* * *
Пасмурно. Мелкий нудный дождь барабанил по стеклу, где-то вдалеке, будто недовольный старик, ворчал гром. Тяжёлые грязные тучи уже который день нависали над городом, время от времени пуская в землю короткие вспышки молний. Они, словно белые змейки, встревожено выскальзывали из своих укрытий и прятались в траве. Ветра почти не было. Только слегка трепетали листья яблони, достававшей ветками до самых окон, напоминая незваного гостя, просящегося в дом погреться. Такая погода для нас, англичан, считается обычным делом. Алекс гостила у своей сестры, в Дептфорде*, а два часа назад сообщила, что едет домой. Но прошло уже два часа, а она до сих пор не вернулась. Телефон «вне зоны доступа». Плохое предчувствие. Я сидел в отцовском кабинете и, словно заведённый, в который раз набирал её номер, в надежде, что «абонент появится в сети». Одной рукой ерошил волосы на голове, другой стучал пальцами о столешницу. Голову посещали отвратные мысли – одна хуже другой – и с каждой минутой становились всё более липкими и тягучими. Прождав ещё несколько секунд, снова набирал номер Александры. Тот же результат. — Может, в пробке? А телефон разрядился, — успокаивала мать, заметившая моё беспокойство и решившая поддержать. — Или связи нет. Сам видишь, какая погода. Еле скривил рот в вымученной улыбке. Действительно, двухчасовая пробка, разряженный телефон и неполадки связи казались более убедительными, чем несчастный случай или ещё какие-либо форс-мажорные обстоятельства, но… Как-то уж слишком больно было а душе… От простого беспокойства так не бывает. Не звонил Алекс уже три минуты. Сердце неестественно тянуло вниз, ныло, словно что-то знало, и учащало свой темп при каждом шорохе, доносившимся из-за двери. Шуршание становилось громче и чётче, а затем дверь приоткрылась и впустила маленького Краша. — Где мама? — пробормотал он, переведя взгляд с меня на бабушку. Я же увидел в этом шанс отвлечься: Моментально вскочив из-за стола, подхватил сына на руки и поднял к потолку. Он обрадовался, засмеялся, заразив улыбкой и меня, заставив думать о приятном. Правда, недолго… Раздался телефонный звонок. С замиранием сердца поставил Краша на пол, взял трубку в руку. — Это она, — оповестил мать прежде, чем ответить, но голос прозвучал не радостно, как должно было быть, а встревоженно, почти напугано. Затем нажал кнопку принятия вызова: — Где ты, Алекс? Посмотри на время! Что-то случилось? — Это не Алекс. — Чужой мужской голос заставил меня перебрать ещё сотню нехороших вариантов развития событий. — Меня зовут Мартин Райт; я звоню с её телефона на номер, который подписан как «Муж». Я туда попал? Вы муж? — Д-да… — Тогда крепитесь. Ваша жена попала в аварию. Голос говорил что-то ещё, но я не мог понять смысл, а лишь выдёргивал из фраз отдельные слова: «Скользко». «Не справилась». «Встречная». «Насмерть».* * *
Алекс разбилась в автокатастрофе. Скользкая дорога, плохая видимость – в итоге не справилась с управлением, выехала на обочину и врезалась в придорожный столб. Такая погода для нас, англичан, считается обычным делом. И каждый раз, когда над городом нависают грозовые тучи, стараюсь выбраться за его пределы. Несмотря на то, что и мать, и отец на похоронах выглядели крайне огорчёнными, а мать, к тому же, не могла продержаться ни минуты, чтобы не плакать, я не выдал ни одной эмоции. Её слёзы раздражали. Я равнодушно выслушивал соболезнования, холодно реагировал на желание присутствующих поддержать меня, а потом и вовсе прикрикнул на мать, чтобы та не переигрывала. Лишь когда начали опускать гроб, пришлось отвернуться… Наверное, песок в глаз попал. Я не был в Лондоне уже десять лет. Десять лет ничто не напоминало об Алекс – ни Краш, ни вечно хмурый город. Впрочем, вопреки ожиданиям, сегодняшняя встреча с сыном тоже мало чем напомнила о его матери, поэтому приходилось одёргивать себя и заставлять терпеть малоприятное общество. Я много раз пытался представить, какой была бы наша жизнь, если бы в тот день жена осталась дома: мы с Крашем были бы друзьями, Келли не было бы и в помине, а отцовская компания, скорее всего, досталась бы старшему брату. В том, что мне пришлось бы бросить Алекс, как Норму, когда бежал от правоохранительных органов, я практически не сомневался. Да, я променял бы свою нынешнюю сомнительную жизнь на ту, что представлял себе с Александрой, но, к сожалению, из мира мёртвых не возвращаются. Конечно, сейчас, когда за плечами прожито немало событий, любовь к первой жене воспринимается не так трепетно, но, поскольку вместе прожили всего три года, воспоминания остались только самые тёплые. Кажется, именно в тот момент, когда я потерял Алекс, защитная реакция подтолкнула направить все силы в «Фостер Индастриз». Я увлёкся отцовским бизнесом настолько, насколько вообще может себе позволить заинтересованный одинокий человек. И хотя меня нельзя было отнести ко второй категории, о сыне я начал забывать достаточно стремительно. Предпочитая проводить выходные в кабинете или, того лучше, в командировках, я не замечал, что работа затягивает и не думает отпускать даже дома. Голова была забита свежими идеями, до которых не могли дойти отец и брат в силу своих консервативных взглядов, связанных с возрастом. Действительно, отец, которому на тот момент было около шестидесяти, предпочитал идти проверенными путями. Он неохотно реагировал на новые решения, на первый взгляд кажущимися надёжными, а брат, которому было тридцать пять против моих двадцати, шёл по стопам отца, след в след, не от того, что боялся оступиться, а от того, что не знал другой дороги. Он не переживал, что я займу место президента компании после смерти отца – этот вопрос был давно обговорен. Без меня…* * *
В кабинете на минуту установилась тишина. За письменным столом, положив на него руки, в одной из которых крутил позолоченный паркер, сидел мужчина преклонного возраста. Мышцы его лица то и дело подёргивались, выдавая нервное напряжение и злость, которую он испытывал в данный момент, словно хотел что-то выкрикнуть, но оставался молчалив и лишь хмурил брови, между которыми давно залегли глубокие морщины. — Ты слишком молод, — наконец, сказал он, словно отрезал, подняв тяжёлый взгляд в мою сторону. — И слишком самоуверен. Компанией нельзя управлять в одиночку. Именно поэтому я хочу поставить во главу Мэтта. Мэтт, расположившийся на софе у входной двери, расплылся в довольной улыбке, вальяжно закинул ногу на ногу. Конечно, глядя на него – щеголеватого мужчину с гордо поднятой головой и высокомерным властвующим взглядом – создавалось впечатление, будто смотришь на будущего президента компании. Другое дело я – неопытный юнец, у которого даже взгляд исподлобья, словно шакалий, звериный, высматривающий во всех слабину. И не дай бог я её увижу… Но в этот раз смотрел на отца в отрытую, в упор. В его глазах читалась неуверенность. Он безуспешно прятал её за маской раздражительности, делая вид, будто намерен отстаивать свою точку зрения до последнего, однако после нескольких доводов, несомненно, сдастся. — Всё потому, что Мэтью первенец? — усмехнулся я и развернулся в крутящемся кресле в сторону брата. Тот лишь молча скривил рот в ухмылке и сощурил чёрные, как смоль, глаза. Он не стучал пальцами о подлокотник, не болтал ногой в воздухе, не покашливал, словно хотел прочистить горло, и не дёргал себя за ухо. Всё это могло бы говорить о нервозности и неуверенности в себе. Наоборот – Мэтт на все сто процентов был уверен в победе. Я смотрел на него и видел сытого удава, держащего меня в кольцах своего тела и выжидающего, когда жертва испустит дух. Но я собирался драться до последнего вздоха. — Всё потому, — растягивая слова, будто их подбирает, начал пояснять отец, — что Мэтью знает гораздо больше тебя. Не потому, что умнее, — здесь было заметно, как брат нахмурился, но со следующих слов брови снова распрямились: — Просто он намного старше, а, значит, опытнее. Но я и тебя не обделю, Уилл. Акции будут поделены в соотношении три к одному. — Три к одному? Три к одному?! Вот, уж, действительно – не обделил! — По-моему, всё честно, — подал голос Мэтью, и мне усилием огромной воли удалось на него не сорваться. Кажется, отец метнул в него гневный взгляд, и брату пришлось заткнуться. — Уилл, не старайся меня переубедить. Этот вопрос был решён задолго до вашего рождения. Так уж заведено – правление всегда достаётся первенцу. И это не только в нашей семье. — Всё-таки опыт тут не причём… — Когда ты ещё ползал на четвереньках, я уже составлял планы развития компании, – вновь откликается Мэтью и добавляет: – Ты должен быть благодарен за то, что тебе досталась хоть какая-то доля. — О, не переживай… Я отблагодарю… — Что ты там бормочешь? Голос президента должен греметь за несколько миль в округе. И этот человек ещё удивляется, почему управление перейдёт не к нему! Я промолчал, собираясь с мыслями, выискивая слабые точки, на которые можно было надавить, чтобы добиться нужного результата. Отец смотрел с недоверием. Кажется, он услышал, что я пообещал Мэтту. Он по-прежнему крутил в руке паркер, часто его ронял на стол, подбирал и снова крутил. Не будь в кабинете старшего сына – можно было бы поговорить с младшим по душам. Но тот не уходил. — Как насчёт пари? — В голове возникла идея, но Мэтью её не оценил: — Думаешь, глупое пари поможет тебе скинуть меня с президентского кресла? Отец не торопился отвечать и, судя по тому, что он перестал крутить паркер, я сделал вывод, что попал в ту самую точку.* * *
Тот, кто сможет увеличить доходность «Фостер Индастриз» хотя бы на пять процентов в последующие пять лет, тот и получит три его части. В этом и заключалось пари. Стимулирует к работе и приносит выгоду компании одновременно. И отец согласился. Я выкладывался по полной. Проводил дни и ночи над проектами, кажущиеся утопическими, примеряя новые решения и новые технологии. Уверенность в том, что Мэтт не рискнёт отойти от плана, вселяла оптимизм и, как оказалось позже, вовсе не ложный – он не отходил не только от плана, но и от своей семьи, стараясь успеть и на работе, и дома. Возможно, будь Алекс жива, я бы тоже разрывался на два фронта, но так как её не было, а воспитание Краша было доверено моей матери, все усилия были направлены на достижение главной цели – «Фостер Индастриз». Некогда отзывчивый и чуткий Вилли превращался в эгоистичного и циничного Уильяма. Для меня больше не существовало других мнений, кроме своего собственного. И отцовского, разумеется. Впрочем, то, что отцовское мнение вскоре тоже потеряет всякий смысл, мне стало достаточно ясно. На самом деле, нефтяная компания служила неким обезболивающим. Я забывался, когда находился на работе, забывал, что помимо неё существует личная жизнь, и что рана, образовавшаяся на душе после потери любимой женщины, залечится нескоро. Особенно сильно утрата чувствовалась дома, в нашей комнате. Гнетущее чувство скорби подкрадывалось ещё у входной двери, обволакивало, словно туманная дымка, заставляя окунаться в воспоминания и перекручивать события давно минувших дней снова и снова. А позже, уже в постели, оно наваливалось неподъёмной тушей, не давая вдохнуть полной грудью… Но из любой ситуации есть выход. Не прошло и полугода, как я уже нежился в объятиях другой женщины, Нормы, подсунутой мне «заботливым» отцом. Не помню, чтобы я сильно сопротивлялся, настаивая на соблюдении траура. Наверное, понимал, что так будет проще забыть Алекс, но, когда снимал маску безразличия, всё же винил себя в предательстве – в измене. Совесть подсказывала, что надо было соблюсти траур хотя бы год… Однако, оставаться один на один с тяжёлыми воспоминаниями мне больше не хотелось.