом, и ожидая продолжение рассказа. Он оторвал с веточки винограда две ягоды, и поочередно отправил их в себе рот. — С чего бы начать… — подумал я вслух, мимолетно прикидывая, не организовал ли Рен все это, чтобы устроить мне допрос с пристрастием. Впрочем даже если так, это вызывало у меня лишь чувство нежности, потому что МинКи даже в таком стратегическом планировании был слишком трогателен. И пусть он лучше сейчас лично спросит у меня о том, что его беспокоит, чем будет продолжать думать об этом в одиночестве, в конце концов придя к черт знает какому выводу. — На самом деле я долго принимал факт того, что мне могут нравиться парни, — я начал рассказ с признания. — Поэтому тот поцелуй стал своеобразным экспериментом. У меня действительно, не было опыта отношений с мужчинами, и поэтому я пытался для себя выяснить, действительно ли меня это интересует. Я упустил в рассказе факт того, что на самом-то деле смутное понимание своей ориентации начало оформляться еще тогда, в начале юности, но никакой четкости не обрело, потому что по-настоящему я ни в кого не влюблялся. Чувствовал лишь симпатию, легкое притяжение, но этого было недостаточно для откровения с самим собой. И вообще редкий человек может стать для самого себя толковым психологом. — И что ты понял? — То, что во время того поцелуя я совершенно ничего не почувствовал. Я поставил бокал с шампанским на низкую ступеньку подоконника, и задумавшись посмотрел в пустоту перед собой, а потом перевел взгляд на Рена. Он слушал внимательно, трогательно сдвинув брови к переносице, явно волнуясь из-за этой темы намного больше, чем из-за всех предыдущих. — То есть как… Почему? — Спросил он как-то неожиданно горько. — Угадай, — я одарил его ласковым взглядом, но МинКи лишь расстроенно приподнял брови. — Я не понимаю, но как же… как же тогда я? — Спросил он, искренне не понимая, к чему я веду, и что хочу ему сказать, поэтому я не стал более медлить. — Я ничего не почувствовал к другому человеку, потому что меня тогда неумолимо тянуло к тебе, и я пытался найти этому объяснение. Я дошел до отчаяния в поиске истины, хотя она была очень проста. А в ночном клубе я сделал это, потому что надеялся отдаленно получить такие же эмоции, какие вызывал у меня ты. Но потом, когда я прижался к твоим губам в море, я понял, что все раньше было лишь миражем, а эмоции, которые вызываешь у меня ты, они уникальны и не идут в сравнение с чем-то еще. МинКи опустил ресницы, впиваясь пальцами в край рубашки. — Все что я понял, это то, что совершенно неважен пол, важен именно человек, который заставляет тебя что-то чувствовать. Целуя мужчину или женщину, которые тебе абсолютно индифферентны, ты не откроешь для себя никакой истины. Но если ты целуешь того, которого любишь, тогда тебе уже все равно, какого он пола. Ты наслаждаешься тем, что именно он рядом с тобой. Рен примолк, и внимательно посмотрел на меня из-под ресниц, чего-то выжидая или не решаясь. — Ты выглядишь расстроенным, — озвучил я свое опасение. Рен отрицательно покачал головой. — Я просто все еще завидую, что кто-то смог так просто получить твой поцелуй… чертов везунчик, в то время я бы отдал все просто ради возможности взять тебя за руку, — отозвался он, смотря на меня словно брошенный под дождем щенок. Он помедлил, выжидая пару томительных секунд, и, кажется, окончательно готовый к жесткой прямолинейности, продолжил, — поэтому сейчас я не хочу, чтобы ты целовал кого-то кроме меня. Рен смотрел мне в глаза теперь уже уверенным, собственническим взглядом, словно был готов выжечь на мне клеймо, показав тем самым, кому я принадлежу. — Договорились, — я чуть заметно улыбнулся, наблюдая, как Рен все еще дуется на судьбу, что не свела нас раньше. Но теперь раз эта судьба, наконец, сжалилась над нами, МинКи был готов все взять в свои руки и не упускать больше ни единой возможности. — ДжейА, — произнес он, нетерпеливо облизнув губы, — можно я тебя поцелую? Это было так честно и так неожиданно, что я на секунду опешил. Мысли путались и улетали прочь, так и не успев оформиться в слова, оставляя после себя только образы. А от этих образов хотелось мгновенно схватить Рена за руки, отодвинуть губами ворот этой проклятой рубашки и… «Боже, как я хочу его» — Почему ты спрашиваешь? — Едва слышно отозвался я, отставляя бокал, и впервые в жизни не предполагая, чем обернутся следующие минуты. Я чувствовал, что сейчас поцелуй может стать настоящим спусковым крючком. — Просто сделай это… МинКи поставил хрустальный фужер на тонкой изящной ножке к моему и переместился ближе. Он приближался медленно и томительно, заставляя меня прижаться затылком к стеклу, вклиниваясь между моих ног, а смотрел серьезно и выжидающе, словно медлил в нерешительности. Я держался из последних сил, давая МинКи то необходимое время, чтобы он наконец прижался к моим губам. И спустя мгновение я получил свое вознаграждение — поцелуй, — как глоток прохладной воды в пустыне. Рен нежно прикоснулся ладонью к моей шее, прикрыл в волнении глаза, и начал целовать… неспешно, изучающе, немного неловко, едва проникая языком внутрь рта, словно все еще боясь переходить какие-то придуманные самим собой грани, и распаляя этим еще больше. Это было невыносимо. Невыносимо, как хотелось почувствовать его в полной мере, подарить ту свободу, которой он со мной поделился когда-то давно. Теперь пришла моя очередь избавлять его от страхов, показывать, что не нужно бояться, ведь мы вместе, мы есть друг у друга. Поэтому я запустил пальцы в его волосы, другую руку положил на талию, притягивая к себе ближе как самое большое сокровище, перетягивая инициативу, в нетерпении углубляя поцелуй. Я словно брал его за руку, чтобы показать нужную дорогу, повести за собой. Под диафрагмой сжимало страхом и предвкушением так, что перехватывало дух. Его близость сводила меня с ума. Совсем так же, как утром, когда я увидел его лежащим рядом. Но сейчас все ощущалось в разы острее, потому что контролировать себя становилось все сложнее. Это был наш первый полноценный поцелуй, жаркий, выбивающий воздух. Сейчас в мире не оставалось ничего более важного, чем прикрыть газа, провести по пухлым губам, нежно скользнуть между ними — внутрь, почувствовать жар и встречные движения, ощутить влагу языка. Этого оказалось достаточно, чтобы окончательно потерять контроль. Все краски смешались, и взрывались багрово-алым цветом страсти. Я чувствовал себя совершенно пьяным, но уже не от напитка — хотя он, безусловно, сделал свое дело, только чуть раньше. А сейчас возбуждение выбило даже намек на хмель. МинКи крепко сжал мою рубашку где-то рядом с воротом, словно боялся, что я могу исчезнуть. Сердце заныло от нежности: нет, я никуда уже не денусь от тебя, МинКи. Зачем ты все еще переживаешь? Мы задыхались, но пили друг друга, пили жадно, как воду, как кислород, как саму жизнь. — ДжейА… — отозвался он таким голосом, словно пытаясь сказать что сейчас ещё можно остановиться, хотя никто из нас этого не хотел, но так, наверное, было бы правильно. Но нет, к черту эти гребанные правила, они слишком долго давили на меня, не позволяя признаться раньше. Он отстранился, но его тонкая ладонь мягко коснулась моей шеи, а запястье оказалось как раз на уровне моих губ. И я не выдержал. С глухим стоном я прижался губами к тонкой коже, ощущая, как под ней взволнованно пульсирует кровь, схватил за руку, прижался сильнее, провел языком — так, как давно уже хотел, и еще раз, а потом потянул Рена к себе. — ДжейА, — сдавленно прошептал МинКи, словно взмолившись о пощаде. — ДжонгХён, — почти с отчаянием, и с таким желанием, что у меня вело голову. Я припал к его губам, целуя так, что дыхание быстро начало кончаться, но оторваться от него было невозможно. Рен так легко откликнулся встречным движением, что даже мой помутненный рассудок отозвался пониманием — он тоже хотел, тоже ждал. Его пальцы сейчас были в моих волосах, он настойчиво тянул меня к себе — сильнее, ближе, он подавался вперед и отвечал на мои поцелуи так обжигающе, так глубоко и восхитительно откровенно, что перед глазами все плыло, а в паху было горячо, и сладостно-больно от передержанного желания: каждое прикосновение пальцев, каждое касание губ отдавалось пульсацией и сжимало все внутри. — Мне… мне надо освежиться, — сдавленно и горячо прошептал Рен, заливаясь пунцовым румянцем, и отчаянно одергивая полы длиной рубашки, чтобы скрыть красноречиво топорщащуюся ширинку. Но едва ли это было нужно, потому что мое состояние сейчас мало отличалось от его. — Тш-шш, — прошептал я успокаивающе, а мои теплые, чуть дрожащие пальцы коснулись его нижней губы и очертили ее контур. — Не надо никуда уходить. Ты же сам сказал, что пора узнавать друг друга с новой стороны. Поэтому, пожалуйста, останься. Позволь мне узнать тебя таким, каким тебя никто не видит. И Рен сдался. Он застонал и попробовал обхватить кончик пальца губами. Это было… сильно. Настолько, чтобы окончательно снести мне голову. Он так сладостно хотел, но безумно боялся, не зная, как сказать, как вообще говорят о таком, когда все происходит между двумя парнями, и как вообще все происходит в таком случае, — просто желая и не имея возможности сказать ничего вслух. — Я знаю, МинКи, я знаю, — выговорил я, впиваясь поцелуем в основание ладони, — я чувствую то же самое. Долгожданный момент наконец настал: я отодвинул щекой борт его рубашки и прижался губами к изящной шее, срывая томные вздохи. Его запах вновь одурманивал меня, заставлял вдыхать глубже, просто потому что по-другому было нельзя, очень хотелось почувствовать, услышать. — ДжонгХён, — выговорил он в конце концов, пряча глаза и прикусывая костяшку указательного пальца. — я… я просто умру со стыда. — Хочешь, я… просто немного помогу тебе? — Предложил я, стараясь успокоить голос, хотя едва ли у меня получалось успокоиться. Я положил ладонь сначала к нему на коленку, а затем медленно повел вверх, к бедру, МинКи поддался вперед, но ничего не ответил. Он прижался лбом к моему плечу и сдавлено вздохнул, словно каждое мое прикосновение заставляло его сжиматься.  — Я не сделаю ничего такого, — моя рука скользнула выше, я немного помедлил, но в конце концов не выдержал этого томления и накрыл пах, сжимая член через плотную ткань. — Только помогу тебе расслабиться. — ДжейА! — Рен ахнул и прогнулся, одновременно толкаясь бедрами, стремясь плотнее вжаться в ласкающую руку. — Я не могу больше, Джонг… Хён, пожалуйста… Но меня не нужно было просить дважды, я принялся нетерпеливо расстегивать ремень джинсов МинКи. И от этой очевидной взаимности желания он застонал в голос. — А-ах… Да-а… Мы быстро переместились на кровать и принялись избавлять друг друга от одежды. Кажется, стыд у Рена наконец пропал, во всяком случае у него не было времени на нем концентрироваться, но ровно до того момента, пока я не начал стягивать с него белье. МинКи ахнул, сжался и, подтянувшись к подушкам, сомкнул ноги. Он закрыл глаза и сглотнул, потом снова посмотрел меня таким взглядом, словно ему стало страшно, что именно сейчас я мог оттолкнуть его, засмеяться или назвать извращенцем, и тогда ему бы оставалось только умереть, потому что пережить такой позор и разочарование было бы, конечно же, просто невозможно. — ДжонгХён-а… — протянул он, ища в моих глазах поддержку. Он сейчас стал совершенно не похож на себя, казался таким потерянным, что я начал волноваться. Если на концерте он полностью контролировал ситуацию, чувствовал себя абсолютно уверенным, то сейчас, оказавшись в непривычном для себя уязвимом положении, будто бы звал на помощь. Я пододвинулся к нему ближе и медленно начал покрывать его лицо поцелуями, расслабляя и успокаивая, не пропуская ни одного сантиметра тела. Меня самого уже трясло, но я собрал последние остатки силы воли и постарался успокоиться. — Не волнуйся, — я прижался губами к его виску, обнимая и притягивая к себе, — я только руками… Если ты хочешь, а если нет, то… — Я очень хочу, — перебил он меня, не дав закончить, и посмотрел на меня таким умоляющим взглядом, что я невольно улыбнулся столь внезапному резвому порыву. — Я тоже, — прошептал я и нежно провел тыльной стороной ладони вдоль его руки, целуя ключицы, чуть прихватывая кожу губами, и оглаживая все тело, раскрывая его словно цветок лотоса. Кажется, не зря Рен получил одноименный псевдоним. Он постепенно расслабился, начал отвечать на ласку, и вскоре вновь тихонько застонал, в нетерпении притягивая меня к себе. Я зацепился большим пальцем за резинку его белья и потянул вниз, раздевая его окончательно, и оставляя нас обоих полностью обнаженными. Рен негромко охнул, но в конце концов сполз на подушках, инстинктивно подался бедрами навстречу. — Да, вот так, молодец, — похвалил я его, проводя ладонью по внутренней стороне бедра, вызывая тем самым непроизвольную дрожь от предвкушения, и замечая, с каким интересом и вожделением МинКи принялся рассматривать меня, буквально пожирая глазами. Боже мой, да я мог бы кончить только от одного этого взгляда, и от вида его ровного, очень возбужденного члена. — ДжонгХён… — прошептал он с придыханием, проводя ладонью по моей груди, едва задевая соски. Он не звал, просто хотел произнести мое имя. — Джонг… Но он не успел договорить, непроизвольно ахнув и прогнувшись в спине, когда я обхватил его член ладонью; изучающее пробежал пальцами вдоль ствола, осторожно оглаживая тонкую кожу, провел пальцем по словно бы бархатистой головке, на вершине которой тут же выступила капелька смазки. Рен тихонько застонал, и его лицо исказилось в невероятном желании: когда не остается никаких преград, а только желание — получать ласку и дарить ее в ответ. Он притянул меня за шею, начиная упоенно целовать, а я тем временем принялся двигать рукой — так же, как ласкал себя: сначала медленно, примеряясь, потом — быстрее, срывая с губ протяжные стоны вожделения. — Аа-ах… Ты… тоже, — лихорадочно прошептал он, обхватив мое лицо ладонями. — Я полностью… в твоей власти, — прошептал я прямо в губы, потом перехватил МинКи за запястье, направляя его руку ниже, и вскоре почувствовал, как он обхватил мой член в плотное кольцо пальцев. Это было… невероятно. Я прикусил губу и инстинктивно двинул бедрами вперед, толкаясь в его руку. Он огладил навершие головки большим пальцем, взволнованно и восторженно следя за выражением моего лица, и убедившись, что мне нравится, быстро перенял темп, лаская меня в ответ. — Да-а… МинКи-я, — простонал я ему на ухо, чувствуя, как мой голос отзывается мурашками на коже Рена. Я продолжил движения рукой, ускоряя темп — еще быстрее, глядя, как лицо Рена искажается от удовольствия, как он закусывает губу и стонет, подаваясь бедрами вверх, стараясь сильнее войти в кулак. Я просто смотрел на эту картину и чувствовал, как неумолимо накатывает то самое состояние, когда до грани оргазма остается всего один шаг. Тогда я впился в его шею поцелуем — в яростно пульсирующую синюю жилку, быстрее задвигал своей рукой, обжимая теперь только верхнюю часть ствола и уже совершенно мокрую головку, и вскоре услышал, как Рен вскрикнул — коротко, гортанно, ощутил плеснувшее мне на пальцы теплое семя — и изогнулся сам, кончая МинКи на живот. Некоторое время мы приходили в себя — лежа, прижавшись и слушая размеренное дыхание друг друга. В этой вселенной не осталось никого кроме нас вдвоем, а тишина вовсе не давила, она даже казалось приятной: с Реном мне даже помолчать было о чем. Особенно сейчас, когда хотелось просто чувствоваться его тепло рядом, а сил что-то говорить уже совершенно не было. И МинКи, кажется, был со мной абсолютно солидарен. Время медленно приближалось к утру, когда мы начали засыпать. Я чувствовал, как Рен нежно гладил меня по волосам, сам при этом утопая головой в подушке, и наблюдал как мой поцелуй у него на шее постепенно превращается в красноречивое пятнышко. Я знал, что на утро Рен проснётся, снова ощущая себя неправильным и испорченным, потому что первый опыт всегда вызывает такие эмоции, но ровно до того момента, пока я не сгребу его в объятия, шепча слова любви и разную трогательную бессмыслицу, напоминая, как хорошо нам было накануне и не стесняясь описать, от чего мне тогда окончательно снесло крышу. А потом я негромко добавлю: «Жду не дождусь продолжения», за что получу несильный удар маленькой подушкой, просто потому что в такой момент невозможно немного не пококетричать, и услышу смешок МинКи, уже расслабленного и окончательно свободного от своих страхов. А потом он первым потянется ко мне, потому что даже так, на одно мгновение, порознь — больно, шепча тихое «Спасибо», хотя, когда я спрошу, за что он меня благодарит, Рен лишь улыбнется краешками губ и ничего не ответит. Быть может, это за то, что теперь он не будет бояться и стесняться собственных желаний? Когда я вернусь в свой номер, Арон театрально закатит глаза, и пошутит, что «разводится» со мной, устав терпеть мое отсутствие по ночам. Я громко рассмеюсь, а хён поставит одну руку в бок, после чего наигранно помашет в мою сторону другой, якобы прогоняя из номера. Я лишь скажу ему спасибо, а он понимающе кивнёт головой, сетуя при этом как старший брат, и прося «не светиться». Уже через полчаса я перенесу свои вещи к Рену, застав его выходящим из душа — люблю появляться вовремя. Мы потратим еще несколько минут на ленивые поцелуи, а потом я напомню Рену, что он хотел отправиться в бутик своего любимого дизайнера, и сейчас как раз идеальный момент, чтобы выбрать ему подарок. Я не знал, в чем был секрет исполнения желаний: в том, что я действительно этого хотел, в том облаке дыма, или просто в случайности стечения обстоятельств, но сейчас Рен был рядом со мной, и в эту конкретную минуту я чувствовал себя невероятно счастливым.