Лунный яд

*** - Где тебя черти носили? - несмотря на резкий тон, выглядел и ощущался нахттотер вполне мирно. Вопреки обыкновению, он заявился в спальню Йохана самолично, стоило тому вымыться и переодеться с дороги. - Какой еще Петербург? - Поздравлял с Новым Годом старую знакомую, - честно ответил ландскнехт, ощущая, как глухо бухнуло в груди сердце. Зрелище нахттотера в этой комнате было почти провокацией. - У твоей знакомой дурной вкус, - желчно усмехнулся Миклош, - раз она не вышвыривает тебя вместе с этими чудовищными браслетами. Сколько раз ведь предлагал научить работать с металлом. - Ей нравится, - покачал головой ландскнехт. - Не нарушайте традицию эстетикой. - Между прочим, приказ не покидать “Лунную Крепость” без разрешения относился и к тебе. - Виноват. Изволите наказать? Нахттотер внимательно оглядел его. Ландскнехт почти физически ощущал, как зазвенела натянувшаяся между ними тонкая нить. Тело напряглось, как перед боем - вот сейчас, шагнуть вперед, немного удачи, и... - Изволю сказать, что ты долбоеб. В Столице Хранья, Лигаментиа и активизировавшиеся Кадаверциан, а личный помощник нахттотера шляется неизвестно где, оставляя главу клана без охраны. - Я проинструктировал Рэйлен, нахттотер, - возразил Йохан. - А вы были заняты с фэриартос. Кстати, Роман сказал, она до сих пор здесь? Капризные губы растянулись в садистской ухмылке. - Да. Я еще не продемонстрировал ей все стороны нашего гостеприимства. - Возможно, ее все-таки стоит отпустить живой, - осторожно предложил Йохан. - Александр заявит протест на Совете. Мне кажется, сейчас не вполне удачный момент для провокационных поступков. - Плевать я хотел на Александра и Совет, - оскалился нахттотер, но как-то без особого запала. Вероятно, те же мысли приходили в голову и ему. - А ты чтобы из “Лунной Крепости” ни ногой без доклада, понял? - Понял, нахттотер. Развернувшись, Миклош вышел. На пороге он, словно запнувшись, приостановился, и Йохан едва сдержал себя, чтобы не ломануться следом. Незримая нить и не думала исчезать, и ощущать ее было сладко и мучительно. Не сейчас. Еще немного. А на следующий вечер за Паулой явился Кристоф. - Александр - прирожденный политик, - лениво хмыкнул господин Бальза, вновь открывая книгу. - Дал мне три ночи, чтобы развлечься, но не успеть убить свою ученицу. - Вы удовлетворены, нахттотер? Миклош только поморщился. Он тоже знал. Они оба знали. “- Я не в силах это снять, - огорченно покачала головой золотоволосая фэри, поднимая голову от кипы исчерканных листов. - Никто не в силах, кроме наложившего проклятие мастера. - Мастера? - недоверчиво повторил Йохан. Несмотря на неутешительные новости, он испытывал облегчение. Кто предупрежден - тот вооружен, а вооружаться тхорнисхи умели. - Я не жалуюсь на опыт, но едва сумела даже увидеть его. Это работа кого-то очень старого, - уверенно сказала девушка. - Да нет… - Тогда очень злого. По щелчку пальцев такое не сотворишь. - Что-нибудь можно сделать? - деловито спросил Чумной. - Как эта хреновина действует? - Это проклятие неудачи. В изначальном смысле ничего особенно страшного, но силы в нем столько, что не повезти может и фатально. Но хуже не это. - А что? - Творец, исполнивший его, явно был зол не только на тебя. Ты - всего лишь основная цель, но не берусь предсказать, как это повлияет на остальной клан. Йохан задумался. - Снять его невозможно, - наконец проговорил он. - А исказить? - Попробовать можно. - Тогда что, если мы сделаем так? - и он, как сумел, изложил ей соображения по поводу проклятия. К удивлению Йохана, его предложение приняли почти без изменений. - Береги себя, громила, - на прощание фэри погладила его по щеке. - Я как-то очень привыкла к твоим вечно грязным сапогам. - Мое дело - беречь нахттотера”. Господин Бальза не имел обыкновения отпускать должников, не спросив с них, и точно вытащил из Паулы максимум. Но оставалось только гадать, заставил ли нахттотер ее снять наложенное проклятие - и удалось ли ей это. “- Если эта ведьма снимет свое заклятие - считай, на твоей улице перевернулся камаз с пряниками, - улыбнулась маленькая фэри, поднимая голову от бумаги. - Можешь устроить переворот в клане - нахттотер просто отдаст тебе власть. Хотя, боюсь, на этом удача исчерпается, и на следующую ночь он захочет ее обратно… - А если нет? - Если нет - у тебя есть небольшой запас удачи, которая будет его сдерживать. То есть кирпичи будут падать на голову, но… - … мягкой стороной, - рассмеялся Йохан. - Как-то так. Вот, смотри, - фэри протянула ему исчерканный стикер - маленький, желтый, Йохан видел, как их используют для записок. - Не знаю, как это сработает, но в задумке должно показывать силу противодействующего заклятия. По мере иссякания линии начнут бледнеть и исчезать. - И что потом? - Ну, будем надеяться, что то проклятие окажется менее стойким. Это обновлять замучаешься.” - Сколько у тебя убежищ в городе? - неожиданно спросил господин Бальза. - Три. - Я знаю о пяти. - Предполагалось, что не знаете, - вздохнул Йохан. - Я заведу еще. - Заведи. У Рэйлен? - Я знаю об одном. Надеюсь, это не все. Кивнув, нахтриттер некоторое время размышлял о своем. Наскучив стоять, Йохан опустился в соседнее кресло, которое недавно занимал Кристоф - антикварная вещица жалобно скрипнула под его весом. Разум провокационно подкинул сцену возможной дуэли с колдуном. Насладившись фантазией, Чумной без сожалений ее отбросил - не хватало еще тратить удачу на Кадаверциан. Со вчерашней ночи мир словно сместился, представ под другим углом, дела и желания поделились на важные и неважные. Чумной рассеянно наблюдал за отблесками света на нежной щеке. Важных оказалось совсем немного. - Давно их проверял? - Лет пять тому. - Завтра съездим. “Вы тоже?” - хотел удивиться Йохан, но вовремя прикусил язык. Если нахттотеру захотелось выбраться из дома, это можно только приветствовать. … - Последние нормальные ночи, - сумрачно прокомментировал Миклош, когда джип Йохана вырулил на Садовое. Уже к понедельнику здесь будет не протолкнуться. И чего смертным не сидится дома? - Зато охотиться проще, - пожал плечами ландскнехт, не отрываясь от дороги. Нахттотер презрительно фыркнул, показывая свое отношение к тем, кто предпочитает легкую охоту, и в машине снова установилось молчание. Очень мирное - господин Бальза смотрел в окно на расцвеченный огнями город, а Йохан пытался вспомнить, когда они в последний раз выбирались из дома вдвоем. По всему выходило, что на ту проклятую выставку, где глаз нахттотера упал на ту проклятую бабу... Как же давно это было. - Это здесь, - машина, юркнув в незаметный переулок между сверкающими домами, остановилась в неожиданно темном, практически не освещенном дворе. - Знаю, - выйдя из машины, нахттотер уверенно зашагал к нужному подъезду. - Могли бы хоть притвориться, что не знаете, - вздохнул Йохан. - Я чувствую себя глупо, когда вы ведете меня в мое же убежище. - Утешайся тем, что прикрываешь мне спину. На лестничной клетке третьего этажа за прошедшие пять лет ничего не изменилось - она выглядела все такой же обшарпанной и неухоженной, несмотря на явно недавний ремонт. Подойдя к двери, нахттотер несколько минут изучал потертый дермантин и дверной косяк, после чего произнес: - Три минуты. Что успеешь сделать? - Что? - переспросил Чумной. Тоненько звеневшее в душе предчувствие, появившееся после визита к фэри, подало голос увереннее, окрепло. - Я вскрою печати за три минуты. Возможно, сигнальные заклятия успеют тебя предупредить. Что ты успеешь сделать, будучи внутри? - Есть три варианта, - быстро ответил Йохан. Я могу принять бой, планировка квартиры позволяет неплохо обороняться. Могу проникнуть в любую из квартир по соседству - проверял. Или могу выпрыгнуть в окно - третий этаж. - Сойдет. Засекай время, - нахттотер сосредоточился, глядя на дверь. Даже пальцем не пошевелил, с завистью отметил ландскнехт, а у него ушел час, чтобы вывести все нужные символы и активировать их. Тем сильнее была испытанная гордость, когда спустя минуту господин Бальза все-таки вынул руки из карманов и начал ощупывать дверной косяк кончиками пальцев. - Минута тридцать, - прокомментировал Йохан, не отрывая взгляда от секундомера. Миклош ничего не ответил, продолжая работу. - Три минуты пятнадцать секунд, - довольно произнес Йохан, когда дверь распахнулась. - Вагон времени. - Делаешь успехи, - не без одобрения буркнул Миклош, делая шаг в темную прихожую - чтобы тут же шарахнуться к стене, когда на него с воем полетела “Гарпия тумна”. - Твою мать! - И небольшой сюрприз на сладкое, - расплылся в улыбке Йохан, пока нахттотер сокрушенно разглядывал оплавленный рукав куртки. - Не ранены? - Видал я твои сюрпризы, - прошипел господин Бальза. - Куртку мне испорил. - Ничего страшного, - открыв шкаф, Йохан продемонстрировал искренне изумленному учителю вешалку с новой курткой. - Откуда?! - Ну а вдруг. - Это все сюрпризы? - оттаяв, Миклош принялся стаскивать испорченную одежду. Проследив взглядом движения его плеч, Йохан сделал приглашающий жест: - Остальное осматривать будете? Помедлив, господин Бальза кивнул, открыл дверь коридора. Ландскнехт проводил его взглядом: нахттотер в его доме, на его территории… в этом было нечто интимное. В квартире имелось две комнаты: кухню Йохан за ненадобностью уничтожил, превратив в склад припасов. Одобрительно кивнув на заранее указанные ловушки, нахттотер проследовал во вторую. И снова удивленно приподнял брови: - Откуда ты их взял? На кой они тебе? В комнате не было почти ничего, указывающего на личность хозяина: Йохан не заморачивался с временными пристанищами, делая упор в основном на безопасность и удобство. Почти не заморачивался. За годы, проведенные рядом с нахттотером, у Чумного накопилось немало его рисунков, вовремя спасенных от уничтожения. И сейчас несколько из них украшали стены безликого жилища. Старая Прага, площадь Ватикана, Святой Трифон в Которе… - Вы их все равно выбрасываете, - улыбнулся Йохан. - А мне нравится. Пусть висят. - Да пусть, конечно… - все еще слегка растерянно отозвался нахттотер, оборачиваясь к нему. - Поздравляю, тебе сегодня трижды за час удалось меня удивить. Желания, это Йохан уяснил точно, бывают важные и неважные. За прошедшие века он привык сдерживать себя, слушать, чувствовать момент, угадывать настроение. Он хотел больше. Он готов был потратить на это всю свою удачу. “Используй ее всю - и нахттотер добровольно передаст тебе власть в клане” - сказала фэриартос. Незримая нить натянулась с новой силой, зазвенела тонко и властно. Не давая себе возможности передумать или засомневаться, Йохан шагнул вперед, преодолевая разделявшее их мизерное расстояние. Глупая, зачем ему тот клан? Сработало: нахттотер не отшатнулся, когда Йохан приблизился вплотную, не скинул руки, легшие на плечи, не оттолкнул, когда ландснехт склонился к нему, прижимая к себе за талию. Только удивленно приоткрыл рот за мгновение до поцелуя - идеально. Так и не прозвучавший вопрос оказался смят требовательными губами, превратившись в невнятное “ммм”. Откинув последние сомнения, Чумной целовал его - глубоко, жадно, но неторопливо, так, как всегда хотел и как редко получалось прежде, зарываясь пальцами в волосы на затылке и перемещая вторую руку ниже, на ягодицы, чтобы прижать еще ближе. Все его тело словно превратилось в сверхчувствительный прибор, настроенный на нахттотера: Йохан чувствовал его сквозь зимнюю куртку, кожаный плащ - каждый удар сердца, каждое едва заметное движение. Прикосновение к плечам заставило его сладко вздрогнуть: только не отталкивай, проклятье мое, смысл мой, жизнь моя. Помедлив, теплая ладонь скользнула выше, приласкала у основания шеи, погладила бритый затылок, нервно отдернулась, вернулась… - Колется? - враз охрипшим голосом спросил Йохан, прерываясь, чтобы набрать воздуха. - Да нет… забавное ощущение, - Миклош еще раз провел по едва начавшей обрастать голове ладонью. Его глаза потемнели, а губы были пунцовыми, и отстраняться он не спешил. - А ты вообще зачем бреешься? - Когда-то для гигиены, - припомнил Йохан, - грязь же кругом… потом привык. - А, - неопределенно отозвался нахттотер, погладил едва отросший ежик волос, и ландскнехт счел это сигналом для продолжения. Сегодня можно было все: не нашаривать лихорадочно застежки одежды, а неторопливо стягивать предмет за предметом и даже опускать их вполне бережно куда-нибудь на стол… возможностью Йохан не воспользовался. Вместо этого, отшвырнув куртку подальше, он подсадил на стол нахттотера. Так стало еще удобнее, весь он оказался открыт жадным рукам, нащупывающим чувствительные точки, забирающимся под одежду, стягивающим ее без должной бережности. - Йооохан… - выдохнул Миклош, запрокидывая голову под градом безжалостных поцелуев, терзающих чувствительную шею. И тихо застонал, когда ландснехт с нажимом провел ногтями вдоль его позвоночника. Чумной услышал собственный стон будто со стороны. Голова кружилась - то ли от желания, то ли от священного ужаса, то ли от восторга, то ли от всего одновременно. Титаническим усилием воли заставляя себя не торопиться, не заканчивать все слишком поспешно, Йохан расстегнул на нем брюки, погладил самый низ живота кончиками пальцев, с восхищением услышал, как прервалось на миг учащенное дыхание. Он мог бы ласкать его так бесконечно - но под его собственным плащом были горячие руки, и, ч-черт, Миклош знал о его теле не меньше. “В кровать” - мелькнула мысль, - “надо бы переместиться в кровать” - мелькнула и сгинула, когда нахттотер, извернувшись, вслепую расстегнул ремень на его брюках, потащил вверх толстовку… Плащ с шелестом упал на пол, повинуясь движению мощных плеч, Йохан нашел в себе силы отстраниться, чтобы позволить стянуть с себя одежду. Приподняв Миклоша, стянул остатки тряпок с него. - Жестко, - пробормотал нахттотер, опираясь на руки. И это решило вопрос. - Тогда в кровать, - после заминки решил Чумной. - Жаль, вы прекрасно смотрелись. - Поговори еще, - выдохнул Миклош, обвивая ногами его талию. Велик был соблазн никуда не ходить, очень уж хороша была поза. Но массажное масло было где-то в шкафу, а шкаф был возле кровати - и это было лишним аргументом в ее пользу. - Вот так, - выдохнул он, на ходу снимая консервирующее заклинание с кровати. - Секунду… Постель под покрывалом, хвала богам, была заправлена - и была новой, Йохан, кажется, так и не спал в ней ни разу. - Что, тоже ну а вдруг? - фыркнул Миклош, сидя на краю кровати и разглядывая извлеченное из шкафа масло. Его разговорчивость ландскнехту совершенно не понравилась. - Я вообще запасливый, - отрезал он, растирая масло в ладонях. - Скажите на милость, - протянул нахттотер, но вскоре зажмурился от удовольствия, когда сильные руки начали разминать плечи. Такого его, разомлевшего и расслабленного, Йохан бережно опрокинул на подушку, устроился между разведенных бедер. Подавив первое желание - сейчас же оказаться сверху, толкнуться, взять свое, горячо, быстро - он продолжил неторопливый и с виду почти невинный массаж. Линия челюсти, затылок, шея, плечи, грудь, бедра… впитывая каждый вздох, каждый стон, а стонал Миклош все чаще, Йохан не зря потратил годы на изучение его тела. Сейчас он открывал его заново, не оставляя без внимания ни сантиметра блестящей от пота кожи, ни единого чувствительного местечка. Неприкрытая реакция нахттотера неимоверно… вдохновляла. Светловолосая голова беспомощно мотнулась по подушке, когда к рукам добавились губы. Чумной знал, где нужно прикусить кожу, а где пройтись кончиком языка - и сейчас пользовался этим знанием, спускаясь все ниже, слыша все более частые и нетерпеливые стоны и едва не сходя с ума от этой самой восхитительной в мире музыки - куда там скрипке, надо сказать ему, надо... - Йоооохааааннн, - глаза нахттотера были темно-синими, почти черными. Ландснехт стиснул зубы, усилием воли не давая себе откликнуться на призыв. Не время, не… - Ох, Йоооханн… Это стало последней каплей. Низко застонав, ландснехт навалился сверху, вздернул ноги Миклоша на плечи. Замерев на неуловимо тонкой грани, в последний раз окинул взглядом разметавшегося на кровати юношу. И медленно, бешеным усилием воли заставляя себя не торопиться, двинулся впред. Он обожал этот первый миг обладания, острый и чувственный, когда тела заново ощущают друг друга, и всегда смутно сожалел, что невозможно повторить его до нового раза. Миклош всхлипнул, до треска ткани вцепился в собранную в горсть простыню. Повернув голову, Йохан поцеловал выступающую косточку щиколотки, потерся щекой о ступню. Где-то на ее своде есть точка… Выжидая, он досчитал мысленно до двадцати - и двинулся назад. И вновь вперед, и опять, постепенно входя в знакомый обоим ритм и удерживая бедра Миклоша на весу. Можно было бы подложить подушку, так удобнее, но нахттотеру, он знал это, нравились подобные маленькие демонстрации силы, и готов был удерживать его вечно, лишь бы он продолжал стонать… вот так, и выгибаться в спине, когда Йохан задевал то местечко внутри. По позвоночнику пробегали электрические разряды, тяжелый жар в паху нарастал, требовал двигаться быстрее и жестче, отбрасывая бережность и ласку - и как прекрасно, что нахттотеру все нравится и он вскрикивает и подается навстречу движениям… Какое несовершенство мира - вечно не могло продолжаться и это. Помимо воли ускоряясь в приближении пика, Йохан навалился сверху, поймал стон нахттотера губами, накрыл его собой - движение, другое, третье… чер-р-р-т с ней, с кровью! - чувствовать, как он содрогается в руках, было слаще. Разом обмякнув, он рухнул на Миклоша, ощущая липкое между их телами. Лежать так, ни о чем не думая, было хорошо. Он не не мог сказать, сколько прошло времени, прежде, чем нашел в себе силы скатиться с нахттотера, давая тому вздохнуть. Потянувшись, Миклош перевернулся на бок, закинул ногу на его бедро. Удовлетворенно вздохнув, Чумной огладил ее, чуть сжав колено. - А мыло и полотенца у тебя тут есть? - лениво спросил господин Бальза. - Должны найтись, - после паузы ответил Йохан. - Мгм. Мыло и полотенца. Вот так буднично, без драм и вопросов?.. Раздумывать не хотелось - для этого было слишком хорошо. Рядом послышалось сонное дыхание: нахттотер провалился в неглубокий сон, привалившись лбом к его плечу. Йохан смотрел на льняную макушку, забыв дышать. Он. Тут. Спит рядом. С ним. И никуда не уходит. Казалось, гордостью и нежностью, переполнившими его, можно было затопить весь мир - и Чумной лежал неподвижно, переживая эти чувство, стараясь запомнить его навсегда - даже если это навсегда продлится совсем недолго. … Нахттотер проснулся минут через тридцать, потянулся - и снова вспомнил про мыло. - Не найдется - пеняй на себя. Я весь липкий. - И соленый, - сам вырванный из едва накатившей дремоты, Йохан в доказательство лизнул его плечо. В голове была блаженная пустота. - Показывай, где у тебя душ. - Прошу, - галантно отодвигая перед Миклошем дверь душевой кабины, пригласил Йохан. Нахттотер критически оглядел покрытие на полу, шагнул - и, нахмурившись, уставился на ряд кнопок. - Это что, звездолет? - Возможно, где-то есть и такая функция, я не проверял, - хмыкнул ландскнехт. - Любовь к технике не доведет тебя до добра. - Сейчас все покажу, - вновь наслаждаясь выражением удивления на лице нахттотера, Йохан шагнул к нему. Это тоже было вопиющим нарушением традиций. Покинув постель, господин Бальза предпочитал, чтобы до следующего раза его не беспокоили. Сегодня Йохан не намерен был так просто его отпускать - а вместо этого намерен был продолжить. Молясь про себя, чтобы за годы простоя в системе ничего не сломалось, он нажал несколько кнопок. Раздалось фырканье. - А, ч-черт, наружу! - вовремя среагировал Чумной, поспешно отступая и утягивая нахтриттера за собой. - Водой же пять лет не пользовались. - Звездолет, - с нескрываемым сарказмом повторил Миклош, глядя, как душ захлебывается ржавчиной. - Что делать, даже звездолет не поможет против местного водопровода. Подождите, сейчас станет лучше. Ну вот. Недоверчиво потрогав ставшую прозрачной воду, Миклош шагнул под душ, сохраняя скептическое выражение лица. - Теперь нужно выбрать программу, - авторитетно сказал Йохан, заходя следом и закрывая за собой дверь. Черта с два нахттотер сбежит. - Лично мне нравится вот эта, “заодно и помылись”. - Как? По законам жанра нахттотеру уже полагалось начинать сердиться. Но в его голосе по-прежнему не слышалось знакомых предгрозовых ноток. - Душ с массажем. Упругие струи воды ударили из боковых отверстий, меняя направление и интенсивность. Йохан видел такое где-то в кино, поставил в собственной квартире дорогую игрушку - и воспользовался ею ровно один раз, когда оставался на день после приема ремонтных работ. Ощущения, он смутно помнил, были неплохими. - Баловство, - проворчал нахттотер. - Но приятно? - Сойдет. “Сойдет” было высшей оценкой, которую Миклош мог поставить человеческой технике. “Хорошо” прозвучало на памяти Йохана лишь однажды - в адрес лимузина с климат-контролем. Вполне удовлетворенный, он сорвал обертку с прихваченного в кабинку мыла. - Клубничное. Вам понравится. - Ты так и намерен тут торчать? - желчно спросил господин Бальза. - Да, нахттотер, - уверенно кивнул Йохан. - Кто-то же должен быть рядом на случай, если это все-таки звездолет. Миклош пренебрежительно фыркнул, но не возразил, когда Йохан, пренебрегая мочалкой, начал мыть его так - голыми ладонями. Его действия вскоре произвели должный эффект. - Да что на тебя нашло, - хрипловато пробормотал Миклош, опираясь руками о стену: стоять становилось тяжело. - Вдохновение? - предположил Йохан. На разговоры отвлекаться не хотелось, куда интереснее было слушать участившееся дыхание и чувствовать волны дрожи, время от времени пробегавшие по прижатому к нему телу. Ему-то во второй раз было куда проще сохранять самообладание. А быть вечно девятнадцатилетним - вот незадача… Сейчас ландскнехт вовсю пользовался этим преимуществом. Развернувшись в его руках, Миклош оперся спиной о стену, запрокинул голову. Йохан сглотнул: вид этого белоснежного горла был одним из самых восхитительных в его жизни зрелищ - и одним из самых больших соблазнов. Светлые ресницы дрогнули, приподнимаясь, в синих глазах был насмешливый вызов. И Чумной, словно издалека услышав собственное рычание, плюнул на все на свете преимущества. Щедрый глоток крови произвел свое обычное воздействие: в голове запылало. Приподняв Миклоша, он взял его одним длинным движением. Хрен с ним, с удобно, неудобно, с заливающей глаза водой и в кровь впивающимися в плечи пальцами. Долго это не продлилось: вскоре Йохан, застонав, осел на колени, последним усилием позаботившсь о том, чтобы не уронить нахттотера. Вода, стекавшая в сток, была розовой: кажется, забывшись, он кусал снова и снова. Миклош, затихнув и привалившись к стене, тяжело дышал в его руках. Почувствовав тревогу, Йохан провел по его щеке кончиками пальцев. Рука заметно дрожала: тело, даже под завязку переполненное магией, настойчиво требовало отдыха. - Нахттотер? Миклош тяжело мотнул головой: - О, не говори, что тебе не хватило. Вздохнув с облегчением, Чумной поднялся, выключил воду, осторожно поднял Миклоша на руки. И это тоже не вызвало возражений. Оставалось радоваться, что глаза нахттотера закрыты: проходя мимо зеркала, он подумал, что в противном случае ему еще долго припоминали бы это идиотски-восторженное выражение лица. - Довольно занятно, - пробормотал нахттотер, когда они наконец устроились в кровати, - что тебе так нравится моя кровь. Вообще-то кровь тхорнисхов довольно специфична даже на вкус самих тхорнисхов. - Ничего лучше представить невозможно, - уверенно ответил Йохан. - Может быть, потому что вы меня обратили? Ему очень хотелось спросить про Паулу - но как подобрать слова, чтобы не разбить этот покой? - Может, потому что ты ненормальный? - Может быть. Кстати, я так и не поблагодарил вас за “Плач гиены”. - Узнал? - голос господина Бальзы оживился. Он никогда не упускал случая впихнуть в голову ученика что-то новое. - Не припомню, чтобы обучал тебя ему. - Читал. Последнее поколение клана… очень щедро с вашей стороны. - Брось, - Миклош вяло махнул рукой. - Что толку с новичков? Два десятка бесполезных бойцов за одного полезного Йохана - вполне выгодный курс. Чумной улыбнулся: - Спасибо, нахтриттер. - Не за что. - Вы все еще в настроении осматривать остальные убежища? После паузы нахттотер издал негромкий смешок: - У тебя для каждого заготовлена… программа? - Никаких заготовок, - оскорбился Йохан. - Чистая импровизация. Потянувшись, Миклош душераздирающе зевнул. - Считаю за ответ, - хмыкнул Йохан - и накрыл его одеялом. Они так никуда и не поехали, и это была хорошая ночь и хороший день. Чумной и представить не мог, что с нахттотером может быть так хорошо просто ничего не делать. А незадолго до наступления раннего зимнего вечера Йохан, проснувшись, притянул к себе Миклоша - теплого, сонного, расслабленного - и вновь дал рукам свободу. Глупец, думал он, чувствуя дрожь, которой нахттотер откликнулся на ласку, чего я столько ждал? А он был так близко, только протяни руку. Сколько же времени упущено. - Домой? - лениво спросил он наконец, не торопясь размыкать объятия. - Домой... Но убежища все-таки проверь. Остаток ночи он провел за рулем: сперва отвез домой нахттотера, а потом, как было велено, объехал все свои квартиры и просто излюбленные места. И все это время не мог перестать улыбаться. Нахттотер провел ради него “Плач гиены”. Нахттотер волнуется за него. Нахттотер пытается его защитить. Нахттотер не хочет его терять. Но счастливее всего его делал взляд на листок-индикатор. Все линии были на месте, и, на взгляд Йохана, почти не потеряли в яркости. За приведшую к этому цепочку событий он готов был расцеловать и Паулу, и Хранью - хотя вряд ли они, конечно, были бы рады такому проявлению благодарности. *** Остаток января, три бесконечно долгих и преступно коротких недели, Йохан без сомнений и колебаний мог назвать счастливейшим временем в своей жизни. Он так и не решил для себя, что именно так подействовало на нахттотера: то ли его, Йохана, новорожденная уверенность в своем праве, то ли недавнее проишествие со стеной Лигаментиа - но тот, словно втянув часть колючек, позволил ему наконец стать частью своей жизни. Осознание новых “можно” кружило голову. Можно было постучать в дверь его спальни ближе к утру. Можно было вторгнуться к нему в кабинет и отвлечь от музыки или живописи, пожелав просто поговорить. Можно было, наконец, просто - поговорить. Чумной уже знал, что в хорошем настроении господин Бальза был кладезем исторических анекдотов, нередко с собственными участием, и сейчас жадно слушал все новые и новые истории из его прошлого. Всего-то и нужно было - спрашивать... Когда-то он, с вожделением гадая, какова на вкус его кровь, думал, что глоток этой крови утолит его жажду - и, получив, понял, что ошибся. Потом он мечтал о поцелуе - и этого оказалось мало. Мало оказалось и проведенной вместе ночи - она только усилила жажду обладания. Проходя однажды днем по вымершей “Лунной крепости”, Йохан почувствовал, как его захлестывает осознание: ему все еще мало. Это почти пугало, но голову кружила шальная мысль: почему… почему нет? Нахттотер сдастся, обязательно, это вопрос времени. И будет звать, и придет сам… ...В кармане завибрировал мобильный. В последнее время Чумной вообще не расставался с гаджетом, время от времени вызывая вспышки раздражения господина Бальзы - но, понимая необходимость быть на связи, тот терпел надоедливый девайс. “В районе особняка наблюдается движение”, - проговорили в трубке. - “В гараж заехали две машины и микроавтобус”. Распорядившись наблюдать и звонить в любое время, Йохан дал отобой и остановился, раздумывая. Вернуться назад, разбудить? Нахттотер сочтет это достойным поводом, но что скажет принципиально иного? Наблюдать, сообщать. Приняв решение все-таки вернуться под вечер с новостями, он отправился к себе. И не ошибся: коммуникатор время от времени пиликал, поставляя все новую информацию. Похоже было, что изгнанники не просто решились покинуть Столицу без разрешения - они рискнули на дневной переезд. Стекла всех транспортных средств были затонированы, а пассажирские места изолированы от водительских… Приказав не снимать наблюдение с особняка, Йохан перекинул часть сил на автомобили. Нахттотера ждет интересный вечер. Это должно было как-то разрешить подвисшую и раздражавшую всех ситуацию, но настроение почему-то катастрофически испортилось. Ему было слишком хорошо в последнее время. А за любое хорошо на его памяти всегда нужно было платить. *** - У Храньи с головой большие проблемы, раз прячется в таком убожестве, - брезгливо заметил господин Бальза, выходя из машины. - Если уж убегать, то сразу и как можно дальше, а не крутиться под ногами. Йохан, последние два часа наблюдавший за объектом, подошел, доложил: - Они там. Как всегда перед боем, он чувствовал себя полностью собранным, только внутри подрагивало что-то горячее, то, что во время боя превратится в азарт и упоение кровью и смертью. И даже чувство тревоги, поселившееся в нем в последние ночи, наконец отступило. Правду говорят - бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Нахттотер пришел к нему. Сам. Позавчера. Обернувшись на звук открывшейся двери, Чумной удивленно протянул: - Я думал, вы уснули. Господин Бальза мучился головной болью с вечера. Йохан зорко наблюдал за ним: близилось полнолуние, не выманивает ли его Хранья в надежде на приступ? Но нахттотер просто отправился спать пораньше, отмахнувшись на предложение составить компресс. А сейчас он стоял на пороге, но в его взгляде не было того, о чем мечталось Чумному. Господин Бальза был бледен, что выдавало все еще не прошедшую головную боль, и мрачен, что выдавало отнюдь не романтические помыслы. - Ты останешься в “Крепости”, - безапелляционно заявил он не успевшему раскрыть рот ученику. - Что? - наконец отмер Чумной. - Когда мы поедем за Храньей, ты останешься в “Лунной крепости”, - отчетливо выговаривая каждое слово, повторил нахттотер, - и я не желаю это обсуждать. - Да что с вами? - удивился Йохан, подходя ближе и кладя руки ему на плечи. Нахтриттер раздраженно дернул плечами, сбрасывая их, но Йохан тут же вернул руки на место. - Это из-за проклятия фэриартос, да? Она не сняла его. Миклош дернулся, и это было красноречивее любых слов. - Не сумела, - глухо проговорил он наконец. - Хотя, видят боги, старалась. - Нахттотер, - улыбнулся Йохан. - Вы же знаете, что я вас не оставлю. Ну как вы сможете заставить меня остаться, ну серьезно? Свяжете, что ли? Лицо Миклоша перекосило от раздражения, и Йохан почувствовал, что его отрывает от земли. Ах, да. “Рука Сета”, любимая демонстрация магии. - Могу и связать, - прошипел нахтриттер, и в голосе была угроза. Йохан расслабился, дожидаясь, пока невидимые пальцы, сдавливающие горло, не исчезнут. К его удивлению, его не уронили, а мягко опустили на пол. - И потратите время и силы на схватку с собственным учеником, - ухмыльнулся он в лицо главе клана. - Нахттотер. Я не пущу вас к Хранье в одиночку… без меня. Но заботу оценил, спасибо. - Кретин! Самоубийца чертов, - прошипел Миклош и вылетел из его комнаты, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка. Чумной прикрыл глаза, успокаивая бешено бьющееся сердце. Ему случалось бесить нахттотера и раньше, но сейчас, после трех недель близости… он словно потерял часть защитной шкуры, и ощущал неожиданно сильную горечь пополам с нежностью. Нахттотер просто не умеет по-другому, просто… Дверь распахнулась - наттотер вошел так же стремительно, как с минуту назад выходил. Йохан и рта не успел раскрыть, когда Миклош с силой впечатал его в стену и, привстав на цыпочки, впился в губы поцелуем, а потом толкнул на кровать. - А я думал, сегодня мы поменяемся ролями, - лениво усмехнулся Чумной двадцатью минутами позже. Оба были липкими от укусов, которыми нахттотер награждал его пополам с ласками. - Так просто согласился бы? - в тон ему поинтересовался Миклош, привалившийся к его боку. - Я позволил вам вырвать мне сердце. На что я могу не согласиться? Разве что оставить вас один на один с Храньей - да еще в полнолуние. Помяните мое слово - если они и позволят себя догнать поблизости от Столицы, то только седьмого. Изгнанники и в самом деле крутились под носом, словно намеренно зля главу Золотых Ос. И всегда поблизости был то центр города со скоплениями народа, то чудовищное жилище Лигаментов, то штаб Даханавар. Миклош бесился и сыпал проклятиями, но пока ждал, не желая поднимать лишнего шума. - Думаешь, готовят сюрприз? - после долгого молчания спросил Миклош. - Уверен. - Сейчас наша связь очень ослабела. Ей будет очень непросто спровоцировать приступ. - Будем надеяться на лучшее, нахттотер. Господин Бальза ушел перед самым закатом и унес с собой горечь ссоры, но в его глазах поселилась заметная только Йохану тоска - и она подтачивала силы ландскнехта. Но когда к следующему утру нахттотер собрался уйти спать в одиночку, вместе с тревогой его захватило внезапное понимание. На заре его ученичества Чумного всегда удивляла стальная уверенность нахттотера в своих решениях, какими бы авантюрными они порой ни казались со стороны. Смысл ему объяснили чуть позже, когда он был поставлен командовать первым своим отрядом. “Главно качество командира” - наставительно произнес нахттотер, - “это способность не колебаться. Если принял в бою решение - доводи его до конца, даже если осознал ошибку. Это лучше, чем дать бойцам понять, что ты сомневаешься в собственных решениях”. Для нахтриттера полем боя была вся его жизнь - изо дня в день. И сейчас он, Йохан, познавал оборотную сторону близости: разрушительную силу сомнения, которое от него не сумели скрыть. - Я уже вижу, что вам тоскливо, - произнес он раньше, чем осознал масштабы собственной дерзости. - Поздно отсылать меня прочь. - Ты ошибаешься, - упрямо мотнул головой Миклош. - Ступай. К Рэйлен ступай, она последние ночи на тебя глазами некормленного бетайласа смотрит. - Вы будете очень сердиться, если я не уйду? - тихо спросил Йохан. - Нет, - Миклош отвернулся к окну, уставившись невидящим взглядом на разыгравшуются метель. - Тогда я останусь. А к Рэйлен днем зайду, честное слово. Встряхнув головой, нахтриттер повернулся к нему - и сверкнул ослепительной, мальчишеской улыбкой, неожиданной, как луч солнца посреди ночи: - Думаешь, у тебя останутся силы? А сегодня взошла полная луна. С тревогой ожидавший ее восхода, Йохан испытал удивление пополам с облегчением, когда она оказалась совершенно обычной. И тут же удрал из “Лунной крепости” - следить за изгнанниками, а заодно избегая нахттотера - с того станется в последнюю минуту подкинуть какой-нибудь сюрприз, способный спеленать ученика и все-таки запереть его дома. Он и сам не знал, почему так настойчиво не желает пропустить эту битву. За Золотыми Осами был численный и силовой перевес, каждый маг, Йохан мог ручаться, превосходил любого из изгнанников, помимо Храньи и, возможно, Альгерта. Отступников просто должны были размазать по стенке - а ведь с ними еще и нахттотер, в свое время одолевший их всех практически в одиночку... И все-таки что-то упрямо зудело внутри, заставляя любой ценой попасть в заброшенное трамвайное депо. Приехавшие вместе с господином Бальзой последние бойцы споро занимали положенные места. Нахттотер, стоя неподвижно, разглядывал насквозь проржавевшие ворота. Что-то в этой картине Йохану не понравилось, и он, пытаясь вернуть окружающему миру толику нормальности, разбил гнетущую тишину: - Пленные вам нужны? - он вытащил из кармана рацию, готовясь отдать распоряжение. На лице нахттотера отразилось изумление. Но не успел Чумной ничего спросить, как он, уже сориентировавшись, крикнул: - Лигаментиа! - и швырнул боевое заклятие. Краем глаза заметив становящийся прозрачным забор, Йохан поставил защиту, в которую тут же ударило что-то неприятно-липкое. Сражение началось - и оказалось одним из самых неприятных в его жизни. Нахттотер учил его некоторым заклятиям, способным противостоять магии иллюзий, а он, в свою очередь, учил им Рэйлен, поэтому не слишком опасался безумных детей - но другие маги то и дело гибли, обращаясь в цветы и бабочек. И все-таки они держались, и Йохан по праву гордился каждым: почти всех когда-то обратили не без его рекомендации. Наконец наступило затишье, и тхорнисхи смогли перегруппироваться. Тхорнисхи объединенными усилиями окружили себя «Шипами боли» — между ними и врагами вырос черный лес терновника. Нахттотер оглядел усеянное трупами поле. Один из бойцов склонился над телом погибшего лигаментиа. — Совсем ребенок! — удивленно воскликнул он. — Ребенок! — презрительно сплюнул Миклош. — Этот ребенок с легкостью превращал вас в бабочек и цветочки. Йохан! Норико! Держите оборону. Никаких поединков и дуэлей! Сосредоточьтесь на щитах. Нужно, чтобы они больше не смогли пробить нашу защиту. Норико! Потребуется твоя помощь. — Да, господин. Чумной кивнул, выполняя приказ. Он понимал, что происходит и что собирается делать нахттотер. Лигаментиа затащили тхорнисхов на Грань, и сейчас глава дома собирался прорвать ее, позволив им вырваться в реальный мир. Они отбились. И нахттотер все делает верно. Так почему зудящее предчувствие только усиливается? Настороженно вслушивающийся в пространство, он почувствовал всплеск даже раньше занятого прорывом Грани нахттотера. И наконец вспомнил. Ох, черт! “Ты лишь основная цель проклятия” - говорила ему миниатюрная фэри, - “я не могу предсказать, как это отразится на твоем учителе и на всем клане”. Мир подернулся пеленой, стал прозрачным, начал выгибаться дугой, треща по швам и дрожа, словно испуганный заяц. И Йохан первым увидел падающую звезду. “Желание, - промелькнуло в голове, - нужно загадать желание”. Он мог пожелать спасения: стикер почти не изменился за прошедший месяц, удачи наверняка бы хватило. Вместо этого он обнял Миклоша, закрывая его собой. На периферии зрения мелькнуло перепуганное лицо Рэйлен. Живая, хвала господу… - Нахттотер, - хотел сказать он,- берегитесь! Но колокольный звон опередил его. Конец части