Рубаки: Десять негритят

Знай, Китиара, не было вовеки, Печальнее и безнадежней дней… (Танис Полуэльф. Маргарет Уэйс и Трэйси Хикмен. Драконы весеннего рассвета.)

Спеша навстречу судьбе, Сильфиль и Лина стремительно бежали. Одна искала любовь всей своей жизни, другая преследовала. Но обе девушки боялись одного и того же — опоздать. Они и не знали, что в этот момент Хозяин наносит очередной удар стремительно и беспощадно, и их на острове осталось только двое. Также они не знают и того, что Хозяин решил проявить милосердие и позволить им самим определить, кто станет десятым «негритенком», а кто выйдет из игры в шаге от финала. Сильфиль всей душой стремилась отыскать Гаури, но нашла его не она, а Лина. Так распорядилась судьба, а может быть, "Хозяин". Однако это уже было не так важно. После того, как Лина случайно заметила внизу у самой воды недвижно лежащее на животе тело мечника, для нее уже все стало совершенно не важно. — Он не умрет, если даже его убить! — храбрясь, раз за разом говорила Лина, летя вниз к своему защитнику. Они столько всего пережили вместе. За это время они стали почти семьей. Нет, больше чем семьей. Вот только подобрать подходящего слова для этого самого больше не могла и самая говорливая волшебница. Даже сейчас она не могла признаться себе. — Гаури, не вздумай умирать, — шепчет Лина, плавно опускаясь на клочок земли внизу. — Я ни за что не поверю, что ты умер. Ты просто не мог. Не мог упасть и сломать шею. Медузьи мозги, вставай! Не думая, что может навредить своему защитнику, окажись он жив, Лина резко переворачивает его тело на спину и невольно вскрикивает. Он холодный, почти ледяной. Покойник и должен быть таким, Лине не привыкать. Страшно другое — остекленевшие голубые глаза смотрят ей прямо в душу, а на жемчужно-белом лице уже навсегда застыло удивление. — Нет-нет. Ты обещал меня защищать, ты не мог умереть, — как во сне шепчет Лина, тщетно пытаясь нащупать пульс. — Бедная Сильфиль. Озарение оказалось подобно вспышке. Сильфиль. Сильфиль поможет. Она не раз спасала Лину, вылечит и Гаури. Она обязательно его вылечит. Он просто не может умереть. Не сейчас. — Гаури, ты чертовски тяжелый. Вот выберемся отсюда, я тебя на диету посажу. Месяц будешь мне свои обеды отдавать! — улыбается, чтобы не плакать Лина. Крепко держа Гаури под руки, она, прикладывая нечеловеческое усилие, взлетает на утес, где расположен проклятый особняк, и осторожно приземляется, укладывая своего защитника. — Это я виновата! — нужно спешить, а Лина лишь приседает на корточки рядом с Гаури, заметив, что в его длинных светлых волосах запутались водоросли, подобно зеленым лентам. — Милый Гаури! — в отчаянье закричала Сильфиль. Лина дернулась от неожиданности, и чуть было не потеряла равновесия. Поспешно обернувшись к мчавшейся к ним целительнице, Инверс постаралась загородить Гаури. Сильфиль, наверное, даже не заметила ее попытки: пролетела мимо, покачнулась, сломленно падая на колени, и протянула к Гаури руки — но сияние лечебной магии так и не окутало ее пальцы. Дрожа, она прижала их к синему нагруднику, ногтями задевая пошедшую кое-где трещинами краску.  — Нет, нет, нет, нет… — забормотала она как мантру. Лина нервно сглотнула. Он мертв, сказала она себе. Он… и не смогла даже в мыслях повторить это, ощущая, как холод прокрадывается по позвоночнику. Незнакомое ей отчаяние затопило грудь, словно морской водой, и Лина, стараясь не поддаться ему, пропустила момент, когда Сильфиль замолчала и медленно поднялась.  — Нам нужно… — Лина откашлялась, выкраивая себе пару лишних мгновений придумать, что сказать, но осеклась. Сильфиль вскинула голову и посмотрела на нее сухими, безжалостными глазами. — Это… это ты во всем виновата! Flare Arrow! Лина не ставит щитов, уверенная в том, что заклинание, как всегда не удастся. И естественно по закону подлости Сильфиль впервые за много раз делает огненную стрелу правильно. Говорят, за миг до смерти перед человеком проносится вся его жизнь. Вся-не-вся, но Лина вспоминает события на острове, и понимает, какая же она дура. Она нашла, где они ошибались, только времени все исправить нет. Все мелочи, неточности, странности выстраиваются в ровную картину и формируют силуэт на грани восприятия. Этот силуэт касается плеча Сильфиль, незаметно для самой целительницы, и во много раз усиливает ее заклинание. Лина — умная девочка, и поэтому догадывается. Ее противник — умнее, и поэтому она догадывается слишком поздно. Сильфиль сжимает ладонями виски, и больше всего хочет, чтобы все это оказалось сном. Но это остается реальным: зеленые нити водорослей в длинных светлых волосах, застывшее удивление в глазах Лины, блики солнца на мокрой гальке. Храмовые девы не должны убивать из-за ревности или мести. Храмовые девы вообще не должны убивать. «О, Великие Боги, что же я наделала?»