Деньги не пахнут

      Пуля пролетела так близко, что я успел распрощаться с жизнью.       За спиной со звонким стуком упало на пол что-то железное.       Словно напуганный ребёнок, боязливо разворачиваюсь к Майклу, непроизвольно сглатываю: тот сидит с прострелянной головой, уставившись в пустоту стеклянными глазами. Под ногами лежит его браунинг.       — Я же говорил – добейте.       Тяжело дышать. Сердце бьётся, как у кролика.       Не понимаю. Не верю.       — Нам лучше уйти, — коротко рапортует телохранитель, всё больше и больше напоминая того, кто погиб в Катании, слегка искривлённым носом и почти прилепленным к голове ушам, которые выдают его боксёрское прошлое.       Перебарываю оцепенение, встаю на ноги, до сих пор держу в онемевшей руке пистолет.       Убедившись в моей адекватности, он бесшумно приоткрывает дверь и аккуратно выглядывает, высматривая потенциальные угрозы. Никого. Делает жест идти следом.       Выходим в приёмную, где, уткнувшись носом в стол, полулежит секретарша Томпсона и рукой касается кнопки селектора. Под ней застыла лужа крови. Видимо, успела заметить подвох, но не успела предупредить Майкла.       Беспрепятственно выходим в коридор и, крадучись, перебегаем до лифта – спаситель зачистил дорогу заранее, пока пробивал себе путь в кабинет заместителя. Не знаю, позаботился ли он о камерах, безотрывно наблюдающих за нами ещё с момента убийства. Не знаю, объявлена ли на нас охота. Куда меня ведёт и можно ли ему доверять. Но выбор-то невелик. Моя жизнь больше мне не принадлежит.       — Что потом? — храбрюсь, когда двери лифта закрылись и оставили один на один с машиной для убийства.       — Внизу ждёт друг. Мы доставим вас до ангара и вывезем из страны. Хотите того или нет.       — Какой, к чёрту, друг?       Тот, не поворачивая головы, косится в мою сторону:       — Преданный.       Загадки пугают ещё больше. Пугает оттягивание момента истины. Чувствую себя висельником, у которого в последний момент оборвалась верёвка – я готов был словить пулю ещё десять минут назад, а теперь снова окунаюсь в неведение.       Перед тем, как кабина лифта остановилась, приспешник цепляет на глаза очки и перезаряжается. Мне же советует убрать оружие. Мол, так мы не привлечём внимание, и все подумают, что я просто покидаю компанию в сопровождении своего личного телохранителя. Хорошая идея. Но ненадёжная. Поэтому не убираю пистолет далеко, а ставлю на предохранитель, сую за брючный ремень и прикрываю полами слегка забрызганного кровью пиджака. Благо он тёмный – авось никто не заметит.       Нервы натянуты, как гитарная струна. Дёрнешь посильнее – порвутся. И их "дёрнули" тогда, когда на выходе из лифта нос к носу встретились с Мэтью.       — Ты же должен был… — после недолгой паузы мямлит брат и затыкается, осознав, что взболтнул лишнее.       Почти одновременно хватаемся за оружие, но телохранитель опережает обоих: делает выпад вперёд, выбивает пистолет из рук Мэтта, хук слева – и тот грузно падает без сознания.       — Уберите оружие, чёрт побери! — полушёпотом рычит на меня. — Нас не должны услышать!       В повседневной жизни я бы без заминки продырявил ему башку. А сейчас беспрекословно прячу ствол за пазуху.       Первый попавшийся на пути охранник даже не повёл ухом. Он не увидел ничего подозрительного в том, что я покидаю «Фостер Индастриз» чуть более встревоженным, чем обычно. Второй сопроводил нас взглядом до самого выхода. А третий услужливо приоткрыл передо мной дверь «Мерседеса», но сам в него не сел.       Внутри только водитель. Разместившись на заднем сиденье – за ним наискосок, – вижу лишь седовласый затылок. Телохранитель усаживается не рядом со мной, как положено, а вперёд. Очевидно, больше не намерен жертвовать собой ради бывшего босса. И как только закрывает дверь, автомобиль медленно трогается с места.       Когда Мэтт обнаружит труп Томпсона, меня объявят в розыск. На смену Майклу придёт его сын Эммет; на смену мне… В лучшем случае Келли с Бессоновым, в худшем – брат. Он не упустит свой шанс. Сделает всё, чтобы прибрать империю Фостеров к рукам. Правда, с юридической точки зрения я сделал всё, чтобы мою долю унаследовала дочь, однако кто знает, каких "юристов" наймёт Мэтт. Они могут отвоевать компанию законно, а могут инсценировать автокатастрофу… самоубийство… несчастный случай… Она не выживет, если в игру не вступит Бессонов.       — Рад видеть вас в полном здравии, друг мой.       Через зеркало заднего вида смотрят уставшие глаза доктора Мартина. И без того усеянное мелкими морщинами лицо теперь изборождено двумя глубокими впадинами на лбу. Док старается улыбаться, но улыбка выходит грустной, вымученной, словно это не я похоронил сына, а он.       — Ты…       — Я, я. Я же обещал доказать свою преданность, — смеётся, не отвлекаясь от дороги.       — Ты опоздал…       — Вы об отведённой неделе? Всего-то на день-два! Уверен, вы мне это простите.       Вот теперь чувствую себя подавленным. Руки опускаются от собственного бессилия. Я же мог убить его – одного из немногих, кто кинул спасательный круг. Окажись на месте дока – не раздумывая уехал бы из страны и больше никогда не попадался бы себе на глаза. Кто знает, что у меня на уме? Кто знает, как отреагирую? Наравне с благодарностью испытываю ненависть. Готов обнять, но в то же время – пристрелить.       А Джон? Почему вернулся только сейчас? Да и вообще – зачем? Его считали мёртвым – самое лучшее прикрытие. Никто бы не стал искать…       — Неужели вам неинтересно, как он спасся? — кивая головой на напарника, разбивает тишину доктор. Но мне в самом деле неинтересно. Тот может винить меня, что без раздумий отправил его – лучшего телохранителя – на собственную смерть. Может затаить обиду и вынашивать план мести. Его мотивы мне неясны. Я рад видеть Джона, но подробности знать не хочу.       — Тебя не было на похоронах, — вместо ответа выговариваю Мартину.       И доктор, проглотив жёсткий ком в горле, замолкает.       Крылатый гигант с синей надписью «Алекс» встречает нас подогнанным трапом. На секунду останавливаюсь, уставившись на название и прикидывая, где лучше всего будет смотреться новое – старое оставлять теперь не только опасно, но и бессмысленно. Чувства перегорели, ностальгия улетучилась, воспоминания загнаны в подкорку. Но каждый раз, когда думаю о сыне, в подсознании всплывает образ его матери – безликий, молчаливый образ с неестественно вывернутой шеей и разорванной сломанным ребром грудной клеткой.       За лобовым стеклом готовятся к взлёту пилоты: в синих фуражках – под стать стилистике самолёта – они оживлённо жестикулируют до тех пор, пока не замечают припаркованный «Мерседес» и наблюдающего за ними босса. В дверном проёме в белых блузках и синих юбках улыбаются две незнакомки – очевидно, новые стюардессы.       — Добро пожаловать, мистер Фишер, — в унисон звенят девушки, обращаясь ко мне, когда мы – один за другим – взбегаем по ступеням. На мгновенье зависаю, не сразу сообразив, что меня намеренно представили под другой фамилией – беглая усмешка Джона подтверждает догадки.       Обеим, конечно же, предложили кругленькую сумму. Или, сославшись на обозримое будущее, пообещали апартаменты на песчаном пляже Малибу. В конце концов, могли ничего и не обещать – скорее всего, одного упоминания о частном самолёте стало достаточно, чтобы стюардессы пришли к выводу, что со мной выгодно дружить. Жаль, что они в мои планы не входили.       — Летит только одна, — не останавливаясь, кидаю в ответ и скрываюсь в салоне. И пусть нахмурившиеся обидным известием девушки не понимают, в чём провинились, но та, которая не полетит, сбережёт себе не один десяток лет жизни.       — Ему без разницы, — доносится до ушей голос Мартина, задержавшегося со стюардессами, в то время как мы с Джоном разместились в противоположных креслах. — Нет, никто не напортачил. Просто так надо. И мне тоже без разницы, девчонки. Вы нас задерживаете. Ну, пускай летит Бетти. Ладно, тогда Шэрон. Нет… Нет, стойте, это плохая идея, — препятствует им зайти, но недостаточно настойчиво, поскольку в следующую секунду "девчонки" вырастают передо мной:       — Мистер Фишер, кто из нас летит?       Тяжёлый вздох красноречивее слов говорит им, что вопрос был задан напрасно. Исподлобья кошусь сначала на одну, потом на другую: одинакового роста и возраста, они отличаются лишь оттенком волос. Даже улыбаются одинаково, обнажив зубы. И от этого готов сорваться. Времени навалом – мы успеем сбежать ещё сотню раз! – однако подобные мелочи заставляют думать, что его в обрез.       — Та, которая сделает мне минет.       Желание лететь отпало у обеих.       — Он так шутит, — нервно смеётся Мартин, семеня вслед за демонстративно уходящими стюардессами.       Не понимаю, почему расшаркивается перед персоналом. Почему те бездумно предоставили выбор, исход которого меня совершенно не заботит. Однако терпеть неповиновение не намерен.       — Стоять.       — Босс, не надо, — вполголоса предостерегает Джон, заметив коснувшуюся пистолета руку.       А девушки, не обращая внимания на приказ, уверенно дефилируют к выходу.       Обхватываю ладонью рукоять, снимаю с предохранителя, хотя и держу оружие по-прежнему спрятанным в кобуре.       — Глухие? Я сказал стоять!       — Бет, стой! — внезапно огрызается на них доктор – и это действует. Недовольный вздох и синхронно закатанные глаза характеризуют стюардесс недальновидными дурочками. И пока они надменно буравят меня взглядом, так и намереваясь выдать язвенное словцо, Мартин пытается разрядить обстановку: — Спокойно, Уильям. Давай без глупостей? Мы же не хотим… чтобы… В общем, знакомься – это Бетти. Моя племянница. А это Шэрри – её близкая подруга. Девочки буквально выросли вместе. Разлучать их – почти преступление.       — Зачем, док?       Зачем ты притащил сюда родственника? Зачем знакомишь со мной? Зачем обрекаешь её на гибель? Неужели она тебе безразлична, и ты готов пожертвовать племянницей ради моей безопасности?       Молчит. Видимо, больше было некого.       — Хорошо, — смягчаюсь; кладу руки на стол, и Джон заметно расслабляется. — Хорошо. Без глупостей. Но летит всё равно одна. Выбирай, док.       Хлопает удивлёнными глазами, не отрывая от меня взгляда, будто ждёт, что передумаю. Не понимает, что меня не устраивает: вроде и из передряги вытащил, и самолёт подготовил, и персонал собрал, а я до сих пор недоволен, выёживаюсь. Но спорить с таким мной – нервным, недоверчивым, всё ещё не поверившим в спасение – опасно… Как и посылать родную племянницу прислуживать неуравновешенному эгоисту. И он это, наконец, понимает:       — Бетти, — переводит взгляд на девушек, которые истолковывают всё по-своему:       — А почему она?! — брызжет ядом Шэрон. — Чем она лучше? По блату что ли?! — не унимается близкая подруга…       Но не успела Бетти расцвести от приятной новости, как Мартин спешит растоптать её мечты о безоблачном будущем:       — Нет-нет, Бетти остаётся! Летит Шэрри.       Настала очередь племянницы плеваться ядом:       — Но дядя! Я думала, ты…       Как же это, чёрт возьми, достало…       — Заткнулись все! — перебиваю; пару секунд тяну паузу, наслаждаясь внезапно наступившей тишиной; смотрю на Шэрри. — Летит Шэрон или как там тебя. А Бетти проваливает к чёртовой матери.       — Но..! — пикает Бетти.       — Иначе я вышвырну её на лету, — переведя на Бет гневный взгляд, с трудом сдерживаюсь, чтобы не ударить; затем смотрю на Мартина: — Всем всё понятно?       Удручённый моей интонацией голоса, доктор обиженно смотрит исподлобья и не сразу удосуживается кивнуть. Конечно, ему обидно, что человек, ради которого рискует жизнью, так ничего и не понял и по-прежнему строит из себя пупа земли. Ему досадно, что понадеялся, будто я исправился. Однако находит в себе силы засунуть эмоции поглубже, взять под руку племянницу покрепче и проводить на выход побыстрее.       — Погоди, док.       Останавливается, но не оборачивается.       — Ты тоже остаёшься.       Теперь обернулся.       И только сейчас, кажется, до конца понял, почему я принял это решение.       — Так… правильно? — неуверенно уточняет, ещё не позабыв последнюю реакцию на данную фразу.       Доктор заслуживает спокойной жизни, коей у него не было с тех пор, как познакомился со мной. Он поддерживал моё здоровье, устраняя последствия неудачных покушений; безоговорочно выполнял садистские приказы вопреки своим принципам; и даже сейчас – под угрозой смерти – рискнул всем, чтобы спасти мою циничную шкуру.       Так и в самом деле будет правильно.