* * *
Прошло ещё три года с тех пор, как Томпсон выслал меня в Канаду. С тех пор он не принимал важных решений, касающихся компании, не посоветовавшись пусть с бывшим, но до сих пор главным акционером. И даже если моё мнение было отличным от его, в конечном итоге Майк принимал то решение, к которому склонялся я. Пожалуй, именно с тех времён я безоговорочно доверился своему заместителю, интуитивно причислив его к самым приближённым. Ни одной живой душе я не верил так, как верил Майклу. Ещё бы! Он один, словно заботливая няня, вытащил меня из Сиднея и позволил из подполья вернуться к управлению «Фостер Индастриз». Ведь был и другой вариант, ему более выгодный – пустить всё на самотёк и занять место президента компании. Самостоятельное решение Томпсон не стал принимать и тогда, когда заподозрил Ренара в утечке засекреченной информации. Он просто отправил его ко мне. — Нет! Стойте! Я в этом не участвовал, клянусь! — настаивал Кристоф, с ужасом в глазах наблюдая, как беру в руку лом и замахиваюсь. Удар пришёлся ровно по колену; доктор Мартин констатировал закрытый дробленый перелом. Потом был термический ожог предплечья, пара вырванных зубов и "электротерапия", проведённая уже лично доктором, но, к сожалению, Ренар – то ли от глупости, то ли от страха перед своими заказчиками – так и не назвал ни одного даже выдуманного имени. Будь у меня ещё несколько минут, и в ход пошли бы вогнанные под ногти иглы. Однако француза спас своевременный звонок из Лондона. Томпсон без капли беспокойства в голосе уточнил, жив ли ещё Крис, после чего оповестил об истинном предателе, вычисленном при попытке связаться с соучастниками. Он пообещал выслать его в Торонто в обмен на пусть не совсем здорового, но живого Ренара.* * *
За окном разыгралась непогода: над соснами, только вчера вспарывающими остроконечными макушками безоблачное небо, нависают серые грязные тучи. Осенний ветер бьёт в окна, оставляя на стёклах крапины моросящего дождя, треплет одиноко стоящую липу и, просачиваясь сквозь голые стволы, исчезает в сосновом бору, а я, опустив руки в карманы брюк, хмуро наблюдаю, как Краш ускоренным шагом пересекает участок Бессонова и прячется в салоне автомобиля. — Мог бы и переждать, — вырастает за спиной однокурсник, имея в виду моего сына и с каждой секундой усиливающийся дождь. В одной руке держит за горлышко не начатую бутылку «Хеннесси», в другой – пальцами за края – два снифтера. Но мне ответить нечего. Не мог, видимо. Заметив нежелание говорить на эту тему, Макс её и не продолжает. Он молча ставит снифтеры на журнальный столик напротив камина, откупоривает бутылку, наполняет их её содержимым. — Напоследок, — поясняет. Где-то на улице лает Пулька. В только что зажжённом камине трещат сухие поленья. Из предбанника, в котором вчера переговаривались шестеро мужчин, не слышно ни звука, ведь все они – кроме хозяина и гостей столицы – ещё вчера разъехались по домам. Присев в накрытое лохматой медвежьей шкурой кресло, Бессонов взглядом предлагает последовать его примеру. Отхлёбывает; кивает: — Теперь понимаю, почему ты падок на этот напиток. Не «Реми Мартэн», конечно, но всё лучше, чем «Арарат». Соблазнил, мерзавец. Приходится усесться напротив и поднять со стола снифтер со своей порцией коньяка. — Мы подписали или только обговорили контракт? — не без надежды переспрашиваю про «Деймос», но с ней приходится распрощаться: — Подписали. Бумаги в кабинете. Если хочешь, Григорий их принесёт. Гриша! — Из-за угла появляется не менее крупный, чем Джон, человек в чёрном пиджаке. — Принеси с моего стола зелёную папку. — И также молча удаляется. А Макс, хитро прищурившись, шутливо замечает: — Уж не хочешь ли ты разорвать договорённость? Я всё понимаю – изначально речь шла о тридцати пяти процентах платформы – но тебя никто не пытал. Это было, так сказать, по обоюдному согласию. — Мне нужно удостовериться. Не пойми неправильно, но я мало что помню со вчерашнего. — Твоё право. — "Сонечка" была лишней. — Да неужели? А мне показалось, очень даже кстати. Ходят слухи, что иностранцы восхищаются нашими женщинами. И я, как хороший друг, решил… подарить одну из них. В гостиную возвращается Гриша. Протягивает папку хозяину, тот кидает на неё беглый взгляд, убеждается, что это та самая, и только после этого отдаёт мне. — Когда платформа начнёт приносить прибыль? — пролистывая её с конца, останавливаюсь на пункте с указанием процентной доли. Увы – напротив «Фостер Индастриз» стоит число сорок пять. — Не раньше, чем через два года. Если финансирование будет своевременным, то строительство должно завершиться уже к весне. Потом регистрация, транспортировка, установка, добыча – и вуаля! — Приподнимается, чтобы пошевелить поленья – огонь разгорается с новой силой. — Холодно, зараза. Вчера было как в тропиках, а сегодня… — Как в Англии. — Во-во! Точно. — А что насчёт моей дочери? — возвращаюсь к теме, затронутой в парной. — Мне нужно знать, продолжать или прекращать поиски? А если прекращать – не передумаешь ли в самый последний момент? Двусмысленно усмехается. Взяв полминуты на раздумье, однокурсник не отрывает руку от гладковыбритого подбородка, а взгляд, в котором, кажется, отражаются языки пламени – от камина. И я понимаю, что он ищет выгоду; он понимает, что будет мне выгодным – осталось лишь уточнить детали. — Половина недвижимого имущества и пять процентов компании? Я ничего не путаю? — Так и есть. И после этого поднимает стакан в воздух: — Считай, твои поиски увенчались успехом. Только выпить за это мы не успеваем – сделку прерывает звонок моего телефона. Незнакомый мужской голос с итальянским акцентом поинтересовался, Фостер ли я, а после подтверждения представился и сам: — Меня зовут Энрико Корелли или просто – Рики. Мы не встречались, но знакомы заочно. Ты сидел наверху, у Ачи, попивал лимончелло, радовался удачно проданной любовнице и наблюдал за одноцветной толпой на танцполе. А я сидел внизу, за столом, в компании двух шлюх и поочерёдно насаживал их ртом на свой член. Помнишь? Помню. А ещё помню, что не придал ему значения и кинулся спасать Сашу. — И всё бы ничего, — продолжает, — если бы ты не покусился на жизнь Ачи и его отпрыска. Не кажется ли тебе наивысшей наглостью после всего случившегося отправлять к нам своего приспешника, чтобы выяснить, а не сбежала ли твоя бывшая? Кстати, как его звали? Бен? Так вот… Я проявлю милосердие и верну его прежнему начальству. Правда, только голову. Остальная часть тела пошла на корм псам. И так будет с каждым, кого ты сюда пришлёшь, уяснил? Объявляю сезон охоты. — Голову Николь тоже вернёшь? — спрашиваю не из любопытства, а чтобы понять степень виновности её отца, но Рики уже сбросил вызов. Эх… Если бы он сказал, что Ники тоже мертва, это сняло бы подозрение с Кристофа, который, выходит, не знал местонахождение своей дочери и не помогал ей сбежать. Другое дело, если бы Ренар ещё тогда – с отрядом из четырёх человек во главе с Джоном – выступил на Ачиля специально, чтобы забрать Николь и назвать итальянца убийцей Нормы. — Неприятности? — отвлекает Макс, заметив мою отстранённость. — Пока нет, — отмахиваюсь. — Но если я сейчас не сделаю один звонок – могут появиться. С его позволения, выхожу в соседнюю комнату, звоню заместителю – Томпсону. Он без лишних вопросов обещает схватить и изолировать Ренара до моего приезда. Это вселяет в меня уверенность – значит, француз не скрывается; значит, ничего не подозревает. Значит… не виновен? Когда возвращаюсь к Бессонову, тот, лениво потягивая «Хеннесси», по-прежнему сидит в кресле. Он не видит меня, но слышит медленные мешкающие шаги – я сомневаюсь, нужно ли посвящать его хотя бы в часть своих проблем, о которых Макс, пусть ради приличия, но обязательно спросит. А в моём кресле, поджав под себя ноги, примостилась Соня. Маленькая, хрупкая, нежная – с первого взгляда и не догадаешься о её профессиональной деятельности. И неясно, спала ли она раньше с Бессоновым или была вызвана специально для меня. Неясно, была ли просто массажисткой или всегда – проституткой. — Она красивая? — спрашивает однокурсник то ли про дочь, то ли про Николь, когда встаю сбоку от девушки. Та, было, дёрнулась, собираясь уступить место, но я мягкой рукой заставляю её остаться. — Келли? — Да. — Красивая. Улыбается. — Выходит, мы с тобой заключили две сделки – и обе выгодны в большей степени мне, чем тебе. Сонечка, — переключается на девушку, всё это время изображающую из себя глухонемую, — будь добра, исчезни. Свидетели долго не живут, — и когда она вскакивает с кресла, готовая вылететь из гостиной, Макс спешит оправдаться: — Шучу, конечно же! Ты не подумай – никто тебя не обидит! — Не стоило её прогонять – мне уже пора. — Что ж… — поднимается с места, подбирает со стола зелёную папку, протягивает мне: — В таком случае, не забудь забрать свой экземпляр документов. И Сонечку, кстати говоря. Думаю, она тебе пригодится, — встаёт рядом; по-дружески, но неуместно фамильярно приобнимает через плечо и ведёт к выходу, по пути нашёптывая: — Там, куда не пускают твоих людей, пустят того, кто твоим не является.