Лунный яд

С приходом ночи он почувствовал себя лучше, даже печать причиняла куда меньше неудобств. Куда хуже была скука. Еще раз осмотрев комнату и убедившись, что никаких сюрпризов она преподнести не способна, Йохан постучал в дверь. Смотровое оконце тут же приоткрылось. - Проснулся, господин десятник? - Михо! - обрадовался Йохан. - А я думал, ты на дежурстве. - Да какое там. Все стоят на ушах, график полетел к черту, меня поставили вас сторожить. - Хоть ты расскажи толком, что случилось. Грегор сказал, Майрона убили. Когда? - Около двух часов, когда луна пошла на убыль, - охотно поделился Михо. Обычно жизнерадостный и легкий, он казался взвинченным и нервным. На его общительность это, впрочем, не влияло. - Грегор нашел в порту то, что от него осталось. Мы с ним прощались как положено - голову пришивать пришлось. И, главное, чисто все, он, видно, и пискнуть не успел. - Майрон был хорошим воином, - протянул Йохан. - И опытным магом. - Значит, убийца или куда сильнее, или Майрон не боялся поворачиваться к нему спиной, - в тон ответил Михо. - Ты уж не сердись, Йохан, что тебя упрятали. Сам посуди: ты новенький, Марком интересуешься, с госпожой Бальза дружбу завел, да еще почти сутки пропадал неизвестно где… - Понимаю, - Йохан махнул рукой. - Надеюсь, Грегор разберется во всем быстро, пока я не полез на стену от скуки. Как думаешь, Михо, мне хоть читать не запрещено? Страж пожал плечами: - Вряд ли кто-то будет возражать. Что тебе принести? - Книги из дорожного мешка. Михо кивнул, окошко захлопнулось, послышались удаляющиеся шаги. Страж вернулся через несколько минут, предупредил: - Отойди от двери, подойдешь к открытой - защита шарахнет. Йохан послушно отступил на три шага, дверь приоткрылась, и на пол аккуратно легли два оплетенных в кожу тома и тонкая тетрадка. Страж не торопился закрывать дверь - он тоже скучал на посту, не получая вестей о торопливо ведущемся расследовании. - Как ты это читаешь, - удивился Михо, кивая на стопку. - Я заглянул - они на латыни, да еще рукописные. У кого такой почерк? - У Луция Тхорнисха, - вздохнул Йохан. - И это он еще старался. Михо присвистнул. - Ты их все, что ли, разбираешь? Зачем? - Учитель считает, по ним хорошо учить латынь. - У твоего учителя своеобразное чувство юмора, - ухмыльнулся страж, потом оглянулся через плечо, неохотно отступил в коридор. - Ладно, доброй тебе ночи. Зови, если что, я пока тут, а ближе к утру меня сменит Франц. - Михо, - позвал Йохан, и закрывшаяся было дверь приотворилась снова. - Ты ведь не думаешь, что я мог убить Майрона? - Не думаю, - покачал головой Михо. - Но полгода назад я не думал, что Майрон может убить Марка. Поэтому я понимаю Грегора, который сейчас носом землю роет. Дверь тихо закрылась, и Йохан остался наедине с мечущимися мыслями и дневниками Луция. Он попробовал читать, но латынь не шла, а то и дело мелькавшие на страницах имена близнецов возвращали его в сегодняшний день. Одновременно росло осознание собственного поражения. Он все провалил. Даже история, услышанная, казалось бы, до конца, получила неожиданное продолжение - и именно его, Чумного, подозревают в убийстве, хотя, - ландскнехт хохотнул, - убить он никак не мог, потому что отходил от солнечных ожогов и ночи с госпожой Бальза. Ночь тянулась медленно. Михо заглядывал еще дважды - раз с новым кувшином и другой - просто от скуки. Где-то там стражи перетряхивали город, а в подвалах резиденции решительно ничего не происходило. Йохан пытался читать. Получалось неважно: мысли Луция, откровенно любовавшегося юными близнецами, слишком перекликались с его собственными. Одно, он, впрочем, твердо уяснил для себя: в то время влияние Храньи на Миклоша было почти безграничным. “Не хочется и думать, что случилось бы, получись у Миклоша взломать печати: артефакт все еще крайне опасен. Я, конечно, определил ему наказание, и он принял его, как подобает, с признательностью за науку, но куда больше я хочу, чтобы он сознался: это Хранья уговорила его залезть в лабораторию. Они молчат. Миклош упорствует, что это его идея. Но я чувствую вину Храньи - в быстрых взглядах, которыми они обмениваются, в едва заметных жестах их обычной безмолвной беседы. Как объяснить Хранье?..” Звук шагов за дверью заставил его прерваться, и Чумной с облегчением отложил книгу. - Йохан, к дальней стене, - скомандовал Грегор, и, убедившись, что приказ выполнен, вошел в камеру. Он мало напоминал доброжелательного юношу, с которым они успели за это время стать приятелями. Собранный и серьезный, сейчас начальник стражи обернулся едва знакомым чужаком. - Ты узнаешь это? - ничего хорошего такое начало не сулило. Йохан перевел взгляд с его лица на меч, который Грегор держал в руках. Конечно, он узнавал. Да и мало кто носит в навершии меча камень из подвальной стены. - Да, это мое, - кивнул он, вопросительно глядя на Грегора. - Не хочешь же ты сказать, что Майрона убили им? - происходящее было до смешного нелепым. Грегор не ответил на улыбку: - Если нет, откуда на нем его кровь? - Брось, Грегор, - Чумной покачал головой. - Не обижай меня, утверждая, что я не способен почистить собственное оружие. Я не имею привычки носить в ножнах окровавленное железо. Лицо главы стражей потемнело еще больше. - Не строй из себя идиота, Йохан. Кровь осталась на рукояти, - он поднес меч ближе, давая Йохану возможность рассмотреть следы чего-то темного в бороздке металла вокруг камня. Он перевел взгляд обратно на Грегора. - Все еще нелепо. Мне незачем это делать. Но нечто разумное в этом было: задайся Чумной целью убить кого-то из своих, он счел бы хорошей мыслью оставить след на чужом оружии. - Только эта мысль и заставляет меня искать дальше, - хмуро кивнул Грегор. - Меня разоружили сутки назад, - продолжил Йохан. - Где меч был все это время? - В моем кабинете. - А Александр? В кабинет начальника стражи в его отсутствие имели доступ только десятники. С Александром, угрюмым молчаливым тхорнисхом сорока лет на вид, Йохан так и не свел толком знакомства: разделенные сменами, они могли по нескольку дней не видеться вовсе, а во время общих встреч десятник не отличался разговорчивостью. - Разве что он умеет летать. Все время был при мне. Сам понимаешь, что сейчас творится. Йохан понимал: все свободные стражи сейчас были на месте убийства, вытаскивали информацию из смертных, изучали каждый камень на следы магии. - Кто-нибудь что-нибудь видел? - Пока глухо. - Что будет дальше? - Через сутки мой рапорт будет у нахттотера. Еще сутки на ответ. Если за это время мы ничего не найдем… - Грегор развел руками. - Я отправлюсь на солнце? - полуутвердительно заключил Йохан. - Как и каждый третий изгнанник. Так велено делать, если страж гибнет при неясных обстоятельствах. - Тогда настоящий убийца останется безнаказанным. Грегор помолчал с минуту, сделал знак следовать за собой: - Идем. И не вздумай делать глупости. Допрос получился долгим. Тхорнисхи не умеют читать мысли друг друга, но в их арсенале достаточно средств, чтобы вытянуть правду. Днем, задыхаясь от жара на узкой подвальной лежанке, Йохан выжидал, когда утихнет боль и лениво удивлялся, что же спасло его от знакомства с полным арсеналом пыточной. Возможно, признание, что он - личный ученик нахттотера. Чумной не слишком сопротивлялся, выдавая информацию. Да, он ученик нахттотера, отправлен на замену погибшему Марку. Да, он пытался узнать, почему изгнанники зачастили в собор, и предпринял для этого ряд действий. Но он и под пыткой не сказал бы, какие события предшествовали его отправлению в Котор и что он обнаружил в подвале. И тхорнисхи, зная, что он недоговаривает, конечно же, не могли избавиться от подозрений. Следующая ночь была немногим лучше, а под утро в дверь просунул голову воровато оглядывающийся Михо: - Йохан, от нахттотера пришел ответ. Ландскнехт устало поднял голову. Решалась его судьба, а ему хотелось только спать. - Что там? - У Грегора еще неделя на выяснение. Если не обнаружится ничего нового - он волен поступать по своему усмотрению. Несмотря на неумолимо нагревающийся воздух, Йохану стало холодно. “Когда-нибудь ты свернешь себе шею”. - Михо, - тихо позвал он. - Вы там что, серьезно думаете, что я стал бы убивать стража? Михо долго молчал. Потом тяжело вздохнул: - Если честно, то я - нет. Меня учили доверять интуиции, а она говорит, что настоящий убийца не пойман. Но она же говорит, что ты скрываешь что-то важное. И все-таки я не хотел бы твоей смерти. Почему ты не рассказываешь? - Это может повредить нахттотеру. - Звучит не слишком убедительно. - Другой версии у меня нет, - Йохан помолчал, обдумывая пришедшую в голову мысль. - Михо, а написать лично нахттотеру я все еще могу? Следующим вечером Йохан отдал стражам запечатанную бумагу. Подобная печать была у каждого стража - со сложным рисунком, подделать который было почти невозможно. Не то, чтобы это должно было что-то изменить - ландскнехт понимал, что сделал слишком много ошибок. Но, по крайней мере, нахттотер будет знать, что творится у стражей под носом. Он разберется. *** Время шло. Ночь сменилась утром, утро - обжигающим днем, а вечер вновь принес спасительную прохладу. Йохан спал, ел, изредка перекидывался словом со стражами: его десятка говорила охотнее, другая отделывалась скупым “Не велено”. Пытался читать, но латынь не шла на ум, а упоминания близнецов Бальза и вовсе не способствовали сосредоточенной учебе: похоже, с каждой страницей увлеченность Луция учениками только росла. Тогда Йохан открыл тетрадь Лауры. К его удивлению, текст был написан на добротном немецком, а почерк автора, по-женски округлый, был куда понятнее, чем строки, написанные рукой древнего Тхорнисха. “Эликсир баньши” - тетрадь охотно открылась на месте, привлекшем пристальное внимание последнего владельца, а поля пестрели написанными знакомой рукой пометками и схемами. С невольным любопытством Йохан вчитался в рецептуру. Природа не наградила ландскнехта страстью к экспериментам, зато дала взамен усидчивость и наблюдательность. Чумной прочел описание раз, другой - и недоуменно нахмурился. По всему выходило, что эту дрянь можно получить, смешав регенерирующий и усыпляющий эликсиры и хорошенько их разогрев… Или… что-то похожее. Многое зависело от порядка добавления и обработки, но в целом, в целом… - Йохан! - негромкий голос Михо, раздавшийся сквозь приоткрытую дверь, заставил Чумного вскинуть голову. Оказывается, он увлекся: луна, яркая, почти полная, почти завершила пусть по небосклону. - Пока никуда не ушел, - усмехнулся пленник. - Не время шутить. Я хотел предупредить тебя. В желудке стало холодно - Йохан уже знал, что скажет бывший подчиненный. - Все найденные знаки указывают на тебя. Я не хочу верить, Грегор не хочет верить, но… - Но, согласно приказу нахттотера, Грегор должен поступать по своему усмотрению, - закончил за него Йохан. - Когда? - Завтра. После долгой паузы Йохан кивнул: - Хорошо. Ступай, Михо. Мне нужно побыть одному. За окном стремительно светлело: наступал последний день, который он встретит живым. Йохан жадно ловил изменения цвета, движение солнечных лучей по полу, даже ощущение испепеляющего жара совсем близко от себя. И вспоминал. Жизнь, небывало долгая для смертного, но нелепо краткая для кровного брата. Наполненная нелепыми поступками и нелепыми ошибками, потраченная на… что? Каждый день его второй жизни был служением нахттотеру. Чтобы в итоге тот равнодушно велел Грегору действовать на усмотрение. Йохан скрипнул зубами. Прах побери проклятую Луну и ее яд, и терпкую кровь, и окрашенные кармином губы, и Хранью, такую похожую и непохожую, с ее податливостью. Долгие годы он готов был умереть за нахттотера, но всегда полагал, что это должно произойти в бою, с оружием в руках, во имя клана. Не так. До ушей Чумного донесся тихий скрип дверных петель. Приподнявшись на лежанке ландскнехт осторожно выглянул из ниши. Дверь камеры была приоткрыта, за ней темнел бархатный сумрак коридора. - Михо? Чего тебе? Ответа не было. Чумной оценивающе взглянул на полоску солнечного света, отделявшую его от приоткрытой двери и прикинул возможность того, что неизвестный доброжелатель решит просто его выпустить. Что за бред. Да и куда ему идти среди дня? Прокрутив в голове все эти в высшей степени разумные мысли, ландскнехт, извернувшись, стащил с лежанки матрас. Какого черта, все равно завтра его должны казнить. Распотрошив матрас и соорудив из него подобие плаща, Йохан сгруппировался на лежанке и, оттолкнувшись, прыгнул… Вокруг было темно и тихо - это Чумной понял, когда смог видеть сквозь пелену боли. И, кажется, он все-таки не заорал, иначе сюда набежали бы стражи. Пошатываясь, ландскнехт поднялся на ноги. Что теперь? И, словно в ответ, сквозь запах паленого мяса, ставший в последнее время печально знакомым, потянуло сырым сквозняком. Подземелье. Потайная дверь была закрыта неплотно, и обнаружить подвижную часть кладки не составило труда. Со всей возможной поспешностью Йохан сдвинул ее, открывая проход, проскользнул внутрь и, с удовлетворением услышав щелчок пазов, прислонился спиной к холодному камню. Сделав несколько глубоких вдохов, Чумной открыл глаза - и только тут до него дошло, что в спешке он не подумал взять из коридора фонарь. Вокруг было темно хоть глаз коли, и только далеко впереди темнота была немного разбавлена тусклым даже для глаза киндрэт светом гниющих корней. И еще пахло кровью. Когда ландскнехт, осторожно ощупывая пол ногами, добрался до жалкого островка света, там обнаружился Михо. Стражу перерезали горло, причем, похоже, совсем недавно. Йохан выругался: твою ж мать, если труп обнаружат, на нем окажется уже два убитых стража! Михо безучастно смотрел на него пустым взглядом, и ландскнехт почувствовал укол совести: страж был неплохим парнем и заслуживал нормального погребения. И если этого Йохан дать ему не мог, то мог оказать хотя бы последнюю услугу. Наклонившись над мертвым, он закрыл ему глаза, механически бормоча молитву, которую еще смертным, бывало, читал над павшими товарищами. И тут мир померк. Разбудили его звуки отдаленной перебранки. Йохан с трудом разлепил веки, пошевелился - и поморщился от головной боли. Чем же это его так?.. “А что я, по-твоему, должен был делать? Я не успел убрать труп, как он уже оказался в коридоре!” “Но не оглушать же! Если из-за тебя все пойдет прахом…” Хранья. Йохан, узнав голос, навострил уши, но услышать что-то еще не пришлось: дверь открылась, и на пороге показалась госпожа Бальза. - Йохан, ты очнулся, - девушка подбежала к нему и опустилась на колени, оказавшись совсем близко. - Тебе здорово досталось за последние дни. - Госпожа Бальза? - Чумной попытался сесть, но обнаружил, что его руки связаны веревкой - судя по прочности, заговоренной. - Постой, я сейчас развяжу, - виновато улыбнулась Хранья, принимаясь возиться с узлами. - Это только чтобы ты не наделал глупостей, очнувшись в наше отсутствие. Это заняло несколько минут, в течение которых Йохан был волен наслаждаться нежными прикосновениями, запахом духов и видом золотистых локонов, выбивающихся из наспех перехваченного “хвоста”. Оба молчали, ожидая, что заговорит другой. Наконец Йохан сдался: - Мне, видимо, полагается спросить, что тут, черт побери, происходит. - Секунду… а, вот, все, - Хранья помогла растирающему запястья ландскнехту сесть. - Я расскажу тебе, хотя это будет непросто. Ты голоден? Йохан кивнул, и она поспешно отошла к дальней стене, очевидно оттягивая начало разговора. Он же использовал время, чтобы оценить ситуацию. В комнате с низкой, словно для детей предназначенной, дверью и земляным полом не было охранных заклятий, насколько он мог судить, но печать осужденного никуда не делась. Чумной почувствовал себя беспомощнее котенка. - Итак, - произнес ландскнехт, отставляя опустевший кувшин. - Теперь, когда вы исполнили долг гостеприимства - что, черт возьми, происходит, госпожа Бальза? - Видишь ли, - начала девушка, когда дверь комнаты резко отворилась, и в комнату шагнул мужчина. - Ты не возражаешь, если я присоединюсь к вопросу Йохана? Мне тоже хотелось бы знать, из-за чего столько усилий вместо последнего ритуала. Госпожа Бальза не повернулась к вошедшему, по ее лицу промелькнуло раздраженное выражение, сделавшее еще больше похожей на брата, если это было вообще возможно. - Знакомься, Йохан, - вздохнула она, - это Марк. TBC