Деньги не пахнут

      — Погоди, я не поняла… Ты хочешь отправить меня на Сицилию в поисках девушки, которую я никогда не видела? Мало ли француженок с таким именем разгуливает по острову! Да и вообще, знаешь, по фотографиям – совсем не то. Она могла сменить причёску, макияж… Сделать пластику, в конце концов. То есть, даже я – человек с неоконченным театральным образованием – понимаю, что шанс найти твою Николь ничтожно мал! Но допустим, что я всё-таки её нашла. Ладно. И… что дальше? Что дальше, м? Как заставить её приехать в Лондон? Затолкать в тачку? У меня хотя бы будут помощники? Да и потом – а почему именно я? Уверена, у тебя найдутся… как их… специалисты, которые без шума и пыли приволокут на ковёр кого угодно! Я же, в отличие от них, могу и напортачить. И очень не хотелось бы из-за этого оказаться "на ковре" вместо Николь.       Там, куда не пускают моих людей, пустят того, кто моим не является.       И Саша – идеальный вариант.       — Пластику она точно не делала, — опасаясь быть услышанным Крашем, подаюсь вперёд, упираюсь локтями в колени – девушка машинально вжимается в кресло. Глупая. Но чертовски выгодная. — Искать нужно не по всей Катании, а всего лишь в одном месте. Помнишь тот самый клуб? Вот в нём. И нигде больше. При таком раскладе даже необязательно знать её в лицо – достаточно спросить у персонала.       — Она там работает?       — Работает.       — А если будет не её смена?       Непроизвольно усмехаюсь.       — Спросишь, когда выйдет, и придёшь в нужный день. Но, скорее всего, будет как раз её смена.       Светло-карие глаза, ни на мгновенье не переставая подозревать что-то нехорошее, начинают бегать из стороны в сторону. Я же, являя собой уверенность и убеждение в том, что задание тщательно спланировано и находится под контролем, ни единым движением не выдаю всю опасность затеи – даже моргаю редко, расслабленно, полуприкрыв веки.       — И что потом? — нервно одёрнув плечами, фыркает собеседница. — Кто поможет усадить её в машину? Твои орангутанги? Или всё своими силами?       — Не нужно применять силу. И уговаривать, скорее всего, не придётся – она сама будет рада уехать. Правда, только в том случае, если не проболтаешься, кто тебя послал… Поэтому скажешь, что от Криса. Но и помощники у тебя будут. Возьмёшь своих друзей – лысого и сивого.       — Вообще-то у них есть имена.       — Всё равно не запомню.       — Но если ты говоришь, что не придётся применять силу, зачем они нужны? Сам себе противоречишь.       Выходит, не такая уж и глупая, раз задалась таким вопросом.       — Скажешь Крашу, что у вас выступление. В идеале, так и должно быть: твои дружки развлекали бы публику, а ты – искала бы Ники.       Театрально закатывает глаза, скептично хмыкает:       — Ники? Как мило, — тут же протягивает руку, чтобы нажать кнопку вызова стюардессы, и пока та торопится к нам из кабины пилота, успевает заметить: — Значит, им нужно кого-то отвлечь…       Саша заказывает вино; я не отказываюсь от коньяка.       Узнать, вызволил ли Ренар дочь из борделя, мне так же необходимо, как заранее взять его под арест. От этого будет зависеть его жизнь. А если оступлюсь, то и моя. Но знать Саше о том, что Николь в клубе может и не оказаться – как и то, что в подвале находится притон – совсем необязательно.       Сонечке пришлось остаться в России – уж слишком открыто Бессонов намекнул на то, чтобы я отправил её туда, куда не пускают моих людей. А его шпионы мне не нужны.       Ничего неподозревающий Краш опять, как и по дороге в Москву, спит в хвосте самолёта и, к счастью, даже не догадывается, что отец собирается отправить его девушку к Рики. Конечно, если всё пройдёт по плану, с итальянцем она даже не пересечётся, но… кто может гарантировать полную безопасность? Уж точно не я.       — Ещё одно важное правило, — придерживая снифтер, ставлю его на колено, — не спрашивать у мужчин. Только у женского персонала. Во-первых, они наверняка не зададут лишних вопросов и смогут точно ответить на твой. А во-вторых… Во-вторых, так ты сможешь избежать нежелательной встречи.       — С тем, кого будут отвлекать Игорь и Виталик?       — Умница.       Утыкается в свой бокал. Думает, что я не договариваю, и чем ей это обернётся; нужно ли соглашаться или отказываться; знать, кто опаснее – я или тот человек.       — Упрощу тебе задачу, — с этими словами протягиваю вторую фотографию, на которой засветился тридцатипятилетний мужчина с длинными до плеч чёрными волосами и тонкой полоской усов над верхней губой. — Знакомься – Энрико Корелли. Именно его стоит избегать. Внешность весьма запоминающаяся, не особо приятная, поэтому, думаю, его будет легче заметить, чтобы в дальнейшем обходить стороной. Но это не значит, что при первой встрече нужно срываться к выходу. Веди себя естественно. Он тебя не знает и не ищет. Однако будет искать, если дойдёт слух (или ты сама скажешь ему об этом), что кто-то спрашивает Николь Ренар.       — И… и что делать в таком случае?       — Тщательно выбирай информаторов.       — Нет… Что делать, если он, — неуверенно кивает на фотографию, — узнает?       «Тебя убьют», — мелькает мысль, которую, разумеется, не озвучиваю.       — Импровизируй. Всего учесть невозможно. Поэтому позаботься о том, чтобы он, — подражая ей, киваю на фото мафиози, — не узнал.       Снова зависает пауза. Саша отстранённо смотрит в бокал с вином, словно в магический шар, отражающий будущее. В её глазах ни прыти, ни задора. Даже скептицизм, с которым девушка изначально восприняла новость, что я, наконец, придумал желание, рассеялся среди облаков. Она осознаёт риск, но не понимает, чем всё может обернуться. А если понимает, то не верит, что это случится с ней.       — Но почему я? — ещё с меньшей уверенностью спрашивает девушка, не отрывая взгляд от напитка. — Неужели нет более опытного… ну, не знаю… шпиона или как его? Всё дело в чёртовом долге? Я же наверняка не единственная, кто задолжал. Ну, так пошли кого-нибудь другого – того, кому нечего терять. А я не стану в этом участвовать.       Молча прикладываюсь к краю стакана.       Станешь.       Конечно, можно махнуть рукой на Николь и без суда и следствия казнить Ренара – мне ничего не сто́ит. Только, вот, не уверен, что в покушении, исполнителем которого выступил бывший дворецкий, замешан именно француз. Либо его, как и прошлый раз, оклеветали, либо за ним стоит кто-то ещё.       — У меня есть видеозапись, — после недолгой паузы отвечаю взбунтовавшейся девчонке, — на которой ты раздеваешь меня и ложишься рядом. Что, если она попадёт в руки Краша?       От расслабленного состояния остаются лишь воспоминания. Теперь Саша – воплощение возмущения.       — Ты идиот? Ничего же не было! Я смогу объяснить ему, что… что…       — Что больше некуда было прилечь?       — У меня будет время придумать! В крайнем случае, расскажу всё, как было на самом деле – от придурков, которые приставали в клубе, до нашей сделки!       — А если я смонтирую видео так, чтобы было похоже, будто у нас был секс? — ехидно улыбаюсь уголком рта, не без удовольствия наблюдая, как в очередной раз ломаю её самоуверенность. — Начало есть, середину вклеим с какими-нибудь актёрами – всё равно темно, ничего не видно, кроме силуэтов. А закончим фильм фразой «в следующий раз хорошо будет обоим». Оскара мне.       Вперившись ядовитым взглядом, девушка на секунду задумывается, кем меня назвать:       — Ты… Да ты… — и подбирает достаточно точное определение моим поступкам: — Урод – вот кто!       Только признавать этого я не собираюсь:       — Придержи язык, дорогуша. Не в том положении, чтобы показывать свой норов. К тому же, мы не хотим разбудить Краша.       — Он твой сын! — едва сдерживая ярость, шипит девушка. — Мало того, что он тебя еле терпит – хочешь, чтобы совсем возненавидел?       — Этим меня не купишь.       — Какая же я была дура, что согласилась… Почему я раньше этого не видела? Почему мне казалось, что Краш преувеличивает, когда говорит, какой ты подонок…       Она продолжает сокрушаться, вспоминая предостережения своего бой-френда, в то время как по громкой связи объявляют о скорой посадке: «Через пять минут начнём приземление, — говорит голос. — Температура за бортом сорок два градуса Цельсия ниже нуля, в Лондоне – плюс семнадцать. Убедитесь, что кресла приведены в вертикальное положение, створки иллюминаторов подняты, ремни пристёгнуты».       Сашу уже почти не слышно, но по губам понятно, что причитать она не прекратила. Краш, разбуженный подошедшей стюардессой, рассеянно озирается по сторонам. Он с трудом заставляет себя усесться по-человечески, а не поперёк кресел, откидывает голову на спинку и снова проваливается в сон. Стюардесса же, проявив инициативу, помогает ему пристегнуться. Видит, что я наблюдаю – улыбается, краснеет. Ей бы сбежать, спрятаться от смущения, но чувство ответственности подталкивает подойти с той же просьбой:       — Мистер Фостер, пристегнитесь, пожалуйста. И вы, мисс.       Только Саша её будто не замечает, а я, глядя в глаза, намеренно игнорирую, намекая, чтобы пристегнула меня сама.       — Либо поссорюсь с Крашем, — чуть громче бубнит Климова, — либо погибну в Италии… Либо поссорюсь… Серьёзно? Либо погибну? Вот так выбор! Как думаешь, — переводит осознанный взгляд на меня, спугнув почти решившуюся стюардессу, которая ещё раз напоминает про ремни и спешит убежать в кабину, — что я выберу? Да монтируй что хочешь! Я не собираюсь из-за какой-то видеозаписи рисковать своей жизнью!       — Одна хорошая услуга заслуживает другой*, истеричка. Ты не можешь так просто отказаться.       — Ты не понял – я уже отказалась!       — Твоя проблема в том, — растягивая слова, нащупываю висящий сбоку ремень, накидываю на себя, но не закрепляю, — что могла бы не ставить многочисленные условия, а отделаться минетом.       Секунда – и содержимое её бокала летит мне в лицо. Белая сорочка пропитывается красным винным соком, на губах оседает сладко-кислый привкус.       Ещё секунда – и я, опрокинув снифтер, рывком вскакиваю с места, чтобы одной рукой прижать её за горло к спинке кресла.       От неожиданности девчонка немеет. Между её лицом и моим – считанные дюймы. Вижу расширенные от страха зрачки; чувствую пульсирующую на шее вену. Она не задыхается только потому, что я не сдавливаю хватку. А жива лишь потому, что встречается с моим сыном.       — Это было слишком опрометчиво, — взяв девчонку пальцами за скулы, шепчу ей на ухо. — И слишком глупо. В особенности то, что ты боишься Рики больше, чем меня. Ведь его ещё можно избежать, а в меня ты уже вляпалась. И видеозапись – меньшее, что я могу с тобой сделать.       — Как? Я тебя не понимаю, Уилл! Как ты на это согласился?! — курсируя из одного угла кабинета в другой, негодует Томпсон, не в силах усидеть на месте. — Мы же с тобой всё обсудили! Да ты сам убеждал меня в том, что тридцать пять – самый оптимальный процент! Ни больше, ни меньше! Ты же понимаешь, какие деньги нужно вложить в строительство, чтобы потом получить хороший барыш?       — Примерно четыреста миллионов… евро.       — Угу. Если не учитывать непредвиденные расходы. Как он сказал? Могут значительно вырасти? — и пока я неопределённо пожимаю плечами, он раскуривает сигару. — Это. Огромный. Риск. Огромный, Уилл, — подчёркивает, выпуская дым из носа. — Мы, конечно, всё пересчитаем, но уже и так понятно, что придётся несладко.       Беспечно закинув ноги на стол, тяжело вздыхаю. Ещё несколько дней назад из-за упущенной выгоды я бы нервничал больше Майкла, а сейчас… Сейчас думаю только о том, что до конца строительства нефтяной платформы могу и не дожить.       — Я тоже хорош… — не унимается. — Додумался отправить вместо себя Краша. Знал же, что они купят тебя алкоголем или шлюхами…       — Не драматизируй.       — Не драматизируй? Ты же не станешь отрицать, что так и было! Кстати, что на этот раз? Алкоголь? Или шлюхи?       — Алкоголь. И шлюха.       — Идиот…       Молча одариваю заместителя недружелюбным взглядом. Конечно, он – не Саша и имеет право сорваться (тем более заслуженно), но всё это, подгоняемое неуверенностью в завтрашнем дне, порядком раздражает: раздражает интонация – не громкая, не тихая, но властная и уверенная в собственной правоте; осуждающий взгляд с долей разочарования; нервная резкая жестикуляция, сопровождающая почти каждое его слово… Затянувшаяся тема, строгий выговор, сигарный дым! Да всё!       Но стоит только подняться с целью распахнуть окно и опустошить бар, как тот меня опережает – чуть приоткрывает форточку, жмёт кнопку селектора, просит Элизабет принести две чашки кофе. Кофе – не коньяк, однако я не противлюсь.       Через пару минут, когда Лиз ставит перед Майклом заказ, наэлектризовавшуюся тишину разбавляет его вежливое "спасибо". Но когда она ставит заказ передо мной, ненароком обращаю внимание на небольшое изящное кольцо на её безымянном пальце.       Обручальное, недорогое.       — Где Ренар? — сменив тему, требовательно спрашиваю Томпсона, когда девушка покидает кабинет.       — Ой, я разве не сказал? — удивляется тот. И мне это уже не нравится. — Он второй день во Франции – на похоронах своей матери. Завтра обещал вернуться.       Кажется, моя очередь его отчитывать?       — Я же сказал его изолировать!       Но Майк то ли притворяется, то ли и в самом деле дурачок:       — У Криса умерла мать, Уилл. Тем более я не вижу причин для изоляции. Он в чём-то провинился?       — Я. Сказал. Изолировать!!! — срываюсь, звучно ударив ладонью по столу. Только на него это не действует – придерживая блюдце, спокойно подносит чашку ко рту, аккуратно отхлёбывает. Приходится быть убедительным: — Он подозревается в покушении, сукин ты сын! Поэтому, когда говорю изолировать, это значит не выпускать не только из страны, но даже из кабинета!!       — Теперь вижу, что вы с Крашем похожи, — равнодушно бормочет заместитель, чем раздражает ещё больше. — Оба бестактные импульсивные ублюдки. Но ты зря бесишься, дружище. Завтра Крис будет в твоём полном распоряжении.       — А если нет… — начинаю и тут же обрываю фразу, чуть, было, не пригрозив ему расплатой за непослушание. Но, к счастью, Майк этого не замечает:       — Если нет, возьмёшь в заложники того, кто ему дорог.       Однако я не сразу понимаю, о ком речь:       — С Николь давно покончено.       — Убил?       — Нет.       Он снисходительно усмехается, снова отхлёбывает. Серые глаза отдают холодным металлическим блеском. Мы никогда напрямую не говорили о методах наказания провинившихся или просто неугодных людей, но всегда знали, что оба не брезгуем замарать руки. И сейчас, пожалуй, особый случай.       — Я не о Николь, — отставив чашку, уточняет заместитель и недвусмысленно косится в сторону двери, за которой в приёмной сидит Лиза.