Two Of Us.

Брендон Ури.

Staying awake to chase a dream Tasting the air you’re breathing in I know I won’t forget a thing… Promise to hold you close and pray Watching our fantasies decay Nothing will ever stay the same…

Мы стоим на балконе, наблюдая, как дождь стучит по мостовой, слушая его особенную шуршащую музыку, вдыхая его сырой запах, который пробирает до костей. Наша улочка на удивление тихая: здесь лишь несколько чопорных белых домиков, зеленые полоски садов с заботливо высаженными цветами, и одинокие машины, бесшумно скользящие по темному асфальту. Покой и умиротворение. Мечта половины обитателей мегаполисов. Вдалеке видно море. Правда, сейчас оно практически сливается с небом; линия горизонта как будто стерлась, приобрев размытый серовато-голубой оттенок. Даже если постараться, трудно разглядеть четкие контуры воды и неба – все скрыли тучи. Я закуриваю. Сизый дым клубами вырывается из легких, сгущая воздух, погружая меня в состояние некой прострации, легкого гипноза – такой уж эффект на меня всегда оказывает никотин. Мой личный сорт наркотика. Но вот беда – я никогда не умел пускать колечки из дыма. Запишу это в список вещей, которым надо научиться до смерти. Течение моих мыслей прерывает голос Райана, доносящийся будто из другого измерения: –...Я ничтожество. – Что? Не говори так, – стряхиваю пепел прямо на пол, ибо лень пройти несколько метров до пепельницы. – Да ладно? – В его голосе отчетливо слышится презрение к самому себе. – Я сам разрушаю свою жизнь. Я абсолютно не умею строить отношения, отталкиваю дорогих мне людей, и сам же из-за этого страдаю! Разве не прекрасно? Чудесно! Замечательно! – Сарказм, сарказм. Твое излюбленное оружие. Меньше яду, дорогой. Не будь так самокритичен. – А знаешь, что самое худшее? Я трус. Я не могу найти в себе силы, чтобы все вернуть, извиниться, признать свою вину. Нет, о нет, я предпочитаю зарыть голову в песок, как гребаный страус! – Он делает почти театральный жест отчаяния. Я терпеливо выслушиваю его тираду, понимая, что это единственно правильное, что я могу сейчас сделать. Надо дать ему выговориться, выпустить весь пар, копившийся долгое время, рассказать свою историю, пока она не станет обычными словами, набором звуков, тающим в тумане. Когда поток красноречия Росса иссякает, я подхожу к нему сзади и обнимаю за талию. – Ты не безнадежен, слышишь? И ты не одинок. Я люблю тебя таким, каким ты есть. Не пытайся переступить через себя, Рай... это приводит только к новым страданиям. А я хочу, чтобы ты был счастлив. Мы оба замолкаем. Он утыкается лицом в мое плечо, и я чувствую влажность на своей рубашке... его слезы. Он бормочет: – Прости меня... я шизофреник какой-то... помешанный на чувстве вины... прости... прости... Я крепче обнимаю его, шепчу что-то на ухо, пытаясь успокоить. Вдруг он резко дергается. – АЙ! Придурок! Ты меня сигаретой обжег! – Ну извини, – мягко целую крохотный ожог на его предплечье, медленно поднимаясь вверх, стягивая с него футболку, касаясь плеча, ключицы, шеи, подбородка, губ… Окурок заканчивает свое существование в мусорном бачке, а мы с Россом перемещаемся в спальню. Одежда разлетается по всей комнате. Наши тела, запахи, ощущения – все смешивается в одном безудержном вихре. Сердца бьются в унисон. Райан шепчет мое имя, словно мантру, вздрагивая под моими руками. Я непроизвольно засматриваюсь на него, впадая в некое подобие транса. Возникает чувство, будто мои сны сбываются наяву. А может, и нет; может, это лихорадочный бред кого-то из нас, случайная фантазия, высказанная вслух мечта. Мы нереальны. Ничто не реально. Воздух накаляется, обволакивая все густой пеленой, заключая нас в собственном маленьком измерении. Границы времени, пространства и реальности исчезают, оставляя только нас. Ожоги прикосновений. Музыка стонов. Стрелы взглядов. Здесь и сейчас. И, достигая наивысшей точки наслаждения, я необдуманно выдыхаю имя, о котором потом еще не раз пожалею: – Даллон...