Лунный яд

- Знакомься, Йохан, - вздохнула она, - это Марк. *** - О. После всего случившегося воскресший покойник казался сущей мелочью. Чумной с любопытством оглядел бывшего десятника. Высокий, когда-то очень смуглый и по сей день сохранивший остатки загара, он чертовски напоминал портрет, наскоро набросанный нахттотером перед отъездом в Котор. - Нахттотерин очень дипломатична, - Марк широким движением кинул на пол шерстяной плащ и с удобством растянулся на полу рядом с ними. - А дипломатия порой занимает уйму времени. Хранья, нахмурившись, обернулась к Марку: - Ты мог бы проявить немного терпения. Йохану досталось за последние дни. - Не без твоей помощи, моя госпожа, - усмехнулся бывший десятник. - Но я уверен, что он еще не собирается развалиться на части, поэтому советую не тянуть. Времени у нас немного. - Вы представляете, что будет, когда все это выплывет наружу? - Вот, госпожа, - рассмеялся Марк. - А ты говоришь, досталось. Позволь, я вкратце объясню Йохану ситуацию. - Изволь, - Хранья, пожав плечами, отошла в угол комнаты, и Йохан тут же пожалел об исчезновении ее тепла. - Если вкратце, то этой ночью нахттотерин и ее соратники должны снять печати и скрыться. И мы очень надеемся, что ты нам в этом поможешь. - А если нет? - Йохан, неужели ты ждешь от нас угроз? - невесело рассмеялась Хранья. - Сам подумай, ну на что мы способны, находясь на положении пленников? Если ты откажешься, все будет по-прежнему. Мы даже поможем тебе бежать, в конце концов, ты действительно никого не убивал и не заслуживаешь казни. Хочешь, я прямо сейчас напишу письмо Фелиции? Она, возможно, укроет тебя от гнева брата в память о нашем былом приятельстве. Йохан представил себя под крылышком у Фелиции, и его передернуло. Видимо, это не осталось незамеченным, потому что Хранья продолжила. - Ты справедливо опасаешься последствий своих действий и не доверяешь нам. Тут мне нечем тебя утешить: не могу придумать пути, который вернул бы твою жизнь в прежнюю колею. Что бы ни случилось, Миклош уже наверняка списал тебя со счетов, - девушка вздохнула. - Однажды он не поверил мне, и с тех пор не склонен верить кому бы то ни было вообще. Но ты сможешь пойти с нами. - И принять участие в войне внутри клана? - ядовито осведомился Йохан. - Я не хочу войны, - воскликнула Хранья. - С самой гибели Луция мы только и делаем, что воюем с собственными братьями. И к чему это привело? Не осталось никого из прошлого поколения магов, утеряны уникальные знания. Мы стали слабее. Хватит смертей, хватит крови. - Почему я должен вам верить? - Потому что, - вмешался Марк прежде, чем Хранья успела ответить, - мы возимся тут с тобой, тратим, возможно, последние спокойные минуты, добиваясь твоего согласия, вместо того, чтобы просто скрутить и впихнуть на нужное место пентаграммы. На местах, которые определены нам с тобой, согласия мага не требуется. - За чем же дело стало? - ухмыльнулся Чумной. - Видишь ли, подневольные обычно не выживают. По мне так сущая мелочь, но госпожа нахттотерин из непонятной мне сентиментальности хочет, чтобы ты и дальше радовал нас своим присутствием. “А еще доброволец отдает гораздо больше силы”. Но вслух Йохан спросил: - Вы считаете, это сойдет вам с рук? - Миклош убедится, что я не хочу ему зла. И, возможно, когда-нибудь мы сможем снова достигнуть согласия. - И как же он в этом убедится, если вы будете без печатей, неизвестно где, и, вероятно, готовя нападение? - Для начала я избавлю его об объятия Иштаб. Йохан вздрогнул, а Марк недоуменно нахмурился: - Что это еще такое? - Довольно того, что знает Йохан, - улыбнулась Хранья, подходя к ним. - Хочешь, я поклянусь на крови, что, как только получу доступ к магии, Миклош и думать про него забудет? Я бы сделала это сразу, но брат не дал мне такой возможности. Да и я… признаться, тоже была зла на него в ту несчастливую ночь. А потом было уже поздно, и я всей душой сожалею об этом. - Поклянитесь. - Хранья тут же вытащила крохотный кинжал и полоснула по запястью. Ноздри защекотал аромат крови, и Йохан, невольно потянувшись к ней, только сейчас понял, сколько потерял сил: приступ голода, скрутивший его, заставил ландскнехта скрипнуть зубами. Понятливо хмыкнув, Марк извлек из ниши кувшин и сбил с него печать. К моменту, когда Йохан опустошил его, на полу была уже небольшая кровавая лужица. - Клянусь кровью и силой, данной Молохом, что объятие Иштаб исчезнет из жизни моего брата, если ты поможешь снять печати. Если я нарушу клятву, ты вправе распоряжаться моими кровью и силой как собственной. Кровь отозвалась: над лужицей затанцевал вихрь багровых искр. - Принимаю клятву, - Йохан провел над лужицей ладонью, и искры, кольнув на прощанье кожу, исчезли вместе с кровью. Пол снова был чист. - Ну вот. Если я обману тебя, ты станешь одним из самых сильных ныне живущих тхорнисхов. Теперь веришь? - Верю. - Поможешь нам? - ладони Храньи снова согрели теплом его грудь. - Обещай. Йохан почти физически почувствовал, как падает с плеч огромная тяжесть. Как бы все ни обернулось… ну что же, он хотя бы избавит нахттотера от отравляющих его жизнь приступов. - Обещаю. - Тогда советую всем поторопиться, - Марк резко поднялся, толкнул дверь, и они вышли в длинную извивающуюся кишку коридора. - Господин Бальза если еще не тут, то удивлюсь, если припозднится дольше завтрашней ночи. - Что?! - Йохан был так поражен, что даже не сразу заметил, что исчезла его собственная печать, развеянная пусть и бывшим, а все-таки стражем. Хранья кивнула. - Если я хоть сколько-то знаю своего брата, он должен был выдвинуться сюда, как только получил известие о гибели Майрона от рук предположительно собственного ученика. Грегор отправил отчет с крылатым посланцем. Йохан присвистнул. Он слышал о немертвых созданиях, которых тхорнисхи использовали еще во времена дружбы с кадаверциан, но не думал, что они сохранились. Одновременно под ложечкой засосало: нахттотер прибудет сюда, чтобы обнаружить еще одно предательство еще одного ученика? Мысли бестолково метались, перегруженный мозг выдавал спорящие друг с другом нелепостью варианты. Убить Хранью. Найти нахттотера, рассказать ему все - и будь что будет. Только как при этом не попасться стражам? Бежать вместе с Храньей. Послать все к черту и выбираться самостоятельно. Найти нахттотера... - Грегор - трусливый мудак, - выплюнул Марк. - Я просил его послать обычного нарочного, но он испугался, что нахттотер сразу начнет с пыток, заподозрив его в нерасторопности. Йохан только моргнул, когда на него обрушилось очередное известие. Так Грегор, выходит… в курсе? Со сколькими же стражами сумела договорится Хранья? Хотя удачно, что бывший десятник упомянул погибшего стража. - А чем вам помешал Майрон? - Да умом он тронулся, - сплюнул Марк. - Должен был вместо тебя в пентаграмме стоять, но как над Котором пронеслась буря - как подменили. Заявился ко мне в убежище, начал орать про предательство, что он не нанимался и что раскроет нас всех нахттотеру. Замыкавшая шествие Хранья тихонько тронула его запястье, предостерегая от дальнейших расспросов. Да Йохану большего и не потребовалось. Майрон пошел в стражи, провинившись перед нахттотером. Годами безупречной службы отвоевывал утраченное было уважение. Кто, кроме нахттотерин, заранее доброй, заранее к нему расположенной, мог заставить стража предать присягу? Наверняка Майрон видел их с Храньей в подземной келье. Возможно, что и Майрон когда-то... - Грегор тоже участвует в ритуале? - спросил он, отвлекаясь от неприятных мыслей. Внутри росло ощущение гадливости, словно он с головой окунулся в выгребную яму. - Да, он должен подойти с минуты на минуту, - Марк толкнул дверь, и Йохан очутился в уже знакомой комнате с множеством коридоров. Только комната изменилась до неузнаваемости. Светящиеся руны, и смутно знакомые, и никогда не виденные им раньше, змеились вдоль линии сложного рисунка, выполненного кровью. В центре неправильной формы семиконечной фигуры был нарисован круг. Еще три круга, поменьше, располагались вдоль границ фигуры, уравновешивая неприятную глазу композицию. Вся площадь большой фигуры была исчерчена фигурами поменьше, соединенными сложной сетью линий, оставлявшей свободными только пространство внутри кругов. - Тебе сюда. Йохан, повиновавшись жесту Храньи, вошел в предназначенный для него круг. Марк встал в другой. Хранья, ловко переступая между линиями, заняла место в центральном. В коридоре послышались шаги. Чумной и Марк насторожились. - Не двигайтесь с места, - предостерегла Хранья. - Фигура очень нестабильна, исчезновение источника может привести к неконтролируемому выбросу магии. Не хочу проверять, что он способен сотворить со старым подземельем. Шаги приближались. - Грегор, - нетерпеливо позвала девушка, покосившись на линии, уже начавшие пульсировать красным. - Поторопись, ритуал вот-вот начнется. Вышедший из коридора глава стражи кивнул, занимая место в третьем круге, дожидавшемся его на самом краю зала. Присутствие Йохана, кажется, не слишком удивило его, он только иронично поднял брови и кивнул, приветствуя вчерашнего арестанта. Йохан не нашел в себе сил кивнуть в ответ. Все происходящее было огромной ошибкой. Понимая это, он все равно не мог придумать, как выпутаться из этой ситуации. Дождавшись третьего мага, рисунок начал разгораться, переходя от легкого свечения к яркому сиянию. - Я призываю… - начала Хранья, ее звонкий голос вдруг обрел звучность, гулким набатным звоном прокатившись под сводами. Закончить фразу она не успела. Грегор вдруг странно захрипел и осел в круге. За его спиной стоял Миклош. Широко и хищно скалясь, он шагнул вперед, оглядывая замершую троицу совершенно белыми глазами с темными буравчиками зрачков. В его руке еще билось сердце Грегора. *** Первой опомнилась Хранья. - Я призываю силу Молоха, заключенную в нашей крови! - выкрикнула она голосом тонким, как у маленькой девочки, но громко и четко. - Да начнется ритуал! И пентаграмма ослепительно вспыхнула под ее торжествующий смех. Яростный крик Миклоша раздался секундой позже. Привыкнув к свету настолько, чтобы видеть сквозь багровое сияние, Йохан увидел, как нахттотер бьется внутри третьего круга, не в силах выйти. И тут же невидимые руки словно вцепились в горло, душа, вытягивая силу и жизнь. Во втором круге застонал Марк - видимо, тоже почувствовал. Нахттотеру пришлось хуже: он рухнул на колени, хрипя и хватаясь за горло, но тут же поднялся, пошатываясь, ударил по светящейся преграде. Зрачки-буравчики, не отрываясь, смотрели на Хранью. “Приступ… но как, почему?! Сейчас же не полнолуние!” - пронеслось в голове. - “И… ох, черрррт!” - Остановите ритуал! Он же не доброволец, он умрет! Не отрывая остановившегося взгляда от брата, девушка покачала головой: - Это невозможно, тут все взлетит на воздух. А если и не взлетит… вырвавшись, он убьет нас всех. - Меньше нахттотеров - меньше проблем, - хмыкнули с той стороны пентаграммы. - Йохан, не дури, ты думаешь, спасшись, он погладит тебя по головке? Чумной что-то еще говорил, убеждал, но слова потонули в звуках заклинания на латыни и разнесшемся под сводами зала гуле. Пробудившаяся древняя магия делала свое дело. Тело Храньи засветилось, а поверх свечения высветился темно-зеленый, сложный, в чем-то даже красивый рисунок печати. Миклош захрипел и осел в круге. Приподнялся на руках, не сводя глаз с Храньи, но встать уже не смог. И тогда рванулся Йохан. В отличие от нахттотера, он был добровольцем, поэтому преграда подалась, лопнула с мерзким треньканьем скрипичной струны. Гул перерос в вой, заглушивший крики Храньи и Марка. Подхватив Миклоша на руки, Чумной что есть сил рванулся в темноту коридора, все еще ослепленный, пробежал в темноте с десяток шагов вслепую, на всем ходу содрал с плеча лоскут кожи о каменный выступ. Выругался, повернул вслед за едва ощутимым потоком воздуха, пронесся еще с десяток шагов - а потом мир вздрогнул. Грозный вой догнал его, подхватил горячим потоком воздуха, швырнул со всего маху о твердое - Йохан только и успел, что сгруппироваться, защищая нахттотера. Сверху посыпалась земля, на раненое плечо рухнул тяжелый камень. Поминая дьявола и преисподнюю, ландскнехт поднялся, раздвигая плечами пласты земли и нападавшие сверху камни. Как сломанную куклу, подхватил легкое тело Миклоша и рванул вперед, где чувствовал воздух. Прорвался. Проморгался наконец, оказавшись в еще одном знакомом зале. Если он правильно помнит, к выходу должен вести левый из двух оставшихся… Пол вздрогнул, вздыбился под ногами, когда ландскнехт уже был на входе в тоннель. Потеряв равновесие, Йохан тяжело рухнул, успев только выставить руки, чтобы не придавить Миклоша. Страшный удар по голове заставил мир окончательно померкнуть. Он не знал, сколько провел в отключке. Должно быть недолго, потому что пришел в себя, почувствовав, как рядом зашевелились. Вслепую зашарив руками, нащупал лежащего Миклоша. Вовремя: приступ и не думал заканчиваться. Раздавшееся рычание, преследовавшее порой Чумного в кошмарах, заставило его действовать на автомате. Перехватить руки безумца, заломить их за спину. Придавить к полу собственным весом. Все. Теперь можно осмотреться. Хотя осматривать как раз было нечего: вокруг царила кромешная темень. Йохан было испугался, что ослеп от удара по голове, но, поразмыслив, понял, что попросту коридор, в котором они оказались, шел сквозь сухую почву: разложения, свечения которого хватало для мало-мальской видимости, тут не наблюдалось. Тогда он попытался оценить обстановку наощупь. Сбоку и в ногах ощущалась земля - видимо, засыпало коридор основательно. В поясницу сверху упиралось каменное - но не слишком сильно. Над головой, как подсказывали обостренные чувства Киндрэт, было немного пространства. Сверху же ощущался легкий сквозняк. Ну что же, все не так плохо. Где-то вдалеке все еще громыхало, но тут земля уже успокоилась. Его все еще может раздавить камнями или засыпать землей, но сперва стоит разобраться с насущным. Насущное, напоминая о себе, выгнулось, едва не сбросив его, и больно укусило в плечо. Выругавшись, Чумной извернулся, перехватил обе кисти безумца одной рукой, второй сгреб в горсть мягкие волосы, оттягивая назад голову. - Ну уж нет, нахттотер, - прохрипел он, чувствуя горячее дыхание у своего горла. - Мне не жалко, но как я буду вас вытаскивать без крови в жилах? При мысли об ослабевшем после приступа Миклоше, погребенном под землей вместе с его обескровленным трупом, сил прибавилось. Но и безумец не собирался сдаваться, тянулся к близкому горлу. Все это, наверное, было слишком. Вполголоса выругавшись, Йохан склонился ниже, туда, где хриплое дыхание было громче, и накрыл растянутые в оскале губы своими. Рот тут же наполнился кровью: Миклош от души полоснул клыками. Но, кажется, не возражал против такой замены: Чумной задохнулся от неожиданности, когда чужой язык проник в его рот, слизывая кровь и оттуда. Это было дико и, кажется, не слишком честно по отношению к безумцу, зато крови Чумной теперь терял совсем мало: увлекшись, Миклош, похоже, не заметил, что рука, прежде сжимавшая его волосы, теперь осторожно придерживает челюсть, не давая стискивать зубы. Да и выворачиваться из рук прекратил, напротив, обвил ногами, прижимаясь ближе и крепче. Хрен с ним, бессвязно подумал Йохан, с нечестно. Телу, в отличие от разума, было плевать на честно, нечестно и обвал, который мог продолжиться от неосторожного движения. Изголодавшееся, оно выламывалось в позвоночнике навстречу движениям пленника и жаждало только теснее прижать безумца к полу, рвануть на нем одежду… Ландскнехт зарычал не хуже Миклоша, забормотал в его губы между укусами-поцелуями: - Ну, засыпайте, нахттотер… пожалуйста, засыпайте, ну же… не могу, не выдержу… Пытка продолжалась целую вечность - но и вечность наконец закончилась: рваное дыхание начало знакомо замедляться, а вскоре расслабилось и напряженное тело под ним. Нахттотер уснул. Выждав несколько минут, Чумной слегка ослабил хватку и принялся обдумывать дальнейшие действия, отвлекаясь от... сиюминутных насущных проблем. Дивился мимоходом собственной выносливости: вот ведь, несколько дней в камере, ритуал, землетрясение, нахттотер, приехавший и сорвавшийся не в срок - а тело всё так же остро реагирует на его близость и успокаиваться не очень-то и желает. В попытке устроиться поудобнее на жалком клочке пола пришлось изворачиваться, но в конце концов Йохан устроился на боку, обнимая нахттотера со спины: если тот пошевелится, почувствует, да и удерживать так проще. Зажег на ладони крохотный огонек, насколько позволяло положение, покрутил головой. От зала, в котором проходил ритуал, их отделило каменным завалом. С другой стороны, судя по всему, было то же самое. Прямо над ними обнаружился свод арки, который, похоже, и спас им жизнь. То, что раньше было потолком, представляло собой месиво из земли, корней и камня, и с этой стороны ощущалось дуновение воздуха. А еще вокруг становилось ощутимо теплее. Оценив ситуацию, Йохан счел ее скорее выигрышной. Судя по повышающейся температуре, их завалило где-то недалеко от поверхности, и выбираться будет проще, чем из глубокого подземелья. На улице утро, а до вечера нахттотер должен прийти в себя. Что-то нужно сделать со смертными, которые наверняка уже осматривают завалы, взбудораженные землетрясением. Вот будет весело, если над головой начнут орудовать лопатами. Прокусив палец, Йохан дотянулся до упавшей балки и принялся выводить охранные знаки, долженствующие отвадить смертных хотя бы на время. Проклял все на свете: мало того, что ранка тут же затягивалась, приходилось кусать снова и снова, так еще и лег на правый бок, и рисовать приходилось левой рукой. Промучился, наверное, с час. Вся эта возня возымела последствия: Миклош, застонав, пошевелился в его руках. Чертыхнувшись, Чумной крепче сжал его запястья и наспех закончил руну. Замерев, прислушался к дыханию нахттотера. Вроде бы ровное. Обошлось, что ли? - Йохан. - Мм? Странное дело, ни смятения, ни волнения Чумной больше не ощущал. Кажется, во всей этой истории он хоть что-то сделал правильно. - У меня есть хоть одна причина не отправить тебя на солнце? - меланхолично поинтересовался Миклош, не пытаясь, впрочем приподнять голову или высвободить руки. - Есть, - помолчав для солидности, откликнулся ландскнехт. - Вы обещали не экспериментировать без меня с “эликсиром баньши”. Нахттотер тихонько хмыкнул. - Но я готов обменять это желание на другое, если прикажете. - Изволь. - Никогда не допускайте мысли, что я смог бы спокойно смотреть, как вам причиняют вред. - Скажите пожалуйста, - в голосе Миклоша зазвучал сарказм. - Сколько позы. Я тебя такому не учил. - Я луциевых дневников начитался. Он там награждает вас многими цветистыми эпитетами. - Если бы ты еще мозг включать научился, - буркнул нахттотер и нетерпеливо дернул руками. - Пусти. - Не пущу. Вечером пущу. Дыхание пленника чуть участилось - понятно, злится. Но ответ после долгой паузы был вполне мирным: - Тогда перехвати и дай повернуться. Ничего лучше этой дыры не нашлось? Почему я валяюсь на каменном полу? - Как вы изволили выразиться, мы именно в дыре, - проворчал Йохан. Он чувствовал себя ненормально счастливым. - Был взрыв, потолок тоннеля обрушился. Мы не слишком глубоко, но извольте аккуратнее, если не хотите лежать не только на полу, но и под слоем земли. Миклош не мог устроиться долго, ругался вполголоса, давая, впрочем, Йохану перехватывать руки. Наконец затих, растянувшись на широкой груди ландснехта. Но хватило его ненадолго. - Черт. - Что? - Теперь меня укачивает. Йохана затрясло. Он смеялся беззвучно, помнил, что наверху могут быть смертные, но полузадушенный смех все равно прорывался наружу, метался между обрушенных стен. На глазах выступили слезы. - Прекрати немедленно! - возмутился Миклош. Но прекратил Йохан не сразу. Наконец отсмеявшись и дождавшись, пока стихнет раздраженное шипение пленника, он взъерошил свободной пятерней мягкие волосы на его затылке. - Еще раз так сделаешь - останешься без руки, - предупредил Миклош. По его меркам вполне мирная реакция. - Я чертовски рад, что вы живы, нахттотер. - Вот тут не могу не согласиться, я тоже этому рад, - буркнул Миклош. - Но зачем вы вообще подвергали себя опасности, приехав в Котор, если близость вашей сестры провоцирует… вот такое? - Кто ж знал, что провоцирует, - после долгой паузы проворчал нахттотер. - Что еще оставалось делать, если Грегор шлет панические послания о том, что новый десятник сошел с ума и принялся вырезать стражников без суда и следствия? Какого черта ты вообще убил Майрона? - Я вообще его не убивал. Это Марк. - Кто?! - Марк. - А вот с этого места поподробнее, - процедил нахттотер. Йохан с минуту собирался с мыслями, прикидывая, что из всего можно рассказать, а за что недолго и головы лишиться, и наконец выдал: - Прибыв в Котор, я вскоре обнаружил, что изгнанники и стражи сосуществуют вполне мирно. Иногда даже делят охоту. - Против этого я так и ничего и не придумал, - вздохнул Миклош. - Стражники волей-неволей звереют со скуки в этой дыре. - Поэтому я решил последовать их примеру, - продолжил Йохан. - И вскоре познакомился с вашей сестрой. Она охотно позволяла составлять себе компанию на прогулках, но этим успехи и ограничивались: госпожа Бальза и стражи дружно избегали упоминать имя Марка. Десятник и десятник, дело свое знал. Уже позже я все-таки разговорил Грегора, и тот рассказал, как во время большой охоты тот погиб в схватке с Майроном. - Да. Я не слишком поверил этой версии, и уже тогда начал думать, что нужно без лишнего шума во всем разобраться. Без лишнего, подчеркиваю, шума. Дальше. - А дальше госпожа Бальза случайно обмолвилась, что Марк домогался ее и, скорее всего, убил Альгерта, пытавшегося ее защищать, при помощи боевого амулета асиман. Это могло быть правдой, тем более следов асиман в городе я так и не нашел. - Кого вообще волнует этот пес? - фыркнул Миклош как-то слишком раздраженно. - Как оказалось, кое-кого все-таки волнует. Я начал было думать, а не была ли гибель Марка подстроенной - стражи вполне могли воспользоваться случаем, чтобы избавиться от паршивой овцы. - Логично. - Но доказательств не было. Тут я, признаться, долго топтался на месте, пока не понял, что самое интересное прячется буквально под носом. Собор, на ночные службы которого после гибели Альгерта полюбила ходить ваша сестра. Слежку она, надо сказать, чувствует прекрасно, поэтому поначалу пришлось даже составить ей компанию на проповедях: замечала, здоровалась и приглашала пойти вместе. Но кое-что я все-таки выяснил: это, конечно, не святой город, но истинной веры тут будь здоров. А значит, фон вполне может скрывать магию. - По-твоему, стража могла не догадаться все там обшарить? - Э… - Йохан почувствовал себя глупо. Он действительно не подумал. - Виноват? - Бестолочь. Но давай дальше. Если я правильно понял, бестолочь ты удачливая. - В общем да. Я получил личную вещь госпожи Бальза и смог навести следящий контур, - чем ближе Йохан подбирался к событиям в подземелье, тем неторопливее вел рассказ, силясь предсказать реакцию нахттотера. Тот дернулся: - Личную вещь? Йохан окончательно уверился, что всего ему рассказывать нельзя. - Рисунок, выполненный ее рукой и подаренный добровольно. - Хороший маяк при должном умении, - вздохнул Миклош, как показалось Чумному, с облегчением. - Да. Так что я навел следящий контур, подождал. Дождался: госпожа Бальза пожелала поговорить с Богом на рассвете. Проскочил следом. Ну и нашел вход в подземелья. - Считаешь, она не сумела бы его замаскировать? - Снова виноват, - вздохнул Йохан, поразмыслив. - Ничего я тогда не считал, солнце обожгло. А потом и вовсе не до того было. В подвале я нашел целую рунную библиотеку. - Руны - жалкое подобие магии, - презрительно фыркнул Миклош. - Столько возни, а толку чуть. Хотя что им еще остается. Что там было? - “Клетка здоровья”. - Интерресно, - после паузы процедил нахттотер. - И кого лечили? - Альгерта. - Для одного рассказа вокруг слишком много оживших покойников. - Альгерт как раз не особенно живой. Как я понял из рассказа вашей сестры, Марк действительно попытался убить его из ревности, воспользовавшись амулетами асиман, но не убедился, что тот мертв. Ушел перед рассветом, а госпожа Бальза не нашла ничего лучше, чем спрятать его тут и поддерживать в нем жизнь. - Так он не поправился? - Нет. Госпожа Бальза сказала, что он серьезно пострадал и что вытащить его сможет только “Зов Хнему”, сотворить который она не может. - Да куда ей, - хмыкнул нахттотер. - Но она тебе врала. Не могут заклинания Асиман отделять душу от тела. Готов поспорить на золотой против медяка, ее безмозглый рыцарь принес себя в жертву, перед самым обновлением печатей поучаствовав в пробной попытке их взлома. Откат в случае неудачи вполне может дать такой эффект. - Возможно. - И ты не приказал ей прекратить все это? Не добил Альгерта? Йохан долго молчал. Потом ответил чистую правду: - Она начала плакать. Простите, нахттотер, я, конечно, очень сглупил… - Брось, - хмыкнул Миклош. - Уж это Хранья умеет. Даже на меня действовало. И что же? - Ну… Я растерялся. Сидел с ней, как идиот, успокаивал. Задремал в итоге. Проснулся - голова тяжелая, как будто пил весь день. Пошел проветриться. А когда возвращался - меня взяли стражи. Сказали, что Майрон мертв. Потом сказали, что вы приказали Грегору поступать на свое усмотрение, что им всем очень жаль, но… - Ты себя на руны не догадался проверить? - полюбопытствовал Миклош. - Впрочем, не отвечай. Не догадался. Скажите на милость, уснуть в обществе Храньи. Ты бьешь рекорды глупости. - Зачем вы позволили им вынести приговор? - перевел разговор Йохан. - Если все равно выехали сюда. - Я прибыл аккурат перед твоей предполагаемой казнью, - недовольно ответил Миклош. - Чувствовал неладное, хотел посмотреть, кто как среагирует. Но ты уже сбежал, убив по пути Михо… не оскорбляй меня возражениями, я вполне способен сделать вывод, что это был или Марк, раз уж он жив-здоров, или Грегор. Хранья руки бы марать не стала и своим не позволила: осторожная бестия. - Марк, - подтвердил Йохан. - Проснувшись, я обнаружил, что дверь камеры открыта, а там обнаружился и потайной коридор со следами крови... Над телом Михо меня и оглушили. Очнулся уже в монастырских подземельях, связанный. - И как после этого ты оказался добровольцем в пентаграмме? - Хранья уговорила, - виновато буркнул Йохан. - Клялась, что не желает вам зла, что, останься я тут - и точно покойник, что вы убьете их всех… - И ты ей просто так поверил?! - поразился Миклош. - Как минимум первый пункт - наглая ложь. - Она поклялась на крови, что, как только печати спадут, избавит вас от проклятия. Клятва была истинной, я проверил. - Ну да, покойников проклятья не донимают, - горько рассмеялся нахттотер. - Дальше я знаю… более или менее. Только Марка не разглядел и с Майроном картина пока неполная. Зачем Марку убивать его? - Он был в курсе заговора, организовал побег Марка и должен был участвовать в ритуале, но, видимо, в какой-то момент начал ревновать госпожу Бальза и грозиться всех выдать. Вот Марк и позаботился о нем... как сумел. Меня на его место притащили. Нахттотер не ответил. Он долго лежал, не шевелясь, Йохан, уверившись, что беспокойный пленник все-таки уснул, и сам начал было задремывать, когда тишину нарушил голос нахттотера, напряженный и совершенно не сонный. - Ты с ней спал. - Что? - вздрогнул Йохан, моментально просыпаясь. - Ты спал с моей сестрой, черт бы тебя подрал! - прорычал Миклош, приподнимаясь. Даже в полной темноте Йохан чувствовал на себе прожигающий насквозь взгляд. - Я… - Как еще она могла сделать из тебя подобного идиота? Подвесить руны? Уговорить на эту авантюру? К кому мог приревновать Майрон? - Я… - Заткнись! - нахттотер дернулся уже всерьез, Йохан только чудом не выпустил его рук. - Завтра тебя ждет солнце. Пусти! Сейчас же! - За что? - пропыхтел Йохан - удерживать безумца оказалось проще, чем вполне разумного, но пылающего бешенством нахттотера. - Ты издеваешься?! - Уточняю. За то, что я с ней спал, или за то, что я спал с ней? Зарычав, Миклош рванулся с удвоенной силой, вознамерившись, кажется, убить его, не дожидаясь завтрашнего утра. Йохан чудом удержал, перекатился, снова прижимая его сверху. Несмотря на нешуточную угрозу, он чувствовал себя почти счастливым. Нахттотер мог не отвечать. На этот раз Чумному не был нужен ответ, чтобы понять его - и понять, что ответа ждать не стоит. Учитель все еще любит свою сестру, это правда. Неудивительно, даже судя по крохам фактов, содержавшихся в дневниках Луция. И готов убить всякого, посягнувшего на нее. Его, Марка, Альгерта...Но черт бы побрал Чумного, если Миклош хоть немного… самую малость… не задет посягательством Храньи на своего ученика. Резкая боль отрезвила: Миклош, дотянувшись, полоснул клыками по его горлу - к счастью неглубоко. Вскрикнув, Йохан предупредил: - Заору - сюда могут сбежаться смертные с лопатами, никакие руны не помогут. Лежали бы вы смирно, нахттотер. Успеете еще убить, когда выберемся. - Тебя не спросил, - прошипел Миклош. Его ощутимо потряхивало от злости. - Отпустил. Мои. Руки. Снова боль укуса. - Сами напросились, - буркнул Йохан и накрыл его губы поцелуем. Миклош приглушенно взвыл, дернулся - пришлось прерваться. - Уб...мнн, - продолжение угроз Чумной счел приглашением к повторению. - Завтра, - пробормотал Йохан, вновь прерываясь и набирая в грудь воздуха. Склонился, обрывая новую попытку нахттотера что-то сказать. - Все… Завтра… Сейчас… Лежи… Тихо… Самоубийца хренов! Поджаримся же... Оба. Губы саднило от поцелуев, Миклош дышал часто и зло, со свистом выпуская из легких воздух, но ругаться прекратил. Йохан едва не рассмеялся: он . Заткнул. Нахттотера. И, надо сказать, чертовски приятным способом. Чтобы закрепить эффект, он коснулся капризных губ вновь. - Я молчал, - послышалось в темноте после паузы. - Значит, мне показалось. - Ты все равно покойник. - Все там будем, - философски ответил Йохан, - но раз все равно покойник… Нахттотер вовремя отвернулся, поцелуй пришелся в скулу. Чумного это нисколько не смутило: где скула, там и шея, и маленькое, аккуратное ухо. Пощекотав языком мочку и местечко за ней, Йохан нащупал языком бешено пульсирующую на шее жилку, неторопливо проследил ее дорожкой поцелуев, едва сдерживаясь, чтобы не пустить в ход клыки. Как все-таки жаль, что заняты руки. - Перестань, - мертвенно-спокойный, прохладный голос нахттотера подействовал как ушат ледяной воды. - Кричать больше не будете? - тихо уточнил ландскнехт, перенося часть веса на локти. - Нет. - Руки вырывать? Потолок рушить? - Нет. - Жаль. У меня была еще масса идей, - вздохнул Чумной, сдвигаясь и давая нахттотеру относительную свободу. Тот повернулся на бок, отворачиваясь от ученика, дал перехватить запястья, позволил устроить свою голову на предплечье Чумного. С чего начали, тем и закончили. Кураж выветривался, оставляя горький похмельный привкус и неутоленный голод. Нахттотер лежал не шевелясь и даже дышал, кажется, через раз. Не спал. Не спал и Йохан. Рука, на которой лежал нахттотер, онемела, зато ноздри щекотал запах пшеничных волос. Что бы его ни ожидало, сегодняшний день будет с ним до последней минуты. Воздух вокруг продолжал нагреваться, время шло к полудню. По телу стекали надоедливые струйки пота, кожа зудела в миллионе мест одновременно. Нахттотер недовольно зашевелился, отлепляя спину от груди Чумного. - Такими темпами тут к вечеру будет горсть пепла, - его голос звучал хрипловато, словно спросонок. - Спина чешется. - Сядьте, - скомандовал Йохан. После нескольких минут приглушённой ругани маневр удался, и Чумной, дождавшись, когда свободную руку перестанет колоть иголками, на пробу почесал подставленную спину между лопатками. Наградой был длинный удовлетворенный вздох. Улыбнувшись, Чумной запустил руку под тонкий батист рубашки и приступил к делу всерьез. Спустя полчаса Миклош беспокойно задремал, прислонившись к его груди. Сонное дыхание убаюкивало, и Чумной почувствовал, как под давлением оглушающей жары тяжелеют его собственные веки. Когда он проснулся, воздух уже не был таким обжигающим: до вечера было недалеко. Рядом слышалось ровное дыхание. Йохан удивленно покачал головой: нахттотер в первый раз проспал пробуждение ученика. Поколебавшись, решил не будить до заката: нахттотер проснется голодным, а он и в сытом состоянии умеет быть по-настоящему неприятным, если считает, что для этого есть повод. Чумной вздохнул: поводов он дал немало. Словно в ответ на его мысли Миклош вздохнул, зашевелился, по шее Йохана мазнули пряди волос. Ландскнехт поспешно отпустил его руки, которые все еще, оказывается, продолжал удерживать. Нахттотер просыпался. - Из чего сделан твой плащ? - голос учителя со сна звучал с хрипотцой. - Оленья кожа, - удивленно отозвался Чумной. - Сам делал. - Пахнет ужасно. - Как кожа, - он пожал плечами. - Снять? - Нет. - От него все равно мало что осталось. - Я все вспоминал, что же мне этот запах напоминает, - нахттотер от души зевнул. - Вспомнил наконец. - Ну? - нетерпеливо спросил Йохан, когда счел, что пауза затягивается. - Что ну? - раздраженно откликнулся Миклош. - Не томите уже. Что вам напоминает запах моего плаща? - Что я готов отдать половину владений клана за ванну, - буркнул господин Бальза, но, помолчав еще немного, неохотно проговорил. - Такой был у учителя. Мне он снился весь день, вот и вспомнил. - У Луция? - У старого Яноша. Он единственный, кто умел с нами сладить, остальных жрецов мы быстро доводили до трясучки. Нахттотер был скуп на рассказы о собственном прошлом, и вопросы следовало подбирать осторожно. - Как у него это получалось? - поинтересовался Йохан, надеясь, что ответ заполнит более существенные прорехи. - Рассказывал интересно. О богах, героях. Для чего какие травы и камни. Я с ним даже в лес соглашался ходить, вот туда он этот плащ и надевал. Укрывал им нас, случись заночевать в лесу. И мы чувствовали себя в безопасности. - Что с ним сталось? - Умер, когда нам исполнилось пятнадцать весен. Мы очень удивились. Вокруг умирали нередко, но Янош был всегда и казался вечным. Миклош замолчал, видимо, потеряв интерес к разговору, а Йохан, получив еще один кусочек огромной мозаики жизни учителя, крутил его так и эдак, прилаживая к полной прорех картине. Рассказывая о своем детстве, он ни разу не сказал “я”. Да и в других его воспоминаниях немало было эпизодов, где было только “мы”. Что же должно было произойти, чтобы сейчас нахттотер держал сестру на краю мира, сковывая печатями, а она пыталась убить его или хотя бы сбежать? - Из-за чего вы в первый раз поссорились? - спросил он неожиданно для самого себя. Нахттотер ненавидел, когда его расспрашивали, и чаще всего грубо объяснял, что Йохан мог проделать с неуместными вопросами. Вполне спокойный ответ был неожиданностью. - Из-за Альгерта. У нас как-то так повелось, что на марше командовал я, а она получала свое в резиденции и с новобранцами. Однажды во время похода Альгерт не подчинился, сославшись на приказ госпожи. Я решил примерно его наказать, а Хранья - встала на защиту, доказывая, что, как ее ученик, он поступил правильно. Уговорила в конце концов, что накажет сама. Не нужно было уступать, конечно. Отправься пес на солнце, глядишь, сейчас проблем было бы меньше. По мнению Йохана, нахттотера проще было удавить, чем заставить поступиться своей властью или хотя бы довериться кому-то, а о существовании слова "уступить" он и вовсе вспоминал редко, - и, тем не менее, они с Храньей несколько веков успешно правили вместе. “Если вы дадите мне еще хоть немного времени, нахттотер, я все-таки научусь вас понимать”. - Солнце село, - чутье господина Бальзы никогда его не подводило. - Давай выбираться отсюда. Йохан кивнул, поднялся, насколько позволял обрушившийся свод, запустил руку в землю - наверх, туда, откуда шел воздух. Не дотянулся, но сорвавшаяся с ладони лента “пут” ушла вверх, прорезая рыхлую землю, и спустя несколько мгновений поток воздуха усилился: до поверхности действительно было рукой подать. У смертного такой номер вряд ли прошел бы, но двое кровных братьев оказались на поверхности довольно скоро: удерживая магией осыпающиеся стены лаза, они вскарабкались по импровизированной лестнице из камня и корней. На поверхности было безлюдно, хотя вокруг хватало следов недавнего пребывания смертных: оставленные на ночь тачки и сложенные лопаты лучше слов говорили о том, что последствия вчерашнего землетрясения уже начали убирать. Похоже, Йохан не зря мучился, выводя охранные знаки. Первым делом нахттотер направился к колодцу. Приказывать не потребовалось: Чумной понятливо раскрутил ворот, вытащил ведро воды. Она оказалась ледяной, но Миклош долго плескался, смывая кровь и грязь отовсюду, докуда мог дотянуться. Остальную воду Йохан, недолго думая, вылил на себя. Задохнулся от хрустального холода, но кровь тут же веселее побежала по жилам, а ночная прохлада прогнала воспоминания об удушающем жаре, мучившем их весь день. Господин Бальза посмотрел на ученика с завистью, но на предложение вытащить еще воды покачал головой: огромному Йохану замерзнуть - надо постараться, а ему уже начинало становиться холодно. Первым делом они заглянули в ближайший небогатый дом. Нахттотеру было плевать на переполох, который поднимется поутру, он был голоден. Выйдя оттуда, он стер кровь с губ и удовлетворенно улыбнулся. Теперь можно было заняться делом. Йохану оставалось только наблюдать и подчиняться изредка бросаемым приказам: нахттотер довольно быстро нашел место, где оказались Марк и Хранья. Напрягшись, Йохан тоже почувствовал отдаленные отголоски магии Тления: кто-то внизу, видимо, пытался выбраться наружу. Хранья не пыталась сопротивляться, когда “путы” спеленали ее и едва успевшего выставить щит Марка. Стражника тоже хватило ненадолго. Критически осмотрев обездвиженных заговорщиков, Миклош покачал головой: - Об вас даже руки пачкать противно. Нужно же было в качестве убежища выбрать такую нелепую дыру. - Ты как всегда любезен, брат, - печально произнесла девушка. - Я не так представляла себе нашу встречу. Ноздри нахттотера гневно дрогнули. Как ни внимательно следил за его настроением Йохан, он только сейчас осознал, в каком тот бешенстве. По позвоночнику пробежал неприятный холодок. Пребывая в таком настроении, нахттотер был не прочь выместить злость на окружающих, и окружающие часто этого не переживали. - Как ты ее представляла, я уже увидел, - прошипел Миклош, глядя сестре в лицо. Хранья беспомощно пожала плечами, других жестов ей не позволяли связанные руки. - Как я могла знать, что ты ворвешься в пентаграмму?! И что потом оставалось делать? Ты вел себя как безумец, все грозило взорваться… - И я снова поверил своим глазам, а не родной сестре. А что? Надо отдать тебе должное, это была прекрасная возможность убить двух зайцев разом, - всплеснул руками Миклош. Его наигранная улыбка была скорее оскалом. - Не глупи, Миклош, - выплюнула Хранья. - Ты бы выжил, и ты это прекрасно знаешь. У тебя сил больше, чем у Марка и Йохана вместе взятых. - Не пытайся заставить меня поверить, что ты настолько плохо слушала Луция, - бросил господин Бальза, отворачиваясь и втягивая носом воздух. - Но я вижу, это место полно сюрпризов. Что у тебя там? - он кивнул в сторону знакомой Йохану двери. - Арсенал? Армия? Библиотека? Не возражаешь, если я взгляну? Не слушая протестов сестры, он легким ударом снес дверь с петель и исчез в темноте коридора. Вой “Гарпии тумана”, быстро оборвавшийся, ознаменовал его появление в келье, где лежал Альгерт. - Я ошибся, тут склад падали, - жизнерадостно объявил нахттотер по возвращении. - Никогда не понимал, зачем тебе этот слабак? Поэкспериментировать со снятием печатей? - Альгерт действовал без моего ведома, - глаза Храньи подозрительно заблестели, но голос оставался твердым. - Я запретила ему, но он хотел пройти ритуал, чтобы избавить от риска меня. - И теперь не может выкарабкаться после отката, - закончил господин Бальза. - Он, кстати, умирает, несмотря на “клетку”, можно было не тратить столько усилий. Хочешь, добью? - Только через мой труп! Миклош оценивающе посмотрел на сестру. - Это недолго устроить. А что, “Зов Хнему” тебе так и не поддался? Хранья вскинула голову, тряхнула волосами. Злясь, она как никогда походила на брата. У Йохана кружилась голова от невероятности зрелища, когда они стояли вот так лицом к лицу. Бешеный, непонятный, все время выскальзывающий из рук брат. Мягкая и терпеливая, такая похожая сестра. Как же его угораздило выбрать первого? - Ты прекрасно знаешь, что нет. Я не могу перевести в руны заклятие, которым не владела ранее. - Да, оно непростое. И недешевое. Даже владей - чем заплатила бы? Альгерта проще добить, чтобы не мучился. - Я многое готова отдать за Альгерта, - Йохан прочел в глазах Храньи надежду. - Тогда давай так. Ты принимаешь эликсир правды. Заставить его выпить почти невозможно, поэтому ты выпьешь его добровольно. Рассказываешь, кто из стражей и как замешан в заговоре. И каждый из нас получит желаемое. Ну как, идет? Миклош засунул руку за пояс, извлек тонкую склянку, опечатанную воском. - Итак? - Госпожа… - Марк, доселе молчавший, обратил на себя всеобщее внимание. - Они ведь поверили вам. Мы поверили! Вы не сделаете этого. - Сделает, - улыбка нахттотера была почти нежной, когда он кончиками пальцев бережно отвел со лба Храньи выбившуюся прядь волос. Улыбаясь так, уже он походил на сестру. Образы близнецов смешивались, перетекали один в другой, как в причудливом калейдоскопе. - Сделает. В качестве жеста доброй воли. Это ведь Грегор, опытный маг, предложил эту пентаграмму? Он, договорившись с остальными заговорщиками, вызвал сюда меня? Стражи внушили тебе, что я способен выжить в этой фигуре? Ведь сама ты никогда не причинила бы вреда родному брату? Ведь так, Хранья? Хранья беззвучно всхлипнула. - Ты ведь не допустишь, чтобы злодеи снова могли попытаться причинить мне вред? Миклош отступил на шаг. “Путы” упали с девушки, нахттотер сделал приглашающий жест. Рука Храньи, поднесшей ко рту склянку, не дрогнула. *** Заслышав шаги, Йохан забарабанил в дверь. - Тебе чего? - послышался недовольный голос учителя. - Вы идете проводить ритуал? - Да, и что с того? - Разрешите присутствовать. Раздался звук поворачиваемого засова, дверь отворилась. Господин Бальза скептически оглядел ученика, с показным смирением сидевшего на арестантской койке. - Йохан, возможно, со времен моей юности что-то изменилось. Скажи мне, что означает арест и заключение? - Содержание под стражей, - предположил Чумной. - Ограничение свободы. - То есть в список все еще не включены увеселительные прогулки? - уточнил господин Бальза, слегка поморщившись при слове “стража”. В последние две ночи оно превратилось почти в ругательство. - Зависит от тюремщика, - Йохан посмотрел на нахттотера в упор. - Черт с тобой, - махнул рукой Миклош. - Но учти, без силы там будет крайне опасно. - Я готов рискнуть. Нахттотер, не оборачиваясь, пошел к выходу, Йохан поспешил следом. Первое, что сделал учитель после возвращения в резиденцию стражей, это наложил на него печать заключенного и отправил в уже знакомую камеру - чтобы позже решить, что все-таки делать с проштрафившимся учеником. Йохана не слишком беспокоило это обстоятельство. Если нахттотер хотел кого-то убить, он редко оттягивал удовольствие. Куда больше его беспокоила скука. Так и валявшийся на койке дневник Луция был прочитан от корки до корки. Чумной обогатился историями об обучении близнецов Бальза и сомнениях Луция, стоит ли представлять их Гласам или придержать для себя лично. Но чтение, в другое время показавшееся бы интересным, не развлекало ландскнехта. Где-то там нахттотер готовился к ритуалу. Бросив ученика в камеру, он не подал вида, что знает о заговоре, и жизнь стражи текла обыкновенно, только вместо Грегора, отправленного в центральную резиденцию, был сам нахттотер, но что с того? А Чумной, запертый так близко, но лишенный возможности быть рядом, лез на стену. Хранья созвала своих сторонников через сутки. Господин Бальза не горел желанием лично проверять посты, стражам легко было отлучиться на час-другой с установленных наблюдательных пунктов и маршрутов. Они не знали, какая им уготована встреча. Когда Миклош с Йоханом прибыли в подземелья, все предатели уже были на своих местах. Хранья честно выполнила условия сделки: разгоревшаяся пентаграмма, подпитываемая пятеркой предателей, ждала начала ритуала. Невидимый в тени арки, Миклош кивнул. - Кровью Молоха и силой, им данной, заклинаю, - произнесла Хранья, - да начнется ритуал. Когда стражи поняли, что происходит неладное, было уже поздно: мало кто мог стоять на ногах, а вырваться из рисунка-ловушки они не могли и подавно. Текст, зачитываемый Храньей, не имел смысла. Настоящий ритуал проводил нахттотер. Через несколько минут все было кончено: тела предателей осыпались черным песком. Гигантский рисунок пульсировал от накопленной мощи. - Ну что ж, теперь самое интересное, - промурлыкал Миклош, подходя вплотную к пентаграмме над лежащей вдоль внешней линии фигурой, с головой укрытой покрывалом. В руке нахттотера сверкнул нож, и на глазах Йохана пентаграмма расширилась, оплела лежащего, повторяя контуры растекшихся по полу струек крови. Раздался звон похоронного набата, контуры сводов зала выгнулись, поплыли, превращаясь в порталы и колонны невиданного ландскнехтом храма. Ушей достигли звуки грозного хора, по стенам заметались тени людей с головами животных. Где-то далеко-далеко испуганно закричала Хранья. - Стой на месте! - грозный окрик Миклоша, тоже звучавший приглушенно, заставил Чумного озадаченно оглядеться. Оказывается, он незаметно для себя подошел к самому рисунку и уже готовился переступить границу, за которой лежала горка черного песка. Остановиться удалось с трудом: возникающие в воздухе проемы порталов приглашали войти в них, суля неведомые миры и тайные знания. В центре рисунка упала на колени и ногтями впилась в плиты пола Хранья. - Альгерт! Вернись! Твое место все еще здесь! Громовой голос нахттотера был зовом, был приказом, был волей бога. Йохан мельком подумал, что сам послушался бы даже будучи на том свете. Раздался слабый стон. Фигура под покрывалом зашевелилась, и иллюзия, словно того и ожидавшая, рассеялась. Несколькими мгновениями позже погас и рисунок. Зал погрузился во мрак. С коротким рыданием Хранья кинулась к Альгерту. - Вот и все, - голос Миклоша звучал устало. - Теперь ужин. Йохан, не стой столбом, кровь слева от тебя. Ужином оказался Марк. Так и не сумевший освободиться от пут, обессилевший, он сверлил темноту ненавидящим взглядом. Где-то там Хранья уговаривала Альгерта лежать спокойно. На склонившегося к нему нахттотера он даже не взглянул. - Хранья. Подойди. Не рискнув спорить, опальная нахттотерин подошла к брату и вопросительно взглянула в его глаза. Она выглядела такой одинокой и беззащитной, что Йохану пришлось сжать кулаки, чтобы не погладить ее ободряюще по плечу. - Франц, Андро, Дорос, Майрон, Васко, Одо, Марк, Грегор. И Йохан, - в безразличном, механическом голосе Чумному почудилось злорадство. Грегор и Марк почти с самого начала, остальные набирались постепенно. Йохан - недавно. У тебя талант терять сторонников, брат. Теперь тебе достаточно правды? В заговор была втянута почти вся десятка Йохана. Симпатичные, неконфликтные парни. - Ты действительно не знала… - начал было Миклош, но осекся, махнул рукой. - К черту. Достаточно. Йохан на его месте тоже не захотел бы знать ответ. - Я уеду до конца ночи. В твоих интересах поддерживать версию о переводе части стражей в боевой отряд. С повышением. - Хорошо, - Хранья кивнула. - Это все? - Да, - Миклош подумал, мотнул головой. - Нет. Этим заговором вы отчасти оказали мне услугу. Теперь я знаю, что “объятие Иштаб” реагирует на уровень твоей силы и состояние печатей. Мне не нужно говорить, что, если проклятие хоть раз напомнит о себе не вовремя, я вернусь? Поостерегись экспериментировать, пока у тебя нет других глупцов-сторонников на размен. Девушка промолчала. Миклош, не взглянув ни на нее, ни на Йохана, пошел прочь. - Как ты мог выбрать его? - прошептала Хранья, когда ландскнехт двинулся следом. - Он жесток. Он безжалостен. Он любит только себя. - Так получилось, - просто ответил Чумной, на ходу оглядываясь через плечо и кидая на нее прощальный взгляд. Миклош до самых дверей резиденции не оглянулся ни разу. *** Сборы почти не заняли времени. Чумной нашел свой меч в оружейной, сходил в камеру за книгами, проверил, что медальон по-прежнему зашит в поясе. Больше собирать было нечего. Вещей стало даже меньше: все, что было на нем последние дни, нахттотер, поморщившись, велел сжечь. Наскоро ополоснувшись и одевшись в чистое, ландскнехт пошел к учителю сообщить, что готов. Настроение нахтриттера было непонятным и внушало тревогу, с него сталось бы оставить ученика под арестом просто чтобы не мозолил глаза или оставить его в Которе. Десятником. Но он только молча махнул рукой в сторону кареты. Приглашать дважды Йохан себя не заставил. По Миклошу нельзя было понять, переживает он из-за всего произошедшего или ему всё равно. Сидя в карете, он безучастно смотрел в окно на переваливший за зенит серп Луны. К утру они должны быть уже на принадлежащем Вьесчи постоялом дворе. Нахттотер смотрел в окно, Чумной украдкой поглядывал на нахттотера. Печать арестанта все еще была на нем, причиняя массу неудобств, но напоминать о ней было не время. Наконец господин Бальза, краем глаза поймав очередной взгляд ученика, прервал созерцание однообразного пейзажа и раздраженно спросил: - Тебе больше нечем заняться? - Будут приказания? - Будут. Найди себе какое-нибудь дело, - буркнул нахттотер, отворачиваясь. Но тут же дернулся, когда Чумной, переместившись на сиденье рядом с ним, поскреб пальцами между его лопаток. - Не знаю случая, когда это было бы не к месту, - Йохан как умел деликатно развернул Миклоша обратно к окну. Нахттотер набрал было в грудь воздуха, но, помедлив секунду, видимо, передумал ругаться и расслабился, чуть горбясь и подставляя спину под чуткие пальцы. Обстановка внутри кареты стала, на вкус Йохана, куда уютнее. А вскоре Миклош и вовсе, потянувшись, разлегся на сиденье, положив под голову сложенный в несколько раз дорожный плащ. Вдохновленный успехом, Йохан рискнул через некоторое время заменить почесывание на массаж. И это тоже было воспринято благосклонно. - Если что, ты все еще под арестом, - под колесами захрустел гравий подъездной дорожки, и задремавший было Миклош, широко зевнув, предоставил Йохану спрыгивать вниз и опускать подножку. - Как скажете, нахтриттер- вздохнул ландскнехт. - Вторую комнату велите снять в подвале с цепями или местом на лавке обойдемся? Не удостоив ученика ответом, господин Бальза распахнул дверь трактира. *** Конечно, подвал не понадобился. Завидев высокого гостя, случившийся на месте Вьесчи вылез из кожи вон, лишь бы глава клана Нахтцеррет остался доволен пребыванием. Миклош благосклонно осмотрел широкую кровать, застеленную белоснежным бельем, и - чудо из чудес - устроенную в отдельной комнатушке ванную, уже исходящую горячим паром. Йохан опустил дорожный мешок на широкую лавку. Осмотрел потертости на полу. Хмыкнул. Кроме лавки, на которой не смог бы вытянуться даже человек на голову ниже огромного ландскнехта, в его комнате, смежной с покоями нахттотера, не оказалось ни единого предмета мебели. Господин Бальза изволил проявлять чувство юмора - а может быть, просто наказывал ученика за сарказм. Приотворив дверь, ведущую в комнату нахттотера, ландскнехт быстро оценил обстановку. В спальне учителя не обнаружилось, зато обнаружились три человеческие служанки, сломя голову носящиеся от двери к ванной то с ковшами воды, то с непонятного назначения горшочками и кувшинчиками, то с полотенцами. Чумной от души улыбнулся. Ясно. Сейчас господин Бальза предается любимому развлечению на постоялых дворах. Вода в ванной слишком горячая, слишком холодная, полотенце под голову не так свернуто и вообще скверно выстирано, в воду нужно добавить лаванды-ароматных солей-туалетной воды, а вон та девушка пусть разминает плечи. И да, пусть еще кого-нибудь пришлют для массажа ног. Изредка одна из служанок становилась заодно и ужином. К этому моменту они обычно уставали так, что воспринимали приближающиеся к горлу клыки с облегчением: по крайней мере, можно больше не шевелиться. Вьесчи против подобных забав, как ни странно, возражали не сильно, просили только отпускать девушек живыми, ссылаясь на трудности с обучением человеческого персонала. Господин Де Кобреро, помнится, на собрании у ревенанта даже шутливо поблагодарил “почтенного Миклоша Тхорнисха за неоценимый вклад в развитие сферы услуг”. Йохан ожидал, что тот взбесится, но нахттотер только снисходительно бросил, что вместо спасибо предпочел бы постоянную скидку. Взбесился он, когда через месяц посыльный и впрямь доставил ему знак Вьесчи: тонюсенькое кольцо, украшенное выплетенными из золотой проволоки весами. “Он что, думает, я к этому прикоснусь?! Или что я нищий?!” - бушевал учитель, пока Чумной осторожно пытался убедить его, что вряд ли Рамон действительно хотел оскорбить главу могущественного клана. Скорее уж отплатил шуткой за сарказм. Но постоялые дворы у Вьесчи, что и говорить, были отменные. Сейчас, по расчетам Йохана, у него было не меньше часа, чтобы нанести нужный визит. Торговец Вьесчи с любопытством уставился на ввалившегося к нему тхорнисха. Он, скорее всего, знал, кто такой Йохан, благо тот успел уже побывать на нескольких собраниях киндрэт в качестве ученика и телохранителя нахттотера, и сейчас гадал, почему тот ходит с арестантской печатью. А если с арестантской печатью, почему разгуливает свободно. Но спрашивать ничего не стал, был чрезвычайно услужлив и даже охотно обещал Чумному открыть кредит, раскладывая перед ним разнообразные плащи. Выбирал Чумной долго. То не подходил размер, то покрой, то выделка. Наконец он остановился на простом плаще из кожи косули, достаточно длинном, чтобы скрывать ножны катцбальгера на поясе. Пахла кожа знакомо. Вьесчи подтвердил, что мастер был Чумному земляком. Когда нужно, Йохан умел использовать полученную информацию. - Йохан! - вернулся он вовремя: судя по градусу раздражения, нахттотер звал его второй раз. - Ты что там, уснул? - напустился он на поспешно вошедшего ученика. - Убери это. Потом принеси мне тетрадь Лауры. Чумной без возражений поднял обескровленное тело служанки и вышел из комнаты. Девушка, впрочем, была жива. Возможно, выкарабкается. Вернулся он через четверть часа, обремененный счетом от Вьесчи, распухшим от описи дополнительных услуг, включая лекаря для служанки. Вернутся в резиденцию - разберется, нахттотера такие мелочи не волновали. Видимо, еще с тех времен, когда делами дома заправляла его сестра. При мысли о Хранье настроение подпортилось. Отогнав мысли об оставшихся в Которе стражах и изгнанниках, ландскнехт прошел в комнату нахттотера сквозь свою, прихватив по дороге тетрадь. - Ты бы еще дольше ходил, - проворчал господин Бальза. Закутанный в халат, он с комфортом устроился на кровати среди многочисленных подушек. - Протянул руку за тетрадью, но так ее и не открыл, задумался, барабаня пальцами по кожаному переплету. Приказа удалиться не было, и Йохан терпеливо ждал. Мысль нахттотера могла свернуть в любое непредсказуемое русло, от идеи новой картины до начала небольшой войны с Асиман. - Что бы ты сделал с ситуацией в Которе? - спросил наконец Миклош. Этот вопрос неожиданностью не стал, и у Чумного даже были наготове кое-какие размышления. “Казнить всех изгнанников к чертовой матери, Хранью, если так уж хочется оставить ее в живых, посадить в подземелье”. Это ответ был самым разумным, но явно не был тем, что нахттотер ожидал услышать. - Решить проблему раз и навсегда невозможно, - собравшись с мыслями, медленно проговорил Йохан, присаживаясь на край кровати. Миклош покосился на запыленную одежду ученика, но ничего не сказал. - Котор - очень маленький город, и стражам, и пленникам не хватает общения. Они неизбежно будут привязываться друг к другу, да и обаяние вашей сестры нельзя сбрасывать со счетов. Ноздри Миклоша гневно дрогнули и побелели. Чумной мысленно приготовился уходить от удара: ему удалось взбесить нахттотера одной фразой. Но, пользуясь тем, что учитель все еще молчит, он без паузы продолжил: - Первой мерой я вижу - менять стражей раз в… скажем, пару месяцев. Держать не две, а четыре десятки, лучше шесть. Такую… личную гвардию, что ли. Четырем десяткам магов в бою всегда найдется место, пока две находятся в Которе. Их, конечно, придется отдельно натаскивать, но тут ничего невозможного я не вижу. - И весь свет будет знать, что в Которе проживает моя сестра, - поморщился господин Бальза, впрочем, кажется, слегка остывая. - Это не проблема, - отмахнулся Йохан. - Разумно сформулированная присяга, подкрепленная магией, приостановит распространение информации, а кому надо - и так все уже знают. Нахттотер неопределенно пожал плечами. - Дополнительно, - увлекаясь, продолжил Чумной, - можно давать им на время дежурства определенные задачи: освоить заклинание, освоить десяток рун. Да хоть на скрипке научиться играть. Пусть и свободное время проводят с пользой. - Ну… допустим. Это все? - Не совсем, - Йохан сосредоточился, подбирая слова. - Лучше, чтобы стражи, хотя бы большая их часть, не были одиночками… одинокими. Ну знаете, семейные. Или пары. Чтобы им было к кому возвращаться. Нахттотер нахмурился, посмотрел недоверчиво. Нехотя кивнул, признавая разумность предложения. И тут же нахмурился снова: - Где я тебе наберу столько не одиноких? Я же не слежу за личной жизнью каждого тхорнисха. “Верно. За этим тоже следила ваша сестра. Поэтому она так легко подбирает к ним ключики”. - Я могу заняться, если прикажете. Повисла тяжелая, недобрая пауза. - А почему я должен доверять тебе? - наконец уронил Миклош, глядя на него в упор. - Вы не должны, - улыбнулся Йохан. - Вы, как нахттотер, должны заботиться о клане и вести семью к величию. И больше вы не должны ничего. Но, если хотите - можете. Я не променяю вас на Хранью или кого-то еще. - Ты полез к Хранье под юбку, стоило ей поманить пальцем, - фыркнул нахттотер со злостью. - И Хранья обещала мне славу, почести и море внимания после освобождения, - поддакнул Йохан. Миклоша ощутимо передернуло. - Избавь меня от подробностей, - прошипел он и возмущенно мотнул головой, когда пальцы Йохана бережно заправили за ухо непослушную прядь волос. - Охотно, - пробормотал Чумной, подаваясь вперед и неотрывно глядя на движения его губ. - Йохан, - в голосе нахттотера слышалось что-то, отдаленно напоминающее растерянность. - Ты желторотый птенец, тебя можно выкидывать на солнце уже за половину того, что ты натворил, ты ни черта не умеешь, а знаешь и того меньше, ты, в конце концов, умудрился переспать с моей, твою мать, сестрой. Ты чего вообще хочешь? - Нахттотер, - Йохан отвечал ему в тон, но голос охрип, зазвучал ниже. - Вы мудры, всесильны и прожили чертову уйму лет. Уверен, вашего жизненного опыта хватает, чтобы точно определить: я хочу вас трахнуть, - и, с нескрываемым удовольствием посмотрев, как распахиваются то ли в гневе, то ли в удивлении голубые глаза, добавил с абсолютно серьезной миной. - Со всем моим почтением. Чумному нередко доводилось видеть, как нахтриттер улыбается или смеется - по привычке не разжимая губ или прикрывая рот ладонью. Но он никогда не мог представить его смеющимся так. И не смеющимся даже - хохочущим во все горло, до потоков слез из глаз, со всхлипами и блеском клыков. Йохан смотрел завороженно и недоверчиво, чувствуя, как разрастается что-то теплое в его собственной груди: хохот нахттотера смел напряжение последних дней, смахнул, как ничего не значащие следы мела с доски, все случившееся. Он изменил и самого Миклоша, показав его таким, каким он, возможно, был до своей чертовой уймы лет, ссоры с сестрой и даже Луция. “Ох, нахттотер. Если бы они видели, если бы они знали…” - бессвязно подумал Чумной. - “Каждый из них не то что не пошел бы за Храньей - наизнанку бы вывернулся, лишь бы вы чаще бывали... таким. Да и кто бы смог иначе”. Что-то в выражении лица Чумного, очевидно, смешило нахттотера еще сильнее. Он несколько раз пытался успокоиться и что-то сказать, но, едва взглянув на ученика, снова взвывал от хохота. - С почтением. О, господи… Что ж ты делаешь, у меня же богатая фантазия… - спустя долгое время всхлипнул вконец обессилевший Миклош, утирая слезы и откидываясь на подушки. Влажные волосы растрепались, на скулах алели выступившие от смеха пятна. Чумной находил все это чертовски… человечным. И привлекательным. - Йохан, - голубые глаза блестели пьяным, шалым блеском. - А ты вообще хоть представляешь, что делать… с мужчиной? - Разберусь, - пообещал Чумной. - Так я и думал, - вздохнул Миклош. Приподнялся на локтях, разглядывая ученика так, словно видел его впервые. Склоняясь над ним, Йохан невпопад вспомнил, что так его учили в прошлой жизни обращаться с дикими зверями: смотри в глаза и не отводи взгляда. И он смотрел, пока расстояние между ними не сократилось до предела, и он всей кожей не ощутил, как время замедлилось, и весь мир замер в оглушительной тишине, балансируя на исчезающе тонкой грани. Вдох - ощущение чужого дыхания на коже. Миклош пах опьяняюще: водой, мылом, травами, немного потом, выступившим от недавнего хохота… Собой. Выдох - светлые ресницы дрогнули, опустились, бросая тень на алеющие щеки. Вдох - капризный рот приоткрывается под губами ландскнехта. - Йохан, да твою ж мать, - прорычал потерявший терпение Миклош и, без усилий опрокинув ландскнехта на кровать, поцеловал его сам - вспарывая губы клыками и глубоко проникая в окровавленный рот языком. Это было больно. И боль, как раньше смех, смела смущение и непрошеную нерешительность. Йохан огладил ладонями гибкую спину, спустился ниже и, скользнув под халат, стиснул так удобно подставленную задницу. Миклош, ахнув от неожиданности, разорвал поцелуй, и Чумной про себя усмехнулся: пожалуй, что и разберется. И, переместив одну руку на светловолосый затылок, поцеловал нахттотера так, как хотел сам: долго и жадно, чувствуя, как сминаются в поцелуе мягкие губы. Тонкие, но удивительно сильные руки уперлись в плечи, отстранили. - Марш в ванну, - выдохнул нахттотер. Обычно по-юношески звонкий, его голос звучал сипло. - Ты… хоть бы руки вымыл. Трогал ими всякое. И обувь чтобы снял. - Топтал ею всякое, - в тон продолжил Чумной, но подчинился. Нахттотер только уронил голову в ладони, когда грязные сапоги ландскнехта бухнулись на пушистый ковер. Воздух в ванной все еще был тяжелым и влажным от пара, а вода не успела остыть до конца. Подобрав оказавшийся на полочке обмылок, Чумной налил воды в таз, справедливо полагая, что критикой грязных рук нахттотер, дай ему волю, не ограничится. Руки, шея, как мальчишка, блин. Раздражение пополам с возбуждением заставляли торопиться, уязвленная гордость говорила… - Йохан. Чумной развернулся с тазом в руках и едва не выронил его на пол: нахттотер оказался совсем рядом с ним, совершенно нагой. - Посмотри. Ну. Йохан смотрел, отчетливо ощущая, как плавится что-то в мозгу. Глаза видели развернутые плечи, грудь с отчетливо вычерченными мускулами, жесткие руки, плоский живот, слегка напряженный член. Тело мужчины, которое противоестественно, невозможно хотеть. Но тягучее напряжение, скопившееся в паху, и не думало спадать. Губы, кожа, запах, спина, прогибающаяся под ладонями. Он готов был сдохнуть за возможность ощутить все это снова. Преувеличенно осторожно поставив таз на табурет, Йохан положил руки на кремово-белые плечи. Теплые… С нажимом провел ладонями по предплечьями, огладил бока, отчетливо представляя, как царапают мозоли на ладонях нежную кожу, остановился на бедрах, притянул Миклоша вплотную, заставив вздрогнуть от прикосновения грубой ткани своей рубахи. Привык к шелку и батисту... - Посмотрел, - исходящее от прижатого к нему тела тепло чувствовалось сквозь одежду, подпитывая жар внизу живота. - Не помогло. Губы Миклоша дернулись в спазматической ухмылке, он мягко отвел руки Йохана, отступил на пол-шага и потянул вверх его рубаху. Подавив желание немедля сгрести его в охапку, ландскнехт подчинился - нагнулся, позволив раздеть себя до пояса, молча проследил взглядом улетевшую в сухой угол тряпку. Его бесила эта странная пауза, непонятное поведение нахттотера - но когда тонкие пальцы прикоснулись к завязкам его штанов, Чумному показалось, что ничего более возбуждающего он в жизни не видел. С процессом снимания возникли… сложности, но наградой стала теплая ладонь, огладившая, сжавшая, скользнувшая по внутренне стороне бедра,. И тут же исчезнушая. - Нахттотер, - выдохнул Йохан. Происходящее заводило и бесило одновременно. Словно и не замечая состояния Чумного, Миклош неторопливо, как слепой, исследовал наощупь его тело: шея, плечи, подрагивающие от сдерживаемого желания схватить руки. Широкая, как дверь, спина, грудь, дорожка черных волос, ведущая к паху… и снова вверх. Казалось, нахттотер принюхивается к нему, как настороженный дикий зверек. “А ведь он впервые со мной, когда он… это он. Не обезумевший зверь и не тоскующий самоубийца” - внезапное понимание перекатилось в опустевшем черепе как горошина и кануло в марево желания. Руки нахттотера, даром что не ласкали его, как ласкали привычные, женские, ухитрялись все время задевать что-то чувствительное, посылавшее сквозь тело раскаленные разряды. Мочка уха, местечко между лопатками, низ живота... Йохана хватило минуты на две. Когда узкая ладонь, мимолетно скользнув по бедру, переместилась на грудь, он, зарычав, дал наконец рукам свободу. А руки хотели многого: схватить, притиснуть вплотную, чтобы можно было потереться о напряженный живот требующим внимания членом, собственнически сжать ягодицы… и вообще - тискать, мять, исследовать. Встряхнуть в ответ на попытку отстраниться, запрокинуть голову, открывая губам такую… ох… желанную шею. Миклош сдавленно застонал и вцепился в его плечи, когда к рукам присоединились губы: Йохан покрывал поцелуями все, до чего мог дотянуться, втягивал кожу, жестко, больно, пробовал языком на вкус и только чудом удерживался от укусов, шестым чувством понимая, что это заставит его потерять голову окончательно. Нога предательски скользнула по мокрому полу, Йохану стоило усилий не упасть, увлекая за собой нахттотера. С играми в ванной нужно было заканчивать. - В спальню, - коротко выдохнул он и легко подхватил вскрикнувшего Миклоша под ягодицы, заставляя обвить ногами талию. Усмехнулся самодовольно: возбужден здесь был не только он. - Масло возьми! Раздраженный задержкой - какое, к черту, масло?! - Чумной схватил первый попавшийся кувшинчик с масляными потеками на боку. Пахнет вроде бы приятно. - Твою мать, это же мятное, - в голосе нахттотера послышалось отчаяние. Так он говорил, когда Йохан ляпал на уроке очевидную глупость. Правда, тогда он не ерзал так нетерпеливо, потираясь об него всем телом. В чем проблема, Йохан не понял, но, отшвырнув один кувшичик, схватил с полки другой. Этот, ничем не пахнущий, возражений не вызвал, и этого было достаточно. В постели и впрямь оказалось приятнее. Можно было опрокинуть это наказание божье на простыню, телом к телу, обхватить руками, крепко, надежно, не удерет, не вырвется… а нахттотер и не думал вырываться, выгибаясь навстречу и лаская в ответ, сводя с ума и… подсказывая, как надо. Осознание, что его ведут, смутно злило, не давая Чумному забыть о собственной неопытности. Но когда Миклош хрипло простонал: “Не тяни!“ - Чумной подумал, что за подсказки нужно скорее быть благодарным. Что? Как? Верно истолковав заминку, Миклош, коротко рыкнув, заставил его перекатиться и лечь на спину, оседлал, усевшись на живот. Эта позиция тоже сулила немало интересного, была знакома и… но это как? Верно оценив выражение его лица, нахттотер хрипло рассмеялся: - Черт, я чувствую себя растлителем, - но смех оборвался стоном, когда жесткие ладони требовательно прошлись по спине и стиснули бедра. Поспешно порывшись в складках одеяла, нахттотер извлек позабытый кувшинчик с маслом, вынул зубами пробку: - Руку дай. На пальцы полилась скользкая жидкость. Йохан не то чтобы совсем не догадывался, как это происходит между мужчинами, но вынужден был признать, что идея его все-таки шокирует. Тело, впрочем, имело на этот счет свое мнение и требовало продолжения любым возможным способом, поэтому колебался он недолго. - Осторожнее, ты… - прошипел Миклош, больно вцепляясь в плечи, когда Чумной двинул пальцами, вводя их в такое… ох, блядь... тесное отверстие. Миклош часто дышал, зажмурившись, и коротко выдыхал команды: медленнее, теперь назад, обратно, поверни, смени угол… Йохан был вознагражден сполна, когда от очередного движения нахттотер вдруг беззвучно задохнулся и выгнул спину. Повторение вызвало столь же восхитительную, на взгляд Чумного, реакцию, и он начал двигать рукой уже не торопясь, нащупав наконец едва заметную точку. Вид бьющей нахттотера дрожи, терпкий запах и блеск выступившего на его теле пота, его короткие, сквозь зубы, стоны были настолько восхитительны, что он даже забыл на время о собственном теле, настойчиво требующем внимания. Но когда Миклош склонился, целуя глубоко и нетерпеливо, Чумной понял, что его терпения хватит ненадолго. - Нахттотер, - прохрипел он, вытаскивая пальцы. Миклош понял верно, выдохнул: - Лежи смирно, - и, приподнявшись, медленно опустился на него сверху. Т… твою м-мааааааать… В голове Йохана взорвался китайский цветной фейерверк, он готов был кончить только от ощущения этого горячего, тесного, бархатистого… ч-черт! Двигаться, вбиваться в это тело было не просто желанием - безусловной потребностью, но двигаться было нельзя, и он принялся было считать, чтобы отвлечься, не помогло, ни одной мысли в голове, ничего, что… - Лежи, - прохрипел нахттотер, страдальчески кривя губы. - Лежи… Единственная отчаянно ухваченная за хвост мысль заставила Йохана широко улыбнуться. Миклош нахмурился, и он поспешил пояснить: - Я, кажется, понял… про мятное масло. И нахттотер рассмеялся вместе с ним - неожиданно звонко и легко, обмякая на его груди, подставляя спину и плечи под поглаживающие ладони, и оказалось, что в постели можно смеяться над дурацкими шутками… А, отсмеявшись, двинулся - вверх, мучительно медленно, и обратно, и снова вверх, постепенно ускоряясь, прикрывая глаза, прислушиваясь к собственным ощущениям и поощряя короткими стонами ласки Йохана, оценившего преимущества скользких от масла рук. Сосредоточенный на себе, Миклош пропустил момент, когда Чумной потерял терпение от слишком медленных движений, и вскрикнул от неожиданности, когда тот, придержав за бедра, перекатился, подминая его под себя. Поняв, что лежит неудобно, Йохан выругался, вслепую подоткнул под поясницу Миклоша пару подушек - и начал двигаться по-настоящему: резко и размашисто, вбивая его в матрас. Чумной уже заметил: отдавая контроль, нахттотер наконец прекращал думать и расслаблялся, и сейчас не намерен был больше давать ему воли. Сменил угол раз, другой… въехал, наконец, в нужную точку, и теперь двигался быстро и неумолимо, силой удерживая на месте и чувствуя, как сносит крышу от вида стремительно темнеющих глаз и дугой выгибающейся спины. Миклош, всхлипывая, впивался в его плечи - кажется, в кровь, и медный запах только подстегивал Йохана, которого неотвратимо тащило к развязке. Чувствуя, что не продержится долго, он рывком запрокинул голову нахттотера, впился наконец в его горло, зарычал от удовольствия, ощущая вкус самой восхитительной крови… и тут печать арестанта, отсекающая его от магии, исчезла, и в его тело хлынул поток чистой, обжигающей силы. Мир взорвался. Начинать снова быть… не хотелось. Йохан медленно, нехотя приходил в себя. Если пасторы не врали, и небеса действительно поджидали праведников, он точно сейчас побывал там с набегом, и возвращаться был не резон. Мускулы превратились в расслабленное желе, было удобно, и ощущение теплого тела под ним… ох. Застонав, Чумной открыл глаза, поднял голову и встретил сонный взгляд нахттотера. Оказывается, он так и отрубился, навалившись всем весом? - С магией, кажется, получился перебор… - пробормотал Миклош, не торопясь спихивать с себя тяжелого ландскнехта. - Что это было? - ошалело спросил Йохан. - Печать не выдержала. Сам не знал, что так выйдет… - Охуеть, - ничего другого в голову не приходило. - Сочту за комплимент, - ухмыльнулся нахттотер, - но повторять не рекомендую. Могло и убить… - Вы про печать? - спросил Йохан, с трудом скатываясь с нахттотера и тут же притягивая его к себе. Еще сбежит, с него станется. Сбегать он Миклошу сегодня не позволит точно… - Йохан, - Миклош сбежать и не пытался, но его голос, хоть и остававшийся благодушно-расслабленным, неожиданно посерьезнел. - Это было хорошо. Но я не буду принадлежать тебе… или кому-либо другому. На повторение особенно не рассчитывай. - Не буду, - Йохан почувствовал, как губы растягиваются в глупой, щенячьей улыбке. Нахттотер, конечно, не шутит… но “особенно” - не значит “никогда”. - Особенно - не буду. - Бабу себе найди, - буркнул Миклош, но Йохан по изменившейся интонации понял, что нахттотер тоже улыбается. - Лучше двух. - Да, нахттотер. Спите уже. - Тебя не спросил, - но дыхание Миклоша замедлялось, а тело обмякало в руках Чумного. Голос нахттотера, совсем уже сонный, раздался, когда Йохан и сам готов был отключиться: - В полнолуния… можно... можешь... Руки только не отпускай. - Не отпущу, - пробормотал Йохан. - Ни за что не отпущу. В доказательство он ощупью нашел в темноте тонкую кисть, утонувшую в его огромной ладони. К обещаниям, данным нахттотеру, следовало относиться очень серьезно. Конец второй части.