* * *
В кабинете присутствуют четыре человека. Двое из них, нервно поглядывая друг на друга, пытаются предугадать, кому же достанется самое главное наследство, пока третий распечатывает конверт, а единственная женщина отстранённо сидит на краю софы и смотрит в окно. — Извините, волнуюсь, — виновато бормочет нотариус, когда конверт выпадает у него из внезапно вспотевших рук. — Дайте мне, — приказывает Мэтью и протягивает руку «помощи», но тот лишь молча мотает головой и уже в следующее мгновенье извлекает свёрнутый пополам лист бумаги. Пауза, тянувшаяся, казалось, целую вечность, порядком треплет нервы как мне, так и брату. Но мы молчим, опасаясь спугнуть удачу. Компания могла перейти как к одному, так и к другому – за последние пять лет отец ни разу не намекнул, кого хотел видеть своим приемником. Он холодно реагировал на мои идеи, равнодушно выслушивал идеи Мэтта… И вообще критиковал всё, что мы предлагали. — Особняк в районе Хайгейт Вест Хилл, пентхаус на Белл-стрит, личные автомобили «Фольксваген Гольф», «Астон Мартин ДБС» и «Лотус Элис», а также деньги, находящиеся на счёте в банке Великобритании «Барклайс», завещаю своей супруге – Эмили Грейс Фостер, — издалека начинает нотариус, вчитываясь в мелкий отцовский шрифт сквозь стёкла очков. Мать, до этого любовавшаяся видом сада из окна, на секунду обращает внимание на присутствующих в кабинете, но её уставшее лицо остаётся без эмоций. Она обводит нас пустым отсутствующим взглядом, на секунду задерживает его на мне, но смотрит будто бы насквозь, словно не видит, и снова возвращается к окну. — Начните с компании, — приказным тоном прошу я, и это, пожалуй, единственный раз, когда Мэтью со мной соглашается. — Что ж, как скажете. Вот, только найду хотя бы упоминание о ней, — неуместно шутит человек в очках. — А! Нашёл. Счёт в банке Швейцарии «Кредит Сьюз», служебные автомобили «Линкольн МКТ», «Бентли Флаинг Спур», «Бентли Мульсан», «Роллс Ройс Гост», «Мерседес Бенц», «Мерседес Пульман», «Ауди А8»… — Короче!! — в один голос выкрикиваем мы с братом, отчего тот напугано вздрагивает и тараторит в три раза быстрее: — А также сто процентов своих акций компании «Фостер Индастриз» завещаю своим сыновьям – Мэтью Алджернон Фостеру и Уильяму Росс Фостеру – в соотношении один к трём соответственно. И снова повисла пауза. — Прочитайте внимательнее, — менее уверенно просит Мэтт, стискивая зубы и сжимая кулаки. — Сто процентов акций Мэтью и Уильяму в соотношении один к… — Может, Уильяму и Мэтью? — Нет. — Или, может, три к одному? — Один к трём. Уровень моего эго зашкаливает допустимые пределы. Расслабленно откидываюсь на спинку кресла, закидывая руки за голову, и презрительно кошусь в сторону Мэтта – но тот избегает взгляда. Некогда гордый и высокомерный человек на глазах превращается в кролика, которого гончая схватила за горло и тем самым обрекла на гибель. Я больше не вижу в нём лидера. Если раньше он был примером для подражания, чьи привычки и манеры я мечтал перенять, то теперь быть похожим на брата стало означать «быть неудачником». Мэтью снова просит перечитать завещание. Потом недоверчиво вырывает документ из рук нотариуса, щурится, хмурится, водит пальцем по строкам и, в конце концов, чуть ли не разрывает завещание на две части, но вовремя себя одёргивает и застывает с озлобленным выражением лица. — Паскуда, — заключает он. Я не сдерживаюсь и звучно усмехаюсь – Мэтт тут же переводит бешеный взгляд на меня. Его глаза горят, как взорвавшиеся вулканы, наливаются кровью, словно у быка, перед которым трясут красной тряпкой, но мне не страшно – мне смешно. Прерывистый смешок вырывается изо рта и переходит в нервный смех, выводя брата из себя и заставляя мать оглянуться ещё раз. — Ральф? — шёпотом бормочет она. — Где Ральф? Почему он не пришёл? Озверевший Мэтью резко оборачивается в её сторону: — Нет твоего Ральфа! Всё! Умер! Наплевал на «Фостер Индастриз» и сбежал, как последняя крыса! — Умер?.. Мать начинает поддаваться истерике. Покачиваясь из стороны в сторону, она обхватывает голову руками и тихо поскуливает, будто узнала о смерти мужа только что. Кажется, внутри меня что-то защемило, но я не позволяю себе выдавать эмоции и остаюсь равнодушен, разрываясь от чувства радости и беспокойства одновременно.* * *
После смерти отца мать замкнулась в себе: она рассеянно отвечала на вопросы, порой звала супруга, будто он находился в соседней комнате, часто плакала, когда вспоминала, что это не так, и подолгу неподвижно сидела на месте, устремив потухший взгляд в одну точку. Естественно, Краша с ней оставлять было нельзя, поэтому мальчик чаще всего находился под присмотром домашней прислуги. Мэтт не стал предлагать помощь в опекунстве над матерью, как не стал помогать и с поисками убийцы отца. Первую проблему я решил, наняв сиделку, а вторую не помогли решить даже лучшие сыщики страны – все они ссылались на недостаточность улик, тёмное время суток и бесчисленное множество врагов, круживших над бывшим главой «Фостер Индастриз». Единственное, что стало известно – орудовал профессиональный снайпер, засевший в здании за триста ярдов от «Фостер Индастриз». Снайпер, естественно, нанятый, а заказчик, разумеется, вертелся в тех же кругах, что и ныне покойный Ральф Фостер. Признаться, убийца отца мне нужен был не для того, чтобы наказать его за смерть бывшего президента компании… Я испугался за собственную шкуру. Если кто-то так просто сумел устранить своего конкурента, то что ему сто́ит проделать то же самое и со мной? От снайперской пули не спас даже телохранитель – единственный человек, нанятый отцом для охраны и ни разу так и не пригодившийся… Другое дело пять лучших вооружённых бойцов, профессиональных защитников с отменной реакцией, которыми я окружил себя в первый же день работы в качестве нового президента «Фостер Индастриз». И это лишь личная охрана! Я напичкал ими коридоры и посещаемые мной офисы, поставил у каждой шахты лифта и каждой двери – с двух сторон! Что уж говорить о собственном доме, где отныне охранники патрулировали территорию, находясь друг от друга на расстоянии в тридцать футов. Но и это ещё не всё! Каждый кабинет, каждый офис, коридоры, парковка и всё остальное – с тех пор находятся под круглосуточным просмотром механических глаз скрытых камер. Конечно, сейчас, когда за плечами чуть больше сорока́ суетливых и крайне неординарных лет, когда увидено столько, сколько не может себе и представить рядовой человек, а отношение к жизни с трепетного изменилось на равнодушно-циничное – страх перед смертью растворился, как в тумане. Зато раньше…* * *
Сегодня на меня было совершено покушение. Я помню, как один из трёх телохранителей, вовремя среагировавший на угрозу, со скоростью и силой разогнавшегося паровоза выпрыгивает вбок, как пружина, сбивая с ног и роняя меня на землю. Не сразу ориентируюсь в пространстве и некоторое время чувствую себя муравьём, попавшим под ноги проходящего мимо человека. Затем ухо различает звуки выстрелов. Защитник обмякает. Слышатся голоса, ругань, глухие хлопки, но буквально через полминуты всё затихает. — Босс? Жив? — будничным тоном любопытствует другой телохранитель и как-то по-обыденному скидывает с меня безжизненное тело. Но я не в состоянии ему ответить. Не могу оторвать взгляд от человека, который ценой своей жизни спас мою. Он лежит на земле с простреленным затылком, скрывая под собой кровавую лужу, расползающуюся в разные стороны и тонкой струйкой тянущуюся к моим ногам. Робко отступаю назад, пока не упираюсь в кого-то спиной. — Что с ним делать? — П-похоронить… наверное… — Это понятно. А с этим-то что делать? Резко оборачиваюсь и вижу: в нескольких футах от меня корчится на земле незнакомый человек. Его лицо искажено гримасой боли. Он с силой сжимает зубы и тихо стонет, прижимая руки к животу, но не позволяет себе срываться на крик. Но когда второй телохранитель с размаху пинает его ногой, незнакомец не сдерживается. — Он стрелял, — поясняет другой, пока второй продолжает истязать раненного. — Будут какие-нибудь распоряжения? Или заняться самим? Молча присаживаюсь на корточки над мертвецом, не без усилий переворачиваю его на спину, при этом сумев скрыть отвращение, и откидываю полы пропитанного кровью пиджака в поисках пистолета, которым не успели воспользоваться. Вытираю оружие своим рукавом и поднимаюсь на ноги. — Босс, он нужен нам живым, — предугадывает телохранитель, прежде чем я им воспользуюсь. — Надо выяснить, кто вас заказал. Подхожу ближе. Убийцу продолжают пинать ногами, не заботясь о том, куда попадут. Он всё ещё согнут в три погибели и по-прежнему прижимает окровавленные руки к животу, который, оказалось, прострелили мои люди, защищая начальника от смерти. Рана неплохо кровоточила и приносила незнакомцу и без того немалые мучения, но я этому был только рад – он заслужил. Выпрямляю руку и спускаю курок. Пуля прошивает мягкую ткань голени, вызвав у мученика истошные вопли. Сдерживаюсь, чтобы не выстрелить в голову и не заткнуть его. — Кто тебя нанял, сука? — спрашиваю таким тоном, будто разговариваю с приятелем, однако убийца молчит и лишь сплёвывает кровь на землю. — Ну и зря, — подхватывает телохранитель и наступает ногой ему на живот, игнорируя нелепые попытки защититься. — Я же сдохну! Я всё равно сдохну! — наконец, что-то членораздельное кричит жертва, захлёбываясь собственной кровью. — Разница в том, как скоро. — И вы сдохните! Все! Ты в первую очередь! — смотрит на меня пронзающим взглядом, но недолго – один из моих людей всем своим весом наступает на новую рану. Убийца кричит что-то неразборчивое, а затем почти надрывает голос: — Синатра! Синатра его фамилия! Пытки на время ослабили. — Роберто Синатра… «Нефтепром»… Он сейчас во Флоренции… Зачем-то переглядываюсь с телохранителем, и тот молча кивает на застывший в моих руках пистолет. Секунду прицеливаюсь в голову, а затем раздаётся выстрел.* * *
Постепенно приходило понимание, что в мире ценность имеют только деньги. Нет ничего такого, что нельзя было бы купить – я проверял. Такое слово, как «любовь», стало синонимом слова «притворство». «Дружба» превратилась в «сотрудничество». И про то, что человеческая жизнь имеет свою цену, я тоже узнал достаточно скоро. Заказчик был ликвидирован неделей позже с той лишь разницей, что я в этом участия не принимал – с заданием справился наёмный убийца, которого посоветовали приспешники. Ни угрызений совести, ни чувства вины я уже не испытывал. Враг должен быть уничтожен – иначе он сделает это первым. Возвращаясь домой, к Норме, я думал лишь о работе и всеми вытекающими оттуда последствиями, включая истребление враждебно настроенных конкурентов. Мой мир стремительно менял краски, менялось и моё отношение к людям, к жизни. Убийство отца я теперь не принимал на свой счёт – это был всего лишь бизнес. Всего лишь бизнесом стало убийство ещё двух главенствующих лиц нефтяных компаний конкурентов, с которыми не удалось завязать дружеские отношения. Свадьбу с Нормой мы всё-таки сыграли, хотя по масштабам она значительно уступила свадьбе с Александрой. Но это ничего не изменило – я по-прежнему всё дневное время проводил на работе. И даже рождение дочери не спасло ситуацию. Дела бешеными темпами шли в гору. Со мной считались, меня уважали и шли на уступки. Мои доходы далеко обошли доходы отца; я материально вырос, но морально упал. Для меня больше не существовало границы между жизнью и смертью – убить было также нормально, как обнять или пожать руку. Но, как говорится, всё тайное становится явным. Очередной наёмник, посланный на задание, повторил участь того, который катался по земле с прострелянным животом, и моё имя прозвучало в стенах дома потенциальной жертвы также громко и отчётливо, как когда-то имя Роберто Синатры. Но вместо того, чтобы натравить такого же убийцу, на меня были спущены все полицейские страны. Это от них я сбежал десять лет назад. Кажется, Мэтью остался доволен. За это время я исколесил всю Европу, побывал в Австралии, Канаде и даже в Бразилии. С помощью преданного заместителя – держателя сорока́ процентов акций, доставшегося ещё со времён отца – я участвовал в жизни «Фостер Индастриз» так же активно, как если бы остался в Британии. Но об этом знали только два человека – я и заместитель.